ГЛАВА 4: АДАПТАЦИЯ
Наступило следующее утро. Второй день пребывания в тюрьме после относительно первого тяжелого, который Али смог пройти достойно, чтобы от него на какое-то время отстали. Да, он был побит на глазах у всех Быком, но сам не был грушей для битья и доставил ему проблем, потому, будучи первоходком, получил какое-никакое уважение со стороны зэков и прочих заключенных. Али выиграл не только пару дней, но и небольшое уважение со стороны «братьев» по зоне. Сейчас в камере №16 сидели Али, Билал, Джам и Масхад. Первому уже было немного лучше: его организм был достаточно крепким и выносливым благодаря тому, что с детства посещал горы и занимался сельскохозяйственным трудом, сделав себя более выносливым. У остальных состояние было нормальным. Да и ничто не предвещало беды: к ним троим и так никто не пристает, а Али фактически в безопасности. — Брат Али, — обратился к нему Билал, — вчерашний день был проверкой на твою закалку. Ты удивил многих, кого смог, так что над тобой мало кто будет издеваться. Проверку ты прошел. — Мы все через это проходили. Первый день обязательно заканчивался для нас махней с местными авторитетами. Огребали по полной, но, как тут говорят, проверку на мужество прошли. Как и ты, — добавил от себя Джам. — С сегодняшнего дня тебе надо адаптироваться к этим условиям. В тюрьме ты будешь надолго, как и все мы. Значит, надо привыкать к тюремной жизни и адаптироваться к здешним условиям, чтобы ты чувствовал себя тут как дома. Али молчал. Называть тюрьму новым домом не мог никак: туда хотели попасть лишь привыкшие к тюремной жизни отморозки, которые искали оттуда выгоду, но не нормальные люди, предпочитающие свободу и мирную жизнь. Впрочем, все трое его прекрасно понимали: тюрьма не стала для них домом, но жить в страхе сродни смерти. — Сегодня ты увидишь столовую, зал, а еще место для работы. Наверное, тебя на шахту вместе с нами отправят. Или в кузницу. Смотря, как хотят тебя эксплуатировать, — вкратце рассказал Джам. — Если есть работа, ты хотя бы отвлечен от здешней суеты, а работяг уважают. Можно и в спортзал ходить, но это место обитания Быка и его элиты. — Они не дадут тебе тренироваться. Придется как-то заниматься, если хочешь выжить в этой дыре, брат, — Билал, сидя рядом, положил руку на плечо. — Держись рядом и не отлучайся в одиночку. Здесь одиночки дохнут, как собаки, — предупредил Масхад в жесткой форме. — Помни: это красная зона. Тут надо быть максимально бдительным. Все двадцать четыре на семь. Али молча слушал их, заранее получая подсказку к выживанию в этой зоне. А за кого держаться и кому верить, если не братьям по вере, чья вера не искажена? Ни Билал, ни Джам, ни Масхад не были ваххабитами или прочими радикальными сектантами. Такие же преступники, как и сам Али. Вскоре тюремщики открыли дверь. Они бы грубо обращались с ними, если бы Масхад не был авторитетом в тюрьме. Потому в знак уважения к нему тюремщики вели себя сдержанно. — На выход в столовую! Все четверо встали и медленно покинули свою камеру. После выхода их всех приставили к стене, чтобы обшарить их карманы и проверить на наличие чего-то подозрительного. Убедившись, что они чистые, тюремщики сопроводили их до столовой.***
Али впервые увидел столовую. Как и полагается, зачуханная, грязная, монохромная с далеко неприятной атмосферой. Тут сидели почти все заключенные, в том числе и Бык со своей элитой, которые заняли свое почетное место. На пришедших Масхада и его соратников они не обратили внимания, спокойно завтракая и весело что-то обсуждая. — Вот эта столовая. Тут, конечно, кормят нас, как собак, но это лучше, чем есть дерьмо или протухшую пищу. Только избранные получали вполне шикарный для заключенных стол, — вкратце рассказал ему Билал. — Ты привыкнешь, — добавил Джам, похлопав его по плечу. Некоторые заключенные обратили внимание на Али. Обычно над первоходками любили издеваться, приставать к ним и получать удовольствие от этого, но для первоходка Али проявил себя достаточно мужественно. Потому на него смотрели с некоторым уважением. Али старался чувствовать себя спокойно и сделал вид, что ему