Нянька для бантан

— Э-это не я, правда! — язык заплетается. Как? Как эти таблетки там оказались?! Юнги сидит неподвижно, остановившийся взгляд, губы вытянулись в тонкую ниточку, брови сведены… — Этот сученыш! — вдруг шипит он и вылетает из комнаты, только дверь хлопает за его спиной. Туплю в закрытую дверь. Сученыш. Этот. Он. Не она. Не я. Господи, он не думает, что это – я! Господи… Никогда не думала, что мне НАСТОЛЬКО важно, что думает обо мне именно он. Грохот в коридоре. Громкий, летящий как на сцене голос Юнги: — Где? Где он? Хосок, пусти, где он!? Кто. Он. Я туплю. Я не понимаю. Я не хочу это понимать! Так же не может быть? Почему-то показалось, что номер заполнен водой. Мутной соленой водой как тогда, когда Чонгук тупо пошутил на пляже, непонятно где верх и где низ, где берег и когда меня спасут? — Где он?! Где этот мелкий...?! — Он не в номере! — А где тогда?! Я осознала, что двигаюсь к выходу мелкими неуверенными шажочками, толкнула дверь. Коридор, тусклый свет, толпа перед дверью в номер Чимина и Хосока, сам Хосок и Намджун держат бешеного белого Юнги за локти и плечи, и такой контроль не кажется чрезмерным. Где мой берег? — Ты понимаешь? Ты не понимаешь! — слышу я его голос, мутный и размытый. И совсем не слышу ответа Намджуна. Только губы его шевелятся, брови взлетают вверх жалобно, домиком. Меня потихоньку ведет в сторону. — И если бы их нашли на таможне… Это нам с тобой неприятности. А ей… Вот это верно. А мне полный набор: арест, увольнение, безработица, невыплаченный кредит, голод, реальный, я знаю как это, а вот Чимин не знает. Стоп. Чимин – сученыш? Он у меня в номере от парней прятался, он чай у меня пил, у него мои ключи были, у меня его чемодан, ЕГО, блять, ЧЕМОДАН, в котором он знает каждый кармашек, каждую молнию, Боже-боже-боже!!! Кажется, я что-то прохрипела, когда мои легкие отказались качать воздух, и резкая боль разлилась за грудиной. Пол куда-то ушел, меняясь местами со стенами. Если сказать, что мне плохо... да, мне плохо. Мне холодно, руки ледяные, в глазах все так же постепенно темнеет. Мое сознание... просто не справилось с этим? — Хены! — отчаянно закричал кто-то. Чонгук? — Юнги! Смотри! — кричит обернувшийся первым Хосок, он же и ловит меня раньше, чем я касаюсь пола. Я снова что-то пытаюсь сказать. Вроде, что мне нужно просто присесть. И голос слишком звонко и так же приглушенно отзывается в голове. Ощущение, будто на секунду я отключаюсь и снова все начинаю чувствовать, когда сижу на... стуле... или кресле. Это же мой номер? Тогда кресло... Хосок передо мной. Он кричит. Наверно. Просто я не слышу. Я под водой. Только расплывчатые звуки долетают. Где солнце, где воздух, где мой берег? Чувствую тяжелые удары по щекам, голова мотается из стороны в сторону. В глазах все еще и темно, и слишком ярко. Хотя вроде я открыла глаза. — С ума сошел?! — кричит Юнги. — Руки убери! Я вернулась, я выплыла, я дышу, мой берег… Вот мой берег. — Я здесь, — докладываю я. — Не нравится, сам со своей девушкой разбирайся, — огрызается и куда-то исчезает Хосок. Зрение постепенно приходит в норму, и я уже частично вижу яркий свет и очертания. Сказать что-то? Зачем? Я не хочу выходить из этого состояния. Тут я ничего не понимаю. Вижу, как Юнги присаживается на колени, чтобы наши лица оказались на одном уровне, пытается заглянуть в глаза. Я тоже, но это лишь два расплывчатых черных пятна. Моргаю. Холодно. Очень. — Это шок. Вот так, на ходу, сама себе диагноз ставлю. — Я понял, — говорит он. И просто обхватывает меня, прижимает к себе и …целует, целует, целует частыми быстрыми поцелуями щеки, губы, нос, лоб, еще раз в губы, лоб, щеки. Я всхлипываю и замираю. Юнги отстраняется, снова вглядывается и уже встречается со мной взглядами. — Ну вот… Лучше? Кончиками пальцев провожу по щекам, губам, отстраняюсь и всхлипываю. — Ну, что не так? — осторожно спрашивает он. — Это ты понарошку, чтоб из шока вывести, — почему-то по-детски обиженно говорю я. Будто у меня других проблем сейчас нет. — Да ты что?! — возмущенно ахает в ответ Мин. — Как это не по-настоящему?! И снова притягивает меня к себе, ладонь на щеке, ладонь на затылке, горячие-горячие губы, скользящие вдоль моих, и еще… Легкое скользкое прикосновение языка, исчезнувшее, впрочем, раньше, чем я успеваю удивиться. Юнги отстраняется, не сводя с меня пристального отчаянного взгляда: — Это все – настоящее. Опасайтесь подделок! Блин. Папа-мама-бабуля. Я всхлипываю. Совершенно неуместно и несвоевременно. И Юнги подхватывает меня на ручки и перетаскивает из кресла на кровать, укладывает на бочок, кутает в одеяло, попутно роняя забытый мной всего-то несколько минут назад ноут, подтыкает подушку: — Сейчас чай принесу. — Не хочу. — А что хочешь? — Соджу. — Понял! Щас будет. Юнги исчезает из поля зрения. — Бантан! — орет он в коридоре могучим вибрирующим голосом. — У кого выпить осталось? Тишина ему ответом. — Шинлин нехорошо. Соджу просит! Я сжимаюсь в комочек от простоты этого запроса, достойной разве что обожающего косить под сельского недотепу Тэхена. Однако срабатывает. Хлопают двери, невнятные переговоры, стеклянный звяк, в приоткрытую чьей-то рукой дверь входит Мин, обеими руками прижимая к груди богатую коллекцию алкашки, бутылок пять или шесть, разного объема, градуса и крепости, единственное что у них общего, так это то, что во всех них алкоголя мало, так сказать, на донышке. — Соджу нет, — разочарованно докладывает мне мой личный медбрат. — Есть пиво, виски, коньяк, вино …и вино. — А что крепче? — Виски. — Тогда виски. Юнги исчезает снова, сполоснуть мою чашечку из-под