***
На следующее утро Чуя уже не споткнулся о кипу бумаг. При виде нее он замер на пороге и заморгал. Вчера он изучил пару сотен страниц. Внушительный объем, даже для того, у кого столько свободного времени, как у него. У Дазая не было оснований думать, что он расправится с бумагами за день, и Чуя собирался удивить его своей оперативностью, но, судя по всему, только нагнал его темпы. Дазай перестал его недооценивать, в этом сомнений не оставалось. Чуя наклонился, взял бумаги — к слову, их было больше, чем накануне, и пошел на кухню. Сегодня он встал сразу после восхода, но Дазай уже ушел. Чуя положил отчеты на стол, сделал чай и принялся ждать, пока тот заварится. Взгляд упал на пустую стойку. Вспомнилось, как Дазай сидел на этом самом месте меньше сорока восьми часов назад. Сейчас, при свете дня, атмосфера в пентхаусе была совсем другой, нежели в позавчерашней полутьме. Вчера Чуя был так занят, что и не вспомнил о том, чем закончилась их безрассудная вылазка, но теперь не мог и дальше делать вид, что ничего не произошло. Здесь было как с отчетами: невозможно разобраться в мотивах Дазая, не взглянув на всю картину целиком. На телефоне зазвенел таймер, Чуя вернулся к чаю и, все еще глубоко задумавшись, добавил в него сахар. Дазай поцеловал его. Пусть Чуя и не сопротивлялся, факт остается фактом: Дазай инициировал поцелуй. Думать об этом было просто — он был уверен в том, что именно произошло. А вот почему — здесь уверенность слабела. Чуя тихо выругался. Он не хотел думать о том, на кого злится больше: на Дазая за этот дурацкий поцелуй, или на себя за то, что так распереживался. Он попробовал проанализировать ситуацию по тому же принципу, по какому действовал, когда был советником. Начать стоит с фактов — со всех фактов, — и для этого придется вернуться к событиям, которые предшествовали позапрошлой ночи. Факт первый: они с Дазаем женаты, и женаты уже… — запнувшись, Чуя принялся считать дни, недоумевая, как число уже вылетело из головы — шестнадцать дней. У него вырвался смешок: казалось, времени прошло куда больше. Они с Дазаем женаты уже шестнадцать дней. И за все это время между ними не было ничего, кроме позавчерашнего поцелуя. И тут Чуя снова вернулся к тому, с чего начал: Дазай его поцеловал, он ответил. Поцелуй был нежным, не слишком требовательным, не слишком страстным, но желание в нем чувствовалось. Когда Чуя отстранился, Дазай тут же отпустил его. Удерживать не стал, лишь позвал по имени. Факт второй: Дазай не совсем ему доверяет. Доверять было бы глупо, ведь они знакомы меньше месяца. Факт третий: Чуя не раз замечал, как недвусмысленно смотрит на него Дазай. Он покраснел, вспомнив, как тот рассматривал его во время первой встречи. Или как оглядел с головы до ног, когда Чуя переоделся для задания. Или как перед липовым свиданием признался в том, что любовался им. Факт четвертый: Чуя упрямый, независимый, прекрасно разбирается в политических играх — неотъемлемой составляющей жизни якудза. Все это делает его потенциальным источником проблем для планов Дазая. Чуя забарабанил пальцами по столу, заставляя себя сосредоточиться и переключиться на выводы, в которых был уверен, но фактами назвать не мог. Первое: Дазай знает, что Чуя не «крот». Учитывая, что Дазай сказал про ресторан ему одному и только его взял с собой — прикрывшись свиданием, чтобы заботливые подчиненные не слишком любопытствовали, — уверенность могла быть сильнее только в том случае, если бы Дазай лично об этом сказал. Второе: Дазай не сомневается в его способностях. Может, он и надеялся, что вылазка в ресторан пройдет тихо-мирно, но без колебаний втянул Чую в перестрелку, а значит, был уверен, что тот не умрет. Более того, он оставлял на пороге Чуи головоломки, полагая, что он и без объяснений все поймет. Чуя пригубил чай, надеясь смыть горечь следующего вывода: перед тем, как задействовать его в охоте на таинственного противника, Дазай хочет убедиться в том, что контролирует его. Мори не показывался на переговорах, а значит, инициатором альянса считается Дазай. Если вся затея провалится, если Чуя предаст альянс и навредит Мизушима-гуми изнутри, то Дазай — покойник. Вполне логично, что Дазай осторожничает и тщательно следит за тем, чтобы этого не произошло. Раз уж он не доверяет (не может доверять) Чуе, то лучший вариант — им манипулировать. Четвертое: Дазай намеренно его избегает. Конечно, график у него ненормированный, да и человеком привычки его не назовешь, и, судя по всему, неизменными в его жизни остаются только дурацкие бинты. Вчера Дазай вернулся в пентхаус после того, как Чуя заснул, и ушел прежде, чем тот проснулся, о чем говорило то, что стопка отчетов исчезла, а перед дверью была оставлена новая. Дазай, очевидно, не из тех, кто будет избегать неловких ситуаций, но, может, он понял, из-за чего Чуя позавчера так разозлился, и решил дать ему время разобраться в себе? Дазай и прежде относился к его чувствам