Дышать тобой

      Мучительные, навязчивые мысли об Элизабет не покидают Джагхеда следующие три дня. Он плохо спит, видя её ангельское лицо и смущенную улыбку в беспокойных снах, терзается сомнениями, убеждает себя в необходимости навсегда забыть их случайную встречу. Впервые за восемь лет в нём просыпается едва терпимая жажда скурить сигарету. Он не находит себе места ни в родном доме, ни в некогда любимом баре, куда заходит каждый вечер, чтобы убить время. Навязчивый образ преследует его, и Джонс с огромным трудом борется с желанием снова наведаться к её дому. Он чувствует, что теряет над собой контроль, и, когда очередное солнечное утро встречает его болью в одеревеневших мышцах и мрачной дымкой в сознании, он надевает старые кроссовки, спортивные штаны и выходит на улицу.       Он глубоко дышит, наполняя лёгкие свежим, прохладным воздухом, разминает руки и включает единственный плейлист в телефоне. Собственное тело кажется чужим — сказывается долгий перерыв в две недели. Без привычной бодрости и ощущения силы он чувствует нечто похожее на тяжелую ломку. Энергия бьётся внутри него, но не находит выхода. Прописанный врачом спортивный отпуск сравним с каторгой, и Джонс решает дать волю своим привычкам. Пробежка в десять километров лишь слабая разминка, но она необходима ему на физическом уровне. Ничто так не вышибает из головы лишнее, как изнурительная тренировка, после которой единственное, на что хватает сил — это доползти до постели. Никаких мыслей. Никаких чувств, кроме всепоглощающей боли в каждой клеточке тела, но приятнее этой боли для Джагхеда уже очень давно ничего не существует.       В наушниках звучит «The Prodigy». Джонс прибавляет громкость до максимума, так, что сама реальность остаётся за кадром. Он выходит на тротуар, ведёт плечами, а затем начинает бежать. Он выравнивает темп, на автомате отслеживая каждый удар стопы об асфальт, контролируя дыхание, помогая себе руками. Ему хочется бежать быстрее, в такт бешеной музыке, но Джагхед не торопится, позволяя своим мышцам вспомнить о нагрузках. Первые минуты его лёгким не хватает кислорода, но затем дыхание приходит в норму, и он почти не чувствует напряжения.       Свернув на центральную улицу, Джагхед ускоряется. Он бежит так быстро, что от ветра слезятся глаза, и именно в эту секунду ему невероятно легко. Он словно сливается с воздухом, а его тело становится невесомым. Он чувствует, как мышцы наполняются силой, как в висках стучит от давления, и руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Тело и разум работают как единый механизм — следом за силой возрастает и злость, которую Джагхед привык направлять в нужное русло. Чем неукротимее его злость по дороге до зала, тем больше он выкладывается на ринге. И пусть сейчас ему не светит в кровь сбить кулаки об грушу, эта злость помогает ему бежать быстрее. Помогает в полной мере почувствовать сладкую свободу.       Когда глаза застилает кровавая пелена, виски нещадно пульсируют от перенапряжения, ноги становятся ватными, а тело горит огнём, Джагхед замедляется. Он переходит на лёгкий бег, давая передышку своему сердцу, которое бьёт о рёбра с опасной скоростью. Он плавно останавливается, упирается руками в колени и часто дышит, наслаждаясь приятной усталостью. Только после того, как пульс, отслеживаемый по часам на его руке, снижается до нужной отметки, он выпрямляется и видит знакомую розовую вывеску кофейни. Из «Pop's» выходит мужчина в строгом костюме, сжимая в руке бумажный пакет с завтраком, и Джагхеду вдруг зверски хочется выпить кофе.       Он неспешно идёт к кафе, зачёсывая влажные от пота волосы со лба. Как только он оказывается внутри, в нос тут же ударяет манящий запах свежего бекона. Несколько людей ждут свой заказ. Поп бегает от кухни к кассе, выдавая пакеты с едой и стаканчики с кофе, дружелюбно улыбаясь. Джагхед встает в очередь. Поп, завидев его, растягивается в приветливой улыбке, и Джонс отвечает тем же. Когда девушка перед ним разворачивается и уходит, он заказывает крепкий кофе без сахара и взбирается на высокий розовый стул. — Утренняя тренировка? — интересуется Поп, ставя перед парнем наполненную чашку. От запаха свежезаваренного напитка у Джагхеда тянет в животе, но он отказывается от завтрака, зная, что по расписанию должен пройти ещё как минимум час. — Короткая пробежка, — усмехается Джонс. — Мне кажется, или посетителей стало больше? — Не то слово, — с тяжелым вздохом отвечает Поп. — Подумываю нанять помощника.       