кофе, плюхает туда грамм сто, наверное. Я зажмуриваюсь и пью. Горло полыхает, как это американцы пьют? Под носом у меня оказывается другая чашка, с водичкой, – запить и полшоколадки – заесть. — Я не алкоголичка, — решаю я сообщить Юнги. Просто так, на всякий случай. Он сдавленно хихикает: — Знаю. — Ты зачем на весь этаж орал? — решаю я позаботиться о своей и без того сгибнувшей репутации. — А что не так? — А Седжин с Акулом? — А Акул это… — Чхве – Акул. — Похож! — А вдруг услышали? — Угадай, чей вискарь ты здесь пьешь? — Акула? —Седжин-хена. Он меня до номера проводил. Дверь подержал, извинялся очень, они не думали, что ты так… — Оффигеть… — последняя мысль, посетившая бедную мою голову, прежде чем бедные клетки моего мозга вырубились полностью, целиком и окончательно, под мощным ударом этилового спирта. *** Сознание возвращается в мою бедную голову медленно и неохотно. Глаза я не открываю, но Юнги точно где-то рядом. Это я знаю. Как? Да без понятия. Знаю и все. Открываю глаза. В самом деле, в теле ощущение, будто и не спала. Как выключатель повернули, адреналин и алкоголь встретились и выжгли друг друга, оставив вместо мозга ровное поле. Интересно, сколько времени прошло? А что произошло? Сейчас я чувствую себя несколько лучше. По крайней мере... спокойнее. Так что просто лежу и туплю в белобрысую макушку Юнги. Парень сидит на полу, прислонившись спиной к кровати, вяло листая картинки в телефоне. Так. Что было? Ко мне с Юнги в номер вбежали Чхве и Седжин. Забрали таблетки из какого-то неизвестного мне чемоданного кармашка, ничего не сказали и ушли. Что было дальше...? Вроде Юнги кинулся искать Чимина. Мин выглядел злым. Очень. — Юнги... а где Чимин? — голос мой даже для меня самой звучит как-то ровно-безжизненно. Парень резко оборачивается и приглядывается. — Нет его, — бурчит он коротко. — Ты его убил? — спрашиваю я без всякого душевного трепета. Мне просто любопытно. — Нет, — отвечает Юнги и зачем-то машет перед моим лицом ладонью слева направо, справа налево. — А почему? — Не нашел. Поискать? — Не уверена, — признаю я честно. — Сколько я спала? Парень смотрит на телефон: — Сорок минут. Как и ожидалось. Я всегда после стресса и алкоголя так засыпаю. Нормальная такая реакция организма. Сажусь, спускаю ноги с кровати, стараясь не потревожить сидящего на полу Юнги. Но он не прочь быть потревоженным, придвигается ко мне поближе, упираясь плечом, запрокидывает голову и смотрит на меня снизу вверх. — Блин… У меня руки трясутся, — неожиданно признается он и в подтверждение своих слов встряхивает кистями рук. — Я тут, пока сидел, такого напредставлял… И, что плохо, ничего из этого не было дурной фантазией или преувеличением. — А я даже думать в эту сторону боюсь, — честно признаюсь я и сползаю на пол, присаживаясь рядом. — Если бы это был Чон Сунан, а не Чхве Йонг, если бы… Нет, все. Хватит. Иначе я пойду и кого-нибудь удавлю своими руками! — и Юнги снова демонстрирует мне свои руки. Только они теперь не трясутся. — Может, все-таки не он? — со слабой надеждой спрашиваю я, и мы оба понимаем, кто – он. — Ну… может, — говорит мне Юнги и приобнимает за плечо. Мол, у каждого есть право на иллюзии. Я всхлипываю и киваю. И мы долго сидим на полу у кровати, глядя в завешенное шторами окно, так же, как всего четыре дня назад смотрели на звезды, пили вкусное вино и смотрели фотки и видюшки с Холли. Я сползаю пониже, устраиваюсь поудобней и почти засыпаю. Не хочу я думать. Не хочу я жить дальше… вот так. Я б еще пару дней потупила в этой тихой посталкогольной анестезии. Но не судьба, конечно. Пока не включились эмоции, вяло перебираю коротенькие мысли: Начальство не считает меня виноватой, забрали таблетки, ушли, извинились. Поздновато, но это ж – начальство, у них всё не как у людей… Парни меня тоже виноватой не считают. Иначе не стояла бы у меня на столе разномастная бутылочная батарея… Значит, виновный известен? Значит, виновный – Чимин? Юнги не сомневался ни минуты. А я? А я не верю. Или верю? Пока сам не скажет, не поверю. И если скажет, тоже не поверю? Потому что, тогда дело не только в таблетках. Тогда дело в предательстве и подлости. Стоп, Шинлин. Твой чемодан кто только не таскал. Твой чемодан где только не побывал, даже к операторам как-то раз оттащили. Зиан… Он отвечает за багаж. Он однажды подставил меня, да так, что… Может быть Зиан. А почему бы и нет? Если Чимин, то и Зиан ничем не лучше! А Намджун ночевал в моем номере вчера, а еще Красавчик на пару с Зианом тягавший чемоданы, а еще… И Мистер Совершенство в моих вещах рылся! И я спала в комнате отдыха перед отъездом, а чемодан мой был в гримерке! Да что с тобой, Шинлин! Ведь после Малайзии тебе хватило ума проверить свой старенький чемодан на то, чтоб ничего не исчезло и ничего нового не появилось! А тут… Почувствовала себя своей, расслабилась! Как же аджума говорила: «Доверяй людям – и тебя обманут, не доверяй людям – и обманешь себя». Господи, как плохо никому не верить. А придется. — Знаешь, Юнги. Я, наверное, уволюсь. Как только кредит выплачу.

