* * *
Пять минут пролетели слишком быстро: Занзасу удалось сесть прямо, не разбудив свою жену, и Солнце помог уложить несколько Созданных подушек — могли ли все обладающие магией Создавать, независимо от типа Пламени? — позади него, чтобы ему было удобно, но ему едва хватило времени, чтобы хорошенько рассмотреть лицо своей жены, когда дверь открылась вновь. Это означало, что Занзас боролся с клубком приглушённых чувств, включая тоску, боль, радость, сожаление и облегчение, когда поднял взгляд, чтобы увидеть, кто вторгался. Она была такой юной, когда он женился на ней, за неделю до его заморозки. Теперь она была взрослой женщиной, а он… он ещё не был взрослым мужчиной. Вызванное Пламенем созревание означало, что он был ближе к взрослению, чем был бы Спящий, но ему ещё оставалось несколько лет до полного взросления, несмотря на то, что он достиг своего полного роста год назад. Впрочем, она всё ещё была прекрасной. Даже ещё прекраснее — если она выглядела так, пока спала, то насколько более потрясающей она будет с открытыми глазами, взглядом, полным огня и страсти? Её волосы были даже длиннее, чем раньше, — гораздо длиннее — и были менее кудрявыми, чем он помнил, но это могло быть из-за дополнительной длины. На ней был халат с высоким воротником и тапочки, но халат слегка задрался выше её колен, открывая несколько дюймов(1) белой кружевной ночнушки, и руки Занзаса зудели, чтобы полностью снять халат, чтобы он смог оценить полную картину. Но теперь люди заходили в комнату, и он не мог. Не станет. Его жена не предназначалась для общественного изучения. Молния вошёл первым: немного старше двадцати, но старше Солнца, с зелёными волосами и глазами и походкой человека с серьёзным боевым опытом. Сила: контролируемая, направляемая и продуктивно направленная. Посвящение: полное, неограниченное и всеобъемлющее. Способности: острые, скрупулёзные, обширные и нестандартные. Любовь. Щедрость. Бескорыстие. Хитрость. Занзас не был уверен, хотел ли он убить этого мужчину за то, что чувствовал подобное к его жене, или украсть за то, что был настолько чертовски компетентен. Даже если он говорил лишь на английском, то будет гораздо более хорошим Офицером Молнии, чем Леви. Позади него находилось трое детей, и даже через заклинание, заглушавшее его эмоции, Занзас почувствовал, как живот скрутило от нервов. Два пятилетки и малыш, все трое одетые до смешного формально, учитывая, что это было первым делом с утра, если свет, который он мог увидеть проникавшим сквозь окна комнаты, был каким-нибудь указанием. У старшего мальчика было его лицо, его точное лицо, как на фотографиях, когда ему было пять, что его бабушка хранила на своей каминной полке. Его кожа была немного светлее, но у него были те же волосы, тот же нос, те же уши, тот же подбородок и скулы. Лишь глаза отличались, будучи стальными серыми, а не кроваво-красными. Однако выражение лица не было тем, что когда-либо носил Занзас — слишком спокойное и непредвзятое. У девочки были его глаза, багровые зрачки выглядывали из суженных глаз на лице, сильно напоминавшем лицо его жены, и увенчанные дикими кудрями, едва сдерживаемыми косичками. У неё также явно был его характер: тот хмурый взгляд был уменьшенной, более милой версией того, что он видел в зеркале. — Папа! — закричал малыш, вырвавшись из хватки своих старших брата и сестры и бросившись к кровати, забираясь по одеялу на кровать и подползая поближе. Не желая, чтобы его младший разбудил свою мать, когда она, по-видимому, совсем не спала целых два дня, Занзас подобрал малыша и прижал мальчика к груди, как показывала ему Мария-Кьяра после рождения сына Эрики. Гектор был больше новорождённого Амадео, но он не извивался так, как ожидал Занзас. Вместо этого младенец с тёмно-рыжими волосами и синими глазами, что, в действительности, не имел очевидного сходства с ним или его женой, прижался лицом к бинтам на