щепетильно. Но, как и в прошлые разы, будет глупо верить в то, что он руководствуется исключительно добротой душевной. Чашка почти опустела, солнце поднялось высоко над горизонтом, а Чуя так и не приступил к работе. Но проанализировать сложившуюся ситуацию было почти так же действенно, как выплеснуть злость в спортзале. Если сейчас он покончит с этим вопросом, то потом будет работать продуктивнее. Чуя снова включил чайник. «Есть два варианта», — решил он, пытаясь притвориться беспристрастным, как если бы отчитывался перед советом или перед Кое. Дазай либо пытается манипулировать им с помощью секса, либо искренне хочет, чтобы их отношения не ограничивались фиктивным браком. Первый вариант звучал правдоподобнее. Хочет его Дазай или нет, на карту поставлено слишком многое, чтобы позволить себе потерять бдительность рядом с членом вражеского клана. За первый вариант говорили репутация Дазая, его требовательность и расчетливость, которым Чуя стал свидетелем. Первый вариант усложнял их отношения не меньше второго, но к этому он был готов, когда соглашался на брак. В тот момент Чуя обещал себе не становиться пешкой в чужих интригах. И теперь ему надо что-то сделать, сработать на опережение, помешать плану Дазая, потому что, как на практике показала позапрошлая ночь, в нужный момент он может не найти на это решимости. Налив себе вторую чашку чая, Чуя оттеснил эти вопросы на край сознания и сосредоточился на кипе отчетов. Расположился поудобнее, открыл первый и почувствовал себя еще в большем замешательстве, чем вчера. Перед ним лежал список арестов, произведенных в Йокогаме за год. Удивляло не то, что у Мизушима-гуми есть свой человек в правительстве с доступом к такой информации, а то, что сегодняшняя головоломка отличалась от вчерашней. Второй отчет был того же плана — список осужденных. Он был слишком коротким, чтобы включать все приговоры за последний год, и Чуя раскрыл третий отчет, чтобы получить последний кусочек мозаики. Тот состоял из вчерашней расходной ведомости. Аресты, приговоры, взятки. Порочный круг, древний, как их организации. В документах прослеживалась вчерашняя закономерность: постепенно участившиеся аресты и обвинительные приговоры членам клана, увеличение затрат, с которыми будто бы уменьшалось влияние на судей. Чуя не брал в расчет меры по борьбе с коррупцией — он бы услышал о них, пока был советником Накахара, — а значит, это было делом рук таинственной группировки. Чуя назвал их действия «эффективными», но, похоже, это было преуменьшением. И опять — ни слова от Дазая, никаких признаков того, что он прочитал его вчерашний отчет. Что за игру он затеял? Разовую акцию можно объяснить желанием испытать Чую перед тем, как задействовать в своих планах. Впрочем, они оба знали: Чуя верен Мизушима-гуми, лишь пока это выгодно его клану. В конечном счете, они избавятся от чужаков, и в Йокогаме снова останется лишь два господствующих клана. Никто из участников альянса не был настолько наивным, чтобы верить в то, что перемирие продлится вечно. Даже если оно переживет нынешних боссов, переживет Дазая и того, кто однажды займет место Кое, когда-нибудь желание заполучить контроль над городом перевесит выгоды от альянса, и кровная вражда возобновится. Если это случится, пока Чуя будет здесь, то очень может быть, что какой-нибудь излишне ретивый подчиненный Дазая попытается его убить (хотя Чуя был уверен, что самому Дазаю он полезнее живым, чем мертвым). Чуя же вряд ли когда-нибудь задумается перед тем, как перерезать Дазаю глотку. Если придется выбирать между Накахара-кай и «супругом», он всегда выберет свой клан. При всей самоуверенности и дерзости Дазая, давать Чуе столько информации было рискованно даже для него. Попытки понять Дазая после того, как Чуя все утро анализировал их отношения и уже второй день копался в отчетах, вызвали головную боль. Он со вздохом потер переносицу. Все это чересчур: поцелуй, отчеты, скрытые за ними мотивы. Будет больше толку, если он сосредоточится на одной проблеме за раз, и отчеты — как раз то, с чем он справится быстрее всего. Чуя вернулся к разложенным перед ним бумагам и начал думать, как решить проблемы Мизушима-гуми с законом. Защитить торговые пути и устранить технические уязвимости легко, укрепить положение организации в правовой системе — уже сложнее. Чуя почти два часа писал план, достаточно подробный, чтобы ему могли следовать даже самые тупые из подчиненных Дазая. Внизу страницы он дописал, что у него есть опыт именно в этой области, и что он справился бы лучше «любого остолопа», которому Дазай поручит задание. Через час после захода солнца он оставил документы на пороге Дазая.***
