Вот так отдохнули...

От такого заявления сердце алжирца толкнуло кровь с такой силой, что она, замутнив рассудок и застлав черной пеленою глаза, чуть не пробила виски своей пульсацией. Ноги мужчины мгновенно налились свинцом, но он все же смог преодолеть эту тяжесть и сделал неуверенный шаг вперед. Было слышно, как позади тихо ахнула Маэва, ошарашенные Клэр и Мелисса перекинулись шепотом парой фраз и подпихнули папочку Солаля ближе к мосту. Он, как самый старший, как видавший жизнь человек, по их мнению, в этой ситуации единственный мог что-то сделать. Он их товарищ, друг и отец, и он должен…нет, он обязан здраво мыслить и не опускать рук в подобных случаях. Отчаянно пытаясь пропихнуть вставший в горле комок, Мерван прищурился от ярко горящего света, исходящего от пламенного солнца и пылающего леса на том берегу. Багрянец струился и переливался на пожелтевших листьях, отражался в зеркальной водной поверхности, создавая иллюзию массового пожара. Даже водоем, пяти минутами ранее изображавший практически несвойственную водной стихии спокойствие, сейчас горел от легкого дуновения ветерка. С одного листа на другой перебегали, перескакивали маленькие искорки, как отблески огня, а где-то там над лесом, поднимаясь далеко ввысь и пересекая своими изящными крылами безграничное и безбрежное небо, кричали птицы. В этой стране они редко улетали на юг, признавая данный климат вполне годным для проживания здесь и зимой, следовательно, сейчас они всего лишь прекрасно дополняли картину и настраивали атмосферу на нужный лад. По телу Рима еще раз пробежал холодок, перед тем, как он решил все же перестать стоять столбом и сделать хоть что-нибудь. Мужчина собрал силы в кулак и двинулся к мосту, но уйти далеко не удалось, ибо к месту его пригвоздили внезапно послышавшиеся со стороны звуки гитары. Алжирец уже развернулся к удобно устроившемуся на покрывале Флорану, чтобы покрыть его далеко нецензурными словами, как снова его ударило током. - У вас чего лица, словно вы на похоронах? – до боли знакомый голос ударил камнем по голове. Округлив глаза, ребята уже забыли о напугавшем их Моте и внимательно смотрели на стоявшего у подножия пирса промокшего насквозь и улыбающегося итальянца. - Локонте, мать твою! – все свое негодование, нахлынувшее вдвойне, пришлось выплеснуть именно на Микеле, который совсем ничего не понимал. - Мы думали, ты утонул… - шумно выдохнув, пояснил Лоран и, разжав кулаки, скрылся за труппой с переднего плана. Выжав край рубашки, итальянец не менее удивленно взглянул на папочку, потом обвел взглядом всех остальных, задержавшись на Мерване, а затем заливисто рассмеялся, сгибаясь пополам. - Ну вы…хаха…даете… Там? Утонуть? – давясь смехом, Мик указал пальцем на озеро, а немного успокоившись и шмыгнув носом, все же продолжил. – Да там воды не больше, чем по пояс… - и, покачав головой, «маэстро» спокойно отправился к месту пикника, наконец, поесть и высохнуть. Через полчаса итальянцу удалось окончательно избавить друзей от страха и некоторой скованности после произошедшего. Рядом с ним невозможно было ни злиться, ни нервничать. Он нес только положительные эмоции, он заряжал энергией, делился позитивом. - А ведь завтра уже домой… Нужно почаще напоминать Дову о том, что быть гостеприимным очень хорошо, - с улыбкой заметила Мелин, отламывая от сэндвича немного хлеба и кидая его подлетевшим птицам. - Да, правда я что-то уже соскучился по репетициям, - искренне признался Микеланджело, ловя на себе взгляды ребят, в которых можно было прочесть о его неадекватности. А потом все снова рассмеялись, растворяясь в атмосфере дружбы и любви и чувствуя себя действительно семьей, в которой царит мир и покой, наверное, впервые за все время они не хотели ударить своих коллег чем-нибудь тяжелым, как это бывает после изнурительных репетиций, не кричали и не желали послать куда подальше, они почувствовали, как сильно любят друг друга и не хотят никогда расставаться. День близился к своему завершению. Лесной пожар потушил поздний вечер, опустив свою темную мантию и окутав ею все