И верность следует за ним

Здесь было спокойно. Городок не казался покинутым или изолированным от остального мира, просто спокойным. Здесь не было кланов якудза, не было банд, воюющих между собой за территорию, и преступность состояла разве что из уличной шпаны, которую Дазай видел, гуляя по опустевшим ночным улицам. Даже шпана почувствовала в нем что-то родственное. Вот только эти подростки еще перерастут бунтарскую фазу и когда-нибудь начнут трудиться на благо родного городка, а в Дазая навсегда въелась опасность — стала частью его самого. Дазай не носил с собой оружия, татуировку надежно скрывали бинты. Они с Чуей пробыли здесь так долго, что потихоньку вписались в местное общество, и от Йокогамы их отделяло почти семь сотен миль. Эти уличные крысы не могли его узнать. Они не могли знать о его репутации, не могли знать, какую должность он некогда занимал в одном из самых могущественных кланов якудза в Японии, но все равно старались не попадаться ему на глаза. Сливались с тенью, когда он проходит мимо. Не пытались запустить руки в его карманы, ограбить или даже приблизиться. Стоит совсем недолго пожить на улице, и инстинкты становятся острыми, как лезвие. И сейчас эти инстинкты подсказывали соплякам избегать Дазая и Чую. Местные шайки их не трогали, гостей из Йокогамы в ближайшие несколько месяцев можно было не ждать, и ничто не связывало их с преступным миром родного города. Поэтому здесь было спокойно, тихо и безмятежно. Улыбнувшись своим мыслям, Дазай свернул к рекану, в котором они остановились, запрокинул голову и посмотрел в вечернее небо. Жить, не тревожась ни о чем, кроме вспыльчивости Чуи, было весело, но Дазай знал, что спокойствие продлится недолго. Обратно Дазай шел быстрее — ему очень не поздоровится, если он опоздает на ужин. Он появился как раз тогда, когда персонал выходил из номера, в котором они с Чуей жили с приезда. Чуя едва взглянул на него, когда Дазай переступил порог, и снова вернулся к книге. Кажется, сотой, которую он купил за время их затянувшегося медового месяца. — А я уже думал, что буду ужинать в одиночестве, — сказал Чуя сухо, как Дазай и ожидал. Он одарил Чую своей самой очаровательной улыбкой — хоть и знал, что тот на него не смотрит, — и сказал: — Ничто на свете не смогло бы помешать мне вернуться к тебе. Перевернув страницу, Чуя поинтересовался: — Ты когда-нибудь бросишь попытки меня соблазнить? — Они по-прежнему действуют, так что нет. — Вот это самомнение. Лучезарная улыбка померкла, стала более искренней, и Дазай сказал: — Ну, ты же сбежал со мной из Йокогамы. Не будем об этом забывать. Наконец Чуя оторвался от книги, посмотрел на Дазая и приподнял бровь, подчеркивая свое изумление. — Сбежал? Готов поклясться, речь шла о медовом месяце. — Который растянулся на целых пять? — парировал Дазай, направляясь к своему привычному месту напротив Чуи. После этих слов Чуя посмотрел куда-то мимо него, его взгляд затуманился, уголки губ опустились. Но не успел Дазай и слова сказать, как это выражение исчезло. Впрочем, в последнее время оно часто появлялось на лице Чуи, так что рано или поздно Дазай раскроет, что именно его мучает. Сейчас же Чуя сунул в книгу закладку и отложил ее в сторону. — Что, ты наконец доигрался, и кто-то из юнцов рискнул тебя ограбить? В ответ на резкую смену разговора Дазай закатил глаза: — Они слишком меня боятся, чтобы даже попытаться. — И хорошо — значит, останутся в живых. Дазай выпятил нижнюю губу, притворно оскорбившись. — Я всего лишь безобидный турист, который любуется городом. — Безобидный турист, за которого назначено вознаграждение в десять миллионов иен, — фыркнул Чуя. О вознаграждении говорилось в письме, которое пришло на личную и очень тайную электронную почту Дазая. Оно было единственной новостью из Йокогамы с момента их отъезда. Сложно сказать, что злило больше: что некий очкастый охотник на якудза умудрился раздобыть этот адрес или что новый глава Мизушима всерьез думал, будто ради десяти миллионов иен кто-нибудь осмелится начать охоту на Дазая. Он положил еду на тарелку и недовольно пробормотал: — Назначил бы пятьдесят миллионов, тогда был бы результат. — Пятьдесят миллионов за голову придурка, которого можно убить более-менее обученным отрядом из пяти человек? Ой ли. — Да, но все знают, что со мной ты, а значит, понадобится как минимум два клана, чтобы у них был хоть один шанс. Чуя усмехнулся, и в его взгляде промелькнул огонь, тот самый, в котором не было нужды на протяжении их мирного отпуска. Дазай даже подался вперед, желая увидеть больше. — Или даже три клана, — отозвался Чуя. Уперев подбородок в ладони, Дазай изучающе посмотрел на своего супруга и сказал: — Чуя, ты так меня заводишь, когда предлагаешь ради меня отправить на тот свет три клана якудза. Когда они только встретились и считали друг друга врагами, когда у Чуи не было ни единой причины доверять ему, эти слова заставили бы его покраснеть или тихо выругаться. Сейчас же он усмехнулся. — Хочешь сказать, я приоделся зря? Мне всего-то надо было пообещать убить ради тебя? После этих слов Дазай наконец обратил внимание на его внешний вид. Присмотрелся. В темно-синей юкате с узором из крупных хризантем Чуя казался обманчиво хрупким. Дазай посмотрел выше, и его взгляд остановился на волосах. Как и в день свадьбы, Чуя собрал их сбоку и закрепил заколкой. Вот только заколка была другая — эту Дазай подарил ему через несколько недель после того, как они сюда приехали. Она была сделана на заказ, и ее украшал феникс — все, как Дазай когда-то и обещал. Конечно, Дазай и хотел бы поверить, что Чуя решил принарядиться просто так, но идиотом он не был. К тому же, он хорошо знал Чую. Они почти всегда ужинали вместе — в простых гостиничных юкатах, в одних полотенцах, обмотанных вокруг бедер, или в том, что и носили весь день. Сегодняшний день ничем не отличался от других, у них не было повода для торжества. В этом городке вообще ничего не происходило. Чуя явно что-то задумал. Они давно миновали ту стадию отношений, когда надо ходить вокруг да около и хитростью вытягивать ответы. Теперь можно было просто спросить. Поэтому Дазай и спросил: — Что у тебя на уме? Усмешка исчезла с лица Чуи. Он вздохнул, отложил в сторону палочки и принялся барабанить пальцами по столу, как обычно делал, когда не мог подобрать слова. Дазай терпеливо ждал и был готов ждать столько, сколько Чуе понадобится. У Чуи не ушло много времени на то, чтобы собраться с мыслями. Он заговорил — медленно, так, словно тщательно взвешивал каждое слово перед тем, как произнести его вслух. — У тебя никогда не было возможности… пожить нормально. Жизнь в якудза тебя почти уничтожила. — Почти, но не уничтожила, — заметил Дазай. — Что целиком и полностью твоя заслуга. Но Чуя будто не слышал. Он пожевал нижнюю губу, все так же барабаня пальцами по столу, и признался: — У меня такой возможности тоже не было. Но могла бы быть. Когда Кое стала кайчо, я мог бы уйти из клана и заняться чем-нибудь нормальным, но якудза у меня в крови и… за последние месяцы я осознал, что никогда не смогу заниматься чем-то нормальным. Не то чтобы обязательно надо было чем-то заниматься — у нас двоих столько денег, что до конца жизни хватит. Последние месяцы были спокойными, тихими, расслабляющими, но... — Но тебе скучно, — закончил Дазай, пытаясь сдержать усмешку. — Ужасно скучно, — согласился Чуя. Казалось, он чувствовал облегчение от того, что Дазай озвучил это за него. — Читать, отмокать в источниках, гулять по городу — отличный способ развеяться после всей той хрени с Призраками, но теперь мне смертельно скучно. Не хватает адреналина от сложных заданий, когда многое поставлено на кон, и простых драк. Я бы с удовольствием подергал за ниточки в парламенте... — Значит, настало время уехать отсюда. — Что, вот так просто? — Чуя удивленно моргнул. — Ты не против вернуться? Дазай пожал плечами и вернулся к еде. — Не сказал бы, что нам есть, куда «возвращаться», ведь мы сожгли за собой все мосты. Но «почти уничтожила» меня не жизнь якудза, а Мори, а о нем можно больше не беспокоиться. — Дазай широко улыбнулся, когда Чуя разинул рот от удивления, и заметил: — Может, я и не знал тебя, когда мы