К кипе бумаг, появившейся следующим утром, Чуя был уже готов. Он отнес их на кухню, заварил чай, вытащил блокнот с ручкой и сел, готовый решить лежащую перед ним головоломку. Он заметил, что лучше всего ему работается по утрам. Абсурд, ведь большинство своих дел якудза проворачивают под покровом ночи. Чуя был уверен: в Накахара-кай только он вставал с солнцем даже тогда, когда спешить было некуда. Учитывая, что именно по утрам он придумывал планы для Накахара-кай, не стоило так удивляться, когда в голову вдруг стукнула идея. Забыв, как дышать, Чуя уставился в отчеты, но не видел ни слова. Почему бы ему не подыграть Дазаю? Что он теряет? Он подыгрывал ему с отчетами — мучился с головоломками, надеясь по крупицам собрать информацию, которая пригодится в будущем. По этой же причине он надел на свадьбу заколку и, покидая пентхаус, каждый раз терпел общество сторожевых псов. Тактика, старая как мир: притвориться, что попался в ловушку врага и обернуть ее против него самого. Пусть Дазай думает, что он потерял бдительность, пусть верит, что манипулирует его чувствами. Может, если Дазай решит, что его план работает, то и сам потеряет бдительность. Поверит в то, что взял Чую под контроль и, как вариант, снова позволит ему быть в курсе операции. Тогда Чуя сможет получше разобраться в его мотивах и укрепит свое положение в Мизушима-гуми. Если он добровольно шагнет в ловушку, то сохранит контроль, потому что не будет эмоционально вовлечен, но будет готов ко всему, что может выкинуть Дазай. Чуя рассмеялся — так очевидно, что даже не верится. Он решил действовать, как только подвернется возможность, и, немного повеселев, вернулся к бумагам. Перед ним лежали политические отчеты, а политика была его специализацией. В первом отчете подробно говорилось о парламентских резолюциях и законопроектах, способных навредить бизнесу Мизушима-гуми. Как бывший советник, Чуя и так все это знал, ему оставалось лишь выцепить уже ожидаемую закономерность: за последние двенадцать месяцев число резолюций, суливших Мизушима проблемы, стабильно увеличивалось. Не все они затрагивали интересы Накахара-кай — любопытная деталь, ее стоит изучить позже. Сами по себе резолюции не казались подозрительными, но вот закономерности настораживали. Дальше шел уже знакомый Чуе отчет о расходах. Он взял маркер нового цвета и выделил суммы, которые сходились с резолюциями и законопроектами. Для того, кто не разбирался в политическом устройстве Йокогамы, это было невозможно: от взяток в день голосования толку мало. Нет, надо осторожно подкупить членов палаты представителей, подкупить свидетелей, которые дадут ложные показания или вообще откажутся их давать, подкупить «независимых» экспертов, чтобы те предоставили фальшивые отчеты. В своем клане Чуя курировал этот щепетильный процесс почти два года и потому с легкостью соотнес расходы. Выявив проблему, он сделал перерыв и стал думать над планом действий. Здесь возникало другое препятствие — влияние Мизушима-гуми в парламенте было до смешного незначительным. Этот клан больше всего полагался на грубую силу. Даже когда Мори стал кумичо, он почти никак не смог увеличить свое влияние в сфере, где господствовали Накахара-кай. Чуя лично отвечал за то, чтобы так оно и оставалось. Он нахмурился, вскочил с места и принялся мерить шагами комнату. Придумывал планы, тут же их отметал и злился от того, что приходится подстраиваться под кучку не уважающих его баранов. Если Дазай хочет, чтобы все было сделано грамотно, то почему не использует свои лучшие ресурсы — иными словами, Чую? Никто из его людей не обладает ни связями, ни знаниями, чтобы воплотить планы Чуи, как бы тот ни пытался их упростить. Позабыв о времени, он обдумывал одну идею за другой. Он был полон решимости придумать план сегодня, потому что не собирался признавать, что Дазай загнал его в тупик всего за три дня этой… игры, или что это было. Только когда за спиной послышался шум открывающегося лифта, он отвлекся от раздумий и с удивлением обнаружил, что вокруг темно. Войдя в пентхаус, Дазай замер и с не меньшим удивлением уставился на стоящего посреди комнаты Чую. Посмотрел на разложенные на столе бумаги, потом обратно на Чую, и его лицо снова стало бесстрастным. — А я думал, с этими отчетами тебе будет полегче. — Найти закономерности и соотнести затраты — детская игра, — огрызнулся Чуя. Он злился, что ничего не придумал до возвращения Дазая. — А вот придумать эффективный план, который поймут работающие на тебя дебилы, достаточно простой, но при этом заслуживающий, чтобы я под ним подписался, — невозможно. Дернув уголком рта, Дазай подошел ближе. — Мои подчиненные не глупее тех, кто работал на тебя. Чуя закатил глаза. — Мы оба знаем, что в таких делах у меня больше опыта, чем у псов, прыгающих по твоей команде. Дазай задумчиво хмыкнул, отвернулся от него и прошел на кухню. Открыл шкафчик с алкоголем — Чуя вообще не видел, чтобы он открывал другие — и налил себе выпить. Пригубил, поставил стакан на столешницу и, расстегивая запонки, спросил: — Не будь это проблемой, что бы ты сделал? Чуя отвел взгляд от его пальцев, ловко вынимающих запонки из манжетов белой рубашки, и нахмурился. Наверное, он слишком