***

— Нужно собираться уже... — встаю с пола, покряхтывая и потягиваясь. Юнги встает следом. — Я попытался привести в порядок твой чемодан после... да. Перевожу взгляд на закрытый чемодан и пожимаю плечами. А потом соображаю. Белье. Прокладки. — ...ты..? — только указываю пальцем на чемодан, чувствуя, как заливается краской мое лицо. — И чего я там не видел? — неловко бурчит Мин. — Даа? Видел? А где? — мой внутренний голос прорезался снова. Что ж ты раньше молчал, зараза, когда я чуть не вляпалась по самые уши? Хотя… Говорят, что внутренний голос нужен прежде всего, чтоб сказать: «А вот теперь, точно, пи…дец!». Ну, мой внутренний голос с этой задачей справляется. Как представлю… Ой, мама. Не буду я представлять. — Я не знаю, о чем ты говоришь, — отворачивается Мин, но уши у него начинают наливаться краской. Чешу затылок, еще больше растрепав волосы. Блин, еще одеваться нужно... шаркаю к чемодану, открываю. Вау. Все так ровно лежит и даже еще место осталось. Осторожно вытаскиваю нужные вещи и иду в ванную. Да... ужас какой. Честно? Я перебрала свой чемодан еще раз, пока Юнги ходил собираться к себе и Намджуну в номер. И аптечку перетрясла. И свой рюкзачок наизнанку вывернула. Поздно, конечно, но полезные привычки следует холить и лелеять. Скольких проблем можно было бы избежать, продолжай я проверять свой багаж, как делала это раньше. Вернувшийся Юнги принес две коробочки настоящего корейского рамена, в качестве извинения от Седжина и Акула, я не стала ломаться и с благодарностью приняла подношение. Запив родной рамен кофе с коньяком, мутно-расслабленная отправилась в путь. И только за пределами гостиницы, когда возвращаться и исправлять положение уже поздно, вспомнила о шести либо пустых, либо слегка недопитых бутылках общим объемом где-то в три литра, оставленных на столе в моем номере. Представляю впечатления горничной, когда она придет убирать номер и… Ну, возможно, она и не такое видела? Все время, на протяжении всей поездки до аэропорта, я сидела рядом с Юнги, а после меня передали в самый конец строя, к Зиану, чтобы уже тот проследил. Обращались со мной не то как с тухлым яйцом, не то как с китайской вазой хрен знает какой династии. Все парни как-то слишком... грустно смотрели на меня. И даже виновато в какой-то степени. Чимин вообще глаз не поднимал. Видимо, это он все-таки положил мне эти таблетки. Я думала над этим всю дорогу. У него была уйма возможностей. Я ведь сама ему дала ключи от номера, думая, что ему нужно убежище. Конечно, той Шинлин, которой я была еще вчера, хочется сказать, что нет, это не так, это не Чимин. Но как можно еще это все объяснить? Конечно, есть другие подозреваемые. И да, я их со счетов не списываю. Но Чхве и Седжин так спокойно ведут себя, будто уже точно знают кто виновник. Притом не говорят нам всем. Остается лишь подозревать. Всем и всех. Это – плохо. И я не понимаю, почему они так делают. Намджун, я думаю, не понимает тоже. Он перемещается в пространстве столь же стеклянно-заторможенный, как и я, морщит лоб, словно пытается решить нерешаемую задачу, словно от него зависит жизнь и судьба… И, если так подумать, он недалек от истины. Словно во сне пройдя через толпу фанатов, мы оказались в долгожданной тишине и прохладе. Прошли контроль. А ведь могли и не пройти. Точнее, я бы его не прошла. И сколько угодно могла бы рыдать и кричать, никто бы мне не поверил, никто бы не защитил. Ужасно. Меня снова затрясло. Юнги крепко ухватил меня повыше локтя и потащил прочь от контроля, в сторону дьютифришных полок. — Что будем пить в Мехико? Но мне больше не хотелось пить, хотелось убежать и спрятаться. И не думать ни о чем. И разобраться во всем тоже не хотелось. С такими странными мыслями я и бродила по залу ожидания, пока не объявили о посадке. Ну, приятным бонусом оказалось то, что самолеты теперь пугают меня гораздо меньше, чем контроль при посадке. Когда самолет заходил на посадку, было уже темно, так что я с изумлением обнаружила, как прекрасен многомиллионный город Мехико с высоты птичьего полета. И покачивающиеся крылья самолета, и заложенный многотонной махиной вираж на подлете не помешали мне открыть, так сказать, для себя этот невероятный полетный кайф. Я даже проползла к окошку поближе, серьезно напугав своим поведением и Юнги, и Сокджина. — Чашечка кофе с коньяком? — сам себе предположил Юнги. — И полстакана виски. — Нет, — сказала я со всей доступной мне серьезностью, —просто есть вещи гораздо страшней, чем разбиться. И мы молчали пока проходили контроль, пока грузились в машины, пока распределялись по номерам. Переводчик фонтанировал энергией, словно не десять вечера, а десять утра на часах, Седжин рассылал нам на телефоны информацию, Чхве Йонг строил своих охранников, все были при деле, даже я попыталась поискать информацию о местной кухне, специи, перец, о-о-о, наконец-то. Мы с Юнги, не сговариваясь, решили сегодня попробовать вернуться к нормальному режиму сна. Ну, как решили. Мою вторую кровать привычно утащили Чонгук с Тэхеном, Юнги отправился распаковываться к Намджуну, опасность, которую он видимо предчувствовал, благополучно миновала… И, вообще, мог бы спросить, я бы не отказала! В результате… Я честно хотела спать. Очень. Но не могла. Мысли всё лезли и лезли в голову. О таблетках, о всех случайностях и своей неспособности ничего изменить... о поцелуе. Ой. Как-то я заспала это эпохальное событие своей жизни, а ведь… Ну как после такого приглашать парня к себе в номер: «посиди со мной, я одна боюсь». А если он поймет неправильно? А что правильно, вообще, в такой ситуации? Ясное дело, что после таких мыслей о сне и речи быть не могло. Но завтра концерт – рано вставать и работать. Нужно уснуть. Однако единственное, что я могла... это самокопание. А еще отказался включаться мой ноут. И я смутно припоминаю как то я, то Юнги пинали его вчера по всей кровати и окрестностям. Ну… С этим к нашим техническим специалистам – завтра. Но – непременно. И то, что меня носили на руках, совершенно не оправдывает того, что ноут оказался на полу. Да. Вот именно так и скажу. Завтра. Как проснусь. А перед этим засну. Чимин, блин! Что ж ты натворил! Итог, одна