поженились, зато неплохо изучил прежде чем понял, что хочу остаться с тобой. Но я был уверен, что нормальная жизнь тебе скоро наскучит. Вообще-то ты продержался куда дольше, чем я ожидал. — Что ж, если этого ты и «ожидал», значит, у тебя уже есть план? — Нет, — признался Дазай. — Потому что я не знал, захочешь ли ты вернуться в Йокогаму, где половина преступного мира будет за нами охотиться, или решишь попытать счастья где-нибудь еще. Задумчиво нахмурившись, Чуя поковырялся в тарелке и сказал: — Йокогама — наш дом. Никто не выживет нас оттуда. — Придется разбираться не только с Мизушима-гуми и их новой главой, но еще и с Озаки. С Накахара-кай. — Знаю. — Если не получится склонить Накахара-кай к переговорам… ты понимаешь, чем это грозит? Помрачнев, Чуя ответил: — Да все я понимаю. Надеюсь, что до этого не дойдет, но если они захотят войны, то они ее получат. В словах Чуи звучала плохо скрытая угроза. Нет, обещание — даже при самом неудачном раскладе он не отступит, несмотря на то, что Накахара-кай для него много значит. В словах Чуи звучала обида — казалось, явись клан за его головой, он расценит такой поступок как предательство, пусть сам он больше и не член клана. Чуя принимал это близко к сердцу, Дазаю было не понять. Он и притворяться не собирался, что понимает. И вместе с тем слова Чуи звучали как всегда уверенно и обещали море приключений — с той же секунды, как они покинут этот городок и вернутся в преступный мир Йокогамы. Поднявшись на ноги, Дазай забрал из соседней комнаты сумку, которая лежала там уже несколько недель. Вернулся к столу, но сел не на свое место, а опустился на колени перед Чуей. Тот смотрел с любопытством, и Дазай остро чувствовал взгляд, внимательно следящий за каждым его движением. Любопытство переросло в изумление, когда Дазай вынул из сумки бутылку саке и одну единственную сакадзуки. Налил в нее саке, посмотрел на Чую — кажется, тот забыл, как дышать. От него волнами исходило предвкушение, которое стоило участия в этом традиционном спектакле. Раньше Дазай не стал бы заморачиваться. Дазай отставил бутылку в сторону и взял сакадзуки. Чуть улыбнулся и с легким поклоном протянул Чуе. Чуя колебался, совсем как на брачной церемонии, когда распитие сакадзуки одновременно означало то же, что и сейчас, и нечто совершенно другое. — Уверен? Ты же говорил, что я не гожусь для этой должности. — Когда это ты вдруг начал верить тому, что я говорю? — поинтересовался Дазай. — Ты был рожден и воспитан для этой должности, ты доказал, что достоин ее. Не волнуйся, я без колебаний вставлю свое веское слово, если мне вдруг покажется, что ты даешь слабину. Весело фыркнув, Чуя принял у него из рук чашу. Выпил половину содержимого и с коротким поклоном передал обратно. Улыбнувшись шире, Дазай допил оставшееся. Сейчас они отдали дань традиции. Потом будут церемонии и клятвы, но Дазай уже сказал о своем выборе все, что хотел. И он уверен — распитие саке было для Чуи достаточным подтверждением его слов. Поставив сакадзуки на стол, Дазай спросил: — Когда хочешь начать? — Как можно скорее, но… я хочу кое-что сделать. Правда, боюсь поступить необдуманно. — Любой каприз, если он сделает тебя счастливым. Улыбнувшись, Чуя положил руку Дазаю на загривок и притянул его к себе, пока их лица не оказались в сантиметре друг от друга. — Счастливым меня делаешь ты, — сказал Чуя и накрыл его губы своими. Дазай углубил поцелуй, наслаждаясь близостью. Откровенно говоря, ему было все равно, куда они отправятся, чем займутся и кого убьют, если из его жизни не исчезнут моменты вроде этого. Моменты неподдельного счастья, которого он был лишен в юности. Дазай отстранился ровно настолько, чтобы пробормотать: — А ты — меня. Полагаю, мы квиты. Тихо рассмеявшись, Чуя снова прижался к его губам в коротком поцелуе. — Даже не знаю. Я еще должен тебе за сюрприз с сакадзуки. — М-м, продолжай-продолжай. После его слов Чуя снова рассмеялся. Он приподнялся и прильнул к Дазаю, пытаясь сравнять счет. Еда на столе была забыта, но Дазай не видел ни единой причины останавливать Чую — ни сейчас, ни когда-нибудь еще.