устал. Только это объясняло, почему он так легко отвлекся. — Что? — Что бы ты сделал? Если бы не брал в расчет способности моих людей. Прошло больше сорока восьми часов с тех пор, как они находились в одном помещении, и Чуя ощутил, что за это время ему стало сложнее иметь дело с Дазаем. Прочистив горло, он уставился в стену, собрался с мыслями — отчет Дазаю не отличался от отчета Кое или Олкотт, ему не из-за чего переживать, — и начал высказывать свои предложения. Дазай слушал внимательно. Иногда отпивал из стакана, но в остальном не двигался. Когда Чуя замолкал, чтобы перевести дух, Дазай задавал вопросы, давая понять, что анализирует каждое сказанное им слово, искал в плане слабые места, чтобы Чуя их тут же исправил. Стоило ему закончить, как Дазай снова хмыкнул, допил содержимое стакана и сказал: — Ничего удивительного, что ты доставлял Мори столько проблем. — Очень сомневаюсь, что Мори есть дело до моей работы в Накахара-кай, — насмешливо фыркнул Чуя. — Мори лично курирует политические связи, так что есть. Должен признаться, я сомневался, что тебе удавалось его обыгрывать в одиночку, но теперь я готов в это поверить. Конечно, репутация Накахара-кай и их связи с правительством были тебе на руку. При равных условиях я бы по-прежнему считал, что преимущество на стороне Мори. И все же, я впечатлен. — Я был простым советником, — машинально ответил Чуя, игнорируя удовлетворение от того факта, что попортил Мори немало крови. — Все мои планы проходили через Олкотт. — Тогда у тебя не должно возникнуть сложностей с тем, чтобы привыкнуть к субординации в Мизушима-гуми. Все важные дела проходят через меня, не забывай. Чуя вопросительно приподнял бровь — связь его реплики с ответом Дазая не казалась такой очевидной, как подразумевал его тон. — Я вообще не имею отношения к делам, не говоря уже о важных делах. Дазай кивком указал на отчеты. — Недавно было сделано объявление о том, что парламент собирается принять законопроект, который повредит нашему экспорту. И хотя политическими вопросами занимается Мори, я отвечаю за экспорт, и потому ты позаботишься о том, чтобы этот законопроект не приняли. — Я… что? — Дело твое. Завтра я передам тебе всю дополнительную информацию. Надо бы торжествовать. Дазай не просто наконец-то дал ему стоящее задание: это было задание, с которым он точно справится на «отлично» и предоставит Мизушима-гуми то, чего у них еще нет. Но он знал: лучше не принимать слова Дазая за веру. — В чем подвох? — скрестил он руки на груди. — Подвох? Чуя снова закатил глаза. — Ты даешь мне возглавить целую операцию, хотя за две недели не пустил ни на одно совещание. В чем подвох? — Я думал, тебе скучно. — Конечно, мне скучно, Дазай. Я якудза, а не домохозяйка. — Знаю. Домохозяйка приготовила бы мне ужин. — Смысл готовить ужин, если тебя никогда нет дома? Губы Дазая растянулись в ухмылке. — О, Чуя, неужели ты по мне соскучился? — Да пошел ты. Ухмылка стала шире. Интересно, и когда Чуя успел привыкнуть к перепалкам, из которых состояло практически все их общение? Он и не замечал их отсутствия, пока они с Дазаем не вернулись к прежнему ритму. Ему всю жизнь приходилось тщательно выбирать слова, а последние два года — частенько прикусывать язык. Возможность сказать Дазаю то, что у него на уме, походила на глоток свежего воздуха. Даже если он держал свои мысли при себе, то не из страха оскорбить Дазая, а потому, что сам так хотел. Дазай не спешил уходить, и Чуя спросил: — Значит, я прошел твою проверку? — С чего ты решил, что это была проверка? — парировал Дазай. Слова сорвались с его губ почти без заминки, и Чуя почти им поверил. — Ты жаловался Хигучи на скуку, и я дал тебе почитать отчеты. Ты сам решил ответить планами действий. Чуя никак не отреагировал на известие о том, что Дазай в курсе его разговора с Хигучи. Он всегда знал — все, что он скажет людям из Мизушима, почти наверняка тут же дойдет до Дазая. — Ты вроде как просил показать, на что я способен. — Я сказал тебе не быть обузой. Мне, в общем-то, все равно, на что ты способен: у меня и своих людей хватает. Едва не рассмеявшись, Чуя подошел к Дазаю и придвинул к себе его стакан — рассмотреть янтарную жидкость, которой, судя по всему, весь его рацион и ограничивался. — Но в ресторан ты взял меня, а не своих псов. У меня создалось впечатление, что я — единственный, кому ты сейчас можешь доверять, — сказал он, понизив голос до шепота. Поднес стакан к губам и сделал глоток, глядя на Дазая поверх кромки. Дазай неотрывно смотрел на его губы, касавшиеся стакана в том самом месте, откуда чуть раньше пил он сам. Взгляд был таким пристальным, что напомнил Чуе первый и единственный раз, когда они пили из одной чашки. Он поставил стакан на столешницу и демонстративно прикусил нижнюю губу. Этот жест выдернул Дазая из транса, или где он там завис. Он поднял взгляд, и их глаза встретились. — С чего бы мне доверять тебе, Накахара? — спросил Дазай, скривив губы