* * *
Огонь был устранён только к утру. По крайней мере, именно такая информация поступила на радио и телевидение, будоража и так уже испуганные умы жителей Харрикейна. И, что уж тут скрывать, их было слишком много – поджог хоррор-аттракциона стали обсуждать везде, независимо от времени и места. Каверзные и непонятные никому теории, кроме как самим создателем этой странной «игры», опутывали и так приевшиеся ко всему разумы и воспоминания. Но никто не пытался сопротивляться - казалось, что всё вновь вернулось куда-то в прошлое, чуть ли не на те же тридцать лет назад. Народ опять был напуган, рассержен, насторожен. И сомневаться в этом не было никакого смысла. Мужчина со вздохом повернул колёсико радиопередач, стараясь поймать радиоволну. Хотелось сейчас только одного – перевести стрелки куда-нибудь туда, где нет всех этих охов и вздохов по поводу произошедшего. Это начинало порядком раздражать, особенно после увиденного – что и говорить, а с таким раскладом никакие телепередачи были не нужны. Какой смысл, если ты уже сам всё знаешь? Мужчина со вздохом зажмурился, понимая где-то на подсознании, что спокойно послушать нормальных новостей ему так и не удастся. Да и завязать какой-либо разговор со знакомым тоже – он пытался за это утро уже несколько раз, но всё было безуспешно. Это было странно. - Я не понимаю, почему ты так насторожен, Майк. Джон медленно повернул голову к окну, внимательно всмотревшись в стоящего около него мужчину. Казалось, тот и не услышал собеседника, будто того и не было. Конечно, может и было обыденно, но в какой-то мере и странно. Особенно, конечно, для такого человека, как Афтон. Джон невольно повысил голос, стараясь сохранить спокойную интонацию. - Не узнаю прям тебя, серьёзно. – мужчина медленно поднялся с насиженного местечка, степенно подходя со спины к «напарнику». – Или же, тоже решился во всю эту чепуху с одержимостью поверить? Афтон, казалось, содрогнулся на эти слова; первая трезвая реакция на сказанные слова за всё это время. Иронично, но именно так и было. Не Джону ли знать это, после того, как они приехали? Никто больше не спал, и даже не пытался сделать столь обыденное движение – каждый из них был погружён в свои мысли, и делиться никто друг с другом не собирался. И уж, конечно, как-то реагировать, особенно сейчас. Что и говорить, а обычное приставание к человеку не самый способ самовыражения. Но кто бы говорил. Майк медленно скосил глаза в сторону мужчины, сильнее сжав в кулаке фотографию. - А что я должен такого сказать тебе, Джон? – Афтон раздражённо скривил губы. – Ты всё равно не будешь это и слушать, раз для тебя всё пустой звук! - Пустой звук для меня? – мужчина обиженно фыркнул, на какой-то миг ударив ладонью по подоконнику для пущего эффекта. – Я помочь хочу, а не просто похвастаться тем, что мы с тобой только что лишились работы в самом «мистическом и страшном месте Харрикейна, построенном на костях»! Джон с чувством продекламировал слова корреспондентов с радио, уже более не сдерживаясь в своих эмоциях на этот счёт. Было и так видно, как же ему всё это надоело, но отступать от задуманного было поздно – старая привычка с детства, чтоб её. Наверно, именно поэтому он в тот миг и не попытался замолчать, даже не смотря на пристальный взгляд Афтона. Впрочем, вышеупомянутый так же не решился так просто оставить свои мысли при себе. - Ах, не пустой звук? Помочь хочешь?! – Майк с чувством сжал кулаки, уже более не пытаясь молчать. Утихшая гордость вновь стала гнуть своё, и Афтон больше не сопротивлялся. И особенно, конечно, напряжение после сегодняшней ночи – так и хотелось, до сих пор, уйти и побыть в покое, наедине со своими мыслями, а заодно и попробовать сопоставить в голове все факты. Крик отца из пожарища так и не хотели забываться. Майк не сдержался, буквально прокричав эти слова в лицо мужчине. – Тогда как мне быть сейчас, Джон?! Что мне делать, может, посоветуешь?... Напарник не понимающе взглянул в тот миг на разбушевавшегося охранника, будто и не пытаясь как-то сообразить, что он имеет в виду. Или же, может, и пытался, да никак не мог дать себе самому позволить подумать о том, что Майк и называл для него «пустым звуком». Ведь Афтон сам не верит во всё это! Или же, он, всё-таки, ошибается? Джон медленно начал перебирать все мысли и идеи, но не мог ответить ни слова в порыве всяких картинок, возникших в голове - ни одна из них не желала сопоставляться в правильный и верный ответ. Ничто из этого не желало и даже не пыталось как-то прояснить ситуацию. Никак не хотели они сейчас что-то сделать, особенно вновь и вновь вспоминая, насколько