* * *
Головная боль не прошла, но и не усилилась. Она просто оставалась, медленно пульсируя на макушке, на короткое время усиливаясь, когда она двигалась слишком быстро. Дорея всё же закончила тем, что ближе к обеду попросила у Фрэнка питательное зелье, потому что еда была просто непривлекательной, и единственный чай, что она могла принять, был белым. Домашние эльфы продолжали приносить ей новые кружки, пока она бродила по дому и территории, пытаясь найти что-нибудь, чем заняться больше чем на полчаса. Читать не получилось. Исследование не могло удержать её интерес. Барти отказался драться с ней на том основании, что она была «слишком отвлечена». Танцы доказали, что, в дополнение ко всему остальному, у неё было две левых ноги и нарушенное чувство равновесия. Её суетливость заставила эфонанов нервничать, поэтому верховая езда отменялась. От прогулки по саду у неё слишком сильно замёрзли ноги. И даже её пальцы запутались в клавишах пианино! В конце концов, Дорея просто позволила Лео и Ренсу завернуть себя в одеяла и уложить на диване в одной из музыкальных комнат, пока Блейз пел ей, время от времени играя аккорды, чтобы отслеживать мелодию. Он начал с песен Боба Дилана, теми, что были рассказами вроде «Лили, Розмари и Валет Червей», затем перешёл на Боба Марли и Dire Straits, совершая редкие переходы на Дэвида Боуи. Дорее удалось поспать несколько минут тут и там, но она, казалось, просто не могла по-настоящему хорошо заснуть. Ну, было лишь немного после полудня… После того, как ей удалось съесть половину имбирного печенья с послеобеденным чаем, Дорея решительно направилась обратно в тренировочный зал и провела целый час, медленно проходя по формам меча, что действительно заставило её почувствовать себя несколько лучше и позволило ей съесть немного ужина. Это также позволило ей почувствовать себя сосредоточенной и достаточно спокойной, чтобы с изяществом и добротой принять невнятное извинение дочери и прочитать близнецам сказку перед сном. Однако, когда вечер перешёл в ночь, Дорея обнаружила, что всё ещё не может заснуть. Ничего не помогало: ни кружка сонного чая, ни дополнительные одеяла, ни даже Блейз, наполнивший её дополнительной Безмятежностью! Дорея действительно не хотела принимать сонное зелье — шансы того, что оно будет плохо взаимодействовать с её беспокойным Пламенем, были довольно высоки — поэтому, вместо этого, она провела предрассветные часы сидя за пианино с Барти, развалившемся на диване в другом конце комнаты, мягко играя гаммы и простые мелодии, пока её пальцы постепенно вспоминали, что они должны были делать. Среда прошла в тумане. Из-за того, что она совсем не спала, Дорее стало ещё труднее сосредоточиться на чём-либо, поэтому она провела большую часть дня, снова лежа на диване, на этот раз обнимаясь с Луной, Блейзом и Дафной, пока Ренс пел, поддерживаемый скрипкой Гаэтано. Впрочем, ей всё ещё не удалось вздремнуть, а чувство потери равновесия сохранялось. Перед ужином зашёл Драко, чтобы передать ей, что они, наконец, закончили работать над ранами Александро. — Это заняло гораздо больше времени, чем мы ожидали, — объяснил её кузен, с чёрными синяками вокруг глаз и слегка подрагивающими руками, — из-за количества и серьёзности травм, а также того, насколько опасно низкими были его уровни магии. Нам пришлось дважды прекращать оперировать и менять людей, потому что его Семейная Магия так сильно высасывала наши резервы, что мы не могли продолжать работать. — Как он? — беспокойно спросила Дорея. Если ему было плохо настолько, то его восстановление могло оказаться не столь быстрым, как она надеялась… — Спит, — коротко сказал Драко, — даже видит сны, что является хорошим знаком. Вся обмороженная ткань была вырезана и заменена, но из-за того, насколько серьёзным было повреждение, вероятно, временно будут оставаться шрамы. Ничего удивительного, но если он решит загорать в следующие пять лет, то это станет значительно более