я не могла заснуть от слова совсем. Но... в четвертом часу утра ведь какие только мысли не приходят, верно? Таким образом, я тихо поскреблась в дверь Намджуна и Юнги. И мне буквально мгновенно открыли. На пороге стоял Намджун с подушкой в руках. — Ну, наконец-то! А я всегда говорил, она из вас двоих умнее! — громким шепотом сказал наш лидер и буквально втащил меня в номер, где горел приглушенный свет. — Ты тут спи, а я у тебя, ладно? И так, с подушкой в руках, и ускакал в мой номер. Правда, через пару минут вернулся. Уже с моей подушкой и одеялом, забрал свое: — Ну вы тут устраивайтесь, устраивайтесь, — и снова умотал, только босые пятки сверкнули. На одной кровати, слегка удивленно глядя на меня, сидел Мин, другая кровать была, похоже, теперь моя. — Тоже не спал? — Мешать не хотел. — А вышло, что я сама пришла... — Не спится? — Мысли. — Да… И давно это у тебя? — говорит Юнги с таакой серьезно-озабоченной моськой, что я не выдерживаю и кидаю в него подушкой. Попадаю, кстати. — Спасибо, — говорит эта зараза, поблескивая глазами, и подсовывает подушку себе под голову. — Эй, у тебя уже есть! — Ну, теперь их две, — хихикает он в ответ. — Отдай! — иду я в атаку и каким-то образом через минуту возни и хихиканья оказываюсь сидящей рядом, прислонившись спиной к Миновой груди, да, между прочим, вполне широкой и это… мускулистой. — Ну, что за мысли? — спрашивает меня сосед по комнате. Дергаю плечом. — Поговорим? Или спать давай? — Спать! — решаю я. Я и в правду сейчас уснуть готова. — Ну пошли, тогда, — вздыхает Юнги и возвращает подушку. Я укладываюсь на кровати Намджуна, утыкаюсь в подушку лицом… Я бы, наверное, все равно не уснула, но Юнги с ворчанием переползает на пол между кроватями, его рука лежит у меня между лопаток, теплая и тяжелая, «я здесь, я рядом, я с тобой», я вырубаюсь мгновенно, на секунду перед сном уцепившись за мысль: «откуда он знает, что папа так…». Утром я просыпаюсь в кровати Намджуна, Юнги спит на своей, на самом краю, а его правая рука свисает до пола. Я тихонько лежу на боку и рассматриваю его лицо. Иногда, когда он спит, его лицо – настоящее. Мальчишечье. Светлое. Так что я полюбуюсь немного. А потом еще посплю. Ползу к краю кровати. Тянусь кончиками пальцев к его руке. И снова засыпаю. *** — С добрым утром, помощница Ким! Пора вставать! Светло, ярко, в номере пахнет каким-то шампунем, Юнги с влажными волосами очень аккуратно промакивает их полотенцем. По-моему, он боится, что в один не прекрасный день они все повыпадут, и старается отсрочить это событие всеми доступными способами. Ну, если бы меня столько красили, я бы тоже боялась. Вылезаю из кровати и… бьюсь ногой о чемодан. Собственный. То есть Чиминов, одолженный. Мой стон вполне оправдан ушибленным мизинцем. Но мысли могут быть гораздо болезненней. Так. Стоп. Откуда чемодан? И рюкзачок тоже. Намджун принес? Так понимаю, теперь у нас с Юнги постоянные будут эти ночевки? Как это объяснить менеджерам? Сложно... В любом случае, быстро собралась в ванной и собрала нужные вещички в рюкзак. Юнги тоже неторопливо собирался. Странно, все так мирно и спокойно? О! Значит, самое время кинуть предъяву за разбитый ноутбук! Что значит, сама разбила? А хоть бы и сама? Как Хосок ему сказал: «Твоя девушка, ты и разбирайся!» Блин! Кааак классно! Осталось выяснить, что по этому поводу думает сам Юнги, а не брат его бантанский… При моем улично-окраинном воспитании слова «мой парень, моя девушка» обозначают гораздо больше, чем «ходим вместе на вечеринки» и даже больше, чем «вместе спим». Вот тут я захихикала, насчет совместного сна у нас действительно получилось как-то нестандартно и психологически сложно… И готова ли я сама… Все! Помыться-собраться-расчесаться-одеться-накраситься, к автобусу бегом марш! Думать не хотелось, так что просто включила свой рабочий режим. И все вроде как в норме. Не забываю следить за парнями, заказывать еду и все-все прочее. Но... вот, время отдыха. И как бы отвлечь себя нечем. Сидеть в одной комнате со всеми пока не могу. Тем более, здесь не все. Чимина видела от силы раза три или четыре. И либо в компании Зиана, либо с кем-то из охраны. Он под конвоем-защитой. От кого? От парней? От меня? От неизвестного и тайного сообщника? От злобного подставляльщика? Странно и подозрительно. И теперь я начинаю убеждаться в своих догадках. От таких мыслей хотелось лезть на стену. И... почему бы и нет? Дома я бы точно так и сделала. Прогулка вдоль путей и… Здравствуй, доза адреналина и правильный взгляд на уровень проблем. С высоты десяти метров над уровнем ржавой гравийной насыпи! Ладно… Покосившись на увлеченно хомячащих парней, тихо отдрейфовала к выходу. Все равно сейчас их внимание, такое, типа незаметное, искоса, сосредоточенно на давящемся над тарелкой Чимине. Почему бы не прогуляться, верно? Так как обеденный перерыв был сейчас не только у парней, но и у всех рабочих, я могла спокойно забраться на сцену. А там уже побродить. Прикольно тут. Все еще светло на улице, так что зал видно прекрасно. Я все-таки не могу представить, что парни уже выступают на открытой сцене, хотя, вот, перед глазами! Хорошо... но страшно наверно? Хм. Я огляделась. Здесь есть что-нибудь, куда можно залезть? За кулисами виден край лестницы. Наверное, для осветителей? Может туда? …Ну, не мост. Но тоже сойдет. Я не хотела залезать очень высоко. Просто потрепать себе нервишки, не более. Так что поднялась сначала на метр. Огляделась. Не так уж и высоко. Даже не страшно. Поднялась еще на несколько ступенек. Потом еще. И еще. Пока не обнаружила перед носом узкий настил, покрытый