бледное и сосредоточенное лицо появилось у Майка с самой ночи, как они приехали от пожарища. Похоже, долгое молчание Джона и заставило в тот миг Афтона вновь заговорить. Или же, скорее, просто прокричать в сердцах новые словечки, больно ударяющие по вискам. - Не знаешь? Вот и я не знаю. – Майк издевательски усмехнулся, вымученно скривив губы. Он судорожно вздохнул, отчего Джон непроизвольно дёрнулся, до сих пор не понимая и слова. – Я даже не представляю, что там такое творилось, и что же с ним было! Что и как всё происходило! - С кем?... - С ним! – Майк больно стукнул кулаком по подоконнику, стараясь сдержать порыв гнева и проснувшегося отчаяния. - С ним, с отцом! С Шарлоттой в конце концов! Она же не виновата!... Афтон даже и не понял в тот миг, что именно он сейчас сказал в ответ на непонимание Джона. Мозг, казалось, сам вырвал из его подсознания эти слова, заставив сойти с языка. Его сердце бешено колотилось, и какие-либо соображения по поводу его нарушенной «тайны» становятся для него чем-то очень и очень незначительным. Незначительным и мелким. Потому что он понимает в ту же секунду – он должен всё это кому-то рассказать. Он должен всё это объяснить, попросить помощи. Хоть бы просто понять, что его слушают и верят, а не считают за сумасшедшего. Хотя, что и говорить, а эти шансы всеми силами стремились к нулю – он это понял особенно тогда, когда взглянул на Джона. Похоже, его слова заставили мужчину ужаснуться. Правильно говорят, что непонимание рождает страх – Афтон это осознал в ту же секунду, видя прямо перед собой эти напуганные, и, казалось, остекленевшие в какой-то миг глаза. Похоже, Джон тоже так и не смог смириться должным образом с потерей близкого друга…. - Что значит «с Шарлоттой»? – мужчина сипло вздохнул, широко распахнув наполненные неподдельным ужасом глаза. – Ты что хочешь этим сказать, Майк?! - А ты лучше скажи мне, что мне теперь делать! – Афтон больше не пытался распространяться дальше на тему одержимых аниматроников и хоррор-аттракционах. Он понимал и так, что Джону это не пойдёт на пользу никак, особенно после того, что произошло где-то в далёком прошлом. Отступать после своих неосторожных слов было и так поздно, и оставалось только додумывать, как отвертеться и дать забыть собеседнику сказанные выше слова. Впрочем, Майк понимал и так, что никак – Джон, если захочет, обязательно выпросит у него все ответы на эти вопросы. Особенно, конечно, если это насчёт Шарлотты. Но сначала Афтон будет их задавать, но не он. Время покажет ещё, кто из них узнает больше. Может, и друг из далёкого прошлого поймёт все эти загадки. А пока, всё должен понять именно Майк. Только он, и никто другой. По крайней мере, пока всё не встанет на свои места – ведь кто-то должен разобраться во всей этой запутанной истории полностью. Странно, но сейчас он не живо, но отчётливо осознавал, какой именно вопрос должен разрешить теперь все его проблемы. Если и решать её, то только начиная с самого корня. И охранник это понял в тот миг прекрасно, больше не сомневаясь в своём нелёгком решении. - Мне нужно узнать, что творилось в пиццерии те тридцать лет назад, Джон. Мне нужно узнать, что случилось с отцом. А с дядей Генри?... Майк, до сих пор ещё не осознавая по-настоящему, какую же он взваливает на себя ответственность за неразрешённую загадку, старается говорить как можно более убедительней. Он невольно беспокоится, что все его слова на фоне прозвучавших в гневе ответов покажутся в тот миг человеку перед ним лживыми и ненастоящими. Может, поэтому он и не молчит, больше разворачивая эту тему. - Что было с теми всеми волонтёрами? А охранники – Джереми, Фритц? Что было с ними, когда случались переоткрытия «Фазбер Интертеймент»? У кого я смогу это узнать? И главное, как, Джон? Ведь не факт, что работники ещё остались здесь, в Харрикейне, после всего, что произошло за это время! Майк глубоко вздохнул, чувствуя, как вновь впадает в нечто, похожее на отчаяние - ведь он, действительно, прав насчёт того, что никто здесь не остался, и какие-либо вопросы так и останутся неизведанными с таким раскладом. Или же, если не прав, то в очередной раз догадывается, стараясь подстроиться под умы всё тех же людей, которые так и не исправили свои традиции за эти годы. А может, всё-таки, и нет – как-никак, а в каждой системе должен произойти свой сбой. А значит, некоторые решились, наперекор жителям, забыться именно здесь, став вновь «честными людьми». Он понял это в следующий же миг, как только Джон смог опомниться на свалившихся на него потрясений. - Нет. Кто-то, всё же, остался, Майк. Насколько я знаю, точно. Джон