в опасной улыбке. Чуя с трудом сдержался, чтобы не нахмуриться. Ему начинало надоедать, что его фамилию используют как оскорбление, особенно после многих лет, на протяжении которых она давала ему власть. Но сегодня Чуя хотел сыграть в другую игру. Поэтому он пододвинул стакан Дазаю и подался вперед. — С того, что если альянс распадется, ты останешься виноватым. Конечно, Мизушима не могут просто от тебя избавиться. А если они окажутся настолько глупы, чтобы попытаться, ты легко уничтожишь их и соберешь из остатков собственную организацию. Да, тебе есть, что терять, но если альянс распадется, то я либо умру, либо окажусь в крайне незавидном положении. Чем дольше я с тобой, тем меньше Накахара мне доверяют. У них нет уверенности, что я не переметнулся. Мизушима, в свою очередь, никогда не забудут, откуда я. Если альянс не сработает, мне конец. А вот твои подчиненные могут и выгадать, если предадут тебя. По тебе видно, что ты никому не доверяешь, но если сейчас ты и можешь кому-то верить, то только мне. Потому что мне ничего лучше, чем сейчас, не светит. Дазай поднес стакан к губам, осушил его и сказал: — Для меня было бы гораздо лучше, окажись ты дураком. — Ты и правда думал, что я — лишь смазливая мордашка? — Чуя держался совершенно спокойно, но как только эти слова слетели с губ, ему тут же захотелось взять их обратно. Он добьется желаемого, только если будет говорить напрямик, но вероятность того, что Дазай не поддастся на провокацию, пугала. Чуя не был уверен, что его гордость выдержит отказа. Карий глаз заблестел весельем. — Была такая мысль. Тихо рассмеявшись, Чуя открыл бар и взял первую попавшуюся бутылку. Прислонился к столешнице и наполнил опустевший стакан. Он стоял совсем рядом с Дазаем, и сделай тот хоть шаг, то зажал бы его в угол. Мрамор холодил поясницу даже сквозь одежду, напоминая о реальности, и Чуя продолжил играть с огнем. — А вот о тебе так, наверное, не думают. Низкий прием, но Дазай словно не обратил внимания. Эмоций на его лице не отразилось, но Чуя чувствовал — Дазай анализирует разговор, пытается понять, к чему он клонит, прочесть по лицу его мотивы. — Какую игру ты затеял? В кои-то веки они с Дазаем поменялись местами — пусть и ненадолго, пока тот не вычислит его следующий ход. Чуя не устоял перед искушением скопировать манеру Дазая и невинно переспросил: — Игру? — Я бы списал все на спиртное, но ты практически не пил. Когда мы были в одной комнате в последний раз, ты сбежал от меня. Чуя закатил глаза, решив блефовать до последнего. — Если бы кто-то другой попытался коснуться меня после того, как без предупреждения втянул в неприятности, то остался бы без руки. А у тебя их по-прежнему две. — Я польщен, — криво улыбнулся Дазай. — И чем же я заслужил такое особое отношение? — Тем, что без твоих шавок я даже за кофе сходить не могу. Поэтому выбор у меня невелик: мои руки, либо твои. Наверное, это самый прямой подкат в его жизни. Теперь он не сможет заявить, что Дазай все неправильно понял, да и тот не сможет притвориться, что не понял намека. Слова повисли в воздухе. Конечно же, Чуя лгал. Он был слишком занят попытками упрочить свое положение в клане Мизушима, чтобы думать о чем-то другом. Если начистоту, то ему было сейчас совсем не до секса, но от его слов взгляд Дазая потемнел. Воздух между ними словно наэлектризовался, и Чуя спрятал победную улыбку: оставалось лишь немного подтолкнуть. Дазай взял стакан и сделал большой глоток. Его хватка была крепче, чем нужно — он пытался подавить реакцию на недвусмысленное предложение. Он был на грани того, чтобы сдаться — какая сладкая мысль! — и Чуя не стал ждать, пока Дазай возьмет себя в руки и заставит их поменяться местами. Он выхватил стакан, не глядя поставил на столешницу, другой рукой схватил Дазая за галстук, потянул на себя и прижался к его губам. Этот поцелуй ничем не напоминал первый. На мгновение они оба замерли, осознавая произошедшее. Потом Дазай все-таки сделал тот шаг и вжал Чую в столешницу, не прекращая целовать. Этот поцелуй был страстным, отчаянным. Дазай зарылся пальцами в волосы Чуи и крепко их сжал, ограничивая его движения, отнимая контроль. Голова шла кругом — поцелуй быстро превратился в столкновение языков. Чуя слизывал изо рта Дазая привкус виски и пытался понять, почему тело отвечает с такой готовностью, хотя он никогда прежде не задумывался о физических отношениях с Дазаем. Он чувствовал исходящий от Дазая жар; стоило им чуть сдвинуться, как их бедра соприкоснулись, член вжался в член. Чуя застонал Дазаю в рот. Тот снова толкнулся ему навстречу, теперь уже медленнее. Подразнил прикосновением и отстранился. Чуя подался вперед, пытаясь вернуть контакт. Дазай крепко схватил его за бедра и впечатал обратно в столешницу, не позволяя двигаться. Чуя проглотил раздраженный стон. Следовало догадаться, что секс Дазай будет контролировать так же, как и все остальное. Дазай разорвал поцелуй, выпрямился