9 Огня очага, 4Э 191
Лиралис из Клаудреста, как и положено талморскому юстициару, был дисциплинирован, исполнителен и неприхотлив в быту. Впрочем, это вовсе не означало, что он собирался молчаливо сносить мерзкое сладковатое пойло, лишь отдалённо напоминающее вино, и жёсткое непрожаренное мясо, которыми его вздумали потчевать в “Дубовых листочках”, лучшей — по заявлению хозяина — таверне в городе. Для Гавани Велин, одного из важнейших со стратегической точки зрения портов Валенвуда, подобное было недопустимо. Лиралис, приметив суетящуюся неподалёку девчонку-разносчицу, уже собирался её подозвать и высказать всё, что он думает о качестве здешней кухни (пройдясь заодно и по паршивенькому обслуживанию), как вдруг к нему без спроса подсел преглупого вида босмер — с щекастым, растянутым в угодливой улыбке лицом и плотненьким брюшком, выпирающим из-под зелёного бархатного жилета. — О, как приятно видеть здесь гостя из Алинора! — воскликнул, всплеснув руками, толстяк. — Вы нас не балуете визитами в это время года, и оттого... — А вы, простите, кто? — поморщившись, оборвал его пустословия Лиралис. — Ох, ну где же мои манеры! Я — Маробет, Маробет из Вульквастена. Торговец галантереей и страстный патриот Доминиона! Смиренно прошу вас простить мне мою оплошность... Понимаете, вот в чём дело: не так давно я вернулся из затяжной деловой поездки и побывал в таких дебрях, что цивилизованным мерам вроде вас и не снились… и, кажется, немного одичал, пока был в дороге, — босмер замялся, смущённо отвел глаза и, прочистив горло, продолжил всё с тем же подобострастием: — Позвольте полюбопытствовать, с кем я имею честь разговаривать? — Раллион из Фёстхолда. Писатель и путешественник, — выдал Лиралис свою заранее заготовленную легенду. Он был немного ошарашен таким напором и поначалу даже заподозрил неладное, но разыграть подобную незамутнённость было, пожалуй что, почти невозможно — и уж всяко не ради отпускника-юстициара, взявшегося за внеслужебное расследование. — Очень рад с вами познакомиться, господин Раллион. — Взаимно, — сдержанно кивнул Лиралис, пытаясь не выдать гадливого раздражения: ладонь у Маробета из Вульквастена оказалась мясистой и потной, и рукопожатие вышло не из приятных. — Видите ли, господин Раллион, я невольно сделался свидетелем вашей трапезы… Позвольте, я поделюсь с вами небесполезным в этих краях советом? Лиралис, покосившись на полусырое, стремительно остывающее мясо, взвесил все “за” и “против” и по итогам решил, что проще будет спокойно выслушать болтливого толстяка, чем вступать с ним в пустые споры. — Не откажусь, — отозвался он, изобразив на лице вежливый интерес. А Маробету только это и было нужно. — Знаете, господин Раллион, — начал он заговорщицким тоном, — вкусно поесть мы здесь не дураки, но что босмеру — вкусный и сытный ужин, то альтмеру — несварение, хе-хе-хе… Поэтому, заказывая в наших тавернах мясо, не забывайте упоминать степень прожарки, — Маробет наставительно потряс указательным пальцем. — Мы тут большие любители мяса с кровью, и именно так его обычно готовят по умолчанию. Если подобные блюда вам не по душе, лучше принимайте меры заранее… О, и будьте осторожны с местными винами! Сами понимаете, из-за Зелёного пакта винограда мы не выращиваем, и, строго говоря, никакое это не вино. Тут вот какое дело… Департамент Доминиона по пищевым стандартам пошёл нам навстречу и разрешил маркировать настойки на ротмете как “мясное вино”, но вкус у них всё равно довольно-таки специфический. Не всякому, так сказать, по вкусу, хе-хе… В общем, вы, господин Раллион, не стесняйтесь расспрашивать и уточнять детали, когда делаете заказ — и тогда валенвудская кухня вас точно не разочарует! Получив в ответ заслуженные благодарности, Маробет, откланявшись, вернулся к себе за столик, тогда как Лиралис, оставив попытки загипнотизировать мясо, снова взялся за вилку и нож. Аппетита после услышанного у него не прибавилось, но, как и положено талморскому юстициару, он умел делать то, что было необходимо — а сейчас Раллиону из Фёстхолда необходимо поесть и отдохнуть с дороги, даже если еда не вызывает у него ни малейшего аппетита, а интерьеры “Дубовых листочков” вгоняют в тоску. Благо, и задержаться в этой дыре придётся совсем ненадолго. Сиди смирно и думай о Доминионе, как говорят на родине… Запивая остывшую, плохо прожаренную говядину приторно-сладким недо-вином, Лиралис чувствовал странную смесь стыда и признательности. Каким дураком он, наверное, выглядел бы для местных, если бы Маробет из Вульквастена так своевременно не вмешался, и альтмерский гость принялся