Где бы я ни скитался

Крик раздаётся в зале, крик той, чьё сердце разбилось. Страшный звук эхом разносится по коридорам, и обитатели дворца замирают. Служанки боятся дышать и ждут: вот-вот что-то случится. На миг воцаряется полная тишина, а затем присутствующих накрывает гигантская волна скорби. И все глядят друг на друга, не зная, что делать. Крики за дверью всё продолжаются, перемежаясь рыданиями и стенаниями. Наконец одна из приближённых дам, предлагавшая ранее свою помощь, выходит вперёд, осторожно отворяя тяжёлые двери. И исчезает внутри, готовая к худшему. Спустя пару минут она возвращается, и другие девушки смотрят на неё с ожиданием… она безмолвно качает в ответ головой. — Принц мёртв, — объявляет она. — Сын госпожи Мириэль умер, не успев сделать свой первый вдох. Служанки не знают, что и сказать… всем известно, как королеве в тягости было непросто. Силы покидали её с каждым днём, и все опасались за её жизнь. И, в конце концов, все были готовы к тому, что она может погибнуть, дав жизнь сыну. — Если ему потребуется вся моя сила — я отдам её с радостью, — повторяла она не единожды. Но никто никогда и помыслить не мог, что принцу Феанаро она может и не понадобиться — ведь королева Мириэль говорила столь убеждённо, в ней было столько готовности умереть за него… — Что там сейчас происходит? — решается на вопрос самая юная из присутствующих. — Оставьте их, — велит старшая. — Оставьте наедине с их скорбью по сыну. *** — Можем попытаться ещё раз, — как-то предложил Финвэ. Удивительно, но у Мириэль хватило сил на пощёчину. *** — Куруфинвэ, рада видеть тебя, — говорит Мириэль. — Благодарю, мама, — звучит ответ сына, и она довольна, заметив, как горделиво он встряхивает своими серебристыми волосами. Пусть лицо у него совершенно отцовское, но глаза и волосы — в точности как у неё. — Как ты сегодня? — спрашивает Куруфинвэ, усевшись подле её постели. — Прости, что все эти недели я не приезжал: я не мог. Приготовления к свадьбе изматывают… — Дорогой мой, я прощаю тебя. Я способна развлечься сама, — Мириэль указывает на свою вышивку, которую временно отложила в сторону. Куруфинвэ видит, что это лишь часть другой, большей работы. И без сомнения, великолепной — когда она будет закончена. — Мама, я давно хотел спросить тебя… ты придёшь на мою свадьбу? Куруфинвэ и так знает ответ, но в любом случае обязан спросить. Кроме того, это даёт тему для разговора. Отношения с матерью всегда были сложными, омрачёнными тенью брата, которого он так и не узнал, и тем, что Мириэль родила его самого, лишь чтобы дать Финвэ наследника. — Куруфинвэ, ты сам прекрасно знаешь, что не я приду, — сурово отвечает Мириэль. Она всё ещё женщина грозная и всё ещё королева, по крайней мере, формально. На деле же она не появлялась в обществе долгие годы, предпочитая оставаться затворницей за своей вышивкой и растворяться в фантазиях. — Поверить не могу, —фыркает она, — ты просишь меня присутствовать на церемонии, где будет эта женщина и её выводок, Куруфинвэ! Нет, я не доставлю Индис удовольствия, признав её существование — как и её отпрысков! Принц вздыхает. Конечно, такого ответа он и ждал, и в чём-то он даже рад, что мать не выходит из дома уже триста лет. Иначе собственная его жизнь сильно бы усложнилась. Без сомнения, мать сделала бы всё возможное, чтобы преследовать его мачеху — а сейчас у неё на это нет сил. — Мне известно, что ты не питаешь любви к госпоже Индис, но, будь добра, имей также в виду, что брата и сестёр я люблю, — говорит Куруфинвэ. — Что ж, покуда меня не принуждают встречаться с этими захватчиками, вы с отцом вольны делать, что вам угодно. С этими словами она отсылает сына и