нестрашно, что произойдет. Надо закрепиться здесь и адаптироваться к тюремным условиям, чтобы мог даже в одиночку отлучаться. А пока придется идти, грубо говоря, держась за ручку Масхада: он укрыл под, образно говоря, свое крыло Билала и Джама, а без него и они не имеют авторитета. Взяв поднос, они вчетвером получили еду. Али, как и Билал с Джамом, получил порцию белого вареного риса и кусок хлеба. Масхад, будучи более уважаемой личностью, получил помимо риса котлету, компот и большой кусок хлеба. Местный повар уважал Масхада так же, как и Быка, но с небольшой разницей: второго он боялся. Али понюхал рис и почувствовал далеко неприятный запах, но ничего другого тут ждать не придется: это будет для него в порядке вещей. Бык со своей элитой получили больше на завтрак: и чай, и компот, и хлеб, и масло, и тот же рис, и котлету. Ничего удивительного: самые главные получали самое лучшее. Заняв место в углу столовой, они вчетвером сели и принялись завтракать. Старожилы привыкли есть здешнюю еду, а вот Али ел медленно. — Ешь побыстрее, потому что в столовой надолго не задерживают, — сказал Масхад в строгой форме. — Голодать тут нельзя. Надо есть все, что дают в столовой, иначе с голоду помрешь, если откажешься от еды. — Ты привыкнешь потом, — добавил Билал. Али не любил есть более кашо-образную пищу, но другого выбора у него нет. Новичок продолжил молча завтракать, но уже более быстрыми темпами, словно солдат. — Ты служил в армии? — спросил Джам, на что Али покачал головой. — Никто из нас, кроме Масхада, не служил. Масхад знает, что тюрьма — как армия, просто она более строгая. Если бы мы служили в армии, нам было бы гораздо проще: и за себя постоять могли бы, и легко адаптировались бы к условиям. А так… нам всем пришлось пройти через то, через что проходишь ты. Но нам в свое время было тяжелее. — Попав сюда, ты только сейчас начинаешь жалеть о содеянном, потому что в роли карателей тут даже не местные тюремщики, а зэки, которые заправляют красной зоной. Они выбьют с тебя либо дерьмо, либо дух. Важно, чтобы не выбили дух, — сказал Масхад. — Ты что-нибудь знал о тюрьме до попадания сюда? Кто-нибудь из твоих знакомых сидел за решеткой? — спросил Билал ради интереса. Али молчал, но быстро доел завтрак и выпил стакан воды. Понимая, что молчать постоянно тут нельзя, он решил рассказать то, что знал. — Мой товарищ давний рассказывал о тюрьме. Он сам не сидел, но его кореш сидел. Ничего приятного я не услышал. Даже было реально страшно после рассказа. — Сейчас тебе страшно? — спросил темнокожий. — Если честно… да. Страшно, — честно признался Али. — Ты должен забыть о страхе, потому что страх человека — оружие закаленных зэков. Но и блатным не будь. Оставайся спокойным и не переходи границы. Ни в жопу ебать не давай, ни сам не нарывайся на проблемы. Даже не пытайся отбить у Быка лидерство: немало слегли под землю, кто претендовал на его место под солнцем, — Масхад продолжал наставлять Али, чтобы тот не наделал ошибок. — Солнца я тут не вижу, — с легким сарказмом произнес первоходок. — А ты пытался стать лидером? — Нет, — ответил старший. — Я не работаю на ментов. — На ментов? — Быка оставили главным, потому что делает все, что скажет верхушка. Часть истории Али уже узнал. Теперь оставалось выяснить, кто среди остальных заключенных считается более нормальным. Потому что Али верил в то, что не все тут отмороженные засранцы, лишенные чести, морали и нравственности. — Помимо вас есть ли кто-нибудь еще из нормальных парней? Билал решил ответить на его вопрос и, чуть приподнявшись, указал пальцем на одного худого частично лысого тридцатилетнего мужика, который внешне явно был похож на армянина. Кем и являлся. — Это Рафаэль. Армянин. Он православный, но веселый, общительный. Однако немного хитрый. Любит выпивать. К нему привозят самое сочное, чем и делится с хатой. В щедрости ему не откажешь. — А за что посадили? — Дебош устроил в пьянстве. Далее Билал указал пальцем на следующего человека. Внешне русский высокорослый статный мужчина. Его Али видел вчера возле ринга, но особого значения ему не придавал. — Это