и посмотрел на него сверху вниз. Он по-прежнему выглядел слишком расчетливым — и это при том, что они были в шаге от того, чтобы потрахаться на кухне, что бесило вдвойне. — К сожалению, Чуя, моя рука для тебя не вариант. В начале знакомства оскорбительный намек на то, что Дазай хотел завести его и свалить, вызвал бы у него поток ругани. Но они все еще стояли так близко, что Чуя чувствовал исходящее от Дазая возбуждение в каждой линии его тела. Дазай снова пытался им манипулировать — хотел заставить умолять. Чуя посмотрел куда-то мимо его плеча, выпустил из пальцев шелковый галстук и сказал, стараясь вложить в голос нотки неуверенности: — Ты подаешь противоречивые знаки. Тяжело угнаться. Ухмылка была ожидаемой, насмешка — тоже, но вот следующие слова застали врасплох: — Если ты так отчаянно хочешь кончить, то можешь сделать это на моем члене. Чуя почувствовал, что ситуация стремительно выходит у него из-под контроля. Как тут мыслить трезво, когда Дазай, как ни в чем ни бывало, говорит такие пошлости? — Такой вариант тебя устраивает, Чуя? — подстегнул Дазай. Чуя пораженно молчал, и его усмешка стала шире. — Я… — он оборвал себя, откашлялся и продолжил: — Если мне не понравится, в будущем я ограничусь своей рукой. Дазай рассмеялся тихо, наполовину удивленно, наполовину дразня. Он сделал шаг назад и кивнул в сторону коридора. — Вперед. Дорога до спальни казалась бесконечной. Дазай взглядом прожигал ему спину, будто пытаясь добраться до самой души. Впервые за время в пентхаусе он переступил порог хозяйской спальни. Услышал, как Дазай вошел следом и закрыл дверь. Чуя огляделся, без удивления отмечая, что комната такая же безликая, как и весь пентхаус. Интересно, у Дазая вообще есть личные вещи? Чуя не стал особо вглядываться — если все пойдет так, как он задумал, то потом у него будет предостаточно времени, чтобы изучить спальню Дазая. Он остановился возле кровати, скользнул пальцами к краю простой черной футболки, которую сегодня надел, и демонстративно медленно снял ее через голову. Он не колебался, даже не оглядывался, и сразу же потянулся к ширинке. Расстегнул молнию и стянул узкие брюки, демонстрируя, что не стал заморачиваться с бельем. Утром он не думал, что день закончится вот так. Просто не видел причин надевать обычные слои одежды, раз не собирался выходить из пентхауса. И вот теперь эта мысль окупилась. Чуя скользнул на кровать и оглянулся на Дазая лишь тогда, когда встал на колени. И тут же замер. От взгляда Дазая перехватило дыхание. Тот смотрел так жадно, что стало не по себе. Словно решал, что будет делать с Чуей и тот едва ли сможет ходить, когда Дазай с ним закончит. Дазай неторопливо перевел взгляд с лица Чуи на его полувозбужденный член, который от такого пристального внимания становился все тверже. То, что Чуя находился обнаженным перед одетым в костюм партнером заставляло его чувствовать себя уязвимо. — Ну и чего ты ждешь? — фыркнул он, надеясь насмешкой компенсировать вспыхнувшие румянцем щеки. Дазай бесшумно обошел кровать и достал что-то из прикроватной тумбочки. Увидев запечатанный флакон смазки, Чуя не смог сдержать резкого: — Вот это, мать твою, самомнение. — Ты лежишь обнаженным в моей постели, так что, думаю, оно оправдано. — Дазай протянул ему смазку. — Давай, Чуя, покажи, что меня ждет. В ответ на вызов Чуя посмотрел на Дазая, потом на флакон и обратно. Внутренний голос кричал прекратить все прямо сейчас, сделать так, чтобы до Дазая дошло: Чуя не даст ему командовать ни в спальне, ни за ее пределами. Но если он сейчас уйдет, то Дазай, скорее всего, никогда больше не позволит ему зайти так далеко. Чуя сам будет виноват в том, что кратчайший путь в сердце Мизушима-гуми окажется отрезан. Насупившись, он молча выхватил смазку. В эту игру можно играть вдвоем. Он растянулся на кровати, уронил голову на подушку и отбросил смазку в сторону. Закрыл глаза и сделал глубокий вдох, пытаясь не думать об обжигающем взгляде Дазая, который ощущал почти физически. Легко, почти невесомо, он провел пальцами вниз — по груди, животу, бедрам, пытаясь возбудиться и расслабиться. От прикосновения с губ сорвался тихий вздох, и Чуя замер, пытаясь вспомнить, когда в последний раз занимался сексом. Еще до брака, это ясно (что само по себе звучало безумно), но когда именно? Он не помнил. Чуя провел пальцами по груди, осторожно сжал соски и застонал. Обычно во время секса он старался сдерживать стоны, но сейчас хотел пошатнуть самоконтроль Дазая, за который тот так упрямо цеплялся. Он знал, что для этого нужно что-то большее. Вслепую нащупав флакон, он щелкнул крышкой и приоткрыл глаза, поверх ресниц глядя, как смазка щедро покрывает пальцы. Одним пальцем осторожно обвел анус, пытаясь дышать размеренно, расслабиться. Много времени прошло с тех пор, как он доводил себя до оргазма, и еще больше — с тех пор, как у него были время и силы трахать себя пальцами. Чуя вжал палец внутрь и зажмурился от