хрипло вздохнул, подбадривающе похлопав Афтона по спине. Сказать, зачем именно, было трудно, но тот не сопротивлялся, предпочтя слушать дальше. – Пойми, я, всё-таки, намного позже тебя отсюда уехал, и потому знаю некоторые секретики. Мужчина замялся, встретившись с непонимающим взглядом Афтона. – Ну, или же, не совсем секретики. Но здесь, точно, кто-то ещё остался, я знаю. По крайней мере, они не могли так просто скрыться. - Да? – не поверил охранник, глумливо фыркнув на эти слова. Что и говорить, а верилось в них с трудом. – И кто же это, скажи на милость? Кто у нас настолько отчаянный, что решили остаться на, как ты выразился, «костях трупов»? - Я не могу сказать точно. Но мы можем узнать это, Майкл. – Джон глубоко вздохнул, будто собираясь с мыслями. Тёмные глазки устало забегали из стороны в сторону, будто стараясь не сильно провоцировать собеседника. – Узнать, чтобы быть уверенным на все сто, знаешь? - бывший работник аттракциона озадаченно хмыкнул в такт словам. – Например, я точно помню, что друг твоего отца, мистер Эмили, где-то в пригороде ещё был. Или же, не так далеко от Харрикейна. Мужчина, казалось, рвано вздохнул сквозь зубы на это утверждение, будто боясь, что ошибается. Впрочем, что и говорить, а Майкл именно так и посчитал в первую секунду, как только услышал эти слова – всё казалось ему сейчас какой-то шуткой, на которую и не стоит по-другому реагировать. Но тем не менее продолжил слушать, чувствуя, что, может быть, это как-то и сможет помочь ему. Может, не сразу, но поможет. Похоже, Джон это и понял, вновь на какой-то миг замолчав, будто собираясь с мыслями. Будто чувствуя, что Афтон ему не сильно верит. Но всё равно продолжил: - Мне даже кажется, что, может быть, он живёт где-то в районе нашей работы, Майк. Там, в домиках на окраине – их всё под снос из года в год хотят взять, да люди всё пишут петиции по этому поводу и живут. Ну, знаешь, приверженцы, всё такое, а государство как-то оставляет попытки…. Джон устало прикрыл глаза, стараясь не смотреть на Майкла. - А Генри, насколько я знаю,…он очень сильно отдалился от людей, после всех инцидентов, но покинуть родной город так и не решился. По-моему, всё из-за нашей Чарли – просто не хочет покидать, и всё. - Чарли? – переспросил Майк, внимательно взглянув на собеседника, не веря своим ушам. Его начинала пугать его уверенность, вылившаяся чуть ли не в целую лекцию. - Да, Чарли. То есть, Шарлотты, Афтон. Ты же знаешь, она любила, когда её так звали. – Джон на короткий миг вымученно улыбнулся. – Да, мистер Эмили тогда действительно не уехал, насколько я знаю. Предпочёл остаться, сам тогда сказал. Конечно же, не без памяти о дочери. По-моему, так даже в газетах девяностых писали по интервью и согласиям с шефом полиции после расследований.… Ну, с мистером Берком, знаешь? - То есть, ты имеешь в виду, что…. – Афтон не мог закончить столь простую фразу, нутром чуя, что может ошибиться в столь простом вопросе. Но ошибки не было. Джон облёгчённо вздохнул, чувствуя безмолвную победу. Может, не столь ощутимую из-за сомнений и страха от воспоминаний, но чувствовал. - Да, Майк. Генри здесь. Нам нужно только найти его, и ты сможешь его расспросить обо всём, если тебе нужно…. Джон, в какой-то мере и обречённо, взглянул в тот миг на Афтона, понимая, что именно сейчас будет. И он не ошибся, увидев, как лицо охранника просветлело….* * *
- После этого мы и решили поехать к Хангерсону. Даже не знаю, что именно мы вообще там решили выяснить – он просто директор, пытающийся нажиться на старых воспоминаниях. Вы знаете таких людей, Генри… - Майк на какой-то миг замолк, боясь говорить дальше. Утверждение Эмили называть его именно по-имени всё никак не желало укладываться в голове, и любой намёк заставлял замолчать. Даже просьба называть его на «ты» здесь не работала никак. Но всё тут же исчезло, как только Генри медленно кивнул головой – мол, продолжай. Афтон глубоко вздохнул, стараясь собраться с мыслями – комок в горле заставлял его задыхаться. - В общем, как только мы приехали, поняли, что Ник в какой-то мере ожидал нашего приезда. Как я считаю, всё тот же пожар и всякие компенсации были тому виной, но мы даже об этом и не вспомнили. - А он один живёт? - Да, один. – Майк передёрнулся от неожиданности вопроса, на какой-то миг замолчав. – Родители на другом конце живут, но в этот день были с ним. Наверно, всё тот же пожар заставил приехать их, чтобы не одним за сыночка волноваться. По крайней мере, я именно так думаю. Афтон медленно повернулся к окну, стараясь сосредоточиться на дальнейшем рассказе – сердце начинало колотиться