груди Занзаса и обмяк. Хотя то, что мальчик тыкал в его грудь, было не особенно удобно, поскольку это заставило его хорошо прочувствовать травмы, скрытые повязками — они болели. — Папа, — сонно повторил малыш, похлопывая по месту справа и чуть ниже сердца Занзаса, — именно там, где, как всегда считал Босс Варии, находилось ядро его Пламени. Его сын узнал его Пламя. Гектор был очень чувствительным Небом, осознал Занзас: ему придётся предпринять шаги, чтобы защитить маленького мальчика от образования связи с неподходящими и беспринципными людьми, пока он не станет достаточно взрослым, чтобы в действительности понять, чего хочет. Ему не хотелось, чтобы его сын вот так пострадал. Его сын. Его сын. Его сын. У него были дети. Да поможет ему Бог, он был родителем. Что он собирался делать? Занзас мягко закачал малыша на руках, чтобы выиграть немного времени подумать. К счастью, его эмоции всё ещё были полностью подавлены, в противном случае к этому моменту у него случился бы смущающий нервный срыв. Его старший сын и дочь последовали за своим младшим братом и теперь стояли у кровати, пристально глядя на него. Ураганы, оба: у мальчика был Дождь вторичным, а у девочки — Облако, и они оба полностью Спящие. — Где ты был? — потребовала девочка — Касси. Занзас уставился на пятилетку — кто-то определённо унаследовал его характер. Позади детей Облако, которую он почувствовал, — но пока не особенно обращал внимание — издала лёгкий звук неодобрения. — Я имею в виду, где ты находился, папа? — поправилась его дочь, немного смягчая свой тон. Ну, дисциплина явно не была проблемой — это было хорошо. Оглядываясь назад, Занзас осознал, что Ноно оказал ему медвежью услугу, позволяя ему ни во что не ставить других, и лишь своевременное вмешательство его бабушки спасло его от превращения в избалованного засранца вроде Массимо. — В плену, — коротко ответил он, осматривая своих детей с интересом. Эти двое были зачаты в его брачную ночь: он всегда знал, что одного раза было достаточно, но видеть этих двух маленьких людей, что ему были совершенно незнакомы, но инстинктивно демонстрировали так много знакомых манер… явно пассивная настороженность мальчика была чем-то, что он делал всегда, когда был младше, смешиваясь с задним планом, чтобы другие не заметили его присутствия, пока говорили о вещах, которые не будут упоминать, когда знают, что он рядом. Оглядываясь назад, было практически чудом, что он никогда таким образом не услышал об отсутствии у себя крови Вонголы. — Почти шесть лет? — спросил его сын, и да, прозвучал скептицизм, который он ожидал. Умный пацан — прямо как сам Занзас был в этом возрасте. — Я не помню ничего из этого, — откровенно признал Босс Варии: он всегда уважал людей, кто говорил ему в детстве правду, поэтому его сын, вероятно, оценит прямую честность. — Он был в стазисе, Мариус, — тихо протянул Солнце, всё ещё сидевший у его постели. Оба близнеца явно понимали, что это означало, что указывало, что воспитание, включавшее в себя магию, с самого раннего возраста прививало другой образ мышления. — Так ты не знал, что тебя не было шесть лет? — спросила его дочь. — Кажется, будто я на прошлой неделе женился на вашей матери, — честно сказал Занзас, опуская взгляд на взлохмаченного малыша в руках: его младший заснул. Было странно, когда тебе вот так доверяли, даже ребёнок, который тебя практически не знал. Было даже более странно, что другие не пытались забрать у него ребёнка. Девочка кивнула. — Я прощаю тебя за то, что пропустил наш день рождения. Все пять раз. И Рождества. И дни рождения мамы. И рождение Гектора. — Она сделала паузу. — Меня зовут Кассиопея Мелания Блэк, и меня назвали в честь пратёти мамы, Кассиопеи, которая вырастила её после смерти бабушки Лили, и прапрабабушки Мелании, которая до своей смерти была женой прапрадедушки Арктура. Прапрадедушка также помогал воспитывать маму. Можешь