медленного проникновения, от того, как остро чувствовал каждый миллиметр, проталкиваемый сквозь кольцо мышц. Когда палец вошел целиком, он услышал тихое «черт», которое напомнило о том, что он не один. Чуя распахнул глаза и застонал, увидев как Дазай сжимает себя сквозь брюки. Жадный взгляд перетек с его пальцев на лицо, и Дазай усмехнулся: судя по всему, от его внимания не укрылся ни румянец на щеках Чуи, ни то, как он смотрел на заметную выпуклость в брюках. Дазай потянулся к пуговице и расстегнул молнию. Чуе показалось, что он увидел мелькнувшую кожу — доказательство того, что Дазай тоже не стал заморачиваться с бельем. — Продолжай, Чуя, — сказал Дазай тихо, вкрадчиво, но в его голосе было не меньше приказных ноток, чем в разговорах с подчиненными. И хотя Чуя клялся, что не присоединится к своре тех, кто по щелчку пальцев кидается выполнять приказы Дазая, он тут же задвигал пальцем, то вводя внутрь, то вынимая. Постыдно быстро добавив второй палец, он зашипел от жжения, но ждать больше не мог — тело напомнило о том, как долго он не сбрасывал напряжение. Наверное, это было написано у него на лице, потому что Дазай скользнул рукой в брюки, лаская себя, и усмехнулся: — У тебя давненько никого не было, да? Стоило только попросить, и я бы трахнул тебя в нашу первую ночь. Все и так думают, что трахнул: в конце концов, мы ведь женаты. Чуя уже так возбудился, что член пульсировал, на живот сочилась смазка. Ему пришлось вцепиться свободной рукой в простынь, чтобы не стиснуть себя рукой и не довести до оргазма. Вжав внутрь третий палец, он даже не подумал о том, чтобы сдержать жадный стон — так он был сейчас возбужден. Внизу живота нарастало напряжение, напоминающее о том, почему он трахал себя пальцами только тогда, когда хотел растянуть удовольствие. Потому что не мог согнуть их под нужным углом, так, чтобы тело превратилось в желе. Куда проще было кончить, толкаясь в руку, чем насаживаясь на пальцы. — Прикоснись к себе. Чуя покачал головой и закусил губу, сдерживая стоны. — Я же сказал, что хочу увидеть, на что ты способен, Чуя. Хочу увидеть, как ты кончишь от собственных пальцев. — С этими словами Дазай наконец вытащил из брюк член. Чуя толкнулся бедрами к своим пальцам. Тело отчаянно требовало большего, требовало, чтобы в него вошел член. — Давай же, Чуя. Покажи, как ты кончишь. От этих слов исчезли остатки самообладания. Чуя отпустил простынь и стиснул пульсирующий от боли член, вжимаясь затылком в подушку и выгибая спину от удовольствия. Он кончил почти сразу — застонал, одновременно толкаясь в руку и насаживаясь на свои пальцы. Медленное размеренное дыхание сменилось судорожными вдохами. Чуя хватал ртом воздух, пытаясь прийти в себя после оргазма. Он заметил, что Дазай сдвинулся с места, лишь тогда, когда тот стиснул его запястье, заставляя вынуть пальцы. Другую руку, лежавшую на бедре рядом с чувствительным членом, постигла та же участь. Крепко схватив оба запястья, Дазай поднял его руки над головой. Карий глаз горел желанием. Чуя все еще пребывал в эйфории. Он чувствовал, как сильно Дазай его хочет, и жаждал увидеть, как от его самоконтроля ничего не останется. — Думаешь, с тобой будет круче, Осаму? — лениво усмехнулся он. Во взгляде Дазая промелькнуло что-то опасное. — Думаю, это нам и предстоит выяснить, — ответил Дазай, дразняще скользнув членом между его бедер. Чуть отодвинувшись, Чуя выдохнул: — Резинка. В ответ Дазай недоуменно выгнул бровь. Чуя практически услышал его недовольное «Но мы же женаты!» и потому добавил: — Не знаю и знать не хочу, сколько шлюх ты перетрахал с заключения альянса. На слово тебе я не поверю, ты ведь только и делаешь, что врешь. Так что надевай чертову резинку. Дазай закатил глаза, но потянулся к тумбочке и вытащил оттуда презерватив. — Я не трахаюсь со шлюхами. Чуя фыркнул, но спорить не стал, молча наблюдая за тем, как Дазай вскрывает упаковку и раскатывает презерватив по члену. Дазай вжал головку между его ягодиц и добавил: — Да и зачем мне шлюхи, когда дома ждет красавица-женушка? Следовало понять, что это ловушка — стоило Чуе открыть рот, чтобы огрызнуться, как Дазай толкнулся в него, и слова превратились в протяжный стон. Тело было еще слишком чувствительным после оргазма, и Чуя наслаждался каждым проникающим внутрь сантиметром. Дазай даже не стал раздеваться — просто немного приспустил брюки, чтобы высвободить член — и Чуя остро чувствовал прикосновения ткани к своей коже. И хотя он был уверен, что физически сильнее Дазая, то, как тот удерживал его руки над головой, посылало по позвоночнику волны дрожи. Независимо от брака и альянса, Дазай был не просто очередным врагом, и Чуя никогда прежде не чувствовал себя таким беззащитным. Он отмахнулся от тихого голоса, твердящего, что ему это нравится, и обвил Дазая ногами в немом приказе. Тот подчинился, вышел из него и снова толкнулся — плавно, медленно, глубоко, совсем не так, как ожидал Чуя. Он стиснул