только сильнее. Особенно, конечно, от опутывающих мозг воспоминания утра. - И знаете, что? Его родители узнали меня. Даже не меня, а папу. Уильяма Афтона. – Майкл горько усмехнулся. – В очередной раз приходится мне принять факт того, что я уж очень сильно похож на отца. Даже и не знаю, сыграет ли мне это в будущем во благо. Наверно, нет… - Они знают его? – Генри, казалось, не сильно удивился. - Они работали волонтёрами, когда у вас с отцом была первая закусочная. Знаете, по типу официантов и помощников по кухне. Насколько я помню, у вас кто-то ещё и для выступления в костюмах припасён был из таких… - Да, было такое, было…. – Эмили устало вздохнул, помассировав виски, отчего Майк на какой-то миг сообразил, насколько тяжело ему было сейчас это вспоминать. Всё-таки, он так же, как и Афтон, совсем ничего не забыл, хоть и пытался много раз. Но тут же постарался не замечать, как только Генри вновь кивнул. Он продолжал внимательно слушать, и какие-либо паузы не впечатляли его, заставляя вновь напоминать старому «другу», что он не один. Майк на это невольно дёрнулся, постаравшись отбросить хоть какие-то навязчивые мысли. - Мы их и решились спросить, не знают ли они чего-нибудь насчёт оставшихся работников. Сначала, по-правде, и понять не могли, а потом смогли кого-то вспомнить. – мужчина задумчиво оглядел гостиную. – Бывших охранников они не видели и в помине, ну, Майк, Фритц, Джереми, вы их знаете. А вот вас они вспомнили, даже какие-то газеты тогда хотели откапать по этому поводу. Все прям старые такие, пожелтевшие, жуть одна. Но вычитки какие-то, всё равно, смогли распознать, да и интервью тоже. - Во, как! – хрипло восхитился Генри, заставив Майка вновь замолчать. Но ненадолго. Афтон прекрасно понимал, что тот слушает его, и потому не решился затягивать. Хотя, впрочем, его рассказ уже подходил к концу и какие-либо дальнейшие размышления здесь были бы просто излишни. Охранник это понимал прекрасно, со вздохом стараясь закончить свои монологи. Разговаривать после того, что ему пришлось поведать, было довольно трудно. - А потом, мы общими усилиями решили сопоставить все данные. И вот, я здесь. Это всё, что со мной произошло, мистер Эмили. Ой, простите, Генри!... - Ничего уж, ладно, Майк…. Человек перед Майклом глубоко вздохнул, будто стараясь упорядочить все свалившиеся ему на голову новости и рассказы. Что и говорить, а после долгого повествования Афтона о хоррор-аттракционе, о Нике и странном персонале, о живом отце в пружинном костюме и чудом оставшейся здесь Шарлотте, о пяти ночах выживания и пожаре, Генри действительно долго не мог опомниться. Казалось, он и не пытался, потрясённый и, в какой-то мере, шокированный долгим и жутким рассказом Майкла Афтона – охранника из ныне сгоревшего «Fazbear’s Fright». Долгое, довольно продолжительное время Эмили молчал, напряженно и тихо всматриваясь куда-то в одну точку, казалось, забыв о существовании незваного гостя. Майк не мог и опомниться, невольно волнуясь всё больше и больше – ему начинало казаться, что человек перед ним не верит ему, считает сумасшедшим, и уже какую секунду, вместо того, чтобы помочь, продумывает план сбагривания охранника в психушку. Уж слишком не живо и остекленело смотрели в тот миг эти усталые, красные глаза за толстыми линзами очков – глаза давно отчаявшегося человека. Потерянного, утратившего вместе с гибелью дочери весь свой смысл жизни. Оставалось только догадываться, как он вообще смог все эти годы прожить именно здесь, далеко от людей и города. Как смог этот пожилой человек, некогда бывший эксцентричным и активным Генри, не устроить над самим собой расправу за все прошлые грехи. Да, Майкл, действительно, не смог, по началу, узнать некогда папиного сотрудника, приятеля по механизмам и изобретениям. Его глазам представился в этот день высокий человек преклонных лет, с кудрявыми непослушными волосами – тусклыми, и во многих местах седеющими, но никак не похожими на русые завитки молодого мужчины. Лицо Генри тоже изменилось. Афтон не мог даже и представить, что когда-нибудь увидит на этом румяном лице из воспоминаний глубокие морщины, прорезавшие его лоб, щеки и красные усталые глаза за толстыми линзами очков. Человек перед ним был бледным, исхудалым, и в какой-то мере, казалось, истощённым – сразу становилось понятно, что этот человек давно уже не выходил из этого дома, стараясь проводить дни вдали от людей и новых впечатлений. Стараясь просто избегать их, как и Майка в первую секунду его появления. Афтон грустно усмехнулся, когда вспомнил строгое и уставшее лицо Генри, когда он поинтересовался целью его визита. Афтон