Джагхед отпивает кофе и расслабляется, следя за тем, как мужчина устремляется к кассе, чтобы принять очередной заказ. Он бездумно изучает лица людей за столиками. Впервые за три дня его мысли кружат вокруг незначительных мелочей, вроде предположений о том, сколько стаканов кофе Поп способен уместить в своих руках одновременно, но спокойствие длится недолго. Колокольчик на двери сообщает о приходе нового гостя, Джагхед из любопытства поворачивает голову, и его сердце за долю секунды разгоняется до бешеного ритма, словно он все еще быстро бежит вдоль дороги.       Юбка её бирюзового платья легким облаком вздымается от потока ветра из закрывающей двери, и она приглаживает её руками. Светлые волосы спадают на плечи небрежными локонами, и в свете утреннего солнца кажется, будто они посыпаны золотой крошкой. Она заметно взволнована, и это удивительно ей к лицу. Розовый румянец украшает её щеки, взгляд, любопытный и задумчивый, блуждает по проходящим мимо людям, а затем останавливается на нём. Она удивляется и, кажется, даже пугается, но, спустя секунду, на её губах появляется смущенная улыбка.       Джонс с трудом проглатывает кофе, не в силах отвести от неё неприлично восхищенного взгляда. Воздуха в помещении вдруг становится удушающе мало. Он чувствует сладковатый запах её духов, когда она подходит ближе, двигаясь медленными, неуверенными шагами. Хватает всего мгновения и робкого «привет», чтобы Джагхед вновь почувствовал себя слабым. — Я зашла выпить кофе перед работой, — словно оправдывается она, когда он продолжает поражено молчать, смотря на неё в упор. — С корицей, — зачем-то добавляет и замолкает, опуская голову и убирая прядь за ухо. — Я… Привет, — отмирает Джагхед, чувствуя себя полным идиотом. Он по старой привычке зачесывает волосы назад, а она внимательно смотрит на него, словно чего-то ждёт. — Я тоже, — он приподнимает свою чашку и усмехается.       Глядя на него, Элизабет чувствует неожиданный прилив радости. Она не осознает, что искала с ним встречи, приходя в это кафе каждый день утром и вечером, в надежде ещё раз его увидеть, а теперь, когда он так близко, волнение и страх охватывают её. Она кивает и отходит к кассе, упираясь взглядом в спину мужчины, который стоит перед ней. Любопытство пересиливает, и Бетти украдкой смотрит на него снова. Его чёрные, взлохмаченные волосы в беспорядке спадают на лоб, он выглядит уставшим и возбужденным одновременно. На нём чёрная футболка и спортивные штаны. Рукав плотно обтягивает рельефный бицепс, и Элизабет замечает кусочек татуировки. Это интересует её больше, чем следует, и она следит за тем, как напрягаются его руки при каждом движении. — Мисс? — зовет её Поп и она вздрагивает, поворачиваясь к мужчине, пытаясь вспомнить, зачем пришла. — Капучино с корицей, — заказывает она, протягивает деньги и отходит в сторону, пропуская следующего по очереди посетителя. Она чувствует себя неловко под добродушным взглядом владельца кафе, словно он способен прочесть её мысли. — Значит, перед работой? — спрашивает Джагхед, когда она забирает свой кофе и присаживается на соседний стул. — Да, — с гордостью отвечает она и улыбается, разглядывая свою чашку с напускным интересом. — Я устроилась в отель администратором. — В какой? — В «Пять сезонов». — Неплохо, — хмыкает Джагхед. — Поздравляю, — он радуется, что теперь знает, где сможет её найти, если…Вдруг.       Его «поздравляю» звучит искренне, совсем не так, как это звучало из уст Скотта. Он с издевкой выплюнул скупое поздравление, когда она поделилась с ним новостью, а за те два дня, что она там работает, ни разу не спросил, чем она занимается. Мысли о муже омрачили её настроение, и она разочарованно вздохнула, чувствуя себя совершенно потерянной. — Всё в порядке? — спрашивает Джонс, замечая перемены в выражении её лица. — Да, — наигранно весело отвечает Элизабет, выдавливая улыбку. — Просто… Я ещё не привыкла.       