заметно. — Значит, никакого долгосрочного ущерба? — Никакого, хотя его правый глаз потребует наблюдения и дальнейшего лечения в следующем месяце, чтобы убедиться, что тот заживёт должным образом. Ранение там было довольно ужасным, — откровенно сказал Драко. — А теперь, извини, кузина, я пойду избавляться от своего собственного истощения. — Он сделал паузу. — И нет, тебе ещё не позволено его навещать — приказы целителя. Как только он прекратит высасывать магию из своего окружения, то сможешь. Но до тех пор Трей хочет, чтобы тебя и близко не было в радиусе его воздействия. Мы уверены, что он в любом случае высасывает из тебя магию через Брачную Связь, поэтому допускать тебя ещё и поближе к нему было бы очень плохой идеей. — Я понимаю. — Не то чтобы она была счастлива тому, что ей отказали в правах на посещение, но Дорея могла понять, из чего он исходил. Хотелось надеяться, что к следующему утру её муж уже хорошенько стабилизируется… В тот вечер, когда она читала Мариусу и Касси, Мариус спросил, означало ли спасение их отца, что она поймала то, что было у него. Дорея признала, что чувствовала себя немного нехорошо, но пообещала своему сыну, что рано отправится спать, чтобы хорошо выспаться. Однако, несмотря на все свои добрые намерения? Дорея просто не могла устроиться. Она хотела — она была истощена — но она просто не могла. Поскольку это была вторая ночь подряд, когда она была неспособна заснуть, Дорея решила отбросить приличия и найти своих Хранителей, чтобы посмотреть, не были ли они против групповой ночёвки. Фрэнк мог быть недоволен, учитывая, что они с Луной поженились месяц назад и справили блестящую свадьбу — Фрэнк сделал ей предложение в день её рождения — но к этому моменту Дорея уже несколько отчаялась. Ей хотелось спать и отдыхать, чтобы она могла собраться с мыслями и подумать! О важных вещах, вроде её мужа-подростка и того, что она собиралась сказать, когда он проснётся! Учитывая то, как она себя на данный момент чувствовала, она скорее заплакала бы и стала бы бросаться посудой, чем заговорила, а это точно привело бы к ужасному началу.* * *
Ночёвка оказалась довольно успешной в качестве светского мероприятия, несмотря на то, что Драко, Лео и Трей были совершенно мертвы для всего мира, — из-за того, что истощили себя, собирая воедино её мужа, — пол её гостиной оказался завален шерстяными и пуховыми одеялами, а все закончили тем, что собрались всей компанией в большую кучу малу, включая Одиль. Почему Одиль решила поучаствовать было тайной и довольно нехарактерно для неё, но Дорея слишком устала, чтобы задавать вопросы. Это было очень успокаивающе и умиротворяюще, но Дорее всё равно не удалось заснуть по-настоящему. О, она слегка задремала, но её осознание окружения ни разу не дрогнуло, а её мысли продолжали вращаться маленькими кругами, из-за чего она не смогла на самом деле заснуть. Низкоуровневое жужжание наложения и слияния Пламени всех было похоже на свою собственную мини-Гармонию и очень утешало, когда особенно глупая мысленная спираль самоуничтожалась и полностью её пробуждала. В половине пятого утра Дорея совсем перестала надеяться, что заснёт, потихоньку выпуталась из массы спавших и дремавших Хранителей и направилась на кухню в халате поверх ночнушки и в тапочках. Так время, проведённое в успокаивавшем присутствии большинства её Хранителей, восстановило её аппетит, а домашние эльфы никогда не спали. Однако, как только она покинула кухню с подносом, заполненным горячим шоколадом, выпечкой, фруктами, кашей и стаканами фруктового сока, Леди Поттер столкнулась в коридоре с кем-то довольно неожиданным. — Тео? — Это не был весь он, но определённо значительная часть, занимавшая Туманный Клон. — Рея, — прошептал Тео, приближаясь к ней и осторожно обнимая её сзади, утыкаясь своим лицом ей в плечо. — Скучал по тебе. — Тоже скучала по тебе, — признала Дорея, опираясь своей головой о его. С Луной она была связана их общим чувством