в ту минуту стоял у него на крыльце и всеми силами старался не задрожать от пробирающего его напряжения – никак он не мог представить, какие именно изменения постигли этого человека. Тот даже не сразу узнал в нём каких-то там «родственных» связей из-за всей этой спешки и страха перед незваным гостем. А, может, и узнал, и именно это послужило человеку ещё одной причиной – непонятная паника промелькнула тогда в опухших глазах, когда он узнал в человеке перед собой нечто схожее со своим старым другом. Афтон видел это. Понял. - Мистер Эмили, вы? – в ответ на столь резкую эмоцию, Майкл ничего другого тогда так и не смог сказать, чувствуя, что стоит действовать теперь быстро, чтобы не дать последней надежде выскользнуть из рук. Ему не хотелось и думать об этом, боясь где-то на подсознании, что всё пойдёт насмарку. - Да. А вы кто такой? – Генри говорил тогда строго, и на удивление спокойно, хоть в его глазах и читался до сих пор немой страх – ещё одно маленькое подозрение на то, что Эмили, действительно, смог узнать в мужчине молодого Уильяма. Именно это тогда и насторожило, заставляя замолчать. Но только на миг. Нужно было действовать быстро, расчётливо, выверено. И охранник не заставил долго ждать, глубоко вздохнув и проговорив именно эти «кодовые» слова на немые вопросы Генри. - Я - Майкл Афтон. Я – сын Уильяма Афтона, вашего друга. Мне нужна ваша помощь, мистер Эмили. Майк сказал эти слова тогда громко, чётко и внятно, стараясь не сорваться на хрип. Он готов был сделать сейчас что угодно, только бы Генри узнал его. Да что там узнал! Просто бы поверил ему, и всё тут. Его даже не заботило то, насколько всё стало напряженно после всех совершенных инцидентов, и какую роль сможет сыграть теперь он сам в мозгу Генри, как и отец. Почему Майк вообще об этом подумал? Да потому что мужчина тут же впустил его, казалось, испугавшись каких-то дальнейших слов. Человек перед ним тогда засуетился, широко распахнул дверь, словно в каком-то трансе постоянно приговаривая всего несколько слов: «Майк.... он…. конечно-конечно…» и всё в таком духе, уже больше не раздумывая. Но всё-таки, нельзя сказать, что Генри испугался – даже так, он был строг и внимателен к Майклу. Он следил за каждым его движением, молча и проникновенно, будто до сих пор не доверяя. Сдвинутые брови за очками заставляли лицо мужчины исказиться. Казалось, он мог в любой момент выпроводить гостя за дверь, будь хоть одно неловкое движение со стороны Майкла. Впрочем, Афтон и этого не знал, только смутно догадываясь и наблюдая за Генри, когда прошёл в дом. Тут он понял ещё кое-что – вместе с Эмили изменился и его дом. Не зря говорят, что убранство отражает внутренний мир человека, что в нём проживает; запущенный, неубранный он придавал внешнему виду мужчины только ещё большую жалость и понимание того, насколько ему было сложно все эти годы хоть как-то контактировать с этим миром. Было видно и то, что живет он, действительно, один. Вся эта атмосфера даже и намёка не давала на какого-то там постороннего человека, а особенно, конечно, на представителя женского пола. Притом, насколько помнил сам Майкл, жена от Генри ушла ещё тогда, когда Шарлотта была ещё маленькой, и за это время Эмили так и не нашёл ей замену, предпочитая воспитывать дочку самостоятельно. И уж тем более не нашёл, когда девочка исчезла из его жизни – Эмили полностью отдался горю и всячески с неё боролся, живя, и тихо наблюдая за тем, что творится в мире. А потом, два человека – Майкл и Генри – расположились здесь, в маленькой гостиной. Последний, хоть и был до сих пор насторожен и строг, не решился так просто оставить гостя без угощения и долгого разговора. Странно и неожиданно с его стороны, но Афтон решил ничего не говорить, боясь, казалось, «спугнуть» знакомого из далёкого прошлого – последнюю его надежду на разрешение всех загадок. Он был готов сделать сейчас всё, что угодно, только бы Эмили был сейчас с ним и пока доверял бы ему. Доверял, а не выпроводил бы его за дверь при первой возможности. И сейчас, когда охранник молча ждал вердикта от Генри, он строил в своей голове совершенно разнообразные теории на этот счёт. Он был готов ждать сколько угодно, главное бы тот не промолчал просто так. Только бы он не посчитал его за сумасшедшего и не дал тому усомниться в том, что вся эта история произошла на самом деле. Что и говорить, а после ночи Майкл уже несколько раз задумывался о том, не было ли это каким-то страшным сном, вызванным воспоминаниями прошлого – обычное же дело, удивляться тут нечему. Но нет. Это был никакой не сон. Афтон знал это, прекрасно понимал, чувствуя, что