вновь берётся за вышивку. Бессмысленно оставаться тут дальше: Мириэль ушла в свой маленький мир шитья, так что он встаёт и выходит из комнаты. У дома его ждёт слуга с конём, и Куруфинвэ чувствует, что рад уехать отсюда. Лориэн — прекрасное и мирное место, но в доме королевы Мириэль царит мертвенный холод, полный воспоминаний о том, чего никогда не случится. Проходя мимо гобелена со старшим братом в возрасте, которого тот никогда не достигнет, Куруфинвэ вздрагивает. — Иногда я задаюсь вопросом, как бы сложилась моя жизнь, если бы в ней был ты… — шепчет Куруфинвэ. По крайней мере, родители побеспокоились бы тогда дать ему собственное имя — а не имя потерянного ими младенца. С недавних пор он решил называть себя Нолофинвэ. Отцу не очень-то это понравилось… но он всё же терпел действия Куруфинвэ, ну, а Мириэль никогда не узнать о попытках сына избавиться от тени мёртвого брата… «Объявлю, что моё имя теперь — «Нолофинвэ» и что буду носить его со дня свадьбы», — решается он. Если он и презирает что-то больше, нежели апатию матери — так это напоминание, что родители пытались заменить им того, кого потеряли. И ему интересно, а относились бы они иначе к нему, будь он девушкой?.. А, покидая Лориэн, Нолофинвэ воображает, что за ним кто-то следует. И ему знаком голос, чей смех звенит в ушах — принадлежит он тому, чьё странное лицо он иногда видит в зеркале. *** Он никогда никому не рассказывал о преследующей его тени. Репутация безумной королевы безумна сама по себе, и ему не нужны сплетни, что и он тоже болен. Поначалу он и не придал ей значение — у детей же бывают придуманные друзья. К счастью, когда он был помладше, дух велел никому не рассказывать об их дружбе. И долгие годы он играл и вёл разговоры с самим собой. Это ведь он сам, разве не так?.. Тот, другой мальчик сказал ведь, что его зовут Куруфинвэ! И чем старше он становился, тем всё больше он ждал, что однажды Куруфинвэ возьмёт да исчезнет. Но продолжал видеть его в зеркалах, встречать в своих снах и слышать в своих мыслях его шёпот. И в итоге привык — напротив, теперь его страшно пугает, что Куруфинвэ может исчезнуть, оставить его… и никогда не вернуться. «Ноло, не бойся. Я никогда тебя не оставлю», — вот что шепчет Куруфинвэ ему, пока он скачет назад в Тирион. И Нолофинвэ верит ему. Мать его обитает в мире фантазий, а отцу теперь куда интересней забот о народе постоянно делать круглым живот у Индис. Всё, на что он может положиться теперь, — слова его брата. *** Он впервые берёт на руки сына — и нет большей радости. Нолофинвэ глядит на Финдекано, и на глазах у него слёзы. Ну конечно, он был рядом с женой всё время, пока та была в тягости, но пока ему в руки не дали ребёнка, он будто до конца не верил, что это происходит именно с ним. — Я люблю тебя, — сдавленно шепчет Нолофинвэ. И не знает, что делать со всеми чувствами, что переполняют его. — Я так сильно люблю тебя, маленький мой… А жена его улыбается, глядя, как её суровый супруг проявляет столь сильные чувства. Часть её так боялась, вдруг история со смертью его старшего брата на него повлияет… Но Нолофинвэ перестал общаться с королём и королевой-регентшей, и с тех пор будто всё стало легче. И она расслабляется. Теперь, когда появился ребёнок, жизнь в доме будет не самой простой, но развеялись её страхи, что муж будет избегать малыша. Наблюдая, как себя когда-то вёл король со своим маленьким сыном, она полагала свои страхи оправданными. Но зато все без исключения нолдор души не чаяли в принце. Его братья и сёстры окружили его любовью, понимая, что от родителей он не получил её в достатке… «С ним всё будет иначе, — думает жена Нолофинвэ, откидываясь на