звать меня Касси. Что было представлением, совсем не похожим ни на что, что когда-либо слышал Занзас ранее, но сильное чувство семьи и единства, пронизанное сквозь него, очень успокаивало. Занзас потратил своё раннее детство совсем без семейных связей, кроме своей матери, затем семья, которую он считал своей, — старый пердун был лжецом — была отобрана у него вскоре после его шестнадцатилетия. Если бы он знал, кем был, когда ему исполнилось пять, действительно знал о своей семье и если бы был назван в честь кого-то из своих родственников, то, вероятно, был бы более стабилен. — А ты? — спросил он своего сероглазого сына. Представления имели значение, даже если ему уже сказали, как звали его детей. — Я Мариус Александр Блэк, — гордо сказал мальчик, — назван в честь прапрадяди Мариуса, брата прапратёти Кассиопеи, который всё ещё жив, и в честь тебя, — просиял пятилетний ребёнок. — Мама показала мне твоё имя на Семейном Гобелене, чтобы доказать это. Занзас кивнул, чтобы скрыть сильно-меньше-чем-полностью-приглушённый вихрь эмоций, что был вызван этим заявлением. У него было имя? То, что не было «Занзасом», что, как он давно понял, было искажением чего-то другого? Что у него было за имя? Была ли на этом гобелене и фамилия? Они знали, кем был его отец, или были ли у его матери другие, более здравомыслящие родственники? Чёрт, его дети встречались с кем-то из тех родственников? — Ваш отец устал, а у вас два урока, — быстро сказала Облако, ловя внимание Занзаса, а её слова открыли, что она была и женщиной, и подозрительно тактичной. — Он всё ещё будет здесь в обед. — Да, Гувернантка, — хором ответили близнецы, разворачиваясь уходить. Занзасу понадобилось время, чтобы внимательно изучить Хранителя, ответственного за образование его детей. Сознательность, глубинная и голодная с остриём зубов. Верность такая же непоколебимая и неизменная, как законы физики. Суровый рассудок, ледяной расчёт и жестокий юмор. Отстранённость от повседневности, но пристальное внимание к тонкостям и скрытым течениям. Привязанность, признанная и принятая. Дрейфующий огонёк, способный по желанию стать удушающей облачной грядой. Высокая, худая, бледная блондинка поймала его взгляд как раз достаточно надолго, чтобы хищно улыбнуться ему, прежде чем закрыть за собой и своими подопечными дверь — она оставила его со спящим малышом в руках. Ну, малышом, Хранителем Молнии, который ему не особенно нравился, Хранителем Солнца, которого он, может быть, мог с неохотой уважать, и женой, которая всё ещё была мертва для мира, с головой на его коленях, и не обращайте внимания на откровения, из-за которых его всё ещё потряхивало. О да, весьма определённо Облако, оценивавшая его ценность. Он думал, родственники через брак будут плохи — явно Хранители будут хуже. По крайней мере, теперь он это знал, прежде чем встретился с ними всеми, вместо того чтобы обнаружить это позже, и он, вероятно, как-нибудь сможет это использовать. Опять же, если Драко был каким-либо указанием, вероятно, несколько Хранителей его жены были как родственниками через брак, так и Хранителями. Это могло быть неудобно. Основная проблема, с которой он столкнулся, заключалась в том, что он не знал ничего существенного о Хранителях своей жены, родственниках, магии или магическом обществе в целом, и ему действительно не хотелось раскрывать глубины своего невежества — это никогда не производило хорошего впечатления — что не оставляло доступными много тем для обсуждения. Упоминание Вонголы или Варии произвело бы неверное впечатление — и его знания в любом случае устарели на шесть лет — он мог узнать о своей жене позже от неё лично, что оставляло… его детей. Он мог спросить о них. Что нравилось, что не нравилось, об их обучении, друзьях и других важных деталях, например, когда у них были дни рождения…117. О бодрствовании и встречах
30 января 2022 г. в 08:00
…оставит её!