выговаривать местной обслуге, что их низкопробная мясная бодяга отчего-то совсем не напоминает изысканные саммерсетские вина! Не то чтобы мнение представителей младших рас так много для Лиралиса значило, однако мало приятного в том, чтобы публично расписываться в своём невежестве… Впредь он будет мудрее — и осмотрительнее. Лиралис нечасто уплывал с Саммерсета: разве что во время Великой войны вместе с войсками Доминиона исколесил весь Сиродиил, стремительно поднимаясь по талморской иерархии. Шутка ли: молодой офицер так отличился в битве за Анвил, что — из рук самого лорда Наарифина! — принял наградной кинжал в инкрустированных перламутром и изумрудами ножнах. Но после войны Лиралис почти не покидал Островов — у него хватало дел и на родине. Своё второе наградное оружие — роскошный эбонитовый клинок времён королевы Айренн — он, например, получил за то, что выследил и накрыл неуловимый подпольный печатный цех, чьи нагло клевещущие на Талмор памфлеты и брошюры успели наводнить весь Саммерсет. Чутьё редко когда подводило Лиралиса из Клаудреста: оно помогло ему пережить и Битву Красного Кольца, и покушение, организованное вдовой одного из казнённых “печатников”; оно же подсказывало, что череду таинственных исчезновений, прокатившихся по северо-восточным землям Доминиона за последние семь-десять лет, нельзя списать ни на совпадение, ни на неудачное стечение обстоятельств. Конечно, и северный Валенвуд, и приграничные территории Анеквины и Пеллетина были местами дикими, опасными и плохо поддающимися окультуриванию, и в исчезновении редких путешественников не было ничего удивительного, тем более что и связи между пропавшими не наблюдалось… Но Лиралис чувствовал — дело нечисто. Он был готов проявить терпение и уже почти полтора года собирал и анализировал данные, не покидая уютной кабинетной тиши, пока к числу пропавших не присоединилась и Лувия — старая подруга и боевой товарищ, бок о бок с которой ему довелось пройти всю Великую войну. Она, прославленная целительница, приехала в Валенвуд бороться с очередной эпидемией — и вышла из этой борьбы победительницей. Но, остановившись на обратном пути в Сильвенаре, Лувия... просто испарилась. Лиралис твёрдо вознамерился её найти и ради этого готов был перетерпеть даже паршивое валенвудское мясо.11 Первого зерна, 4Э 191 (Из дневников Лувии Клаудрестской)
...Гавань Велин встретила меня не особо приветливо — промозглым ветром и проливным дождём. Отвыкла я от континентальной погоды: дома-то ей редко когда удаётся застать меня врасплох. Наверное, мирная жизнь не пошла мне на пользу — изнежила, избаловала; раньше и после тяжёлого марш-броска оставались силы пахать в лазарете, а теперь и намокший плащ способен надолго выбить из колеи. Но пусть барабаны войны на время утихли, покой нам всем только снится, разве не так? Уверена, на мой век выпадет ещё не одна война, а пока… С чем же ещё бороться альтмеру, как не со смертью? Победа над нею — наш нравственный императив: наш долг, наше бремя и наша цель. Победа над смертью — единственное, что наконец-то сделает нас свободными… Но будущие большие победы немыслимы без маленьких жертв, принесённых в настоящем — и боюсь, что пожертвовать мне придётся фигурой. Кормят здесь до отвала и не особенно озадачиваются правильным распределением БЖУ; да и со свежими овощами в Валенвуде, понятное дело, вечно проблемы. Глядя на местных (особенно на мужчин), тут же понимаешь, что они ни в чём себе не отказывают... Странно, что повсеместно не мучаются от подагры, но, наверно, не стоит недооценивать босмерские адаптационные механизмы. Этот народ вообще умеет мастерски приспосабливаться — поэтому из них и получаются такие хорошие лазутчики, разведчики и диверсанты. Вот, вспомнить того же Браллиса: хоть и не выскользнул из Красного Кольца, а как был ловок, как был хорош — пусть и из младшей расы! В Гавани Велин, кажется, таких не осталось — то ли война повыкосила, то ли в лесах попрятались, даже полюбоваться не на кого. Хорошо, что в этой дыре я надолго не задержусь — а в Фалинести мне точно некогда будет отвлекаться на всякую ерунду. Итак, что мне пока известно? Коротая вечер, укрывшись от мерзкой погоды в “Дубовых листочках” (миленькое название для миленького постоялого дворика), можно ещё раз попробовать разложить всё по полочкам. “Смеющаяся смерть”, как её обозвали наши шутники (местные называют её падучкой и чумкой), бушует на севере уже года три. Мне ещё только предстоит столкнуться с ней лицом к лицу, но отчёты целителей я изучала — и загадка обещает быть занимательной. Выбраться с Островов, сменить