все доказательства прямо здесь, прямо под его носом – обгорелая, побывавшая в пожаре фотография, найденный дома кожаный блокнотик, опасные и долгие разговоры с отцом, даже тот же Джон были вместе с Майклом на самом деле. И если кто-нибудь сейчас попросил бы всё это показать, рассказать и объяснить Афтон бы не задумывался – он сам хочет всё это напомнить себе ещё раз, только бы не дать и этим воспоминаниям уйти. И ему приходится это сделать, когда Генри наконец-то соизволил ответить на долгий и жуткий рассказ Майкла. Афтон невольно замер, боясь пошевелиться, когда человек перед ним тяжело вздохнул. - Что же, Майк… - Генри медленно поднял глаза на гостя. – Ты поведал мне многое, согласен. Признаюсь честно, пока я тебя слушал, мне несколько раз казалось, что ты или же преувеличиваешь, или же преуменьшаешь. Проще говоря, обчитавшись глупой фантастики, решился мне поведать новую историю. - Вы мне не верите?! – настороженно прошептал Афтон, едва не срываясь на сиплый крик. В ушах зашумело от просыпающегося отчаяния. - Тихо, Майкл. – Генри строго, медленно провёл рукой в воздухе, будто успокаивая и мужчину, и себя. - Я не говорил, что не верю. Просто послушай теперь меня, Майк Афтон. Я выслушал тебя, не перебивая, значит, позволь теперь и мне рассказать некоторые детали, хорошо? После этого можешь высказать своё мнение. Генри строго взглянул прямо в глаза охранника. - Ты понял меня, Афтон? - Да… - Майкл глубоко вздохнул, стараясь не дать себе задрожать. Напряжение и страх управляли им, и он ничто не мог поделать, начиная тихо слушать, на этот раз, человека перед ним. Генри Эмили.Тот не заставил себя долго ждать, понимая и так, что нет нужды. И Майкл был ему благодарен за это. Человек, поправив очки, устремил взгляд вдаль, будто и не видя перед собой человека. - Скажу сразу – твоя история довольно запутанна, и рассказать её постороннему человеку было бы довольно сложно. Тебя вполне могут посчитать за сумасшедшего, и я в том числе. – Генри глубоко вздохнул, стараясь не смотреть на разволновавшегося Афтона. – И я бы, действительно, так решил, не будь у меня тоже своих скелетов в шкафу. Не настоящих, конечно, как у твоего отца, Майк, но тоже кое-что стоящее. Эмили опустил голову, словно сам, только что, испугался около себя собеседника. Будто он с ним поменялся ролью, и теперь ему страшно вещать правду. - Понимаешь ли, Майкл, она снилась мне. – Генри отвёл взгляд. - Кто?... – Афтон, казалось, прохрипел этот вопрос, не в силах промолчать. - Шарлотта. Моя маленькая девочка, моя милая Шарли. В наступившей тишине, Майку показалось, что лицо Эмили исказилось. Это было неосознанно, непонятно, но Афтон почувствовал, как у него сжалось сердце при виде этой эмоции. Но Генри, как будто, и не заметил, продолжая рассказывать. Стараясь не обращать внимания, стараясь, как и было заверено самим собеседником, не отвлекаться. Человек глубоко вздохнул. - Но снилась она мне не просто так, Майкл, пойми. Она снилась мне не девочкой. Не моей девочкой. Эта была Марионетка, которую я для неё создал…. – Генри невидяще обвёл взглядом гостя. - Да, я до сих пор считаю, что создал её именно для моей маленькой Шарлотты, Афтон – чертежи и расчёты последнее, что мне напоминает об этом и заставляет поверить, что я смог сделать для неё хоть что-то стоящее, как отец. Что я смог перед смертью выполнить хотя бы одно из её желаний, которое она запомнит. Майк, чувствуя, что невольно задыхается от возникших догадок, попытался на эти слова что-то сказать, подбодрить, убедить, но встретившись взглядом с Генри, тут же осознал, что не может – Эмили ни за что бы этого не вытерпел. Поэтому, Афтон и молчит, стараясь в следующее мгновенье не сильно смотреть в сторону этого человека, продолжая слушать. - Но эта Марионетка не просто мне снилась, Майкл. Она постоянно появлялась передо мной и говорила всего три слова. Всего три, а я запомнил их, не могу так просто забыть, как те же обычные сны. Не могу, сколько не пытался. Она будто преследует меня, вот и всё. Генри покачал головой, склонившись над журнальным столиком. Худые плечи вновь на какой-то миг задрожали, отчего сердце в груди у Афтона сжалось. - И что же она говорила?... – Майк нехило испугался, сообразив, что наверняка нарушил спокойствие рассказчика, и теперь точно всё оборвётся прямо сейчас. Но нет. Генри отвечает на этот вопрос, казалось, и не заметив человека перед собой должным образом – словно бы эти слова в вопросительном тоне были в порядке вещей. В его голове было сейчас совершенно другое, и он не задумывался о каких-то там порядках в разговоре. - «Я жива, папочка». Вот