Джагхед не верит, что дело действительно только в этом, но решает не лезть с расспросами. Он любуется её смущенной улыбкой, отворачиваясь каждый раз, когда она поднимает взгляд. Допив кофе, он отставляет кружку, но не уходит. Его словно пригвоздило к стулу, и он не может заставить себя подняться.       Между ними повисает тяжёлое молчание. Бетти делает глоток за глотком и вскоре у неё не остаётся повода задержаться. Часы показывают, что у неё всего пятнадцать минут, чтобы добраться до работы, и она нехотя встаёт со стула. Джагхед ловит её взгляд, и ему кажется, что он полон надежды. От этого взгляда у него замирает сердце, а тело обдаёт дрожью, словно после ледяного душа. Он пытается выдавить из себя хоть слово, но ничего не выходит.       Элизабет сама не знает, чего ждёт. Она хочет задать ему вопрос, но не может придумать ничего стоящего. Она хочет попросить его показать ей город, но, поняв, что ищет повод, она ругает себя за такие запретные мысли и говорит лишь разочарованное: — Мне пора.       Джагхед не отвечает и тогда она разворачивается, чтобы уйти. Он борется с собой, но быстро проигрывает, вскакивает со стула и хватает её за запястье, несдержанно и даже грубо. Элизабет испуганно вздрагивает и смотрит на его руку, но не может одернуть свою. От его прикосновения бьёт током, и тонкие ниточки искрящего электричества бегут по её венам до самого сердца, отчего слишком трудно дышать. Это кажется невероятным и противоестественным, но Бетти не хочет, чтобы он отпускал. Она чувствует, как горит кожа в том месте, где смыкаются его пальцы, и всё, о чём она может думать — это… какого ощутить эти грубые пальцы на плечах, груди или…       Её большие глаза притягивают Джагхеда, как магнит. Она смотрит на него с детской наивностью, но Джонс замечает яркий огонёк, искру — то, что она так отчаянно пытается скрыть из чувства стыда. Желание вспыхивает внутри него, словно подожженный фитиль, и он почти уверен — Бетти тоже это чувствует. — Ещё увидимся? — тянет он, медленно отпуская её запястье, не прерывая зрительного контакта. — Да, — сбивчиво отвечает Элизабет, сжимая сумочку на своём плече. С её губ едва не срывается простая просьба, но она через силу заставляет себя молчать.       Джагхед провожает Бетти заворожённым взглядом и едва заметно кивает, когда она оборачивается в дверях. Ощущение реальности возвращается к нему спустя пару минут, и только тогда он сбрасывает с себя наваждение, прощается с Попом и выходит на улицу, где солнце вовсю разогревает воздух. Становится жарко. Он идёт к дороге, но неожиданно для себя самого сворачивает в противоположную от дома сторону. Ноги сами несут его по знакомому кварталу, мимо домов, прямиком к старому одноэтажному зданию, где он провёл годы своей бурной молодости.       Его мысли поглощены неожиданной встречей с Элизабет. Она совершенно не похожа на тех девушек, с кем ему доводилось проводить время. В ней есть загадка, нечто такое, от чего Джагхеда бросает в дрожь при одной лишь мимолётной мысли о ней. Желание узнать, какая она на самом деле, туманит разум. Голос совести, что напоминает ему о её замужестве, блекнет на фоне сильнейшего притяжения, и Джонс никак не может заставить себя перестать фантазировать о ней. От таких фантазий сбивается дыхание, от возбуждения колет в пальцах, и Джагхеду просто жизненно необходимо спустить пар.       В потоке своих мыслей он не замечает, как доходит до старого зала. Он замирает у входа и смотрит через большое панорамное окно на то, как Том придерживает боксерскую грушу, а молодой, тощий парень сыплет неумелыми ударами. Келлер не утратил прежней суровости. Он выглядит так же, как и много лет назад, и только седина в волосах напоминает о том, сколько времени прошло с их последней совместной тренировки.       Джагхед смотрит на мужчину в его любимом синем костюме, и невольно вспоминает тот день, когда впервые оказался здесь. Прошло больше десяти лет, но воспоминания всплывают яркими живыми картинками: первый удар, первая боль, первое осознание своей никчемности. Сейчас они пробуждают в нем ностальгический порыв, и Джонс толкает тяжелую дверь, проходя внутрь, навстречу своему прошлому.       