***

С объективной точки зрения Ацуши понимал: не следует жаловаться на то, что кошмар, в котором он жил, пока помогал обманывать правительство и охотиться за мафиозной организацией, закончился. Ему бы радоваться, что все позади, что он больше не рискует работой. Наслаждаться нудной рутиной Особого отдела и тем, что в городе нет Дазая с Чуей, которые переворачивают все с ног на голову. Городу это только на пользу. Но если говорить откровенно, то Ацуши скучал по всему этому кошмару. Скучал по работе с Акутагавой и Гин, по тому, как Хигучи ловила каждое слово Акутагавы, а Азуми — пропускала мимо ушей. Ацуши скучал по взрывной энергии, которую привносил Тачихара, по его нервическому возбуждению, когда Чуя давал ему какое-нибудь персональное задание. Тяжело вздохнув, Ацуши собрался, махнул на прощание коллегам и вышел из кабинета. С той решающей ночи прошло почти восемь месяцев. Почти восемь месяцев назад он помог уничтожить целый клан якудза, почти восемь месяцев назад босс Мизушима-гуми вдруг погиб в случайной аварии — Ацуши подозревал, что она была не такой уж случайной и к ней приложил руку Дазай. Почти восемь месяцев назад Дазай с Чуей бесследно исчезли. Остальных Ацуши с тех пор тоже не видел. В Отделе особых способностей провели внутреннее расследование. Руководство хотело выяснить, откуда была утечка информации, кто помог сорвать наблюдение за галереей и передал преступникам кодовые слова. Ацуши, не желая рисковать, долго не связывался с остальными. К тому времени, как подозрения с него были сняты, Акутагава и Гин последовали примеру Дазая с Чуей и исчезли. А Хигучи, Азуми и Тачихара были вне зоны доступа. Наверное, восьми месяцев достаточно, чтобы забыть о тех коротких неделях и двигаться дальше, пусть Ацуши этого и не хотелось. Ему никогда не стать якудза — такая жизнь не для него, но он начал считать друзьями членов их разношерстной команды. Ацуши уже видел, как рушатся отношения, и помнил, как переживал, когда стало ясно, что Дазай с Анго никогда не вернутся к прежней дружбе. Ацуши никогда еще не чувствовал себя столь бесполезным, потому что ничем не мог помочь, даже не мог связаться со своими друзьями, которые встали на сторону преступного мира. Ему становилось дурно при мысли, что сейчас все снова повторяется, ему приходится пережить все заново, и он так же бесполезен, как и в прошлый раз. По дороге домой Ацуши изучал прохожих. Он развлекался так каждый день — присматривался к людям, похожим на членов якудза, и гадал, из какого они могли бы быть клана. Мимо торопливо прошел парень, он был немного старше Ацуши, года на два, не больше. На груди его пиджак странно топорщился — наверное, из-за пистолета. Оглянувшись через плечо, Ацуши заметил выглядывающую из-под воротника татуировку и самодовольно улыбнулся. Наверное, этот парень был из Мизушима-гуми — здесь ближе к их территории, чем к Накахара-кай. К тому же Мизушима-гуми все еще пытались встать на ноги после резких перемен, и незнакомец словно олицетворял их нервозность. Кто бы ни занял место Дазая в клане, можно было с легкостью сказать: до Дазая ему далеко. Стоило об этом подумать, как от общего потока транспорта отделился черный лимузин и медленно поехал рядом с Ацуши. Нахмурившись, Ацуши оглядел оживленную улицу. Остановился. Его нервы накалились до предела, когда лимузин тоже остановился. Дверца открылась, и Ацуши увидел знакомое лицо. — Так и будешь там стоять или, может, сядешь уже? Широко улыбнувшись, Ацуши подошел к лимузину, залез внутрь и захлопнул за собой дверцу. Лимузин тут же тронулся с места. — Большего мафиозного клише придумать ты не смог? — поинтересовался Ацуши. Акутагава не улыбнулся, но когда он снял солнцезащитные очки, в его глазах плясало веселье. — Был вариант накинуть мешок тебе на голову и сунуть в багажник. Можем отыграть назад и попробовать его, если хочешь. — Нет, спасибо, — со смехом отозвался Ацуши. — Я рад, что дела у вас идут хорошо. — При этих словах он улыбнулся Гин, сидящей напротив Акутагавы. Судя по их виду, дела у них шли не просто «хорошо». Гин была с распущенными волосами и в простом белом платье, и она улыбалась. Даже Акутагава сменил свой обычный