Дазая сильнее, побуждая ускорить темп. Дазай наклонил голову и прижался губами к его шее, прокладывая до уха дорожку поцелуев-укусов. Обдавая теплым дыханием, прошептал: — Ты о чем-то хочешь попросить? — Если думаешь, что я начну умолять, то ждать будешь всю ночь, — ответил Чуя, пытаясь не думать о том, как рвано прозвучали его слова, о том, что голос прерывался в такт толчкам Дазая. Хватка с запястий исчезла, но Чуя не сдвинул руки с места. Ему было интереснее узнать, что Дазай задумал, чем попытаться перехватить контроль. Дазай дразняще, почти невесомо, скользнул рукой по его телу и обхватил полувставший член. Тот все еще был слишком чувствительным, и Чуя проглотил стон, когда Дазай принялся медленно ласкать его, заставляя встать полностью. И эта неторопливость бесила, терпение трещало по швам — Дазай медленно трахал его, так же медленно ласкал по всей длине, и вскоре Чуе начало казаться, что гордость того не стоит. В конце концов, план с самого начала заключался в том, чтобы сдаться. — Дазай. — Дазай был занят (оставлял на шее Чуи засос, наверняка так высоко, что потом придется постараться, чтобы его спрятать), но мурлыкнул, давая понять, что слушает. — Хватит меня дразнить. — Скажи «пожалуйста», — насмешливо подсказал Дазай, заставляя скрипнуть зубами. Чуя прикрыл глаза и послушно повторил: — Пожалуйста. Дазай вознаградил его жестким толчком, как раз таким, какого Чуя хотел, но потом снова замедлился и вообще убрал руку с его члена. — Убеди меня. — Пожалуйста, Дазай. — Теперь, когда до второго оргазма было недалеко, слова слетали с губ удивительно легко. — Меня давно никто не трахал. Я хочу, чтобы ты меня трахнул. Пожалуйста. Наверное, голос Чуи прозвучал достаточно отчаянно — Дазай оторвался от его шеи, выпрямился, стиснул бедра так крепко, что утром наверняка появятся синяки. И секунды не прошло, как намеренно неторопливый темп исчез, и Дазай начал вбивать Чую в матрас. Комнату наполнили полные страсти стоны — Чуя комкал простыни так, что, казалось, вот-вот порвет, еще крепче сжимал Дазая бедрами, подаваясь ему навстречу с каждым толчком. Все это время ему казалось, что взгляд Дазая вжимает его в кровать — темный, требовательный. В нем плескалось столько похоти, что можно было утонуть. Второй оргазм отличался от первого. Вместо мучительно медленного растущего удовольствия — наслаждение, ударившее под дых. Оставалось лишь хватать губами воздух, пережидая оргазм, пока Дазай трахал его неровными толчками, а потом замер и со стоном кончил. Из тела будто разом вынули все кости. Чуя чувствовал себя вымотанным как физически, так и морально. Руки и ноги казались такими тяжелыми, что он сомневался, что сможет вылезти из кровати и дойти до своей комнаты — даже если очень захочет. Он из-под опущенных ресниц наблюдал за тем, как Дазай вышел из него, стянул использованный презерватив. Потом направился в ванную, через несколько секунд вернулся с влажным полотенцем и обтер Чую с нежностью, которой тот от него не ожидал. Чуя зевнул, и Дазай тихо рассмеялся. — Спи, крошка. Он впервые не почувствовал желания ему возразить.***
Проснувшись, Чуя немедленно ощутил боль. Сильнее всего ныло ниже спины, и он уткнулся лицом в подушку, заглушившую недовольный стон. Он обещал сегодня потренироваться с Гин. Надо было вспомнить об этом прежде, чем просить Дазая трахнуть его посильней. Дазай. Резко растеряв остатки сна, Чуя приподнялся на локтях и повернул голову. Вторая половина кровати была пуста. Он провел по простыням и с облегчением вздохнул: холодные. Если Дазай и спал, то уже давно ушел, да и сам Чуя, проснувшись, не видел причин оставаться в его спальне. Перевернувшись на спину, он сбросил одеяло и сел. Оглядел валяющуюся на полу одежду и со вздохом провел по волосам, размышляя о ситуации, в которой оказался. Добился ли он чего-нибудь? Взгляд упал на кипу бумаг на прикроватной тумбочке, где еще вчера ничего не было. Чуя подался вперед. Сверху лежал телефон, который он оставил на кухне. Чуя взял телефон и уставился в открытый планировщик, спросонья даже не разозлившись из-за того, что Дазай взломал его пароль и покопался в телефоне — все равно он не хранил там ничего подозрительного. Раньше на сегодня был запланирован лишь спарринг с Гин, но теперь к нему добавились еще две встречи. Первая была назначена на одиннадцать утра: «Знакомство с новыми подчиненными». Вторая — на два часа дня, и по времени Чуя догадался о том, что его ждет еще до того, как прочитал: «Совещание в конференц-зале». Новые подчиненные, приглашение на совещание, и все в один день. Слишком хорошо, чтобы оказаться совпадением. Слабо улыбнувшись, Чуя взял из кипы верхние документы — сведения о проекте, которым он теперь руководил. На этот раз перед ним был анализ советников Мизушима, а не необработанные данные. Большой шаг вперед. Он встал, натянул брюки, сгреб остальную одежду и потащил вместе с бумагами в свою комнату. Его ждала работа.