В зале негромко играет музыка. На ринге двое парней устраивают спарринг. Совсем ещё юный паренек разминается у раздевалки. На стенах висят всё те же снимки великих боксеров, несколько наград учеников, медали и грамоты. Джагхед словно переносится во времени — всё кажется таким привычным и знакомым.       Его появление не остается незамеченным. Как только он проходит вглубь помещения, на него сразу же обрушивается чрезмерное внимание посетителей. Они смотрят на него, словно на редкий экспонат, как на кинозвезду, шагающую по красной дорожке. Он ловит восхищение, уважение и толику завистливой злости в глазах подопечных Келлера. Они мгновенно оставляют свои занятия и без стеснения рассматривают его, пока тренер не замечает, что они перестали тренироваться. — Чего застыли? — рявкает Том. От звука его хриплого, тяжелого голоса, Джагхед морщится. Он звучно прочищает горло и прячет кулаки в карманах спортивных штанов, чувствуя себя тем же сопливым пацаном, каким пришёл сюда впервые.       Келлер оборачивается и в его глазах мелькает удивление. Он теряет самообладание всего на долю секунды, а затем его лицо принимает привычное выражение полной отстраненности, словно ему абсолютно плевать на появление Джонса. Джагхед усмехается, на что Том закатывает глаза и смыкает губы в тонкую линию, изображая раздражение. — Продолжили тренировку, — строго приказывает он. — Держи правильную траекторию удара. Я сейчас вернусь, — чуть мягче добавляет, обращаясь к парню у боксерской груши. Профессиональным взглядом Джагхед подмечает, что у того дрожат кисти от перенапряжения. Совсем новичок.       Не говоря больше ни слова, Келлер устремляется к двери в свой кабинет, и Джагхед следует за ним. Не сдержавшись, он бьет по груше, и предплечье отзывается болью от трения железки. Том останавливается, пропускает Джонса вперёд, а затем захлопывает дверь. Джагхед осматривается, мнется у двери, дожидаясь реакции тренера. Мужчина обходит его, присаживается на край письменного стола, скрещивает руки на груди и упирается в парня прямым, серьёзным взглядом, отчего на губах Джагхеда появляется самодовольная улыбка. — Ну, и? Зачем припёрся? — тянет Келлер. Его тон нисколько не удивляет Джагхеда. Мужчина никогда не проявлял к нему благосклонности, не выделял его среди остальных, никак не выражал симпатии или гордости. Могло показаться, что ему попросту плевать, ведь он ни разу не перезвонил и не ответил ни на одно из писем, что Джонс отправлял ему из Лос-Анджелеса, но Джагхед слишком хорошо знает этого человека — именно он помог ему выйти на «большой» ринг. — Я тоже рад тебя видеть, — ухмыляется Джагхед. Он внимательно смотрит на Тома, выжидая, когда тот не выдержит и укажет ему на все недостатки. Терпения Келлера хватает ненадолго, и он тяжело вздыхает: — Хреновый удар с левой. Танцуешь на ринге, как девчонка. Про последний бой я вообще промолчу. Ты постоянно открывался, и будь тот кабан проворнее…       Джонс не сдерживает смешка. Это так похоже на Тома Келлера. — Как приятно оказаться дома, — улыбается он. — Как насчет тренировки? Вспомним былые времена. — Я не тренирую профессионалов, — недовольно бурчит Келлер, не упуская возможности смерить Джагхеда пренебрежительным взглядом. — Не дашь руке восстановиться, и следующий твой удар может стать последним. — Так ты следишь за новостями, — издевается Джонс. — Устал уже от твоей рожи по всем каналам, — парирует Том, и Джагхед замечает тень улыбки на его губах прежде, чем он отворачивается и уходит к шкафу. — Кроме шуток… Я хочу размяться. Погоняешь меня, как раньше? Можем спарринг устроить. Надеру тебе задницу. — Ещё чего, — усмехается Келлер, прячась за дверцей шкафа. — Сто пятьдесят приседаний с десяткой, — приказывает он и бросает Джагхеду плотные боксерские перчатки. Он успевает сделать шаг и поймать их в воздухе, улыбаясь при виде затертой буквы «J», выведенной маркером на резинке. — Ты их сохранил. — Давай, пошёл, — отмахивается Том. — Посмотрим, чему Руфус тебя научил. И не думай зазнаваться, чемпион, — саркастично добавляет он. — В этом зале ты не лучше всех остальных.       