сумасбродства и глубокой привязанностью к более опасным ветвям магии. Тео, однако, делил с ней те же раны в сердце, раны, вызванные потерей любимых родителей от рук значительно менее любимых родственников. У них также была общей музыка, хотя Дорея признавала, что Тео был значительно одарён в той области. В то время как она могла лишь изредка импровизировать и развивать тему, он писал совершенно новые вещи. — Присоединишься ко мне в жёлтой музыкальной комнате? — тихо спросил её Туман Войны, отстраняясь. Дорея кивнула и позволила ему повести в указанную комнату. Жёлтая музыкальная комната была обращена на восток, ловя утреннее солнце в первые часы после рассвета. Однако это также было одной из более труднодоступных музыкальных комнат и слишком маленькой для хорошего пианино, поэтому обычно ей пользовались те, кто играл на портативных инструментах, когда хотели побыть в одиночестве. Тео играл на гитаре и попросил её составить ему компанию. Она поест, пока он играет, а затем её Поэт мог поговорить с ней о том, что было у него на сердце.* * *
Дорея ела свой завтрак, пока Тео лениво наигрывал аккорды, изредка играя песни и подпевая им. Он блуждал от мелодии к мелодии, казалось бы, наугад, но Дорея отметила преобладание грустных песен: песен о смертях, романтических расставаниях и удалении от дома. Когда она закончила есть, он присоединился к ней на диване и начал играть что-то новое, тихо, но ясно подпевая. Дорея никогда не слышала мелодии или слов ранее. — Если страсть — это безумие, то я давно сошёл с ума; — С разбитым сердцем, но всё ещё тянусь к тому, что причиняет боль. — Агонию и экстаз я не могу отличить друг от друга, — А горе, как кинжал, пронзает моё всё ещё бьющееся сердце. — Что есть любовь, что я так желаю? — Боль, что наполняет сердце тоской? — Мог ли я избежать этой судьбы, будь я более проницателен? — Радость разбивает меня, как битое стекло, твоё присутствие слаще всей другой боли; — И в моём сердце не имеет значения, что я могу потерять тебя вновь. — Тео? — прошептала она, когда он закончил. Её Поэт посмотрел на неё из-под своей длинной, небрежной чёлки. — Мне больно, Рея, — прошептал он, наклоняясь вбок, чтобы их плечи соприкоснулись. Дорея обняла своего потрёпанного Хранителя Тумана и прижала его к себе, проталкивая своё всё ещё неустойчивое Пламя через Защиту, скрывавшуюся под его кожей, чтобы оно могли должным образом слиться с его собственным Пламенем. Тео осторожно отложил гитару в сторону, затем прижался к ней ближе, усаживая к себе на колени и зарываясь лицом ей в волосы. — Ничего не изменилось, — в конце концов сказал её Поэт, крепко обхватив руками её талию. — Целых два дня с перемещения, и никто ничего не заметил. При такой скорости они могут не заметить этого до Тихой Недели, если только он не решит раскрыться раньше. Дорея могла сказать, что Тео испытывал одновременно облегчение и отвращение к успеху их обмана. — Ему понадобится время, — сказала она вместо этого, слегка сменяя тему. — Через несколько месяцев он достигнет своей Магической Зрелости, а это будет означать формальное свержение его отца и становление Князем, а не просто Престолонаследником и Регентом, со всеми вытекающими отсюда обязанностями. — Бедный ублюдок, — пробормотал Тео. Дорея не стала комментировать. В конце концов, её муж технически был ублюдком, и то, что она провела почти шесть лет с его Пламенем, дало ей некоторое представление о его личности. У Александро Забини были очень высокие стандарты, и его одновременно забавляла и возмущала некомпетентность его врагов. С другой стороны, некомпетентность союзников и подчинённых… это он находил оскорбительным. — Как ты? — вместо этого спросила она. Она чувствовала себя немного виноватой из-за случайной связи, что он сформировал с Даниэлой Вонголой, но откуда она могла знать, что сокрытие Пламени её Поэта под Защитой Доверия приведёт к подобному? Потребовались месяцы теоретических