что она говорит. – Эмили тяжело вздохнул, стараясь, казалось, сдержать порыв зародившихся в горле слёз. – Она мне это говорит постоянно. И голосок всё тот же, Майк. Всё тот же милый, спокойный, ангельский, как у её матери. Он умоляет меня каждую ночь. Я не могу заснуть ни на секунду, чувствуя её присутствие и её саму…. Генри глубоко вздыхает, казалось, еле сдерживая порыв. Худые плечи под клетчатой рубашкой вновь начинают дрожать, и человек отворачивается, только бы собеседник не увидел, как из его красных усталых глаз катятся слёзы. Как по морщинистым, впалым щекам катятся слёзы, казалось, и не высыхающие после всех потрясений и ночей, тянущиеся для Генри бесконечным чередом. Бесконечным тугим водоворотом, в который его затянуло полностью, и выхода теперь никакого нет. От образа строгого и проникновенного человека в тот миг не остаётся и следа – Генри становится для Майкла уставшим, пожилым, сломленным под гнётом бед человеком, который, как и Афтон, каждый день просто старается играть того мистера, которого хочет видеть общество. Который строг, доброжелателен и внимателен. Который не желает выставлять свои эмоции напоказ, чтобы кто-то их увидел. Но Майкл видит. Видит и не может молчать, чувствуя, что если ничего не сделает прямо сейчас, будет корить себя до конца своих дней за то, что не помог. Уже давно отвыкший от такого рода общения и разговоров, Афтон даже и не знает, что ответить, что сказать и как подбодрить человека перед собой – мозг шепчет ему тревожными воспоминаниями и мыслями, заставляя сердце лихорадочно биться. В горле встаёт колючий комок, заставляющий Майкла вновь задыхаться, но он не молчит. Не молчит, потому что понимает, что нельзя. Никак нельзя. Он, хоть что-то, да должен сделать. И он делает, на какой-то миг повышая голос, сохраняя его спокойным и тихим, только бы мистер Эмили просто услышал. Майкл глубоко вздыхает. - И вы правы, Генри. Она жива. – Афтон медленно отводит взгляд в сторону, стараясь не смотреть на человека перед собой. Он невольно боится, что это только усугубит ситуацию. - Ваша дочь жива, мистер Эмили. Она не ушла, она до сих пор здесь, она до сих пор жива. Я рассказывал вам это, не врал. Вы же это понимаете?.... Майкл на короткий миг замолкает, чувствуя на себе внимательный взгляд. Но больше не молчит, каким-то шестым чувством осознавая, что делает всё правильно. Он должен сказать это. - И она до сих пор очень любит вас. Она любит вас, и ни в коем случае не забыла. И она очень хочет вас увидеть снова. Она до сих пор ваша дочь…. Поймите это, Генри…. Афтон задыхается от нахлынувшего на него волнения, боясь, что какое-либо неловкое движение может направить Эмили против него, и тогда, всё точно разрушится, словно карточный домик. Может, именно поэтому он в тот миг и замолкает, боясь наговорить лишнего. Он невольно вслушивается, стараясь услышать продолжение истории со стороны Генри. Может, не сразу. Может, это произойдёт через некоторое время, но Афтон дождётся. Дождётся, ибо по-другому просто не может быть. И он убеждается в этом ещё раз, как только слышит перед собой знакомый голос – он вновь становится строгим, проникновенным. Он будто бы специально показывает охраннику, что тот всё сделал правильно, и его слова смогли повлиять на сломленного бедами человека. Что тот смог подать ему надежду, как тому же отцу в аттракционе с маленькой фотокарточкой…. Оставалось только догадываться, почему Майк подумал именно об этом, как только осознал правильность своих слов. Впрочем, он понимает это тут же. Генри перед Афтоном тяжело вздыхает, стараясь упорядочить разлетевшиеся в одно мгновенье мысли. Он какую-то секунду молчит, перебирая пальцами по столешнице. Афтон следит за ним, затаив дыхание, боясь неровного движения. Наконец, Эмили медленно поднимает на него глаза, стараясь установить зрительный контакт. - А Уильям… он, получается, тоже любил тебя, Майк? Любил всей душой, как любой отец своё детище. – глаза мужчины сужаются, и взгляд становится строгим и проникновенным, отчего Афтон непроизвольно вздрогнул. Он пугает его, заставляет удивиться, и на какой-то миг постараться взглянуть в ответ в эти усталые глаза за линзами очков. Его рот, как и всегда, проговаривает только один вопрос – беспомощный и краткий по своему содержанию. Это смешно. - Ч-что вы сказали?... – Майк обречённо склоняет голову. - Ну, Уильям. – Генри на короткий миг жестикулирует, будто стараясь привлечь внимание напуганного гостя. Казалось, он не заметил его удивления и испуга. – Уильям. Он, получается,… исправился? - Не знаю, Генри. – Майк отводит взгляд. - Почему вы меня