Джагхед облегченно выдыхает и следует за тренером. Кто, как не Келлер сможет выбить из него всё дерьмо. ***       Элизабет мерит шагами большой светлый холл отеля, изучая мраморный пол, стены с причудливыми узорами штукатурки, дорогие картины в позолоченных рамках. Из окон и стеклянной двери струится оранжево-розовый свет уходящего солнца, играя лучиками на полу и дереве её рабочей стойки. Она осматривается, а затем кружится, раскинув руки и запрокинув голову.       Бетти чувствует себя танцовщицей в огромном бальном зале, представляет, что одета не в строгую юбку и блузку с бейджем, а в красивое пышное платье, переливающееся изумрудами в ярком свете прожектора. Она вспоминает занятия в школе и делает реверанс перед воображаемым кавалером, забываясь в полёте своей фантазии. Веселье и детский восторг охватывают её, и она продолжает танцевать, тихо напевая воздушную мелодию. Полностью растворившись в своих ощущениях, Элизабет не замечает, как в дверях появляются гости отеля: миниатюрная итальянка в возрасте и её муж. Бетти резко разворачивается, выпрямляется и смущенно улыбается, чувствуя себя неловко под добродушным, насмешливым взглядом старушки. Она спешит на рабочее место, подхватывает ключ-карточку из ячейки и протягивает гостям.       Старушка подмигивает ей, шепчет комплимент на итальянском, берет своего мужа под локоть, и они не спеша уходят к лифтам. Элизабет смеётся сама над собой и усаживается обратно за стол, толкая мышку. На рабочем столе открыт журнал и онлайн заявки на бронь. Она звонит нескольким клиентам, которые планируют заселиться завтра, чтобы подтвердить бронирование, а затем берёт мобильный и пишет несколько смс Веронике, которая второй день не забывает ей перезвонить. Сообщения от мужа полны неприязни и приказов сейчас же оставить работу. Элизабет оставляет их на потом, не желая портить себе настроение, но неприятное чувство злости и обиды всё равно закрадываются к ней в сердце.       Почему Скотт просто не может её поддержать? Почему не может дать ей свободу? Почему он не может быть таким, как…Джагхед.       Она вздрагивает, словно от удара током. Ей становится неловко и даже стыдно за свои мысли. Стоило ей только вспомнить его лицо, как она разволновалась до того, что щеки запылали жаром. Нельзя позволять себе думать о нём, тем более мучиться ожиданием следующей встречи. «Ещё увидимся?» — спросил он, но это походило скорее на утверждение. Элизабет гадала всю дорогу до работы о том, что он имел ввиду, и сейчас эти сомнения вновь возвращаются к ней против её воли.       Бетти ловит себя на мысли, что хотела бы увидеть его. Это окончательно выбивает её из равновесия и следующие пару часов она проводит в нервном напряжении, не в силах успокоиться.       Когда за окном темнеет, Бетти клонит в сон. До конца рабочего дня остается еще три часа, и она не знает, чем себя занять. Открыв вкладку в интернете, она листает новостную ленту, а затем решает выпить кофе, встаёт и идёт до автомата. Нагнувшись, Элизабет изучает кнопки, ставит кружку и нажимает на одну из них, дожидаясь, когда автомат перемелет зёрна. Она не слышит, как тихо открывается дверь, забирает кружку и идёт обратно за стойку. Кофе налито до самого края и ей приходится идти медленно и осторожно, чтобы не пролить на пол. Сосредоточенно следя за своей рукой, она проходит к рабочему месту, отодвигает листы и тянется, чтобы поставить кружку на стол, но именно в этот момент на стойку опускается рука и она испуганно поднимает взгляд. От неожиданности Элизабет вздрагивает и роняет кружку. Та падает на стол, а затем скатывается на пол и разбивается вдребезги. — Вот чёрт, — ругается Бетти, стряхивая горячий кофе с обожжённой руки. Из-за резкой боли она не сразу осознает, что видит перед собой Джагхеда, а когда понимание приходит к ней, её сердце разгоняется до сумасшедшего ритма. — Прости, я не хотел тебя напугать, — отмирает Джонс и обходит стойку. Они одновременно присаживаются, чтобы убрать осколки, и Элизабет едва не сталкивается с ним лбом. От его близости у неё дрожат пальцы, она боится выдать себя и неуверенно тянется к крупному осколку, но Джагхед перехватывает её руку и крепко сжимает в своей. — Порежешься. Давай я сам. Это ведь я виноват, — его извиняющаяся улыбка действует на Бетти как высоковольтный разряд тока. Она завороженно смотрит на него, касаясь подушечками пальцев его ладони. — Я позову уборщицу, — говорит Элизабет и быстро поднимается на ноги. Она отворачивается к телефону и набирает номер только со второй попытки. Спиной чувствуя его взгляд, она находится вне себя от страха и радости.       