плащ на что-то менее рваное и более повседневное. Они могли сойти за обычных людей. — Чем вы занимались все это время? Акутагава пожал плечами. — После исчезновения Дазай-сана мое положение в Мизушима-гуми оставляло желать лучшего, поэтому мы с Гин решили залечь на дно, пока все не уляжется. — Значит, теперь вы вернулись в Мизушима? — Нет, — фыркнул Акутагава и покачал головой. — Если я туда сунусь, меня, наверное, попытаются убить. Акутагава отвернулся к окну, но Ацуши все равно заметил, как по его лицу расползлась усмешка, и невольно придвинулся ближе, ожидая, какую же сногсшибательную новость тот на него обрушит. — Дазай с Чуей вернулись. Нет, этого Ацуши услышать точно не ожидал. Он растерянно смотрел то на Акутагаву, то на Гин, пытаясь понять, не разыгрывают ли они его. Если кому сейчас и не стоит разгуливать по Йокогаме, так это Дазаю и Чуе. — Дазай что, не знает, что за его голову назначена награда?! Гин рассмеялась. Ацуши так давно не слышал, чтобы она смеялась, что тут же оглянулся на нее. Он не видел Гин такой непринужденной и расслабленной с тех самых пор, как та вступила в мафию. — Знает. И считает, что за него предлагают слишком мало, чтобы кто-нибудь почесался. — Мы же говорим о десяти миллионах иен, — выдавил Ацуши. — Мы говорим о Дазае Осаму, — возразила Гин. — Только безумец решится открыть на него охоту, особенно сейчас, когда к Дазаю прилагается Чуя. — Теперь мы работаем на них, — добавил Акутагава. — Наша организация пока небольшая, но она растет. Ацуши посмотрел на него, потом на Гин и, поколебавшись, спросил: — И как оно? Я знаю, что Дазай-сан очень изменился после того, как вступил в Мизушима-гуми. Я слышал, как он общается с подчиненными, особенно с тобой, Рю. Вы с Гин будете в порядке? — Не помню, чтобы ты нанимался мне в няньки, оборотень, — презрительно фыркнул Акутагава. — А нельзя смириться с тем, что я переживаю за самых близких друзей, и ответить на вопрос? Снова фыркнув, Акутагава скрестил руки на груди и уставился в окно. Его упрямство заставило Ацуши покачать головой. Он повернулся к Гин и почувствовал что-то похожее на облегчение, увидев на ее лице мягкую улыбку. — Я и не подозревала, что так сильно по этому скучала, — негромко сказала она. Ацуши тоже улыбнулся и ответил: — Тогда больше не исчезайте. Я знаю, все пытаются меня защитить, но я уже взрослый, и мне решать. Вы для меня важнее любой работы. — Мы не исчезнем, — пообещала Гин. — Мы нашли тебя первым делом, как в город вернулись, — сухо сказал Акутагава. — С какой, по-твоему, радости? Ацуши с весельем обнаружил, что кончики ушей Акутагавы слегка покраснели, хотя сам он все так же решительно пялился в окно. Сжалившись, Ацуши не стал его дразнить и снова посмотрел на Гин. — Вы так и не ответили на мой вопрос. Как он с вами обращается? — Он все еще Дазай-сан, со всеми плюсами и минусами, — пожала плечами Гин. — Но он изменился с тех пор, как ушел из Мизушима. Не то чтобы он стал мягче... но подчиненных теперь ценит больше. — Это все Чуя-сан, — задумчиво добавил Акутагава. — Когда он только появился, то был настоящей занозой в заднице... — Рюноске! — Но это же правда. Тебе просто не приходилось играть роль его няньки, — начал оправдываться Акутагава, повернувшись к сестре. — Но, несмотря на это, он поразительный человек. Нам могло достаться начальство и похуже. Медленно кивнув, Ацуши сказал: — Главное, чтобы вы были в порядке. — Мы в порядке, Ацуши, — Акутагава бросил на него колючий взгляд, давая понять, чтобы тот оставил эту тему. — Вообще мы просто хотели кое-что тебе передать. — Акутагава полез в карман и достал из него тоненький смартфон. — Уж сделай одолжение, не потеряй. Телефон можно разблокировать только по отпечатку пальца, но все равно. Будет проблематично, если кто-то левый сможет связаться со мной или Гин. В него встроена тревожная кнопка. Нажми, если что-то случится. Кто-нибудь из наших отреагирует. — Кто-нибудь из ваших? — переспросил Ацуши, взял у него телефон и повертел в руках. — Значит, ваш новый клан официально взял меня под защиту? — Я передаю приказ босса, — отозвался Акутагава. — Выводы делай сам. Раздалось тихое пиканье. Гин полезла в