Серега. Русский. Тоже православный, но уважает нас. Не особо разговорчивый. Отставной боксер. Мазь держал, нигде не высовывается и просто отрабатывает свой срок. — А за что его посадили? — спросил Али. — За дело. Гаишника, говорят, убил во время потасовки. Серега с нервами не совладал. В отличии от других ММА-бойцов, Серега не имел популярности и больших связей. Пока популярные насилуют девушек, грабят и устраивают беспорядки, более нормальных, вроде Сереги, сажают. Потому что связей у него нет, — это уже рассказал ему Джам. — Он пытался победить Быка? — Да. Для Быка первый достойный оппонент, но проиграл. Еще травмы, полученные на рингах, сказались на нем. Серега сам по себе. Джам более подробно ему рассказал. Али увидел в русском сильного духом человека. И что можно будет заручиться его поддержкой. Но не сегодня: Али сейчас для всех чужой и ему никто не поможет. Билал указал на третьего, который сидел с квадратной тюбетейкой на голове. Худой бледный парень. На вид безобидный и слишком мирный. — Это Хасан — твой бывший сокамерник, с которым ты так и не познакомился. Именно он передал твои вещи в нашу камеру. Хороший парень. Его подставили, обвинив в терроризме, и посадили за ни что. Хасан уважает нас, но предпочитает быть сам по себе. Постоянно молится. Аллах его защищает от нападок со стороны Быка: он ему не интересен. — Повезло нашему брату, — вымолвил Джам. — В отличии от тебя, Али. Али понял, что имел ввиду Джам: Бык сам сказал, что на него пришел прогон, то есть заказ, чтобы здесь с ним расправились. Али понимал, что к нему будет приставлено пристальное внимание со стороны Быка и его элиты, потому что от своего заказа не откажутся. Билал указал на следующего сокамерника. Этот сидел рядом с Рафаэлем и тесно общался с ним. Немного упитанный бритоголовый с короткой бородой. — Это Мурад. Мусульманин, хотя не такой сильно верующий. Можно сказать, собутыльник Рафаэля, с кем тесно дружит. Посадили за денежные махинации. Деньги хотел сделать. — Он не жалеет о своем поступке? — Жалеет, но уже свыкся здесь, — ответил Билал. Билал закончил перечислять более нормальных заключенных и решил вкратце рассказать об остальных. — Те, которых я назвал — они более нормальные. Остальные тоже нормальные, но слишком замкнутые в себе: или более пугливые, или более лояльные к Быку. Этим доверять точно нельзя, потому что любой с виду нормальный может стать… — Конченным, — Али закончил за него, поняв суть. — У Быка четверо верных корешов, но есть и другие активисты, которые не входят в, так называемую, элиту, но делают за них работу и помогают Быку. Бык даже им не доверяет полностью: в любой момент могут кинуть. — А есть ли геи? — спросил новичок. — Есть. Одни с самого начала были геями и развлекают активистов, чтобы их не лупили, а другие ими стали в следствии психической травмы, которую нанесли активисты через издевательства, унижения и изнасилования против их воли. Какое-то удовольствие и сами новообращенные геи начали получать: их стали реже бить, а запретное наслаждение получали, — это уже рассказал Масхад. — Это те люди, которые сломались на зоне. Так что тебе, Али, выбирать: жить в рабстве со сломанной позорной честью или сдохнуть достойно? Али знал, что предпочтет умереть, нежели чем стать сексуальным рабом зэков. Али прежде всего горец и позволять себя изнасиловать ни за что не даст: он не совсем груша для битья и не безвольный человек, раз смог убить спортсмена однокурсника и оказать достойное сопротивление. И решил для себя, что лучше пусть позволит им свернуть шею, чем познать позорную для мужчины участь. Али дал себе слово, что не продаст себя в, так называемое, анальное рабство. Лучше бороться за свою честь — самое важное, что осталось у него. Время подходило к концу. Большинство заключенных доело свой завтрак, а время выделили лишь пятнадцать минут. Масхад первым встал и сказал Али. — Сейчас новеньких будут распределять по работе. Я поговорю за тебя и попрошу отправить тебя на шахту вместе с нами под моим руководством. Там тебе будет больше пользы, чем иная другая работа. — Благодарю, Масхад, — Али кивнул головой, встав следующим. Все вчетвером покинули столовую и отправились в сопровождении тюремщиков во двор.***