вокруг. Настала пора возвращаться назад. Быстро собравшись и поежившись от холода, который сильно контрастировал с дневной жарой, труппа двинулась к дому продюсера, в последний раз любуясь красотами данного места. В особняке оказалось совсем тихо, только в гостиной неизвестно для кого потрескивал огонь в камине. Решив не упускать момент и посидеть в домашней обстановке с бутылочкой вина и за картами, ребята устроились на диване и креслах. Так партия за партией, игра за игрой, бокал за бокалом, и никто даже не заметил, как пролетело время. В очередной раскат смеха вмешался громкий звук настенных часов, оповещавших о полуночи. В комнате повисла тишина, а взгляды молодых людей приковались к большому циферблату. Ранее они не замечали, что эти старые, повидавшие время часы работают. - Может спать пойдем? Завтра в дорогу… - Да, тем более своей болтовней можем Дова разбудить. И собрав со стола все «улики», дружная компания начала потихоньку рассасываться, разбредаясь по своим комнатам. - Эй, Мик, ты идешь? – спросил Флоран, выйдя с кухни, куда он унес всю посуду. - А? – Микеланджело непонимающе посмотрел на француза, а затем перевел взгляд обратно на качавшийся, как ни в чем не бывало, маятник. - Я говорю…ты спать идешь? – медленно повторил Мот, останавливаясь у дивана и кладя руку на мягкую спинку. - Нет, иди, я попозже приду. Что-то пока не хочется, - не сводя глаз с мечущейся и стороны в сторону штуки, ответил Локонте, на что брюнет лишь пожал плечами и удалился наверх, оставляя итальянца наедине с тихим тиканьем и треском поленьев. Наступило некое умиротворение. На спокойном и бледноватом лице Микеле отражались танцы языков пламени, окрашивая его в болезненно желтый цвет, а темно-карие глаза, казалось, начали светиться, как у кошек часто светятся в ночи. Казалось, что он просто растворился, слился с обивкой дивана, с огнем, с воздухом. Однако вскоре в последнем почувствовалось присутствие чего-то тяжелого, давящего, окутывающего с ног до головы. Медленно встав на ноги, итальянец маленькими шагами стал удаляться от места полной идиллии. Шаркая подошвами, он прошел мимо столовой, кабинета, а потом завернул за угол, безучастно глядя вперед. В полной темноте разнесся неприятный скрип расшатанных ступенек, проседавших под весом Локонте, а кое-где был слышен стук капель о каменный пол. Однако влажность определялась не только этим. На лбу мужчины появилась испарина, а он продолжал идти дальше, спускаться в черную бездну, которой, как казалось, нет конца. Едва ощутимый ветер вел его, словно взяв за руку, туда, где сердце хотело остановиться, но туда, куда его тянуло со второго дня пребывания здесь. И вот путь окончен. Микеле осторожно ступил на шершавую поверхность и остановился, прожигая взглядом пустоту, врываясь в пространство и врезаясь во что-то холодное и твердое. Шаг, второй, рука его легла на металлическую ручку и дернула на себя. Массивная дверь поддалась с первого раза так, что не пришлось прикладывать никаких усилий. Тусклый лунный свет, пробивавшийся в маленькое оконце через железные прутья, резал глаза, и потребовалось немного времени, чтобы к нему привыкнуть, и, когда это произошло, итальянец слегка расфокусированным взглядом сумел разглядеть помещение. Это была небольшого размера…камера с невысоким потолком, шершавыми стенами, сложенными из ровных каменьев, между которыми изредка проглядывал мох, указывая на излишнюю сырость. С одной стороны стояло подобие деревянной лавочки, покосившейся, прогнившей и кое-где погрызанной бывшими местными «жителями». Воздух здесь был спертым, не смотря на то, что ветер все же проскальзывал сквозь щели обветшалой оконной рамы и приводил в движение давно образовавшуюся и свисающую с решетки паутину. Микеланджело невольно пошатнулся и сморщил нос, в который резко ударил неприятный запах железа в смеси с чем-то еще. После двух попыток принюхаться, итальянцу пришлось закрыть рот рукой, однако неприятные ощущения на мгновение отступили, стоило только лунному свету осветить комнату получше. Локонте отвернулся в сторону, пытаясь