подушки. — И однажды он станет хорошим королём!» *** Годы идут, Финдекано растёт удивительно похожим на своего отца. У него те же серебристые волосы — но потемнее, чем у Нолофинвэ. Все обожают чудесного малыша, лишь королева Мириэль при знакомстве с ним недовольна и жалуется, что внука назвали не по традиции. И, в конце концов, слова её звучат столь громко и злобно, что Нолофинвэ решает больше никогда Финдекано к ней не приводить. Но при этом он понимает, что мать в чём-то права. Индис влюбилась в его отца, ещё когда сам Нолофинвэ был юн, и стала звать его «Аракано» в знак того, что между ними теперь будут новые отношения и она не претендует на роль его матери. И ни разу она не претендовала на это. Но стала другом, который всегда даст добрый совет, когда у короля и королевы новая ссора. Может, ему и правда стоило назвать Финдекано именем, оканчивающимся на «-финвэ», но он просто не мог заставить себя сделать это. Сама Мириэль предложила ему имя «Нельяфинвэ», чтобы все помнили, что именно Финдекано наследник престола, а не тот золотоволосый мальчишка, которому дала жизнь Финдис полгода назад. «Возмутительно так поступать с собственным сыном!» — вот что на это сказал Куруфинвэ, ясно и громко, в тот день, когда Нолофинвэ был у матери в Лориэне. Правда, тогда они были уже далеко от самой Мириэль. Нолофинвэ никогда не задавал Куруфинвэ вопрос, почему же он не хочет встретиться с матерью… как не спрашивал и, безумен ли сам Нолофинвэ так же, как мать. Видящий призраков и верящий в то, что они существуют… — Приглядишь за ним? — спрашивает Нолофинвэ. — Я не могу быть с ним всегда рядом, как бы этого ни желал. «Ну конечно! Я приглядывал и за тобой, пока ты был мал, пригляжу и за твоим сыном. За любым из детей, что появятся у тебя», — заверяет его Куруфинвэ. Нолофинвэ не видит брата в этот момент, но знает, что тот улыбается. *** «Не доверяй ему! — шипит Куруфинвэ ему в ухо в тот же миг, когда Валар объявляют о скором освобождении Мелькора. — Не верь ни слову, что он тебе скажет! И не позволяй своим детям приближаться к нему!» Нолофинвэ согласен и следит с подозрением за тем, как Мелькор общается с Финвэ. Вскоре он понимает, что имел в виду брат. Мелькор уж слишком легко со всем соглашается. Слишком ретиво шепчет королю на ухо то, что тот желает услышать. Говорит о тайных ремёслах, которые не открыл ещё и сам Ауле. Предлагает пути расторжения брака Финвэ и Мириэль. И последнее особенно настораживает Нолофинвэ. Публичные речи о том, о чём все нолдор привыкли шептаться за закрытыми дверями, — это знак очень тревожный. *** «Ты уверен, что твои расчёты верны?» Куруфинвэ парит над его записями, внимательно их изучая. Всякий раз, когда ему нужно перевернуть страницу, из открытого окна дует ветер, и та сама собой переворачивается. Нолофинвэ никогда не уточняет у Куруфинвэ ничего про его жизнь, но всему всегда находится разумное объяснение. Даже сейчас, когда, в тайне ото всех, рядом с призраком он прожил столетия, но сам он так до конца и не уверен, что Куруфинвэ реален. Может, это просто мечты, грёзы наяву о старшем брате, которого он потерял… — Изучай, что пожелаешь, — говорит Нолофинвэ и сам переворачивает страницу. Он умел и искусен в ремёслах, но многие из идей принадлежат именно Куруфинвэ. Часто они сидят вместе над замыслами, обсуждая, споря и находя лучшее решение из возможных. Эти беседы привели за долгие годы ко многим интересным открытиям, хотя Нолофинвэ их и не публикует. Он не столь талантлив без чуткой направляющей руки Куруфинвэ. «Интереснейшая идея — укротить и использовать свет Двух Древ! — говорит Куруфинвэ и поворачивает к брату голову. — Потрясающая сами