Масхад действительно поговорил за Али и добился того, чтобы его отправили работать на карьер вместе со своими новыми товарищами. Билал и Джам были рады этому, Али же не особо пришел в восторг, что придется под солнцем в пыли выполнять тяжелую работу, да еще далеко не на сытый желудок. Но это лучше, чем работать уборщиком или кем-нибудь еще. Сейчас Али вместе с Билалом и Джамом ломали камни с помощью кирки. Было тяжело и нудно, но это укрепляло мышцы и тело — для этого Масхад и посоветовал ему работу на карьере, чтобы держаться рядом и укрепить свое тело. Крепкое тело в красной зоне жизненно необходимо, что понимал Али. Но это был второй день — все только начинается. Весь вспотевший Али продолжал ломать камни. Чтобы было легче работать, он снял верхнюю одежду, обмотал голову ею, чтобы прикрыть ее от солнца, дабы не получить солнечный удар, и работал. Тело далеко не рельефное, но и не хилое: вчерашние зрители боя убедились, почему Али достаточно долго продержался против Быка. Билал сделал то же самое, хотя Джам отказался снимать одежду. Масхад, будучи старожилом, не работал, но контролировал всех — ему поручили эту задачу. Один хилый заключенный таскал воду на спине и давал пить тем, кому сильно пить захотелось. Али пока не пил ничего, ибо считал, что употребление воды повышает выделение пота, что мешает работать. — Ты спортом занимался? — спросил Билал. — Нет, — ответил Али, продолжая ломать камень киркой. — Самоучка. Когда в школе учился, за счет драк тренировался и набирался какого-никакого опыта. — А думал? — Честно говоря, нет. — Жалеешь, что не занимался спортом? Али устал и решил сделать перерыв. Немного отдышавшись, он кивнул головой, что означало «да». — Работу на карьере можно воспринимать, как тренировку, — посоветовал мимо проходящий Масхад. — В спортзале у тебя не будет такой возможности. Али посмотрел на него и ничего не сказал. Старший пошел дальше следить за остальными работниками карьера. Джам же впервые за время нахождения здесь заговорил. — Слушайте, скоро обеденный намаз надо совершать. У вас омовение сохранилось? — У меня да, — ответил Билал. — У меня тоже, — ответил Али. — Тогда… может, помолимся сейчас? — А дадут ли? — спросил первоходок. — Масхад за старшего. Его тюремщики уважают. На счет молитвы нам не будет никаких проблем, — ответил ему темнокожий с улыбкой. — Хоть что-то радует, — вымолвил Али, после чего снял с головы одежду и надел ее, что сделал и Билал. Масхад посмотрел на солнце, приблизительно измерил время и обратился к работникам. Окружающая охрана не вмешивалась в их дела, разве что стояла на случай, если кто совершит побег. Место открытое, а сбежать практически невозможно. Масхад ударил по колокольчику, чтобы известить всех, кто здесь находится. — Всем мусульманам перерыв на обеденный намаз. Остальные пусть отдыхают. Мусульманские заключенные оставили свою работу и с усталыми лицами подошли к Масхаду. У кого не было омовения, тем он дал воду для омовения, а сам встал впереди всех, чтобы совершить коллективный намаз за собой. Билал прочитал азан — призыв к молитве, после чего мусульмане приступили к обеденной молитве. Остальные не молящиеся не мешали им.***
Близился вечер. После работы на карьере их отправили в душевую, чтобы умыться, прежде чем разойтись по камерам. Благо день прошел тихо-мирно. Безо всяких стычек с активистами. Потому что Али держался практически весь день с этими тремя братьями по вере. Он принял душ и вышел оттуда, после чего начал вытирать себя. Служители закона стояли за дверью и ждали выхода заключенных. Им выделили мало времени: если опоздают, изобьют дубинкой. Благо Али быстро помылся, а в запасе у него остались еще три минуты. Вскоре следом вышел из душевой еще один худощавый заключенный. Судя по множеству точек на теле, явно наркоман. Но бледный с жалобным лицом. Увидев Али, он подошел к нему. — Жизнь — несправедливая штука, брат. Горе мне. О, горе! Тот упал на колени и начал плакать. Али на какой-то момент стало его жаль, потому