маленькую сумочку, лежащую на соседнем сидении, и вынула телефон. Посмотрела на экран и вздохнула: — Что-то случилось, нам надо вернуться в штаб. — С этими словами она постучала по перегородке, отделявшей салон от водителя. Машина тут же сбавила скорость и свернула к тротуару. — Нам придется высадить тебя, но отсюда недалеко до твоего дома. — Откуда вы знаете, где я живу? Гин усмехнулась. — Ты серьезно? И правда. Конечно же, они нашли бы его адрес, с Дазаем или без. Ацуши посмотрел на Гин, потом на Акутагаву и сказал: — Будьте осторожны и не теряйтесь. — Если когда-нибудь захочешь поболтать с нами или с остальными, приходи в кафе под нашим старым штабом. Мы тут же узнаем. Ацуши растерянно моргнул. — Вы общаетесь с остальными? — Нам и правда пора, Ацуши. Мы расскажем тебе в следующий раз. — С ними все хорошо? — С ними все прекрасно, оборотень, — закатил глаза Акутагава. — Уверен, они будут ну очень тронуты таким беспокойством. — Да понял я. Вы суровые мафиози, за которых не стоит беспокоиться, — съязвил Ацуши и широко улыбнулся. — Еще один, последний вопрос. — Брат с сестрой выжидательно уставились на него. — Как называется ваша новая организация? Я заслуживаю знать, раз уж нахожусь под ее защитой. Ацуши почувствовал ласковое прикосновение к ноге, но не вздрогнул — в прошлом он часто касался Расемона. Как ни странно, но прикосновения черных лент успокаивали — Расемон был Ацуши таким же старым другом, как и Акутагава с Гин. Он протянул свои ленты мимо Ацуши, обвился вокруг ручки дверцы и распахнул ее — вполне недвусмысленно. Подавив вздох, Ацуши помахал им обоим и выбрался из машины на улицу. Когда дверца уже закрывалась, Акутагава произнес — так тихо, что Ацуши расслышал его хрипловатый голос лишь благодаря тигриному слуху: — Она называется «Портовая мафия». Не успел Ацуши ответить, как дверца захлопнулась и машина отъехала. Ацуши помахал ей вслед, чувствуя, как по лицу расплывается широкая улыбка. Его друзья невредимы, и они снова в Йокогаме. Они еще натворят дел, после которых у Анго на столе прибавится отчетов, а охотники на якудза будут вне себя. Как и два главенствующих в городе клана. Все так, как и должно быть.

***

Руки скользнули вниз по спине, нежно обвели контуры татуировки, коснулись перьев феникса, потом — облаков на плечах. Чуя улыбнулся в подушку. Совсем недавно эти прикосновения бы вызвали у него тошноту, напомнив о той ночи, когда он потерял все, к чему стремился целую жизнь. Кожу по-прежнему покалывало — давняя ненависть к незаконченной татуировке впиталась в мышечную память, хоть теперь и не пульсировала в груди. Но теперь татуировка была закончена, и при мысли об этом Чуя улыбнулся шире, еще больше расслабился, растекаясь по кровати. От прикосновений было немного больно, но не из-за воспоминаний: татуировка еще не зажила до конца. Чуя наслаждался каждой секундой этой боли — как напоминанием, что он вернул частицу себя. Ту самую, которую прежде не хотел показывать никому, особенно человеку, сейчас едва заметно гладившему его поясницу. — Цвета снова стали яркими, — послышалось сверху. Дазай тронул его чуть пониже лопаток и добавил: — Особенно синий. Чуя мысленно представил себе часть рисунка, о которой шла речь. В отличие от маски на спине Дазая, состоявшей из черного и красного, его татуировка разила разноцветьем красок — зеленый, голубой, фиолетовый, красный, оранжевый. Крылья переливались так, словно феникс вот-вот оживет и улетит отсюда. Ей можно было гордиться, и каждая секунда, проведенная под иглой мастера, стоила того — к Чуе в полной мере вернулась уверенность в себе. Татуировка стала последним шагом — так Чуя полностью принял то, что подразумевала церемония распития саке. Наконец-то он перестал чувствовать себя якудза лишь наполовину, и что он должен что-то кому-то доказать. Закончив татуировку, Чуя нарушил традицию и теперь чувствовал себя свободным. Его переполняло удовлетворение — надо было закончить ее много лет назад. Накахара Чуя снова стал тем, кем его хотел видеть отец — настоящим главой клана. Вдобавок Чуя наконец-то прислушался к совету мамы и нашел того, кто видел его истинную ценность — видел даже тогда, когда он сам