Вызвав уборщицу, Бетти снова поворачивается к нему. Она облокачивается на стойку, боясь потерять равновесие, и выдавливает непринужденную улыбку, желая скрыть свою нервозность. — Что ты здесь делаешь? — Я… проходил мимо, решил зайти, поздороваться, — врёт Джагхед. Он так и не придумал себе достойного оправдания, а теперь возможность уйти тает для него серой дымкой. Остаётся последний шанс повернуть назад и сохранить дистанцию, но Джонс идёт на поводу у своих эмоций и на корню обрубает шанс на спасение для них обоих. — Покажешь мне номер? — Ты хочешь снять номер? — удивляется Элизабет. — Да. — На одного или… — На одного.       Бетти чувствует некоторое облегчение. Она заставляет себя сохранить профессионализм, выбирает номер на втором этаже и спрашивает: — Зарегистрировать сразу или сначала показать номер? — Давай сначала номер, — пожимает плечами Джонс. Он пропускает Элизабет вперёд и его взгляд падает на её стройные ноги, не прикрытые короткой юбкой. В его груди тяжелеет, а руки сжимаются в кулаки от злости на самого себя. Не помогает ничего: ни усталость после тренировки, ни боль в предплечье. Все его мысли подло вращаются вокруг неё. — Здесь красиво, правда? — восторженно спрашивает Элизабет, поднимаясь по лестнице и поворачивая к нему голову.       Джагхед прочищает горло и поднимает взгляд к её лицу, только бы не видеть, как край юбки скользит выше при каждом её шаге. Он умоляет себя повернуть назад, но его ноги не слушаются и упорно ведут его следом за Бетти.       Они поднимаются на второй этаж, Элизабет сворачивает в коридор, рассказывая ему, где что находится. Кажется, что она увлечена рассказом, но Джагхед никак не может сосредоточиться на том, что она говорит.       Остановившись у нужного номера, Бетти вставляет карточку в специальное отверстие, замок щёлкает и дверь послушно поддается давлению на ручку. Свет загорается автоматически, освещая просторный номер с большой двухместной кроватью. Элизабет с восхищением осматривает дорогой люкс, а затем отходит в сторону, чтобы оценил Джагхед. Она ждёт его реакцию, но ему, кажется, всё равно. Он равнодушно смотрит вокруг, а затем переводит взгляд на неё, отчего Бетти смущённо теребит пуговицу на рукаве рубашки. Ей тревожно и волнительно, но ощущения похожи больше на предвкушение, нежели на страх. — Там большая ванна, и… — Бетти слышит, как хлопает дверь и замолкает. Шестое чувство подсказывает ей, что пора уйти, но она лишь смотрит на Джагхеда своими большими глазами. Он медленно сходит с ума, видя ожидание в её взгляде. Его собственный опускается к вырезу на её груди, и она это замечает. — Мне нравится, — говорит Джонс, имея ввиду не этот пропитанный роскошью номер. Он делает шаг к ней навстречу, Элизабет не двигается.       Она часто дышит, словно пробежала кросс. Её ладошки потеют от волнения. Она отступает в сторону, не до конца решив, чего хочет больше: сбежать или остаться. За неё решает Джагхед. Он подходит к ней вплотную и мягко сжимает тонкое запястье своими горячи пальцами, а затем медленно скользит по её руке выше, оставляя после своих касаний волну мурашек на коже. Он пристально смотрит ей в глаза. Яркий огонек в его взгляде завораживает. Её ноги становятся ватными, тело послушно отзывается на его касания, а из головы моментально исчезают все мысли.       Между ними остаются жалкие миллиметры. Джонс тормозит свою руку на её плече, давая ей возможность уйти, но она не пытается прекратить это. Стоит, словно завороженная, смотрит на него так возбуждающе невинно. Предохранители в его голове сгорают одной вспышкой, когда Элизабет томно вздыхает. Он притягивает её к себе за шею и впивается в приоткрытые губы жадным поцелуем, уже не в силах остановиться.       