посмотрел на него с чувством сожаления. — Я… ради наркотиков шел на все. Теперь жалею. Я хочу домой! Я так устал! — «Понимаю», — мысленно сказал Али. Только он собрался рассказать о себе, как вышел из следующей душевой Билал. Увидев наркомана на коленях перед Али, темнокожий быстро подошел к нему, грубо его поднял и поспешил прогнать его. — Уходи отсюда. Наркоман повиновался и спешно покинул это место. Али был сильно удивлен поступком Билала, потому посмотрел на него с расширенными глазами. — Билал, ты чего так? — Это красная зона, брат. Тут нельзя никому доверять. И проникаться с жалостью тоже. Он далеко не тот, каким себя изобразил перед тобой, — немного в строгой форме предупредил Билал. — В смысле? — не понял тот. — Такие люди, как он, давят жалостью, рассказывают обо всем, а потом им рассказывают в знак поддержки, а после доносят Быку или любому активисту. Они пользуются любой информацией и будут за нее цепляться. Тебе нельзя доверять никому в этой зоне, — Билал помахал указательным пальцем перед ним. — Тут полно шпионов и доносчиков. — Вы же прониклись ко мне с жалостью и доверяете мне, прося меня доверять вам, Билал. — Ты первоходок. Мы хотим защитить тебя от обмана и ножа в спину, — темнокожий сделал шаг вперед. — Мы братья по вере. Мы не террористы и не обманщики. — Мне так каждый второй может сказать. — Мусульманин не имеет права обманывать. Искренне верующий сделает все возможное, чтобы уберечь брата по вере от всего плохого. Тот наркоман не мусульманин и хотел либо товарища, с которым будет колоться, либо доложить все Быку на счет тебя, чтобы он узнал о тебе все. — А где гарантия, что вы меня тоже не сдадите? — Али скрестил руки на груди. — Если красная зона полна предателями, то о каком доверии тут идет речь? И почему я? — Потому что ты один из редких, кто не отказался от своей веры и строго придерживается ей. Я лишь сирийский беженец, который воровал лишь хлеб, чтобы не умереть с голоду. Но ни к чему радикальному не призывал. Я просто боролся с трудными обстоятельствами, как мог. Но… ни за что не стану тебя обманывать. Всевышний видит все. Я боюсь Его, потому что если я предам тебя, я предам свою религию и стану для Всевышнего врагом. Ради Аллаха я готов помочь тебе во всем, пока мы живы. Ты можешь верить мне, Джаму и Масхаду. Билал протянул руку. Али смотрел на него и слушал все, что тот говорил. В его словах он не заметил никакой лжи, никакого лицемерия, никакой фальши. Билал был искренним, а среди преступников после того Хасана самый безобидный: если Хасана посадили за ничто, то Билала за воровство хлеба. Али не видел причин не верить брату по вере. Да, доверчивость могла его подвести, но в нем он не видел злого человека. Билал нуждался в таких друзьях, как он, как Джам и как Масхад. Али просто кивнул головой и, сделав все выводы, посчитал своих товарищей по камере и братьев по вере исключениями. После размышлений он пожал руку Билалу. — Ладно. Я верю тебе, — сказал Али. — Я дольше тебя сижу в тюрьме и знаю, кто есть кто. Я предостерегу тебя от неприятностей и навязчивых «друзей». Вскоре по двери громко постучались. Время истекло — пора на выход. Решив не задерживаться, чтобы дубинкой потом не получить, Али и Билал вместе покинули уборную и в сопровождении тюремщиков отправились по коридору. Идя по коридору, тюремщики остановились и услышали зов о помощи со стороны одной камеры. «Оставьте меня! Не надо! Пожалуйста!» — все это разрывало Али изнутри, желая помочь тому, кто страдал в камере от рук других сокамерников. Тюремщик отпер железную дверь и увидел привычную для себя картину и мерзкую для Али и Билала: трое отморозков насиловали четвертого худого сокамерника, раздев его, причем один уже двигал сзади, второй бил его по лицу, пытаясь вставь в рот, а третий просто занимался мастурбацией, ожидая своей очереди. Учитывая, что эти отморозки лишены женского внимания, им придется искать сексуальное наслаждение в слабых мужчинах. — Чем вы тут занимаетесь? — спросил тюремщик, обращаясь к свободному. — Сексом, бля. А чо? — нагло спросил бритоголовый. — Потише ведите себя, бля. Рот заткните