ее не замечал, — и кому Чуя был безоговорочно предан. Чуя повернул голову, чтобы подушка не заглушала голос, и поинтересовался: — Который час? — В штаб мы уже опоздали, если ты об этом, — с неприкрытым весельем отозвался Дазай. Нахмурившись, Чуя повторил: — Осаму, который час? — Ты же знаешь, крошка, что я теряю всякий интерес к работе, когда ты меня так называешь, — протянул Дазай нараспев. Чуя в ответ закатил глаза, приподнялся на локтях и оглянулся на Дазая. Бинтов на нем не было, но меньшей сволочью он от этого не стал. Правда, сейчас Дазай олицетворял саму невинность — широко раскрытые глаза, ничего похожего на ухмылку или озорную улыбку, что настораживало само по себе. Чуя потянулся к тумбочке, взял телефон и тут же помрачнел. — Я сказал Азуми, что буду час назад. Почему ты меня раньше не разбудил? — Решил, что тебе надо отдохнуть, — пожал плечами Дазай. — Если кто и может позволить себе опоздать, так это ты. — Это дело принципа, кретин. Приходишь вовремя — показываешь, что ценишь как свое время, так и чужое. Чуя выскользнул из кровати, метнулся к шкафу и принялся вытаскивать одежду. Все это время он спиной ощущал взгляд Дазая. — Ты всегда так много думаешь о подчиненных... — Только этим можно удержать их верность, — отрезал Чуя. — Нет, не только, — послышалось возражение, ведущее к избитому спору, который они вели почти столько же, сколько знали друг друга. Чуя добавил парочку крепких слов, отражавших все, что он думал о мнении Дазая, набросил на плечи пиджак и направился к выходу. Если быстро добраться до штаба, и если в планах нападения, которыми занималась Азуми, не появилось осложнений, тогда еще удастся сохранить призрачное подобие первоначального графика. Дазай остановил его, схватил за запястье, потом мягко потянул и заставил повернуться. — Поговорим в машине, — заметил Чуя. — Не на эту тему. Дазай скользнул пальцами с запястья на ладонь, поднес ее к губам. Прижался поцелуем к пальцу, коротко надавил на кольцо, спрятанное под перчаткой. На пальце у Дазая блестело парное, черное и на первый взгляд простое кольцо. Но изнутри оно было ярко-голубым. Чуе этот цвет напоминал дар Дазая, хотя самому Дазаю — глаза Чуи. О тайне колец знали только они двое и тот человек, который их создал. — О чем таком важном нельзя поговорить по пути? — поинтересовался Чуя. В конце концов, он был профессионалом и не мог позволить так просто себя отвлечь. — Когда я впервые спросил о твоей татуировке, ты сказал, что феникс символизирует верность, — ответил Дазай. — Но сейчас, когда она в цвете, мне кажется, что в ней что-то изменилось. Будто ты раскрасил татуировку иначе, чем планировал. — Так и есть, — согласился Чуя, переплел их пальцы и повернул руки так, чтобы увидеть кольцо Дазая. — Когда я только задумал рисунок, то выбрал красно-желтые тона в дань традициям. Но сейчас я больше не хочу ту татуировку, которую желал в восемнадцать. Мне нужно было доказательство того, что я начал новую жизнь. — Улыбнувшись, Чуя продолжил: — Феникс у меня на спине всегда символизировал верность, потому что верности меня научили в первую очередь. Но теперь он символизирует еще и перерождение, потому что один долговязый кретин помог мне найти другое призвание, кроме как хранить наследие своего рода. Дазай открыл было рот, чтобы ответить, но Чуя уже направился прочь. Обернувшись через плечо, он подмигнул: — И этому долговязому кретину очень повезло. Сегодня у меня хорошее настроение, и я спущу ему с рук то, что он позволил мне проспать. Когда Дазай нагнал его, он уже снял с вешалки у двери шляпу и взял из чаши ключи. Стоило выйти из дома, как кожи ласково коснулись теплые солнечные лучи. Несмотря на то, что убежище находилось далеко от центра города, Чуя был рад, что они решили жить здесь. После ремонта и перестановки убежище превратилось в настоящий дом, каким никогда бы не смог стать пентхаус. К тому же удаленность от города дарила ощущение безопасности и позволяла расслабиться, едва дом появлялся на горизонте. Севший за руль Чуя сорвал машину с места, едва Дазай устроился рядом. Он ехал так быстро, как только мог, не привлекая внимания полиции. По дороге Чуя забрасывал Дазая