пылью, мелким мусором и осколками штукатурки. И доступ к прожекторам и прочей технике. Посмотрела на всю эту жуткую, технологически разнообразную аппаратуру. Посмотрела вниз. Вот это я понимаю! Высоко, так что руки начали потеть. Нет, я смогу слезть, без вопросов. Иначе бы так далеко не полезла. Моя адреналиновая наркомания пока еще не преодолела границы здравого смысла. Аккуратно придерживаясь за тонкие перила, присела на край технологического мостика, свесила ноги… Поболтала в воздухе. Класс! Если я сейчас не удержусь и упаду, будет ли так важно, что таблетки подложил кто-то из тех, кому я доверяла? Нет, совершенно. Будет важнее, как отскребать от сцены то, что от меня останется. Хотя… что-то в моей логике присутствовало неправильное, точно присутствовало! Но что? Да блин! Ну нельзя же так орать! Если бы я не держалась за перила, если бы не сидела так безопасно, если бы не была зациклена на поиске этого… несоответствия, так точно навернулась бы со всех этих трех этажей и придурку на голову! — Нуна?! — слышу я отчаянный голос Чонгука и понимаю: ну, всё! — Аааа? — Что ты там делаешь? Пожалуйста, не надо! Это он о чем? — Подумай о семье! — это снова Чонгук. — Подумай о Юнги-хене! — это Тэхен. И этот здесь! — Я здесь просто сижу! Не отвлекайте! — А зачем? — Тут прикольно! — А я тоже хочу! — Ты айдол, тебе нельзя! — Тебе тоже нельзя! — Вот только попробуй кому-нибудь сказать! — показываю кулак и даже с этой высоты вижу, как парень хитро щурится. — Только если ты мне там тоже дашь посидеть. Вымогатель! Черт… — Ладно, я спущусь минут через десять и потом ты, — не особо радостно бурчу я. Ведь сама же подставилась! — Тэхен-хен! Пожалуйста! Покараулишь? Так. Еще и сообщника нашли. Ну, десять минут я, конечно, не выдержала. Уже через пару минут до моей тупой головы дошло: отскребание с пола навернувшейся Шинлин не было бы проблемой одной только Шинлин. И я не про чисто технические вещи, типа упаковки в мешок и поиска морга в чужом городе. Я про то, что незаметно, как и тогда, вокруг меня образовалась толпа людей, которым не все равно, жива я или уже все. Как-то ушла в прошлое та Шинлин, для которой «Все на свете фигня, кроме смерти. Но, если еще раз подумать, то и смерть – тоже фигня!». И, как бы ни было хреново в этом новом состоянии, в котором место главного страха голода и смерти занял страх одиночества и предательства, назад я не хочу. Пирамида Маслоу, кстати… Слишком давно я досыта питаюсь, слишком давно не выбираю между пожрать и пойти пешком или не пожрать и поехать на автобусе… Снизу доносится бурчание Кима, а я лишь вздыхаю пыльный воздух. Ладно. Цель достигнута. Осознание, понимание, все такое… Я хочу тут пройтись. Завершаю прогулку через мостик над сценой, спускаюсь с другой стороны, отряхиваюсь, по возможности привожу себя в порядок. — Ладно. Я этого не видела, — киваю я Чонгуку, и счастливый ребенок, в одно движение стянув толстовку через голову, взлетает по лесенке на одних руках, по-моему, не касаясь ступенек ногами, но вот наверху с длинным, отозвавшимся эхом «Ваааау» зависает, разглядывая местную осветительскую аппаратуру. "Под ноги смотри! За перила держись!" – хочу заорать я, но молчу. Он и в самом деле опасно-высоко, я боюсь его отвлечь. И вообще боюсь. Что-то просто корчится внутри меня от ужаса, стоит мне представить… Что ж я делаю... менеджер, отвечающая за здоровье. Психологическое тоже. Так и буду перед собой оправдываться. Я с трудом выдерживаю эти бесконечные минуты, неужели и за меня кто-то… вот так же? Чонгук слово держит. Спускается ровно через десять минут, подбирает толстовку… Довоооольный, раскрасневшийся, лохматый… Тэхен, все это время карауливший у входа, завистливо косится, но свои десять минут не просит. Это тревожит. Но все равно со сцены и из-за кулис мы возвращаемся возбужденные, шумные, перепачканные в пыли и через шаг хихикающие. В общем, жизнь продолжается. Да, печально. Да, больно. Да, не впервые. Это жизнь, детка, здесь вообще с хэппиэндами напряженка, а уж в шоу-бизнесе и подавно. Вон, у меня Озабоченный Оператор среди стаффа бегает, легенды и мифы всем желающим и нежелающим рассказывает и каждому своему наблюдению порнографический смысл придает. Еще и инструктировать всяких стилистов на предмет как покорить Шинлин, по какой коленочке погладить, пытается. Это мне наш Мистер Совершенство покаялся не так давно. А что? Зато жизнь у человека интересная и разнообразная… – рассуждаю я, пока мы двигаемся по узкому кишкообразному коридору закулисья. И вот оно! Вот только ведь подумала! И вот, пожалуйста! Яотинг, чтоб ему ...гормональный фон понизить, движется нам навстречу. Оглядев нас троих, перекривился и, гаденько так ухмыльнувшись, выдал: — А сама говорила, что против тройничка. Блин. — Идиот, — привычно констатирую я, проходя мимо и стараясь даже не задерживать на этом придурке взгляд. Не в первый раз и не в последний, в конце-то концов… Но я совершенно забыла, что не одна и что для детей подобное – не норма! — Нуна, нуна! — догоняет меня Тэхен, дергает за рукав и голосом наивного корейского юноши из сказки вопрошает: — А про что это он? Про что он сказал? — Не обращай внимания, дядя пошутил, — отбираю рукав, отмахиваюсь и ускоряюсь. — А ты у него спроси, — не то подначивает, не то пытается спустить на тормозах Чонгук. — А вот и спрошу! — ох уж это наигранное ребячество в голосе Тэхена. Самое время насторожиться. Оборачиваюсь, останавливаюсь и медленно двигаюсь по коридору назад, туда, где два ребенка, догнав Яотинга, преградили ему дорогу. Ребенка ли… Чонгук упирает в стену руку, перекрывая дорогу нашему