устои! Почему ты мне раньше не говорил?» — Пусть идея и интересна, но я не знаю пока, что за сосуд для этого подойдёт, — поясняет ему Нолофинвэ. Он заметил, что некоторые вещи духу для понимания недоступны. Например, как пределы жизни и смерти влияют на существование и на решения. Или разница между тем, как спится на стуле и в уютной постели… — Я записал её, в основном, потому, что какое-то время назад меня вдохновил один фермер. Он хотел знать, есть ли у Древ, как и у большинства вещей, свой жизненный цикл. «И?» — спрашивает Куруфинвэ. Нолофинвэ пожимает плечами. — Валар не очень-то охотно отвечают на такие вопросы. Впрочем, я намерен продолжить изучение этой темы. Только представь, что случится, если то богатство природы, та совершенная жизнь, что дают нам тут Валар, иссякнут когда-то! И живём ли мы в этом блаженстве сейчас лишь затем, чтобы однажды столкнуться с тьмой и голодом! «Понимаю… — бормочет в ответ Куруфинвэ. — не возражаешь, если я поизучаю всё это ещё?» — Да, конечно! Буду счастлив услышать твоё мнение по вопросу, прежде чем расскажу обо всём Финдекано. *** И вот, годы спустя, Нолофинвэ стоит на берегах неизведанных новых земель. Путешествие было трудным, но он говорит себе: оно того стоит! В Белерианде, конечно, жизнь будет тяжелее, чем в Амане — но зато честной. Всё последнее время он просто не мог выносить вида самого Тириона. Там король наконец объявил Индис законной супругой, что поставило и Финдис, и самого Нолофинвэ в очень неловкое положение. Что ж, похоже, теперь младшая сестра стала наследницей — раз король совершенно не возражал, что его старший сын покидает Благословенные Земли, а затем и вовсе запретил ему ступать на берег Амана. Поразительно, но в этом вопросе король и отвергнутая королева внезапно достигли согласия. Что ж, во всяком случае, у Финдис есть голова на плечах, и она согласилась следить и за урожаями, и за происками Мелькора. «Стоит быть благодарными, что Белерианд интересует Мелькора куда меньше, чем теряющий силу Манвэ!» — думает Нолофинвэ. Но на этот раз Куруфинвэ ему не отвечает. Впрочем, он уже не отвечает ему какое-то время. Нолофинвэ не может точно определить, когда это произошло, но в последние годы ни шёпота в голове, ни игры света, ни грёз — ничего не было… Что вселяет в него неуверенность. Он ощущает себя потерянным, холодным, пустым. Если бы не жажда народа увидеть новые земли — их тоску он сам пробудил века назад своими речами, картинами и идеями — ничего бы он так не хотел, как немедленно развернуться и вернуться в Аман… Стоит ли потеря брата вновь обретённой в Белерианде свободы?.. *** Новые земли — просто невероятные и захватывающие! Финдекано с восторгом принимает предложение Белега стать ему проводником. Белерианд таит в себе опасности, с которыми они в Амане никогда не встречались. Даже погода суровее: зимы холодные, лета — палящие. Звери куда меньше способны отвечать на касания разума и пытаются нападать, когда эльф приветствует их как друзей. А ещё тут живут расы разумных существ, которых Финдекано никогда прежде не видел. Гномы — невысокий крепкий народ, живут под горой и строят дивные каменные города. Энты — ходячие деревья с рокочущими голосами и вековой мудростью. И притом могут рассуждать целых три дня о каком-то листочке! Люди — странные короткоживущие существа со светлым и ясным умом. Они совершенно покорили юного Финдарато — к неудовольствию его матери. Похоже, она совершенно не способна сдержать младшего сына, когда дело доходит до этих Эдайн. Не единожды она ловила его за попытками удрать из лагеря прочь. И она часто качает головой и заламывает руки в страхе, что может случиться с Инголдо. Как