вопросами. Не случилось ли чего, пока он спал, каков прогресс в операциях, что с поставками и закупками оружия. Спрашивал о последних шагах Мизушима и Накахара, не обращая внимания на то, с каким весельем Дазай отвечал на его вопросы. У здания, которое они выбрали для своего штаба, изначально не было гаража, но покупка обветшалого дома по соседству исправила ситуацию. Чуя ввел код доступа и с удовольствием отметил, что машин в гараже становилось все больше. Это показывало, как быстро рос их клан. Нужна отчаянная дерзость, чтобы с нуля создать в Йокогаме новую организацию. Чуя с самого начала знал, что те, кто помогал уничтожить Мурасаки-кай, с готовностью к ним придут, вопрос был в другом: многие ли якудза захотят все бросить и вступить в новый клан? Конечно, недовольных в обоих кланах хватало, но если кто-то и присоединялся к новой организации, то лишь из-за репутации Дазая и Чуи. Из гаража Дазай с Чуей прошли в штаб Портовой мафии. Они назвали организацию в честь альянса, ради которого изначально вступили в брак и который уничтожили Мори с Кое. Такое название показалось им самым подходящим, ведь новый клан восстал из пепла альянса. У него не было ни древнего наследия, ни славной истории, которая бы влекла за собой традиционное имя. Но самое главное — они намеревались захватить всю власть в городе в свои руки. Чуя и Дазай выкупили три этажа здания, приютившего когда-то группу мятежников, которые сражались с Призраками в обход двух сильнейших кланов Йокогамы. Сейчас здание служило основной базой для более чем пяти десятков якудза, и некогда заброшенный офис был оборудован по последнему слову техники. При приближении Дазая с Чуей все кланялись, с уважением приветствуя их. — Дазай-сан, уделите мне минуту? — спросил Акутагава, выглянув из своего кабинета. — Есть вероятность, что с перехватом медицинских поставок возникнут сложности. Дазай оглянулся на Чую и выгнул бровь в немом вопросе. Тот покачал головой и ответил: — Я найду тебя, если будешь нужен. После этих слов Дазай оторвался от Чуи и направился за Акутагавой в кабинет. Чуя с легкой улыбкой посмотрел им вслед. За то время, пока они координировали нападение на Призраков, он узнал, что Акутагава куда умнее, чем считал Дазай. Они возложили на него часть полномочий, и это пошло ему на пользу. Портовая мафия захватит власть над городом только в том случае, если за основные направления будут отвечать верные клану люди. Поэтому Гин, которая вместе со своим братом поклялась Портовой мафии в верности, курировала все тайные операции, будь то разведка или ликвидация. Поэтому Хигучи — пришлось умыкнуть ее из-под наблюдения Мизушима, чтобы нормально поговорить, — возглавляла группу реагирования, которая жестоко расправлялась с теми, кто решался напасть на территорию Портовой мафии. Поэтому Тачихара, который явился по первому звонку, отвечал за боевые подразделения. Чуя открыл дверь в собственный кабинет в конце коридора и кивнул Азуми, которая усердно расписывала на вайтборде план стратегии. На столе позади нее лежали отчеты. Азуми, которую переманили из Мизушима-гуми, стала главным советником Портовой мафии. В их новой организации руководящие должности занимали верные люди — это и отличало ее от Мизушима-гуми и Накахара-кай. К Портовой мафии присоединялись не ради власти и не из отчаяния, а из-за преданности Чуе и Дазаю. Это и делало их такой серьезной угрозой для остальных кланов. — Извини, я опоздал, — сказал Чуя, садясь на свое привычное место за столом. Азуми кинула на него странный взгляд: — Вы написали, что встреча переносится. — Я… да? Чуя вытащил из кармана телефон и увидел, что с него и правда было отправлено такое сообщение. Как интересно. Значит, Дазай решил не упоминать об этой незначительной детали. Поборов улыбку, Чуя убрал телефон и сказал: — В таком случае, расскажи, что думаешь о стратегии, которую мы с Дазаем разработали в отношении Мизушима-гуми. Я хочу, чтобы этот клан обратился в прах до того, как Шохей успеет что-то понять. Азуми растянула губы в опасной улыбке. — Конечно, босс. Вот что я думаю... Подавшись вперед и внимательно слушая излагаемый план, глава Портовой мафии приступил к работе.