обстановку, взяться за не решённую никем из коллег задачку — что может быть лучше? А дополнительное преимущество — то, что я окажусь подальше от Лиралиса. С тех пор, как сбежала его невеста, он, кажется, всерьёз загорелся идеей возобновить наши отношения: лезет с советами, досаждает комплиментами, расщедрился даже недавно на новую порцию извинений… Да будь он хоть последним мужчиной на земле — разве уважающая себя женщина согласится на роль запасной конюшни? Уж лучше поехать в дикарский, суетный Валенвуд, к причудливым местным болезням, чем постоянно толкаться локтями с назойливым бывшим! Тем более что эта конкретная болезнь обещает стать увлекательным вызовом моему ремеслу... Этиология неясна; единого мнения нет, но я подозреваю пищевую инфекцию. Заражённое мясо многое объясняет; они тут любят есть его полусырым, а это — прекрасная питательная среда для всякого рода мерзостей. Постараюсь следить, чтобы хотя бы моё хорошо прожаривали, а то не хватало самой подцепить какую-нибудь заразу: получится иронично, однако не слишком приятно... Клиническая картина? На ранних стадиях заболевшие часто жалуются на головокружение и усталость; со временем проявляются и остальные признаки: головная боль, судороги, атаксия… Нарастание симптомов у всех идёт с разной скоростью — кому-то хватает нескольких месяцев, а кто-то держится пару лет, — но конец один: деменция, дизартрия, усиливающиеся судороги и неизбежная смерть. ...Дегенеративные изменения в ЦНС? Поражение мозга? Что это, какая-то новая нейродегенеративная инфекция — или и правда даэдрическое проклятие?.. Болеют в основном женщины, дети и старики — здесь ничего странного. Куда интереснее то, что босмеров “чумка-трясучка” поражает значительно реже, чем альтмеров, хаджитов или недов… да, неды в Валенвуде до конца не повывелись; возможно, они по-прежнему с пользой трудоустроены?.. Быть может, это какая-то местная зараза, к которой у босмеров выработался частичный иммунитет? Впрочем, состав населения не особенно изменился за последние пару сотен лет, а после того, как был положен конец имперской оккупации Валенвуда, чужаков здесь стало даже меньше. Почему же новая вспышка произошла именно сейчас? Может, это происки врагов Доминиона? Магию и сделки с даэдра и правда не стоит сбрасывать со счетов, но прежде чем делать какие-то выводы, нужно сначала попасть в Фалинести. Там — лазареты, там — живые и мёртвые жертвы болезни, там — если и не ответы, то ключ, который поможет к ним подобраться. Отчёты отчётами, но нужно самой понаблюдать больных, самой сотворить все диагностические заклинания, ну и, конечно, лично заняться вскрытиями. Пожалуй, я и правда скучала по этому — по работе в поле... по ярости и азарту, что обжигают тебя, когда на кону — не только жизнь пациента, но и твоя собственная. За годы войны насмотрелась на всякое. Помню, как трескалось, пузырилось ожогом лицо смешливого боевого мага, что ещё вчера заигрывал со мной на привале: вытекший глаз, багряно-бурая кожа, рот — окровавленный и искривлённый в муке… То было самое начало войны, когда я ещё не привыкла к её жестокости. Сейчас я и под угрозой пытки не вспомню, наверное, имя того паренька, а вот запах его горелой плоти не выветрится из моей головы и на пороге смерти. После тошнило меня по-страшному: мясо не могла есть недели две… А потом ничего, привыкла — ко всему привыкла. Даже когда имперцы зашли к нам с тыла, и огненным штормом зацепило лазарет, я не поддалась панике. Старший целитель Айканир и младший целитель Ливрон погибли на месте, испепелённые колдовским пламенем; Гилриэт хоть и выжила, но ей оторвало кисть правой руки и три пальца на левой — её после этого комиссовали… Каждые рабочие руки были на счету, и я не спасовала — даже когда в палатку ввалилась моя троюродная сестра Фейвендель: ввалилась, приобнимая себя, впиваясь пальцами в окровавленную ткань мантии — и рухнула на колени; руки повисли плетьми, а из распоротого живота толчками вываливались внутренности, и розовым студнем кишки растекались по мокрой от крови земле... Да, сейчас-то меня таким не пронять. Но неудивительно, что я сошлась тогда с Лиралисом: он был хорош собой, он был рядом, а паршивый секс и мудацкий нрав казались мне малой платой за опьяняющую возможность снова почувствовать себя живой. Было непросто, но я справилась — справлюсь и сейчас. Жди меня, Фалинести!18 Огня очага, 4Э 191