старший из всех, Финдекано обещает ей приглядеть за братом, но на самом деле он уже знает, что Финдарато намерен выстроить город, где будут мирно жить друг подле друга все расы. — А что там, на севере? — спрашивает Финдекано Белега в одном из их путешествий. — Мы никогда не были так далеко за горами. Очень долго пришлось им убеждать Ольвэ построить так много кораблей, чтобы большую часть нолдор можно было перевезти на восток. Лишь возможности получить вести от родичей в Белерианде заставили его согласиться. Нолдор причалили у острова Балас и оттуда разошлись по материку. Кирдан гостеприимно пригласил их жить и строиться на Баласе и в устье реки Сирион. Он сказал, что его народ живёт дальше на севере, и им самим просто не нужно так много места. Элу Тингол оказался не столь добродушен, но в итоге его убедили, что чем больше больших портов к югу, тем лучше. Кроме того, нолдор сами построят все свои города. — Мы редко путешествуем за эти Горы. Лишь чтобы следить за народом, что там живёт, — говорит Белег. Похоже, он немного растерян, но Финдекано, тем не менее, любопытно. Сам он ещё не решил, где будет жить, и, насколько он может судить, север куда менее обитаем, чем юг. — Народ? — настойчиво интересуется Финдекано , — Другие твои сородичи? Белег пожимает плечами. — Мы точно не знаем… они очень странные. Раньше там было много чёрных страшных существ — искажённых душ наших сородичей. Но затем они приходить перестали и за последнюю тысячу лет так изменились и стали куда просвещённее… Моя королева предполагает, что у них теперь новый правитель, и какая бы злая магия наших бедных сородичей ни захватила, теперь она постепенно рассеивается. — Как любопытно… — бормочет себе под нос Финдекано. *** Элу Тингол — упрямый осёл, и Финдекано не сразу удаётся его убедить, что теперь они заселят Хитлум. Этот король Дориата продолжает считать себя верховным правителем Белерианда, хоть почти не покидает своих лесов! Чтобы завершить ужасно неприятные переговоры, Нолофинвэ потребовалась поддержка короля нандор Денетора. Сам Финдекано жалеет, что король Денетор живёт так далеко — этот эльф кажется куда разумнее эксцентричного Эльвэ. Но зато теперь ясно, почему король Дориата прежде был другом Финвэ: оба раздражительны и чрезвычайно упрямы. Турукано отлично вписался в придворную жизнь Дориата — вот почему Финдекано и забрал с собой младшего брата: пусть тот будет при деле и оттуда подальше. К счастью, Турукано в восторге от того, что теперь стал архитектором целого города. Это займёт его на сотни лет, а к тому времени, как Нэвраст будет закончен, Эленвэ уже будет в тягости… — Столь кислое выражение на столь прекрасном лице! Неужели такое возможно? — вдруг раздаётся чей-то голос. Финдекано хватается за меч, но застывает как вкопанный — перед ним прекраснейшее создание из всех, что он когда-либо видел. Высокий рост, широкие плечи — но глаза Финдекано сразу же прикипают к пламенеющим волосам. Поначалу он решает, что это лишь игра света. Но затем понимает, что это действительно рыжие волосы, и они столь длинны, что ниспадают на землю, как языки пламени. — П-привет, — Финдекано заикается, обнаруживая, что создание перед ним… обнажено. Языки пламени, что окружают его тело, скрадывают наготу, но прямо сейчас Финдекано не может отвести глаз от пары округлых, идеальной формы грудей. Вид их затмевает и обнажённые плечи, и всё остальное… на чём одежда отсутствует полностью. — Надеюсь, ты не слишком перепугался? — спрашивает у него создание и наклоняется так, что теперь их носы легонько соприкасаются. — Тебя было видно издалека, и мне стало любопытно, что же ты делаешь тут, так близко от