рассуждений, исследований, разговоров с её дядей Ником о прошлых пользователях Пламени и консультаций с широким кругом связанных с Вонголой призраков после смерти Даниэлы, чтобы придумать объяснение тому, что произошло с Тео. Никто из них не предполагал, что уже связанный пользователь Активного Пламени сможет привязаться к другому Небу. Опять же, не то чтобы Небес было так уж много изначально, и большинство Небес, казалось, держали своих Хранителей поближе и ревниво припрятывали их, вместо того чтобы позволять им блуждать и внедряться в дома других Небес. Дорея доверяла суждениям, навыкам и Клятвам своих Хранителей, поэтому у неё не было никаких проблем с тем, чтобы позволять им заниматься тем, что они считали лучшим, при условии, что они по глупости не подвергали себя опасности. Тео не подвергал себя опасности по глупости, но обнаружил совершенно неожиданный фактор риска нахождения рядом с другими Небесами и привязанности к ним.* * *
Это был Вонгола Терцо — попросивший, чтобы его называли «Пессимо», а не его собственным именем, — кто пролил больше всего света на тайну того, как связанный Хранитель мог сформировать отдельную связь с другим Небом. Пессимо был внуком Рикардо Вонголы, и в то время, когда его рассматривали в качестве кандидата в наследники, у него, казалось, было лишь четверо Хранителей. Однако на самом деле у него был полный набор: просто так оказалось, что его Дождь и Солнце оба имели Спящее Пламя с резервами настолько жалкими, что они вряд ли когда-нибудь станут Активными. О, и они оба были слугами: его Дождь был его камердинером, а его Солнце — горничной его матери. Вот отчасти почему Пессимо был довольно неожиданным и непопулярным выбором преемника среди широкой Семьи, но он проявил себя в своей первой в истории битве между кандидатами в наследники. Позже он проявил себя как очень способный лидер и правил в течение сорока шести лет — очень долгое время, учитывая все обстоятельства, — и видел Вонголу вплоть до времени наполеоновского вторжения в Королевство Сардиния. Различные потенциальные последствия французской экспансионистской политики убедили Пессимо, что юный, динамичный и дальновидный Дон Вонгола был тем, в чём на тот момент нуждалась Семья, и сделал своего племянника Пьетро — второго сына своего младшего брата — своим Наследником. Пьетро к тому моменту потерял весь свой первый набор Хранителей в трагическом несчастном случае на тренировке и был, в результате, немного более… эксцентричен… чем это могло полностью устроить остальную Семью. Но он был сильнейшим Небом, которое было у Вонголы к тому моменту, и все это знали, поэтому никто не оспаривал выбор Пессимо. Причина, по которой Пессимо не назначил никого из своих собственных детей, заключалась в том, что на самом деле он не завёл потомства: он усыновил и вырастил восемь детей за время своего пребывания на посту Дона Вонголы, но он так никогда и не женился и даже не завёл любовницы, к большому ужасу своих советников. У Дореи сложилось ощущение, что, будь у него выбор, Пессимо, вероятно, предпочёл бы подражать Леонардо да Винчи в изучении всего, до чего он мог дотянуться, и в продвижении человеческого понимания в как можно большем количестве областей искусства и науки. Однако ему вручили Вонголу, поэтому, вместо этого, он затащил организацию на передний край науки — невыразимо передовой для конца восемнадцатого века — и учредил стипендии и гранты, чтобы Семья оставалась далеко впереди стандарта на долгие годы. Тот факт, что Пессимо даже немного не интересовался женщинами, — и судя по тому, что читала Дорея между строк, не интересовался мужчинами тоже — означал, что он прекрасно чувствовал бы себя в церкви и, вероятно, также был бы менее затравлен за своё интеллектуальное любопытство там. Впрочем, всё пошло по другому пути, и его улыбавшаяся безжалостность и бесчеловечно жуткие методы борьбы с людьми, что посылали за ним убийц, безусловно, поддерживали стабильность Вонголы на