Фалинести Лиралису никогда не нравился: ни в прежние времена, когда доводилось бывать там проездом, ни уж тем более сейчас, когда по зову необходимости пришлось увязнуть в этом городе на неделю. Было в нём что-то такое… отталкивающее, дикое, неестественно-чуждое — и неудивительно, с таким-то наследием! Лиралис вообще с опаской относился к ортодоксальным босмерским городам, построенным не на земле, как и положено нормальному городу, а на ветвях деревьев — со всеми их мостиками, шаткими переходами и прочей до ужаса непрактичной дребеденью. Но Фалинести, бывшая валенвудская столица, милостиво избавленная от этого статуса после освобождения от имперских оккупантов, выделялась даже среди городов-собратьев. Кому вообще могла прийти в голову мысль воздвигнуть столицу своей страны в ветвях блуждающего дуба? Только дикарям-босмерам, упившимся своего мясного вина до полного изнеможения и возжелавшим хоть как-то покрасоваться перед соседями. Конечно, ещё к концу третьей эры Фалинести по неизвестной причине всё-таки пустил корни, замаскировался, надел на себя личину цивилизованности... Но стоит присмотреться повнимательнее, и за благопристойной маской по-прежнему замечаешь хищный оскал дикого зверя, готового при первой возможности вцепиться в щедрую хозяйскую руку, что защищала его, и кормила, и не скупилась на ласку. Лиралис не доверял Фалинести, но если где и можно было отыскать следы Лувии, то только здесь. В отличие от Элден Рута, в этом городе было не так много альтмеров, а уж альтмера, в одиночку поборовшего недуг, перед которым спасовали все местные целители, должны были хорошо запомнить — пусть даже для кого-то эти воспоминания неизбежно окрашивались бы завистью и обидой. Да, Лиралис совершенно не разбирался в целительстве, однако он неплохо разбирался в мерах и понимал: обставленные Лувией лекари-босмеры вряд ли будут питать нежные чувства к альтмерской коллеге, укравшей их шансы на личный триумф. Может, кто-то из этих бездельников и оказался замешан в её исчезновении, а если удастся найти хоть какую-то связь между одним из подозреваемых и даже малой частью пропавших на северо-востоке Доминиона меров, это серьёзно продвинет расследование — и поможет выбить у скептически настроенного начальства и финансирование, и нелишние рабочие руки. Может, разгадку и не преподнесут на золотом блюде, но Лиралис чувствовал: в Фалинести ему удастся совершить прорыв и отыскать если и не ответы, то ключ, который поможет к ним подобраться. Впрочем, со временем его оптимизм порядком повыветрился. Неделя в Фалинести не дала никаких особенных результатов: всё, что Лиралис узнал, было ему или уже известно, или самоочевидно. Лувия жила и работала здесь несколько месяцев, периодически разъезжая по окрестным поселениям. В округе её, победительницу “смеющейся смерти”, знали и помнили; ценили — на расстоянии. Лувия, как и всегда, держалась замкнуто: ей приходилось общаться и с коллегами, и с пациентами, и с их роднёй, но личным она не делилась и новых друзей не искала. Врагами — или заметными недоброжелателями — она тоже не обзавелась; местные лекари от открытий альтмерской коллеги оказались в выигрыше — они получили от Доминиона щедрый грант на разработку комплексного лечения на основе созданных Лувией целительных заклинаний. Избавляться от “первооткрывательницы” не было нужды: она и так собиралась вернуться на Острова и пропала уже в Сильвенаре, на обратном пути; да и мстить ей было не за что. Лиралис не хотел этого признавать, но выводы напрашивались неутешительные: в Фалинести он угодил в глухой тупик. Стоило, наверное, повторить маршрут Лувии и отправиться в Сильвенар, по дороге аккуратно расспрашивая местных, но отчего-то Лиралис медлил — чутьё, пресловутое нерационализируемое чутьё не позволяло ему сняться с места — и уже третий день цедил вечерами изысканное и ошеломительно дорогое фёстхолдское вино, просиживая задницу в “Огне очага”, свободной от ограничений Зелёного пакта загородной таверне. — ...О, господин Раллион, какая чудесная встреча! — вырвал его из раздумий звонкий и смутно знакомый голос. — Воистину, боги сегодня мне улыбнулись! Лиралис поднял глаза от пустой тарелки, которую он избавил от куриной грудки с бретонскими травами… с гарниром из отварного картофеля, сельдерея и спаржи... и встретился взглядом с улыбчивым круглолицым босмером. Цепкая профессиональная память пришла на выручку, и Лиралис сразу узнал того мера, что девять дней назад помог ему дельным советом в “Дубовых листочках”. — Господин Маробет, — кивнул он, изображая приветливость, и сделал широкий приглашающий жест, чем босмер не мешкая воспользовался. — Так вы запомнили моё имя, господин Раллион? — радостно воскликнул он, усаживаясь напротив Лиралиса. — Это невероятно лестно! — Какими