унять внутреннюю дрожь, однако это не венчалось успехом, и его взору открылась новая картина. На светло-серой стене от потолка до самого пола виднелись темные разводы, словно маляр, неосторожно махнув банкой, выплеснул всю краску. А потом вдоль шли кораллового цвета линии, изредка нарушая свою прямоту и съезжая то вверх, то вниз. Вели они к самой двери и завершались алым отпечатком ладони. Стоило итальянцу опустить взгляд, как к горлу снова подкатила тошнота. В самом углу виднелась огромная багровая лужа. Казалось, что время здесь вовсе остановилось, что в ней до сих пор отражался свет и, если к ней прикоснуться, то можно почувствовать на своих пальцах нечто вязкое. С трудом сглотнув, Микеле прикрыл глаза, дабы хоть на мгновение избавиться от этих жутких образов, но не успел он придти в себя, как позади громко хлопнула железная дверь. Чуть не подскочив на месте, Локонте обернулся, готовый бежать сломя голову, и уже потянулся к ручке, как его плечо сжали чьи-то ледяные пальцы. Сердце итальянца сначала отбило мелкую дробь, потом затихло, а затем упало куда-то вниз. Не смея пошевелиться, он лишь ощущал на себе все те же прикосновения и леденящее кровь дыхание, а через минуту все его чувства и эмоции словно стерли ластиком. Мужчина медленно повернулся, смотря затуманенным взглядом на хозяйку этой комнаты. Перед ним стояла высокая женщина в белом платье, больше похожем на ночную рубашку, с белым, словно полотном лицом, и белыми невидящими глазами. Она была брюнеткой. Волосы ее спадали на острые плечи, голова была неестественно наклонена на бок, а на шее виднелся глубокий порез, из которого непрерывно шла кровь, стекая на грудь и пачкая белоснежную одежду алыми пятнами. - Я ждала тебя, Микеланджело, - прервав тишину, произнесла она, - столько лет я была взаперти, столько времени я желала покинуть это проклятое место…и вот…оно свершилось… - мертвенно холодная рука погладила щеку Микеле, а женские губы растянулись в кривой улыбке. – Ты – луч света, ты – моя надежда. Думал ли ты когда-нибудь о своем предназначении? Какую роль ты играешь в мире, в жизнях людей? Какова твоя миссия? Локонте стоял как вкопанный, словно многовековые камни приобрели руки и теперь крепко-накрепко держали итальянца за ноги. Маэстро уже приоткрыл рот, но к его губам прижали палец, не позволяя ответить. - Не спеши, малыш. Я помогу тебе… - лунный свет сильнее стал пробиваться сквозь маленькое окно, создавая вокруг женщины некий ореол. С каждой секундой свечение становилось все ярче и ярче, норовя захватить это царство тьмы и поглотить все на своем пути. Он тонул в ярко-желтых глазах Микеланджело, отражаясь, а потом снова проходя сквозь него. Моментальная вспышка озарила все вокруг, стирая с лица земли и комнату, и женщину, и все, что существовало минутой ранее. *** Утро наступило незаметно. Ночь пролетела на удивление быстро, но никто не жаловался на недосып. Ребята спокойно встали, позавтракали, а потом сумки, машины, дорога, прощание с отдыхом и рабочий настрой. Дов перестал быть таким добрым и тут же загнал всех в театр. Бросив сумки в прихожих своих квартир, труппа отправилась на любимую работу. - Так что ты говорил о скуке? – язвительно спросила Клэр после часа репетиций у сидящего на реквизитном столе Микеле. - То был порыв души творческого человека, - с легкой улыбкой ответил итальянец. - Ишь как заговорил-то. Творческий ты наш, - проходящий мимо алжирец нагло хмыкнул. – Слушайте, на днях приезжает Милен Фармер, - Рим остановился, обратившись к коллегам, - что думаете о ней? Может сходим на концерт? - Очень талантливая. - Заряжает энергией, очень вдохновляет, - наперебой загалдели девушки, расхваливая знаменитость. - Я б сходил, - отозвался откуда-то сбоку Солаль. - А подслушивать не хорошо, так же как и подкрадываться, - сделал замечание Мерван, и все рассмеялись. - Луч света…моя надежда… - легонько раскачиваясь взад и вперед и затуманенным взглядом просверливая место в первом ряду, тихо пробормотал Локонте, В зале повисла тишина, звенящая и давящая. - Микеле, ты что-то сказал?