гиганту фантазийного секса, а ручки у него совсем не детские – тугие мышцы, переплетенные венами, широкие плечи, через пару лет рядом с ним таким как Яотинг ловить будет вообще нечего. Тэхен, как и Чонгук, пониже своего собеседника, потому слегка припрыгивает на цыпочках, смещаясь из стороны в сторону, тоже мне Мохаммед Али нашелся… и продолжает напирать с вопросами. Детским голоском! — А зачем тройничок? А почему тройничок? А сейчас – тройничок? А покажете …тройничок? — Да, вот кстати! — подает голос Чонгук, и Яотинг почему-то отступает к стенке, вжимаясь в нее пятой точкой. Я приближаюсь тихо-тихо, не желая нарушить эту игру для одного зрителя. Зритель конкретно так зависает… Он не может объяснить сказанное, потому что мигом получит двух свидетелей оскорбления помощницы менеджера, он не может послать парней нафиг и растолкать, потому что покалечить айдолов перед концертом – этого в Бигхите точно не поймут… Взгляд его мечется, нечленораздельное блеяние на тему, вы не так все поняли, тем более не помогает. И меня, тихую и бесшумную, по его представлениям уже сто раз сбежавшую, он тоже не видит. Я подхожу сбоку, вдоль стеночки, и моя мелко-пакостная половина, о существовании которой я до этого и сама не догадывалась, выдает ему: — Бу! Прямо в ухо. В сопровождении хлопка ладонями. Для чего мне приходится встать на цыпочки. Но это уже детали. И тут откормленная, под два метра махина, привычная к забегам с тяжелой камерой, и вообще размером с четыре меня, жалко дергается, стучится затылком об стену… Щеки и нос пятнами покраснели, очки эти дурацкие, сам вспотел... так жалко. И этого я боялась? Да, признаю, Яотинг для меня был постоянной угрозой. Вроде злобной собаки, которая ходит кругами и хрен знает когда тяпнет. Но тяпнет непременно! А теперь мне смешно. И я не считаю нужным сдерживаться. Потому что он, на рефлексах, отпихнув с дороги Тэхена, то ли с криком, то ли стоном уматывает по коридору откуда пришел с невнятными угрозами уровня «я все маме расскажу». Господи, как это жалко! Тэхен, на секунду потерявший равновесие, смеется тоже. Чонгук виснет на стенке, неприлично хихикая. А последняя фраза Тэхена добивает меня окончательно: — Чонгук-и, ты записал? — Спрашиваешь! — отзывается Чон, демонстрируя телефон, и парни дают друг другу "пять". И вот так, в состоянии немного истеричного веселья, мы добираемся до гримерки, где нас встречают недоуменные взгляды остальной команды. А дальше все более-менее обычно. Выступление, тридцать минут отдыха, вторая половина концерта, и мы свободны. Сегодня Служба Безопасности меня не мобилизовала, так что просто приготовила аптечку и наблюдаю через монитор происходящее на сцене. А на сцене происходит умилительная и очень убедительная имитация взаимодействий, на радость фанаткам, Чимин скачет то радостным зайчиком, то сексуальным тигром, и бантаны демонстрируют тепло и приязнь… которые заканчиваются, стоит им переступить границу сцены. Печально. Чимину в перерыв нехорошо, но помощи он не просит. Ну и не надо. А то я сама не вижу? Так что иду поить-кормить глюкозкой и водой. — Спасибо, нуна, — первые слова за которые я услышала от него за все эти поганые сутки. Хотя… Может и не только я. Чимин молчит. И смотрит в пол. Дальше всё. Концерт окончен, измотанные, вонючие мы грузимся в автобус и вырубаемся до приезда в гостиницу. За окном темно и хочется просто тишины. Но… нет покоя проклятым… Через час приблизительно, Хосок, предварительно вежливо постучавшись, приглашает нас с Юнги к Намджуну в бывший мой номер. Да. Я официально переселилась в номер Юнги и Намджуна, а он, соответственно, в мой. Мало того, по официальной версии, я любезно согласилась переселиться из своего номера, чтобы спасти всех от Намджунова храпа! О чем мне и сообщил Намджун, на случай, вдруг спросят, а я и не знаю? И зовут нас не просто так, конечно. Не для чая и тортика. Оказывается, Чимин просит общего собрания команды. Команда рада услужить. Ну и мое присутствие, как главной потерпевшей, даже не обсуждается. В результате, через пять минут я сижу в кресле и, закинув ногу на ногу, готовлюсь выслушать версию событий от нашего блудного брата. Парни распределились по номеру, кто где смог, только Чимин сидит на стуле напротив меня. Ощущение, будто сейчас идет суд и судьей являюсь я. Мне даже не приходится играть серьезность, потому что... тут нечего веселиться. Чимин мнется, сцепляет пальцы в замок, расцепляет, аккуратно укладывает на колени, снова сжимает в кулачки. Мы его не торопим. В конце концов, встреча – его инициатива. Зиан, кстати, в курсе событий, иначе что он делает там, за дверями? Вечерний моцион совершает? — Ну, начинай уже, — не командует, а просит Юнги. И Пак начинает. С самого начала. Все началось еще очень давно. Сразу после присоединения к группе. Именно тогда Чимину, чтобы удержаться и не быть пнутым обратно в Пусан, было жизненно необходимо нравиться всем и сразу. И команде, и начальству, и хореографу, и преподавателям вокала, и фанатам, да, а как же! Именно тогда он, молодой-зеленый-глупый в один из приездов домой, попросил бывшего соученика из балетной школы достать таблетки. Те самые. Не то, чтоб там это было распространено или приветствовалось… Но о возможности такого решения знали практически все. Сон Сондык, легенда Бигхитовской хореографии, раскрыл его ну очень быстро, вломил так, что мало не показалось и безжалостно сдал Намджуну. Тот, почесав затылок, разделил тайну с Хосоком, потому что наблюдение – дело круглосуточное. С тех пор Чимин опробовал на себе все существующие диеты, чуть до анорексии не дошел, бедный