этому ублюдку и тише ебите его, раз тестостерон у вас разыгрался. Начальство имеет привычку проходить мимо. Не дай Бог… — он поднял указательный палец вверх, тем самым предупреждая заключенных. — И всем нам мало не покажется. Вам, в худшем случае, хуи отрубят на хуй. — Хорошо, бля. Мы будем тихо, — сказал свободный, после чего обратился к тому, что стоял впереди жертвы. — Леша, заткни ему хлебало хуем или уступи мне. Я покажу, как это делается. — Он, бля, кусается! — этот Леша продолжал бить того по лицу, который вовсю плакал. — Да пошел ты на хуй! — он толкнул Лешу в сторону. — Смотри, как надо. Али был настолько зол происходящим, что хотел раскидать и тюремщиков, и здешних отморозков, но, поняв его намерения, другой тюремщик остановил его, положив руку на грудь. — Ты не вмешивайся, заступник хуевый. Его за дело в жопу ебут: он малолетку изнасиловал в подъезде, забыв вашу дагестанскую, ебать, честь. Мы его специально сюда затарили, чтобы он понял, насколько хуево было той маленькой девочке. — Которую он же и грохнул, — добавил второй, закрывая дверь камеры, оставляя отморозков безнаказанно насиловать четвертого. Али услышал неприятную историю. И в какой-то степени признавал правоту тюремщиков: он бы сам жестоко наказал того насильника, но точно не его методом. И начал понимать, что заступаться за заключенных смысла нет, насколько жалобными они бы ни казались: почти всех посадили заслуженно. Посмотрев на Билала, Али увидел, что тот кивает головой, тем самым соглашаясь со словами тюремщика. — Это же… мужеложство, — тихо вымолвил Али, медленно опустив голову, будучи в ужасе. — В тюрьме плевать на религию и на доброту, так что не строй из себя святошу. Тут мы, бля, ваши Боги: мы или разрешим, или запретим что-либо делать. Так что шевелите булками. — Идем, — тихо попросил Билал. Спорить смысла не было, потому Али и Билал продолжили путь по коридору, не желая думать о том, каково тому заключенному, который, впрочем, получал все по заслугам. Тут все равны и каждый получает соответствующее наказание. Повернув за угол, они увидели других двух тюремщиков, которые открыли дверь какой-то камеры и стояли в небольшом ужасе. Ради любопытства эти двое вместе с Али и Билалом направились туда и решили посмотреть, что там в камере произошло, от чего они ужаснулись. Молча. А говорить нечего после увиденного. Как только они добрались, то увидели в камере повешенного заключенного, который не выдержал издевательств. Али подобные сцены видел лишь по телевизору, но никак не вживую. А вот Билалу не впервой. — Нервы у него сдали, — коротко бросил один из тюремщиков. — Ладно, давай вытаскивать его. Сопровождающие Али и Билала два тюремщика пнули их обоих по спине, чтобы двинулись вперед, а не стояли на месте. Али не сразу пошел, потому его пришлось толкнуть еще раз. Такое может повлиять на психику даже каменного в душе человека, как Али. — Это в порядке вещей, брат, — с грустью произнес Билал. — Подобное ты будешь видеть в неделю, минимум, один раз. Али ничего не сказал. Просто увидел ужасы красной зоны. Ужасы, которые происходили здесь. Учитывая, что его посадили на десять лет, Али придется это видеть, если не чувствовать, почти каждый день, пока психика либо не сломается, либо не станет крепче и не сделает его более жестоким. И все, что ему рассказывали о тюрьме, далеко не байки, а правда. А увидеть воочию еще ужасней, чем просто услышать рассказы пережитого. Это не тюрьма, какая изображена в сериалах. Это настоящая суровая тюрьма, которую можно назвать земным Адом. Али понял, что адаптироваться к этим условиям следует немедленно, иначе ему не выжить даже под защитой Масхада. Рано ли поздно либо его сокамерники рано выйдут на свободу, либо… убьют. А в этой тюрьме все возможно, когда основная власть принадлежит зэкам, которые и будут наказанием для слабых духом людей. Здесь нет понятия пощады. Нет понятия сострадания. Нет понятия братство и дружба. Нет понятия единства. Только жестокость. Обман. Черствость. Предательство. Насилие. Период адаптации у Али начался.КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОЙ ГЛАВЫ