судьбами вы здесь, господин Маробет? Не ожидал вас увидеть в таверне для чужеземцев. Вы производите впечатление мера, чтящего Зелёный пакт. Лиралису больших трудов удалось удержать на языке своё отношение к этому факту: к дикарским обычаям, стоящим на пути прогресса и делающим из босмеров вечных детей; к несдержанности, к болезненной привязанности к плотскому — равно как и к тому, сколь пагубно это сказывается на красоте души и тела… Путешествуй он официально и под собственным именем, то высказался бы куда прямее, но Раллиону из Фёстхолда стоило быть хитрее и деликатнее. Маробет же о буре в чужой голове даже не подозревал — и лишь заговорщицки улыбнулся. — Я ведь торговец, господин Раллион, — заявил он, маленькой пухлой рукой похлопав себя по кругленькому, выпирающему из-под нарядного лазоревого камзола брюшку. — Нам не привыкать искать обходные пути, особенно если проложенный маршрут сулит немалую выгоду. Формально Мясной мандат я всё же не нарушаю, а боги моей земли знают, что я предан им всем сердцем. Я же в свою очередь знаю лучшие во всём Валенвуде таверны, трактиры, едальни и питейные заведения — и умею ценить кулинарные достижения моей родины. Сами понимаете, когда приходится часто путешествовать, нужно заботиться о собственном благополучии — и хорошо изучать местность. В той же “Голове вепря” готовят прекрасную утку конфи: нежное томлёное мясо с пикантной медовой корочкой буквально тает на языке!.. Но здешняя, по аутентичному рецепту — просто божественна. Маробет из Вульквастена воплощал в себе, пожалуй, всё, что Лиралис презирал в босмерах — ребячливость, приверженность суевериям, чревоугодие, — однако отчаянные времена требовали отчаянных мер. В конце концов, Лувия несколько раз бывала в Вульквастене — в этом небольшом городке оказалось немало заболевших, — и, может, хитрый, вёрткий Маробет что-то да знает? И Лиралис, подыграв и прикончив в компании босмера-гедониста ещё и утку конфи, спросил между делом: — А вы, случаем, не были знакомы с Лувией из Клаудреста? Он даже не догадывался, куда заведут его эти расспросы.9 Второго зерна, 4Э 191 (Из дневников Лувии Клаудрестской)
...Думаю, мне стоит извиниться перед матушкой, хотя бы в письме — начать вести дневник было замечательной идеей. Казалось бы, едва ли полгода прошло с той поры, как я взялась за перо, а моя жизнь, несомненно, переменилась к лучшему: такие вот искренние дневниковые беседы помогают окультуривать жизнь и окружающее пространство даже в дикарском, пропитанном суевериями Валенвуде. И пусть даже я делаю записи очень нерегулярно, это всё равно помогает структурировать разрозненные мысли — и навести порядок в болезненных, спутанных воспоминаниях. Не знаю, как иначе я справилась бы со своей миссией: не могу — не хочу — ничего особенно плохого сказать о моих коллегах, поставленные задачи они выполнять умеют… но делиться с ними своими переживаниями? Увольте! А переживаний у меня много — и самых разнообразных. Лазарет в Фалинести — мерзкое местечко; больные на ранних стадиях ещё терпимы, но близкие к смерти, с разрушенными телами и уродливо-бессмысленными гримасами… А кроме того, приходится иметь дело с огромным количеством потомков от смешанных браков: полукровок с недской кровью и даже недов, чьи блудливые матери исхитрились залезть в постель к мерам. Эдикты о расовой чистоте никогда не имели в Валенвуде той же силы, что на Островах, но я и подумать не могла, что ситуация здесь настолько плачевная. С другой стороны, динамика распространения “чумки-трясучки” прекрасно подтверждает важность и нужность борьбы, которую Талмор ведёт с предателями крови: чистокровных босмеров среди заболевших не более пяти процентов; примерно столько же — за чистокровными альтмерами, а все остальные — неды и вымески, с которыми и находиться в одном помещении неприятно. Есть основания полагать, что неды (бретоны) болезнь сюда и завезли, но об этом — чуть позже... Зато в Фалинести я впервые получила возможность взглянуть на недужных своими глазами — и своими руками провести диагностические осмотры и вскрытия. Под действием болезни ткани головного мозга стремительно деградируют: заражённые клетки начинают активно размножаться, подменяя собой здоровые. Никогда такого не видела: мозг становится похож на губку; нарушение работы ЦНС, поражение отделов, связанных с координацией, и приводит к пресловутой “трясучке”. Да, никогда такого не видела — но читала о похожей болезни незадолго до войны: Альбер Фухто, целитель из Даггерфолла, написал резонансное исследование о почесухе овец, также известной как “овечья