Хосок чуть не свихнулся от такого подопечного, но не таблетки... Никогда больше! – решил Чимин и честно придерживался этого решения, несмотря на предложения, которые получал порой во время выездов на родину. — Ну, а сейчас-то что? — тоскливо спросил Хосок, чьи двухлетние заботы младший неделю назад отправил псу под хвост, ну или в унитаз... Что сейчас было понятно почти всем. Юнги и Намджуну в особенности. Именно эти два глубоко уважаемых хена чуть не вытрясли из Пак Чимина жизнь в аэропортовском туалете какого-то города в Австралии и ни спасибо не сказали, ни извинились, и если б не Сокджин с Зианом и Хосоком… Уши Намджуна потихоньку начали заливаться краской. Юнги заерзал и зачесался. Да и я смутилась не на шутку. А тут еще кормление это принудительное. Да бог с ним, с кормлением, самим по себе, но шоу-то из этого устраивать зачем надо было?! Хосок выдал что-то насчет «пытался просто обратить это в шутку», но Чимин выдал тааакой взгляд из-под мокрых ресничек, что стало уже не ясно, кто тут прокурор, а кто тут обвиняемый. Впрочем, не одна я это заметила, вот и Сокджин в молчаливом восхищении покрутил головой и завел глазки. Ну, а когда Юнги-хен обозвал Чимина шпионом, хотя он никогда-никогда… Тут голос нашего кающегося грешника сорвался и задрожал. — Я извинился, — сообщил Юнги очевидное. — Да… — снова увлекся Чимин. — Но я почувствовал себя таким ненужным… — Что отсиживался у меня в номере, я знаю, — вот эти переводы стрелок уже конкретно бесят. — Ииии… что потом? Откуда таблетки, во-первых, и почему они в моем чемодане, во-вторых? И взгляды парней снова сходятся на сгорбившемся на краю стула Чимине. — Видишь ли, нуна, это же мой чемодан… С самого начала. Я с ним в Сеул из Пусана приехал… Новый, крутой, мне родители купили… И я с ним ездил домой. И… Они там лежали. А когда господин Сон запретил, я про них и думать забыл, а они там оставались, а я забыл, когда тебе чемодан отдал. А потом, когда сидел у тебя в номере – вспомнил… — И решил пустить в дело? — грозно спрашивает Хосок. — То есть она с Сеула таблетки в чемодане таскает?! — это Юнги. Чувствую, кому-то сегодня тааак не поздоровится… — Я забыл! Ну, я правда забыл! — отчаянно и тоненько кричит Чимин. — А когда вспомнил, что ж ты их не забрал? Таскал бы свою гадость в своем чемодане? — тут и меня из кресла чуть не подбрасывает. Ведь нас же как-то проверяли, детекторы какие-то или что там у них, на контроле? — Я хотел! Забрать и уничтожить. Я хотел, но… Но вы же с Юнги-хеном безвылазно сидели в номере! А ночью там Намджун-хен …храпел. А таблетки все равно были просроченные, они только у меня два года пролежали, — добавляет Чимин робко. — Так вот с чего тебя так колбасило… — Ну, это объясняет, — вздыхает Намджун, — и рвоту, и контроль в аэропортах. Да, это явный лидерский про…б. Так он это и воспринимает. И мой, психологический. Но… я-то откуда знать могла про прежние таблеточные проблемы? Догадывалась? Да. Но знать? — Я вообще не понимал, что это нельзя через границу везти, пока Намджун-хен не сказал. Я сразу решил забрать… — Мог бы мне просто сказать. Я бы разозлилась, конечно. Но не так. — Я не думал… Но, когда мы в Лос-Анджелес автобусами поехали, и менеджер Седжин авиабилеты сдал, вот тут до меня и дошло. — И ты все равно ко мне не пришел, — подвожу я итог. Чимин продолжает смотреть в пол. В тишине и молчании. Ловлю направленный на Чимина взгляд Тэхена. Брезгливо-разочарованный. Чонгук? На лице его та самая усмешка, с которой он в Чикаго рассматривал одежки к фотосессии, «вот он, бассейн с дерьмом, и я туда ныряю». — Я понял, что не смогу забрать вторую упаковку сам. И утром пошел к менеджеру Седжину. И господину Чхве. И все им рассказал. — Они поверили? — Они, оказывается, уже догадывались. Хореограф Сон… Они хотели объяснить вам сами. Я попросил... сказал, что сам все расскажу. Прости, нуна. — Да. Дебил безответственный обыкновенный, — подводит итог Юнги. Историей двухлетней давности он совсем не удивлен. Не только Хосок и Намджун были в курсе, видимо. А вот мимо Сокджина та история явно прошла. — Знаете, люди, давайте поменьше тайн друг от друга! — просит он неожиданно громко. — Да! Поменьше! — яростно плюсует Тэхен. — Ну что… Убедительно и непротиворечиво, — подвожу итоги разбирательства я. Не зря же меня в судейское кресло посадили. — А теперь, дети, пожмите друг другу руки и помиритесь. Сарказм в моей речи можно ложкой в тарелки накладывать, но Чимин вдруг вскакивает со своего стула подсудимых и смотрит на остальных с такой отчаянной надеждой, что, Юнги, блин, Юнги(!), не выдерживает, поднимается, протягивает руку, и Чимин цепляется за нее как потерянный котенок, вцепляется, утыкается Мину в плечо и …ревет, самым неартистичным образом, содрогаясь и всхлипывая. Ну… Лед растаял. Слегка. Юнги коротко поглаживает младшего между лопаток, смотрит куда-то в сторону и равномерно мелко кивает. Хосок присоединяется к обнимашкам, хоть и в не ком сомнении, а там и до Сокджина очередь доходит. Намджун продолжает сидеть, сосредоточенно морщится, эти эмоциональные качели мешают его калькулятору работать правильно. Но он обязательно закончит свой анализ, сделает выводы и составит план оперативных мероприятий по пресечению, недопущению и выявлению. Приоткрыв дверь, осторожно просовывает голову Зиан. Не выдержал все-таки, когда бантанские разборки перешли в рыдания. Вот где в этой истории его роль и место? «И я пошел к менеджеру Седжину. И господину Чхве. И все им рассказал». А Зиан-то где был и что делал? — Суду все ясно. Мы закончили, — поднимаюсь я с кресла. Да. Этот разрыв зашивать