Занзас открыл глаза и уставился на белый потолок. Ну, открыл один глаз — другой был накрыт какой-то повязкой, удерживаемой, по ощущениям, бинтами, и, учитывая то, насколько там болело, Занзас категорически не хотел даже пытаться открывать его. Он не был идиотом.
Он также не находился у медиков. Медицинские палаты Вонголы сохраняли характерные запахи отбеливателя, и боли, и стерильности. Палаты Варии пахли кровью, и отбеливателем, и отчаянием, что несколько отличалось, но не сильно. В медицинских палатах Варии не было белых потолков: Магариби скрупулёзно украсила потолки кислотными цветами и странными узорами, от которых у вас скручивало живот и кружилась голова, когда вы были под лекарствами или болели. Логика состояла в том, что, если вы смогли выбраться из постели и не упасть, проснувшись и увидев это, то вы, вероятно, чувствовали себя достаточно хорошо, чтобы уйти.
Медицинские палаты Варии, на самом деле, не были тем местом, где кто-либо хотел находиться, несмотря на то, что еда была гарантированно не ядовита, а варийцы в медиках были единственными в здании, кто действительно вкладывался в ваше благополучие. Дело также не было в запахе или декоре — в палатах было неуютно, будто убийцы, погибшие там, не ушли и наблюдали за тобой. Там не было никаких злых призраков — палаты регулярно Очищали — но пребывание там всё же слишком нервировало.
Эта комната была не такой. Она ощущалась, как настоящая спальня, перепрофилированная под временную комнату больного, с настоящей двуспальной кроватью, посреди которой он лежал. Стены были выкрашены в цвет папоротника, а не ужасную медицинскую мяту, а с рейки на стене свисали настоящие картины в позолоченных рамах. Кроме того, это место было каким-то образом тёплым и уютным, а не было наполнено стерильностью и отбеливателем, как любая другая больница, в которой когда-либо был Занзас. Хотя тот факт, что его жена заснула поверх него, вероятно, во многом был связан с ощущением тепла и уюта, несмотря на то, что его кожа была чувствительной, а его тело болело вплоть до костей.
Присутствие жены было наиболее очевидным признаком, что он не находился в месте, как-то связанным с Вонголой, хотя Занзас не был полностью уверен, откуда он это знал. Логика указывала, чтобы его найти, ей пришлось каким-то образом связаться с Вонголой, но инстинкт — а у Занзаса были замечательные инстинкты и интуиция, несмотря на то, что он не был настоящим Вонголой, — настаивал, что его жена была так сильно настроена против Ноно, что приложила бы огромные усилия, чтобы найти другие способы решения проблем, а, будь Вонгола в огне, его жена взяла бы маршмеллоу и запела песню у костра.
Что, на деле, было довольно уморительным мысленным образом, но улыбка потянула шрам на подбородке, так что Занзас остановился. В основном для того, чтобы суметь дополнительно изучить жену.
Немного сбивало с толку то, что это явно его жена растянулась лицом вниз на одеялах, укрывавших его, но она не ощущалась так, как он это помнил: менее Ураганная, для начала, значительно более могущественная и с полным набором Хранителей, в дополнение. И тем не менее… несмотря на разрыв между памятью и реальностью, она всё ещё ощущалась правильной. Будто изменение возникло во время его присутствия, но он на самом деле не помнил этого, так что это было незнакомо, но не особенно тревожно.
Осторожно потянувшись, чтобы убрать несколько непослушных локонов за ухо жены, Занзас заметил, что кто-то переместил его обручальное кольцо с цепочки на шее на его левую руку. Вероятно, хорошая идея. Он больше никогда не собирался снимать его вновь, а все в Вонголе могли просто смириться с этим фактом. Он надеялся, что мозги нескольких старых пердунов взорвутся, особенно у лжеца-маразматика.