протяжении всего его правления. Он также присвоил своим Хранителям псевдонимы в честь католических добродетелей, что сделало все разговоры с участием призраков указанных Хранителей совершенно уморительными, потому что даже после смерти Пессимо настаивал на использовании псевдонимов, а не их настоящих имён, особенно с его Ураганом. Согласно первому Дождю Пессимо, Босс Вонголы изначально ввёл кодовые имена в месть за что-то, что его Ураган сказал о собственном имени Пессимо. То, что он так случайно начал Традицию переименования Хранителей Вонголы, сделало всё втрое уморительнее. Что касалось двойных связей, Пессимо предположил, что та самая причина, по которой Даниэла — которую он звал своей «очаровательно компетентной маленькой внучкой», несмотря на то, что она была гораздо более дальней родственницей, — образовала связь с Тео, заключалась в том, что основное Пламя её Поэта было настолько полностью сокрыто, что она совершенно не знала о нём, даже на духовном уровне. Затем он продолжил объяснять, что, когда Небо встречало чьего-то ещё Хранителя, то могло ощутить связь Хранителя, что обычно побуждало Небо либо отступить, либо попытаться узурпировать связь. Однако связи оформлялись по первичному типу Пламени, а не по каждому Пламени. Вероятно, было возможно, чтобы Хранитель имел двойную или даже тройную связь со своим Небом через своё вторичное и третичное Пламя в дополнение к основному, но как было возможно найти разницу, когда все те связи были с одним и тем же человеком? Однако Пламя Тумана Тео было полностью сокрыто Защитой Доверия настолько, что никто не мог связать следы Пламени Тумана, которые её Поэт неизбежно оставлял, с ним самим, даже когда он стоял прямо перед ними. Единственным, кто мог ощутить Пламя Тумана Тео, была Дорея, потому что она была хранительницей его секрета. Поэтому любое Небо, с которым встречался Тео, воспринимало его как слабого, Спящего Дождя. Поэтому любое Небо, желавшее заполучить его в качестве Хранителя, потянулось бы к тому слабому, Спящему, несвязанному Пламени Дождя, не зная, что оно было лишь крохотной частью его истинной личности. Тип Пламени соответствовал личности, вот почему связь формировалась между первичными типами Пламени. С какой стати вам захотелось бы находиться рядом с кем-то, с кем у вас было очень мало общего, как было бы в случае, если бы вы сформировали связь с их вторичным или третичным типом? Но Тео находился под прикрытием, притворяясь кем-то, кем не был, поэтому оставался рядом с Даниэлой Вонголой достаточно долго, чтобы сформировать слабую связь с ней. Если бы когда-либо дело дошло сражения за верность Тео, то у Даниэлы не было бы шансов против Дореи из-за того, что вышедшая в отставку Донна удерживала лишь крохотную часть верности Дождливого Тумана, но её смерть всё равно оставила его опустошённым и обездоленным. Единственным способом для Тео облегчить боль было провести время с Дореей, но назначенная им самим миссия была такова, что он не мог сделать этого лично и был вынужден вместо этого отправлять Туманных клонов. Они помогали, но не настолько, насколько помогло бы его личное присутствие. Дорея решила, что, как только Тео покинет поместье Вонголы, — что, вероятно, произойдёт в конце июня — он будет проводить как можно больше времени с ней, даже если это значило, что он станет её временным секретарём по связям с общественностью или чем-то в этом роде.* * *