и зашивать. И моих, так сказать, психологических компетенций на это дело не хватит. Ладно. Есть у меня одна смутная идея. Самое время реализовывать, пока Чимин тепленький и виноватый. *** Поздно вечером с Мином валяемся на кроватях в нашем с ним номере. Сегодняшняя разборка несколько очистила воздух, однако оставила меня без сил, а вопросов по-прежнему больше, чем ответов. И готовности понять и простить я в себе по-прежнему не ощущаю. Сложно. Понимаю, мне с ним работать и работать, но такого доверия уже не будет. А в душе всё держать... не хочу. Да и даже после всех этих слов Пака я все равно ему не очень верю. Могло же быть такое, что он попросил все рассказать нам сам, чтобы что-то не договорить или приврать? Я не знаю... Так-то... я могу подойти к безопаснику, менеджеру... даже Зиану и расспросить. А вот как Юнги вообще так спокойно ему простил? Я заметила, что он и раньше всегда спокойно все спускал. Но как? Интересно... но, наверное, это просто особенность характера? — Лин, — зовет меня парень, а я поворачиваюсь в его сторону, — зачем ты сегодня забиралась так высоко? — И кто меня спалил? — недовольно бурчу я, поудобнее усаживаясь. — Тэхен. Сказал, что Чонгука у тебя получилось подкупить, а вот ему ты ничего не предложила. Как ты Чона-то подкупила? Это сложновато. — Вот мелкий стукач… — Да не ворчи, он за тебя реально испугался. — А Чонгук? — Ну, он вообще лезет везде и ни черта не боится, решил, небось, что нашел родственную душу! «Тут прикольно!», ну надо же… Ого, а Тэхен-то докладывал со всеми подробностями. — Так чем Чонгука подкупила? — Разрешила залезть туда же, где сама лазила, — честно отвечаю, ибо, а смысл врать? Знаем, что делает ложь. — А... ну теперь понятно. Так ...почему ты туда...? — Со стрессом боролась, — пожимаю плечами. — Всегда так делаю. — Да в смысле «всегда»? — Ну, помнишь, когда мы в пригородном поезде ехали, за поворотом проезжали старый мост? — Не говори, что ты и туда забиралась. — Тогда промолчу. — Бля... серьезно? — Ну, а что? Замена одного стресса на другой, с которым я умею бороться, — снова жму плечами, но не отвожу взгляд. — Так что, когда нужно что-то срочно пережить, я лезу на этот мост… В самых тяжелых случаях перехожу, а так на парочку пролетов и назад. Ну, вот когда нас с Чонгуком Яотинг догнал после вечеринки, как раз двух пролетов хватило. Постоишь, вниз посмотришь, подумаешь о вечном, и назад, жить дальше. А здесь моста нет, а жить со всей этой …фигней как-то же надо? — И давно ты так? — Как к бабушке переехала. Сначала страшно, потом очень страшно, а на третий раз уже прикольно. Так и было, — хмыкаю, замечая, как Юнги явно представляет все это. — Меня, кстати, тоже кое-что интересует, — замечаю заинтересованный взгляд парня, — как ты так быстро от стресса избавляешься? Я столько раз замечала, как ты круто с собой справляешься. — Ну… Просто стараюсь описать ситуацию коротко, в рифму, в несколько строк. Типа хокку, но не обязательно девятнадцать слогов, мне ж их не публиковать. Пока слова подберешь, глядишь и успокоишься… А если не успокоился, а слов много – будет песня. Или не будет, тут уж заранее не скажешь. Что-то потом теряется, что-то продается, что-то выкладывается. — Хм... — снова плюхаюсь на кровать, вспоминая «Намджун, у меня идея для песни», сказанное пять дней назад у номера проблевавшегося Чимина. — Научишь? — Конечно. Только на мосты больше не лезь. — Да ну тебя, там же реально прикольно! *** Сегодня выходной, завтра вылетаем. Так что некоторые благополучно усвистали по магазинам. Юнги и Тэхен в очередной раз упрыгали в магазин техники вместе с охранником и моим уроненным ноутбуком, Сокджин ушел за сувенирами на всех... А я осталась в гостинице, не то настроение, так что сидела, гороскоп почитывала, на 13 октября вообще во всех подробностях, ну вот как так-то, неужели то, чем станет человек настолько предопределено? Аж страшно. С мамой переписывалась, так, без описания проблем, просто за жизнь. Она покаялась, что нечаянно спалила меня бабушке, она-то думала, что мы с бабушкой вместе от нее важные детали моей биографии скрываем, зная ее предубеждение против мира шоу-бизнеса (вот почему, кстати?), а оказывается бабушка тоже была не в курсе. «Ну, у бабули тоже предубеждение против мира шоу-бизнеса», – объясняю я очевидное, – «а вот у меня выбора вообще не было, кредиты». Мама в очередной раз предложила помочь с выплатами, я поблагодарила и сделала офигеть какой серьезный шаг в наших отношениях, когда написала, что если не справлюсь сама, то обязательно попрошу ее помощи. Это с чего я наконец такая разумная стала? А с того, что осознала, что в случае проблем с полицией из-за чиминовых таблеток, именно мама была бы моей последней и единственной надеждой. Пока трепалась по переписке, сначала бродила по номеру из угла в угол, а потом окончательно устроилась у окна. Вот в него-то я и увидела, как в отель возвращаются Зиан, чиминов знакомый охранник и сам Чимин с аптечным пакетом в руках. Так... не сказать, что я как-то не подумала, что это могут быть простые лекарства, но... мои подозрения о Зиане и Чимине мне не дали спокойно сидеть на месте. Сама не знаю, что я именно я хотела сделать. Отобрать пакетик и посмотреть, что там, или просто проследить за парнями, но, быстро попрощавшись с мамой, я пошла их встречать. Даже не пошла, а покралась в холл, по лестнице. Все равно третий этаж, что тут лифту делать. …И на лестничной площадке второго этажа распахнулась дверь в коридоры правого крыла, и со словами, «Вот тебя-то нам и надо», кто-то крепко схватил меня за руку и потащил за собой.