Затем дверь комнаты открылась, и Занзас напрягся, что заставило всё его тело завопить, потому что напряжение усугубило все всё ещё заживающие раны — действительно все и всюду. Мужчина, что проскользнул внутрь, был абсолютным незнакомцем, несмотря на его довольно жуткое сходство с Хранителем Облака Примо, но, несмотря на то, что Занзас был уверен, что никогда даже не проходил мимо этого мужчины на улице, он всё ещё был знаком.
Прохладный солнечный луч, яркий, далёкий и неумолимый. Арктическое летнее утро, настолько сухое, что воздух потрескивает статикой, а молния в небе — очень реальная опасность. Холодный, но обманчивый — солнечный ожог зимой не менее опасен, чем летом. Острые глаза, острые слова. Осторожные руки и хорошо скрытая привязанность. Семья.
Это был Хранитель Солнца его жены. Он это знал. Даже мог это почувствовать.
— Доброе утро, — тихо и доброжелательно сказал Солнце на английском, его акцент был почти стереотипно аристократичным и снобистским. — Меня зовут Драко Малфой, а растянулась на тебе моя кузина. Это впервые за два дня, когда она на самом деле заснула, так что я бы предпочёл, чтобы ты её не будил.
Другими словами, привет, я один из твоих родственников по браку, и я буду твоим допрашивающим на утро. Но вежливо, потому что твоя жена вся извелась от волнения за тебя, и мне бы не хотелось беспокоить её сейчас, когда она отключилась.
Занзас просто поднял бровь на Солнце — левую бровь, поскольку другая была покрыта слоями бинтов. Серьёзно, что за фамилия была «предательством»? Не говоря уже о таком имени, как «Драко», хотя это могло быть отсылкой к древнегреческому законодателю или кругополярному созвездию.
— Первое и самое главное, ты был заморожен в течение пяти лет, семи месяцев и трёх недель. — Драко, двойник-Алауди любезно сделал паузу после этой разорвавшейся бомбы, чтобы дать время осмыслить это. Пять лет и сколько! Старый пердун просто взял и оставил его почти на шесть лет? Продолжил бы оставлять его гнить дальше, поскольку крайне маловероятно, что его разморозка была санкционированной Вонголой операцией. Его жена держала его здесь — где бы «здесь» ни было — со своими людьми, а не в каком-то месте, связанном с Вонголой.
Шесть лет — практически — было чертовски долгим временем — Скуало будет двадцать! Последним воспоминанием Занзаса о своём Дожде было о четырнадцатилетнем худощавом подростке! Чёрт, Бельфегору теперь будет четырнадцать! По понятиям Варии, это было больше половины жизни!
На самом деле, Вария могла подождать: сколько лет теперь было его жене? Двадцать два? А он всё ещё застрял на шестнадцати! Будь проклят старый пердун за его бесхребетное промедление и разрушение брака Занзаса, прежде чем тот даже начался! Он не мог даже представить, как чувствовала себя его жена, что была почти вдовой в течение шести лет… а он пообещал защищать её и убивать её врагов. С кем, учитывая, что она была здесь, спасала его, ей, вероятно, пришлось разбираться самой.
Он нарушил данное ей обещание. Чёрт. Не обращайте внимания, что это Ноно, кто заморозил его. Это он, кто поставил себя в это положение, значит, это было столько же его виной, сколько и старого пердуна. Его виной, что поверил, что его приёмный отец выберет верный путь, а не простой, хоть раз, несмотря на все доказательства обратного. О чём, чёрт возьми, он думал?
Подавить желание сжечь всё вокруг себя в пепел было тяжело, но Занзас отказался терять контроль. Это было его собственной виной, что всё случилось так, и вымещать это на своей жене и её Хранителе было просто непорядочно. Особенно учитывая, что они были теми, кто больше всего пострадал из-за его ошибок и приложили все усилия, чтобы исправить его ошибки.