трясучка". Симптомы, конечно, местами отличаются (облысения у своих подопечных я, например, не замечала), но общие принципы те же: дегенеративное поражение ЦНС, которое вызывает не вирус даже, а что-то вроде мутировавшего белка, способного к интенсивной саморепликации. Пока болезнь зашла не слишком далеко, процесс можно остановить, а вот уже поражённые ткани достаточно скверно поддаются регенерации. Подробнее обо всём этом я уже писала в рабочем журнале (собранные материалы смело потянут на Айренновскую премию — дома нужно будет быстрее садиться за книгу), так что не буду здесь повторяться… А вот что меня по-настоящему тревожит, так это факт, что источник заболевания так и остался не выявленным. Ни одна из моих поездок не дала однозначного результата: я почти уверена, что болезнь передаётся с пищей (белковой… хотя в Валенвуде это почти наверняка будет мясо; только состоятельные меры могут позволить себе не соблюдать дух Зелёного пакта, потребляя привозные продукты растительного происхождения), но все взятые мной пробы были отрицательными. Дичь, домашний скот — чистые, здоровые мозги… И вот тут-то мы вступаем на зыбкую почву необоснованных спекуляций, но… что, если ещё один источник белка мы всё-таки упускаем? Я боюсь делиться своими подозрениями, даже на бумаге: в рабочих журналах и в рабочей обстановке не хочу сама себе показаться пугливой, суеверной дурой — и не хочу опозориться перед и без того много мнящей о себе Каладель и подпавшим под её влияние Травеллоном, — а в приватной обстановке… Нет, моё предположение настолько дико и страшно, что мне совсем не хочется в это верить — верить в мрачную сказку, рождённую недосыпом и воспалённым воображением... Фалинести давит, душит густыми ветвистыми тенями, заставляя видеть в босмерах не младших братьев, нуждающихся в заботе и наставлении, а маленьких примитивных чудовищ. Последыши древней нечистой магии — уродующие их облик рога, острые хищные зубы, — дикость обычаев и нравов, не изжитая даже сейчас, когда провинция находится под патронажем просвещённого Доминиона… всё это не даёт отрешиться от макабрических ассоциаций. Встречаются, конечно, среди местных и радующие меня исключения. Старший целитель Травеллон, с которым мне довелось поработать, не только отлично знает своё дело, но также дисциплинирован, исполнителен и очень приятен для глаза — образцово для босмера сложенный, с благородным, красивым лицом… Его кузен Маробет, один из старост Вульквастена, тоже оставил крайне благоприятное впечатление: несмотря на некоторую ребячливость, это умный, образованный собеседник, отлично разбирающийся в нашей классической литературе — и превосходный организатор, немало поспособствовавший нам в сборе материала. Неплохо владеет Маробет и теорией магии, и школой Иллюзии: однажды, заглянув в незапертую подсобку, я увидела, как он, хвастаясь перед кузеном, для смеха примерил облик старшего секретаря Талморского посольства господина Гелентора — и выглядел невероятно достоверно! В компании таких просвещённых, свободных от дикости своей родины собеседников мысли о том, что местные босмеры съели каким-то чудом подцепившего почесуху овец и добравшегося до этих краёв даггерфолльца, распространив болезнь и на меров, кажутся горячечным бредом, а альтернативной теории у меня нет. Не хочется возвращаться домой, не докопавшись до правды, но и в том, чтобы сидеть в Валенвуде, мало толку — нужно вернуться домой, отчитаться и уже начинать бороться за гранты и премии. Никогда себе не прощу, если результаты моих трудов присвоит какой-нибудь прыткий неумёха, не кажущий носа в поле — нужно быстрее опубликовать своё собственное исследование, а одно только составление библиографии может затянуться на недели... Нужно тщательно подумать над маршрутом обратного путешествия: не хочу ехать через Сильвенар, мне там не нравится даже больше, чем в Фалинести — ещё один паскудный город в череде паскудных босмерских городов. Может, в Вульквастен заглянуть напоследок? Маробет обещал закатить в мою честь небольшой пир, а в еде этот мер знает толк: устроенное им как-то для целителей празднество запомнилось мне не только тем, как Каладель безобразно напилась, но и невероятно вкусными — и умело следующими букве, но не духу Мясного мандата — кушаниями. В конце концов, сбросить набранный в Валенвуде вес можно дома, а второй такой гуляш из молодого бычка с соусом из мясного вина не сыскать, как мне кажется, во всём Тамриэле. А уж какую Маробет однажды достал для меня оленину! Нежнейшее, сочное мясо, приготовленное по старинному валенвудскому рецепту: никогда такого не пробовала — каждый кусочек буквально тает на языке! “Посольское лакомство” — так оно, кажется, называется? В Вульквастене Маробет посулил угостить меня “секретарским стейком”, что бы это ни было — звучит заманчиво! Думаю, я заслужила право расслабиться — и напироваться почти до беспамятства...28 Огня очага, 4Э 191