Элизабет стонет от неожиданности и отвечает на поцелуй, чувствуя, как желание овладевает телом. Его властные сильные руки оставляют пылающий след на талии. Он целует её так, как никто никогда не целовал — страстно, агрессивно, уверенно. Ей хочется до минимума сократить расстояние между ними, но уже некуда. Она так плотно прижата к его телу, что чувствует, как растет его возбуждение.       Джагхед толкает её к стене, грубо впечатывает в шершавую поверхность, не отрываясь от мягких губ. Она податливо выгибается навстречу его рукам и запрокидывает голову, когда его губы опускаются на её шею. Сладкий запах её духов сводит с ума, тонкие пальцы впиваются в его плечи, и его тянет кричать от того, как невыносимо сильно он хочет её.       Руки Джонса дрожат от возбуждения, и он не может справиться с пуговицами её рубашки. Нетерпеливо рыкнув, он сильно тянет ворот, вырывая их с корнем, освобождая себе доступ к её пышной груди. С губ Элизабет срывается громкий стон, когда его рука скользит по животу, а губы влажными дорожками поцелуев исследуют шею. Она едва держится на ногах — колени дрожат, перед глазами расплывается комната, а внизу живота тянет приятной болью. Если бы не стена, в которую Джагхед вжимает её своим телом, она наверняка свалилась бы на пол.       Ей до безумия хочется коснуться его по-настоящему. Бетти тянет края его футболки, и он на мгновение отстраняется, чтобы избавиться от ненужной вещи. Его грудь твердая под её ладонями. Она чувствует напряженные мышцы, прощупывает каждый кубик пресса, наслаждаясь его силой и властью над ней.       Джагхед мечтает поцеловать каждый сантиметр её кожи, изучить полностью, но терпения не хватает. Он с лёгкостью подхватывает Бетти на руки, а затем усаживает на небольшой косметический столик, задирая юбку до живота и устраиваясь между её ног. Элизабет обвивает его поясницу ногами, полностью сдаваясь во власть своего желания. От смущения не остается и следа. Она сама тянется к ремню его брюк, быстро расправляется с застежкой и рывком спускает штаны вместе с бельем. Её напор ещё больше заводит Джагхеда. Он грубо сжимает пальцами её подбородок, впиваясь зубами в нижнюю губу. От этой грубости у неё кружится голова, и она хочет большего. Прямо здесь. Прямо сейчас.       Джонс чувствует, что может кончить только от одного её прикосновения к его члену. Она скользит рукой снизу вверх, сначала неуверенно и робко, затем быстрее и резче. Её пальцы так плотно обхватывают его, что Джагхед инстинктивно толкается вперёд, глухо стонет и оставляет болезненный укус на острой ключице. Не полагаясь на свою выдержку, Джонс убирает её руку и ещё выше задирает смятую юбку.       Его пальцы мучительно медленно скользят по внутренней стороне бёдра. Элизабет невыносимо приятно каждое его прикосновение, но пожар внутри разгорается в смертоносное пламя, и она больше не может ждать. Она находит его губы своими, притягивая ближе к себе, ощущая давление его члена у себя между ног. Это так грязно, неправильно, безумно, но так восхитительно.       Джагхед отодвигает полоску её кружевных трусиков, чувствуя, как сильно она хочет его. Он дразнит, проводит головкой по её клитору, заглушая громкий стон наслаждения поцелуем, а затем резко толкается внутрь, сжимая бёдра неконтролируемо сильно. Элизабет задыхается и хватается за край столика, чувствуя возрастающее наслаждение. Джонс путается рукой в её волосах и заставляет Бетти взглянуть ему прямо в глаза. Он не двигается, наслаждается ею: блеском затуманенных глаз; лихорадочным румянцем на щеках; тем, как она кусает губу, смотрит на него с похотливым призывом и сама пытается двигаться.       Резкий глубокий толчок, и Элизабет прикусывает щеку изнутри, чтобы не закричать. Джагхед не может удержать голодного зверя внутри себя. Он трахает её жёстко, вдалбливаясь в податливое тело на всю длину, сжимая в своих руках так, что на утро проступят синяки, но обоим плевать. Джонс оттягивает её длинные волосы болезненно сильно, но от этой приятной боли волна удовольствия подступает совсем близко.       