Неудача горела в его душе, словно кислота и колючая проволока, питаясь его уже существовавшим отвращением к себе. Посмотри на себя, сын шлюхи, пытающийся править. Ни крови, ни прав, ничего, просто игрушка для Дона, чтобы нянчиться в старости, домашнее животное с манией величия.
Затем внезапно ненависть утихла, а гнев притупился. Занзас моргнул, глядя на потолок, затем подозрительно взглянул на Солнце, что теперь сидел на стуле рядом с его постелью и прижимал палец к его виску.
— Это не было Пламенем Дождя, — хрипло заявил Занзас, это было первыми словами, что на самом деле сорвались с его губ. Солнце тонко улыбнулся, в выражении его лица не было никакого веселья.
— Успокаивающие чары. Если ты подожжёшь себя, это значительно замедлит твоё восстановление, а сожжение медицинской лаборатории точно не поможет тебе приобрести друзей.
Больше магии, но другого вида в сравнении с тем, чем пользовалась его жена, чтобы найти его. Заклинания, что успокаивали других, были полезными: не все могли быть Дождями, и не все Дожди хорошо успокаивали других. Опять же, то, что он испытывал, не было на самом деле спокойствием: гнев и ярость каким-то образом всё ещё присутствовали, но он не мог их почувствовать.
— Временная мера, — продолжил Солнце, подтверждая подозрения Занзаса, — но пока этого будет достаточно. За садами находится испытательный полигон, где ты сможешь сжигать и взрывать вещи, когда сможешь передвигаться.
Это звучало очень весело — он обязательно этим займётся. Позже. Для начала:
— Как она?
Драко Малфой одарил его очень сухим взглядом.
— Напряжена, нервничает, неловка, обнадёжена… и ожидает быть разочарована. Надеюсь, ты с этим точно что-нибудь сделаешь?
Чёрта с два Занзас позволит своей жене страдать от тревог и разочарования, если сможет сделать что-нибудь, чтобы это изменить. Он любил её, она была единственной во всём мире, кто знал его самые глубокие, самые тёмные секреты, и всё ещё смотрел на него так, будто он был драгоценным и стоящим. Он осознавал, что его долгое отсутствие могло подорвать это невинное доверие немного — могло даже сломать его — но он мог поработать над тем, чтобы заработать то вновь, и так и сделает. Его прекрасная жена стоила всех тех усилий.
Хотя то, что она теперь была старше него, запутывало. Это будет немного сложнее — возможно, гораздо сложнее — но не невозможно. Он справится.
— Второй очень важный момент, — продолжил Солнце после того, как осознал, что Занзас не собирался отвечать вслух, — в результате вашей брачной ночи Дорея забеременела. Поздравляю, ты отец близнецов.
Занзас слабо задумался, как он мог бы среагировать, если бы успокаивающая магия всё ещё не держала его твёрдо в своей хватке — проревел, как Скуало, скорее всего. Она забеременела от него? Он оставил её справляться с рождением и воспитанием детей одну одновременно с разборкой с её врагами, теми самыми, защиты от которых она хотела от него? Он чертовски провалился в воспитании, как и в исполнении роли мужа. Она вообще хотела его возвращения?
Да, она определённо хотела его вернуть: если бы нет, то оставила бы его в подвале Вонголы — ну, он предположил, что там он и находился, — или убила бы его, прежде чем он проснулся. Он был свободен, прошёл через серьёзное лечение, его жена спала с ним на кровати — она всё ещё хотела его. Он просто должен был доказать ей, что она сделала верное решение и что он никогда, ни за что не будет настолько Глупым снова.