В шесть часов Дорея решила спуститься в Лабораторию Два и посмотреть, разрешат ли ей навестить своего мужа. Тео-клон уже испарился, чтобы «Стефано» не был отвлечён его действиями, пока будет находиться на работе, так что она была одна, спускаясь по ступеням и проходя через сады, всё ещё в своём тёплом халате и тапочках. Дождя не было, а солнце встало, потому она не так сильно мёрзла. — Леди Поттер? — спросил дежурный медбрат, уставившись на неё с заботой, подозрительно походя на курицу-наседку. Это было очень странным взглядом для восемнадцатилетнего волшебника, чьё имя ускользало от неё. Может быть, Нолтон? Кажется, она помнила, что он был гриффиндорцем. Явно как-то связан с Роджером Мэлоном, в этом она была уверена. Впрочем, его имя… что-то, связанное с Трейси? Хотя оно не начиналось на букву «Т»… ей действительно нужно было поспать. — Могу я уже увидеть своего мужа? Нолтон, который, как она считала, был назначен Трей в помощники-тире-миньоны Св. Мунго, покосился на рунический рисунок на стене. — Два часа назад он перестал высасывать магическую атмосферу комнаты, моя Леди, так что вы не должны испытывать проблем при посещении. Мы всё ещё не уверены, когда он проснётся, но мы регулярно вводили питательные вещества в его желудок и кровоток в течение двух дней, а также Извлекали отходы, потому он не пострадает, если продолжит спать ещё несколько дней. Что-нибудь сверх этого, и нам, возможно, придётся привести его в сознание, чтобы предотвратить атрофию мышц и трудности с затяжными рубцами. — Спасибо, Дэвид, — сказала Дорея, вспомнив, в конце концов, имя подростка, — можешь, пожалуйста, отправить кого-нибудь в дом, чтобы мои Хранители знали, что я здесь? — Конечно, Леди Поттер, — тихо сказал Дэвид Нортон, касаясь нескольких рун, чтобы открыть дверь в комнату Высокого Магического восстановления. Дорея уставилась на спящую фигуру своего мужа, дверь беззвучно закрылась за ней. Она могла видеть лишь его голову, верхнюю половину груди и рук, и большая часть того, что она могла увидеть, была перевязана бинтами под его шёлковой пижамой. Его лицо было также плотно замотано льняной тканью, квадратная повязка полностью закрывала правый глаз. Его левый глаз и ухо были открыты, а на подбородке была повязка, а не настоящие бинты, так что он сможет говорить, как только проснётся, но других видимых участков кожи было мало, и они были разрознены. Осторожно присев на край кровати по левую руку мужа, Дорея заметила, что кто-то заботливо надел его обручальное кольцо ему на палец поверх бинтов — это было возможно лишь потому, что кольца были саморегулирующимися. Если бы он на самом деле носил кольцо, когда был заморожен, то Дон Вонгола, вероятно, не смог бы удержать его больше чем на минуту в лучшем случае: обручальные кольца Поттеров были спроектированы таким образом, чтобы пара, носившая их, могла передавать энергию — будь это Магия или Пламя — от одного другому и создавать цикл усиления. Таким образом, будь её муж заключён в стекле Души, пока носил своё обручальное кольцо, Дорея могла бы направить его Пламя обратно к нему через то, вместе с её собственным — Пламя Прорыва Точки Нуля, вероятно, мгновенно бы очистилось, а взрывное обращение, вероятно, серьёзно ранило бы — или даже убило — Тимотео Вонголу. Дорея сильно грустила, что всё обернулось не так, даже если это, вероятно, поставило бы в кратковременной перспективе её мужа в очень неприятную ситуацию. Она не была полностью уверена, что это в конечном итоге сработало бы лучше, но это могло и имело подобную вероятность. Тео множество раз упоминал, что у её мужа имелись сторонники в более широкой Вонголе, и лишь Тимотео Вонгола стоял между её мужем и ранним освобождением. Никто из тех сторонников не выступил ранее, потому что Тимотео был Доном Вонголой, поэтому идти против него было технически равнозначно предательству Вонголы, и они не были готовы рисковать антагонизировать Семью ради семьи, приёмной или нет. Плюс вся проблема со льдом, что означала, что только Небо могло разморозить её мужа. При этой мысли она зевнула. Она так устала... Она, вероятно, могла бы закрыть глаза тут на несколько мгновений. Она могла положить голову на грудь своего мужа, и комната была достаточно тёплой, что она не замёрзла, несмотря на то, что будет лежать поверх одеял. Дорея заснула через несколько минут после того, как закрыла глаза, отдохнув впервые за сорок восемь часов. По иронии судьбы, всего через час её муж впервые за шесть лет открыл глаза.