спрашиваете об этом? - Ну, он же отдал тебе фотокарточку, так ведь? В последний момент, пока не обрушилось здание. – Генри откинулся на спинку кресла, будто стараясь размять затёкшую за разговором спину. - Знаешь ли, нелёгкое дело совершить важный поступок тому, кто тебя может ненавидеть и презирать. Эмили тихо наклоняется прямо перед ним, переходя из спокойного тона в шёпот. На какой-то миг, Афтону кажется, что Генри боится, будто его могут услышать. - Ведь ты же ненавидишь его, Майкл? - А вы? – вопрос вырывается сам собой, но казалось, что Эмили вовсе ему не удивился. Но и отступать от задуманного он тоже не собирался; слова вновь устремляется к собеседнику, можно сказать, не отвлекаясь на неосторожный ответ. - Мы говорим сейчас не о мне, Майкл, ясно? Научись отвечать за себя, а потом уж и задавай посторонним. - Генри прищурился. - Ну, так что? Ты его ненавидишь, да? - Я не знаю…. – охранник обессилено вздыхает, отводя взгляд. Он, правда, не может так просто сейчас ответить на столь понятный вопрос. Не может, ибо просто не задумывался над этим все пять ночей, отбиваясь от пробитого кролика в аттракционе. Просто не думал об этом, стараясь выжить. И, в особенности, не думал, когда общался с папой наедине, вспоминая прошлое. Он никогда не забудет, как тот вспоминал маму, как тот разговаривал с ним о Лиззи и Кевине…. Может, именно из-за этих маленьких воспоминаний, зародившихся в заспанном мозгу, Майк тогда и не молчит, чувствуя, что маленький ответ находится совсем рядом. - Я не знаю…. Я ненавижу в нём убийцу, всей душой ненавижу, но… - Афтон на какой-то миг запинается, отчего все слова застревают в горле. – Но… он мой отец. Правильно ли его после этого ненавидеть? - Это уж ты смотри, Майкл, сам. - Генри на эти слова лишь качает головой, заставляя мужчину не понимающе взглянуть на хозяина.- Я тебе ничего сказать не смогу – я не твой отец, чтобы ответить на этот вопрос. И уж, тем более, не сын твоего отца. На какой-то миг, бывшему охраннику кажется, что Эмили печально вздыхает в такт своим словам, будто сам ещё до конца не соображая, что следует сказать дальше. - Но ведь, Майкл, мы оба будем надеяться на то, что он смог понять, что вы до сих пор та семья, которую он помнит? Ведь как ты считаешь, Афтон? - То есть, помнит, даже спустя столько времени? Не смотря ни на что?... – Майк не верит, до сих пор не может осознать всё по-настоящему, будто маленький ребёнок. Эти глупые вопросы, кажется, сами по себе вырываются из его непослушного рта, пока Генри вновь наклоняется перед ним над журнальным столиком. - А как ты сам считаешь? Что, как ты думаешь, считает сам Спрингтрап? Генри со вздохом проговорил в тот миг новое имя Уильяма Афтона. Глаза за очками устало прищурились в ожидании ответа, пока Майк на какой-то миг задумывается, потрясённый словами мужчины перед собой. Да, он действительно не может так просто сейчас ответить на все вопросы и утверждения, которые Генри только что проговорил прямо перед ним. Он не знает, не понимает, и даже в какой-то мере боится, потрясённый философскими, и в какой-то мере добрыми и поучительными нравоучениями этого человека. Так странно и иронично, но Генри напоминает ему на данный момент того же доброго волшебника из сказки, что по миновению главного героя явился перед ним, чтобы помочь и показать верный путь. В какой-то миг Майк осознаёт, что Эмили, всё же, не изменился сильно – он добр к нему, как и в далёком детстве. Добрый механик, человек в пружинном костюме Фредбера, помощник и основатель «Фазберс Интертеймент» и друг отца - всё это не исчезло в нём, выливаясь сейчас прямо перед Майком, только в совершенно новом свете. Свете воспоминания, доброго отношения и помощи. И Майкл невольно вздыхает, мысленно благодаря его за всё. И, в особенности, за то, что в кудлатой голове бывшего охранника появляются именно эти маленькие слова. Маленькие, но, словно по крупицам, выстраивающиеся в целые ясные предложения, которые он немедленно оглашает, словно бы ставя точку в этой запутанной страшной истории.Истории, повествующей о встрече отца и сына….
«….Я буду надеяться на это. Буду надеяться на то, что папа осознал, что мы до сих пор семья. Я не могу сказать это за него сам, не могу и попытаться самостоятельно оказаться рядом с ним, чтобы это наконец-то стало ясно. Но я точно знаю, что если мне доведётся увидеть его ещё раз, и, может быть, заговорить с ним, я не скажу каких-либо длинных высказываний. Я не скажу и заковыристых слов. Предложение будет всего одно, состоящее из двух слов. Одно, но я надеюсь, что оно поможет узнать меня: «Здравствуй, отец.»….»
THE END