Бетти на грани безумия. Она запрокидывает голову и закатывает глаза, чувствуя, что оргазм вот-вот накроет с головой. Джагхед сжимает пальцами её скулы и заставляет выпрямиться. Он хочет видеть её горящие глаза, хочет видеть её настоящую. Такую, какая она сейчас — страстная, открытая, опьяненная запретным влечением. И она не сопротивляется. Впивается ногтями в его плечи, оставляя царапины, тянет его на себя, задыхаясь от раскаленного воздуха. Джонс в последний раз глубоко проникает в неё и чувствует, как тесно сжимаются мышцы вокруг него, почти болезненно. Она стонет, пытается свести ноги от сильного удовольствия, взорвавшегося в каждой клеточке тела, но Джагхед медленно двигается вперед, отчего её снова бьёт дрожью.       Джагхед едва успевает выйти из неё и изливается ей на живот, пачкая безнадежно помятую юбку. Каждая напряженная мышца в его теле наполняется облегчением. Ему хочется упасть от усталости и закрыть глаза, но ещё больше его тянет в который раз поцеловать её. Бетти поддаётся, расслабленная, словно выпавшая из реальности. Он аккуратно приподнимает её подбородок, касаясь губ мягким, чувственным поцелуем.       Элизабет не чувствует собственное тело. Оно словно наполнилось сладкой, тягучей карамелью. Все силы разом покинули её, и за сильнейшим напряжением, накопленным месяцами, приходит такое необходимое освобождение. Она позволяет Джагхеду касаться себя, чувствуя ласковое тепло его руки, бережные, почти невесомые поцелуи на губах и шее. Чувство абсолютного спокойствия резко сменяется тревогой. Осознание бьёт по ней, словно стрела, и Элизабет открывает глаза. С секунду она смотрит на Джагхеда, пытаясь определить его чувства по взгляду, но не видит ничего, кроме удовлетворения. Ей становится тошно. Противно настолько, что глаза наполняются слезами.       Она отпихивает его от себя и спрыгивает на пол, пытаясь прикрыться рваной рубашкой. Её взгляд падает на собственное отражение в зеркале, и отвращение от самой себя застывает тугим комом в горле. Волосы спутаны, на шее остались красные следы, щеки горят, губы опухли от страстных поцелуев, юбка перепачкана в сперме. — О, Господи, — тянет она и отворачивается, не в силах смотреть на себя. — Господи, что я сделала?       Джагхед взволнованно смотрит на метания Бетти, и её горечь передаётся ему, словно по воздуху. Он бездумно натягивает штаны, и этот небрежный жест окончательно добивает Элизабет. Она смотрит на него с ненавистью и злобой, натягивая юбку как можно ниже, прикрываясь рукой и пятясь к двери. — Что я наделала… — тихо бормочет она. Слезы наполняют её изумрудные глаза, и Джагхеду хочется как следует врезать себе по лицу. Только что он готов был трахать её, пока она не попросит остановиться, а теперь чувствует себя конченным мудаком. Он не должен был этого допустить. — Бетти, — тянет Джагхед, делая к ней осторожный шаг. Видеть её такой разбитой и знать, что в этом виноват именно он, слишком тяжело. Это похоже на двадцати килограммовую гантелю на шее, которая тянет тебя вниз, а подняться сил не хватает. — Нет! — кричит она. — Не подходи ко мне. Больше никогда. Никогда, — Элизабет нащупывает ручку двери и сбегает в коридор, оставляя Джагхеда в одиночестве. Он медлит, но уже через секунду выбегает за ней, на ходу натягивая футболку.       Она так отчаянно несётся к лестнице, что Джонс решает остановиться. На сегодня достаточно. Он стоит в коридоре, смотрит в пустоту и думает о том, что впервые за долгие годы потерял над собой контроль.       Злость нагоняет его, когда он идёт к лестнице. Она как сильный удар по ребрам, заставляет согнуться, а также пробуждает бешеное желание ударить в ответ. Джагхед размахивается и с силой бьет кулаком в бетонную стену. Кожа на костяшках расходится, руку сводит от боли до самого локтя. Он хочет ударить снова, но останавливает кулак в сантиметре от стены. Задержав дыхание, считает до десяти. Разум проясняется, ярость отступает. На мгновение становится легче, но уже секунду спустя Джонс снова чувствует себя уязвимым.       Уязвимым, потому что всё, чего он теперь жаждет — это она.