— Близнецов? — повторил он, потому что это было где-то в четыре раза хуже, чем воспитывать одного ребёнка, что, как он знал, наблюдая за своей сестрой, было не шуткой. Бенвенуто был рождён после того, как его сестра овдовела, и она едва справлялась с тем, чтобы правильно вырастить его, вынужденная выполнять обе родительские роли в одиночку. Мария-Кьяра определённо не была заинтересована в повторном браке только лишь для того, чтобы дать Бенвенуто образец для подражания мужского пола, особенно когда у мальчишки, по традиции Вонголы, было двое мужчин-крёстных в качестве ролевых моделей. Сколько будет Бенвенуто? Уже тринадцать? Занзас не видел сорванца с тех пор, как тому исполнилось шесть, что ощущалось, будто месяц назад.
— Близнецов, — повторил Солнце. — Мальчик и девочка. Мальчик — наследник Семьи Блэк, а девочка — наследница Блэк. Мариус Александр Блэк и Кассиопея Мелани Блэк. Мальчик сильно похож на тебя, но с серыми глазами, а девочка пошла в свою мать, но с красными глазами и очень вспыльчивым характером. Им недавно исполнилось пять.
У него были сын и дочь. Он всё ещё чувствовал себя на шестнадцать — и ему на самом деле было шестнадцать, поскольку его тело весьма очевидно не изменялось, пока он находился во льду, — и у него было двое пятилетних детей. Занзас не имел абсолютно никакого представления, что делать с детьми, не говоря уже о его собственных детях. С малышом он, вероятно, смог бы справиться, — он бы приспособился по мере того, как ребёнок рос, — но с пятилетками? Его собственное детство определённо не было каким-то руководством, которому он мог следовать, и он чертовски не собирался следовать примеру Ноно в воспитании детей. Достаточно плохо, что он до сих пор пропустил целые жизни своих детей, и, поскольку они были его детьми, то, вероятно, уже ненавидели его за это.
— У тебя также есть третий ребёнок, — добавил Солнце.
Занзас замер.
— Как? — Он был во льду, как он мог заделать ещё одного ребёнка?
— Магия, — бесяще ответил Солнце, — и образец в стазисе с того времени, когда Дорея вернулась после её брачной ночи.
Ну, это звучало… правдоподобно. Действительно странно и больше чем немного параноидально с точки зрения мер предосторожности, но правдоподобно.
— Зачем?
— Дорея нуждалась в наследнике для Семьи Поттер и чтобы тот наследник был рождён в Англии, — снисходительно объяснил Драко Малфой, — а, поскольку она хотела перебраться в Сицилию, чтобы находиться поближе к тебе, это значило зачать ещё одного ребёнка перед отъездом. Так она и сделала: Гектор Джеймс Поттер, которому восемнадцать месяцев. Также чувствующее Пламя Небо — в отличие от своих старших брата с сестрой, которые являются полностью спящими Ураганами.
Трое детей. У него было трое детей, один из которых был младенцем и маленьким Небом. Ему предстояло провести огромное количество времени в общении со своими детьми, чтобы они относились к нему серьёзно, когда они, в конечном итоге, начнут обучение Пламени. Что им придётся, магия или нет, потому что он был Боссом Варии, а его дети были уязвимыми целями… и единственной причиной, по которой он мог думать об этом, не сжигая что-нибудь, была проклятая успокаивающая магия.
— Я сваливаю всё это на тебя сейчас, потому что Дорея пообещала своим детям, что они смогут сегодня увидеться с тобой, — продолжил Солнце, — и, поскольку она спит на твоей груди, то она не сможет их задержать. Поэтому у тебя есть пять минут, чтобы всё уложить в голове, прежде чем Молния и Облако приведут их для посещения.
Занзас внезапно был по-настоящему благодарен за те треклятые чары. Потому что у него складывалось ощущение, что, если бы его не отправили заклинанием в факсимиле душевного равновесия, то он бы серьёзно психанул. Дети в абстрактном смысле — это одно, дети через пять минут были совершенно другим делом.
Примечания:
1) 1 дюйм — 2.54 см.