Вторая неделя в Фалинести стала для Лиралиса подлинным испытанием. Он никогда так не уставал, даже во время военной кампании; верно, мирная жизнь его и правда изнежила, избаловала, разучила справляться с трудностями — даже с теми, что связаны с чревоугодием и непомерными возлияниями… Или, быть может, это даёт о себе знать старость? Лиралис со стоном открыл глаза… вернее, попытался открыть, потому что на них оказалась глухая тёмная повязка. Голова раскалывалась, словно он третий день пил, не просыхая, а попытка пошевелиться отозвалась глухой, тягучей болью — кажется, связан. Ноги и руки были зафиксированы крепко, грудь стягивал ещё один ремень, а вот глаза завязали небрежно: Лиралис поёрзал, потряс головой и сумел ослабить узел — повязка чуть съехала к носу, и, сощурившись, можно было разглядеть… Пожалуй, Лиралис и сам не знал, что ожидал увидеть, — пыточную? зловещий подвал? — но явно не это. Незнакомое помещение сияло чистотой лазарета: голые стены, накрытая простынями мебель и ни следа пыли; всё залито бледным холодным светом, хотя ни окон, ни иного источника освещения было не разглядеть, как бы бедняга-пленник ни вертел головой. Лиралис из Клаудреста, как и положено талморскому юстициару, умел сохранять ясную голову в затруднительных ситуациях, но не поддаться панике очень сложно, когда твоя ситуация настолько затруднительна. Лиралис нервно сглотнул; на лбу проступила испарина, а тело как будто ледяной водой окатило — и в голове хаос царил не меньший. Найти себя совершенно голым, растянутым на каком-то подобии пыточного стола!.. Вздохнув, Лиралис прикрыл глаза и молча сосчитал до двенадцати — это всегда помогало ему успокоиться. Не сразу удалось воскресить последние воспоминания, но талморская муштра в итоге дала о себе знать. Лиралис воспроизвёл в уме события последнего вечера: Маробет устроил ему встречу с одной из бывших пациенток Лувии, приятной альтмерской дамой по имени Нивения: они ели запечённых на углях фазанов в одном из загородных трактиров, а после Лиралис должен был вернуться в Фалинести — но, пытаясь восстановить свой маршрут, натыкался на пустоту. Таверну он точно покинул, но дальше… Дальше всё тонуло в густом белёсом тумане. Само застолье Лиралис помнил прекрасно — проклятый фазан чуть его не прикончил. Маробет уже в пятый раз устраивал такие вот встречи, и каждый раз приходилось есть до отвала, проявляя уважение к местному недо-этикету... Лиралис дёрнул головой, покосился вниз и смог убедиться, что изменения своего тела, на которые он старательно закрывал глаза, ему не почудились: прежде чётко очерченные мышцы на животе скрылись за тонким слоем жирка. Не прошло и месяца в этой варварской провинции, а под влиянием местных нравов он успел так чудовищно распуститься! Но злость быстро схлынула — вместе с остатками ужаса, — и Лиралис вдруг понял, что до него доносятся шум шагов и чьи-то голоса — глухие, словно бы из-за двери. Он прикрыл глаза, весь обратился в слух и даже сумел кое-что разобрать: — ...Сколько бы я его ни откармливал, а он всё равно до ужаса тощий... Скрипнула дверь, и голоса зазвучали отчётливей: — Может, лежачий образ жизни немного скрасит картину? А в крайнем случае пустим его по частям: на суп там, на холодец… — Резонно, — откликнулся низковатый, но отчётливо женский голос. — Ты-то всё пустишь в дело! — Я ведь торговец, дорогуша! — прозвучало в ответ. — Нам не привыкать искать обходные пути. Цепкая профессиональная память пришла на выручку, и Лиралис сразу узнал этот звонкий, до боли знакомый голос. — Маробет? Что здесь происходит?! — потребовал он ответ, распахнув глаза. Но вместо знакомой угодливой физиономии Маробета и лица неизвестной женщины Лиралис уткнулся взглядом в жуткие, покрытые гладким чёрным лаком хари, что скалились деревянными клыками и злобно щурили нарисованные глаза. — А, он очнулся… — задумчиво протянул предполагаемый Маробет. — Иди, дорогуша: я разберусь и всё подготовлю. Женщина без лишних слов скрылась, и Лиралис остался один на один с её товарищем, который, сняв деревянную личину, действительно оказался Маробетом из Вульквастена. Впрочем, в его лице сейчас не было ни капли привычных добродушия или подобострастия, и это нервировало намного больше, чем любая нелепая карнавальная маска. От напряжения у Лиралиса начало сводить шею, и Маробет, словно почуяв его неудобство, крутанул — судя по звуку — какой-то рычаг. “Пыточный стол” медленно приподнялся и принял наклонное положение: так, что головы альтмера и босмера оказались примерно на одном уровне. — Как тебя зовут на самом деле? — неожиданно спросил Маробет, рассеянно почесав подбородок. — Мы так и не раскопали. — Ты прекрасно знаешь, как меня зовут, мерзавец! — рыкнул Лиралис. — Немедленно прекращай этот балаган и снимай меня отсюда, а не то у тебя с друзьями будут большие, очень большие проблемы! Талмор этого так не оставит! Но Маробет лишь покачал головой и участливо посоветовал: — Не стоит упорствовать — живым ты отсюда не выйдешь, Раллион из Фёстхолда. Но неужели не хочешь, чтобы тебя — именно тебя — помнили? — Больной ублюдок! — выплюнул ему в лицо Лиралис. Несмотря на все попытки держать себя в узде, он чувствовал, что срывается, что уязвимое положение сводит его с ума, и с каким-то детским отчаянием вдруг воскликнул: — Что здесь вообще происходит?! — Давай я расскажу тебе небольшую, но поучительную историю, господин Раллион. — Маробет заложил руки за спину и широко улыбнулся. — Знаешь, моя старшая сестра была замужем за альтмерским публицистом. Она была передовых взглядов, моя Эльдан — мягкая, дипломатичная, не следовавшая Зелёному пакту… Воспитала меня, заменив родителей, обеспечила отличное магическое образование, призывала мыслить шире… Но ты уже чувствуешь, к чему дело идёт, да, Раллион? Когда Талмор пришёл к власти, мой зять был казнён за государственную измену и преступления против расовой чистоты — в одну из самых первых пурификаций. Казнён вместе с женой… Я уважаю выбор сестры, но пошёл другим путём. “Припал к корням”, хе-хе... Он заговорщицки подмигнул, и Лиралиса будто ледяной водой окатило: на мгновение словно вернулся тот Маробет, с которым они познакомились в Гавани Велен, и от этого преображения веяло могильным хладом. — Припал к корням? — хрипло переспросил Лиралис. — У каждого из нас есть такая история, — невпопад отозвался Маробет; он казался задумчивым, отрешённым, и только чёрные злые глаза впивались в Лиралиса, как наконечники стрел. — Нам надоело смотреть на бесчинства шавок Доминиона, и мы решили, что вы должны приносить хоть какую-то пользу — и наши традиции подсказали отличное решение. — Решение?.. Что вы сделали с Лувией? — Она не мучилась, если тебя это утешит, — Маробет скорбно покачал головой. — Мы умеем быть благодарными… Природа мудра, а Йиффре — милостив: они наделили нас, босмеров, способностью справляться с проклятием порченной плоти. А вот братьям и сёстрам из других народов или родичам смешанной крови не так повезло: они начали болеть, и госпожа Лувия показала, как их лечить… но слишком о многом догадывалась, чтобы мы могли её отпустить. Она не мучилась, но тебе такой лёгкой судьбы не достанется, ищейка, — посулил Маробет, ласково улыбаясь; влажными пухлыми пальцами он потрепал Лиралиса по щеке. — Пока тебя будут раскармливать, я уведу твой след куда-нибудь подальше, как делал уже не раз... И вот тогда картинка в голове у Лиралиса сложилась окончательно; он понял, что был прав, ещё на Саммерсете разглядев в хаотичных исчезновениях соотечественников тень безумного заговора. Вот только радости правота ему сейчас не принесла — только холодный, сковывающий и разум, и тело ужас. А Маробет меж тем деловито его осматривал и наконец вынес вердикт: — А чтобы раззадорить наш аппетит, начнём с малого. Сначала закуска из копчёных ушей: побреем тебя, чтобы отрезать всё чисто и быстро. Потом, наверное, холодец из копытца… не волнуйся, мы не хотим, чтобы ты истёк кровью или начал гнить заживо! Проведём аккуратно — кузен Травеллон отлично нас вышколил. Перетянем жгутом, разрежем мякоть, о нервах и сосудах позаботимся — и только потом начнём пилить кость, и всё хорошо обработаем по итогам… А в качестве основного блюда — тефтельки из боковины! — снова оживился Маробет. — Мясца пока маловато, — в подтверждение своих слов он ущипнул Лиралиса за бок, — но ничего, справимся. Надрежем кожу, вырежем пару полосок мяса, перемолем вместе со свининкой — вкусно получится, как думаешь? О, Лиралис о многом хотел бы ему сказать! Однако горло сдавило спазмом, и вырвался только короткий, сдавленный всхлип. — Молчишь? Ну, как знаешь... И тогда Маробет бережно снял с Лиралиса полуразвязанную повязку, скрутил из неё импровизированный кляп, заткнул пленнику рот, надел свою маску и, приоткрыв двери, крикнул: — Заходите, ребята: я всё! Будет у нас с вами ужин с тремя переменами блюд!