моего дома. — Меня зовут Финдекано. Мой народ недавно обустроился в Хитлуме… я и не знал, что у нас есть соседи, о которых стоило беспокоиться, — отвечает эльфийский принц… стараясь не опускать взгляд ниже, чем это позволяют приличия. Но совершенно невозможно не замечать то, как эти груди прижимаются к его груди. Обнажённая женщина — это ещё полбеды, но смущает Финдекано то, что существо, похоже, одновременно и мужчина. Жар, похоть, восхищение так переполняют его, что он едва слышит ответ. — О, а я Майтимо, страж границы Страны, что лежит за Горами, — говорит создание. Если оно и заметило замешательство Финдекано от того, что оно не носит наряда, или смущение от того, что пол, который оно обозначило, телу не то чтобы соответствует — то ни словом этого не выдаёт. И даже напротив, Майтимо весело улыбается и утягивает Финдекано за собой… туда где, кажется, поудобнее. То, что на нём нет одежды, вовсе не помогает Финдекано вернуть самообладание. Особенно, когда в свете пламени, что лижет кожу Майтимо, не обжигая, он превращается в самое совершенное существо, что Финдекано видел когда-либо, прекраснее Валар или Майар в Амане. Сама Варда не так хороша: красоте богов свойственен холод… неестественно белая кожа, в глазах нет выразительности, фигуры будто выточены из мрамора… Майтимо же — полная противоположность. Он — или она, Финдекано так до конца и не разобрался — так полон жизни. И как раз в тот момент, когда Финдекано хочет уже попросить Майтимо прикрыться одеждой, его тянут вниз, на траву. Он краснеет и запинается, как невинный юнец… но потом Майтимо к нему прикасается. И умелые руки ласкают всё его тело, а затем разгоревшийся жар полностью лишает его здравого смысла. *** Когда всё заканчивается, Финдекано лежит на траве, прикрыв глаза рукой в попытке скрыть, что всё ещё задыхается. Он излился, достигнув кульминации такой силы, какой никогда прежде не знал — а у Майтимо даже не сбилось дыхание. И рыжеволосый дух лежит подле него, играя с его волосами. — Стало быть, ты способен менять свою форму? — спрашивает Финдекано, когда, наконец, обретает способность дышать. — А я думал, мы с этим разобрались? — Майтимо, кажется, всё это забавляет. Теперь он точно мужчина и выглядит точно как эльф, и лишь волосы его продолжают сиять сверхъестественным светом. — Помнится, ты вёл себя очень громко, когда обнаружил кое-что у меня между ног! Удивительно, что у Финдекано остались силы краснеть… но Майтимо прав. Они во всех подробностях успели проверить, какую форму и пол может принимать Майтимо. — Знаю я, знаю, — протестует Финдекано, понимая, что Майтимо его дразнит, но справиться с собой он не может. Майтимо сводит его с ума. — Просто, знаешь… я хотел удостовериться… назовём это интересом учёного! Майтимо смеется в ответ — прекраснее звука Финдекано в жизни не слышал. — Да, я такой. Я могу менять своё хроа, — объясняет Майтимо и в мгновение ока превращается в женщину. Это он же — лишь черты теперь будто немного иные. — Вся моя семья — духи огня, но так как мы не хотим причинить вред живому нашей природой, мой отец изобрёл способ создать нам тела. По телу Майтимо пробегает рябь, и вот он вновь в языках пламени, и этим светом полна вся поляна. И Финдекано теряет способность дышать. Это за гранью похоти и восхищения… Майтимо… завораживает. Он такой цельный, такой совершенный, Финдекано и не знал, что такое бывает на свете. Он издаёт сдавленный звук — и Майтимо вновь смеётся, и этот смех почти лишает Финдекано жизни. «Звёзды небесные, — думает он, — как я объясню всё это жене?» *** Получив письмо от сына со словами «немедленно приезжай на север», Нолофинвэ встревожен: похоже, дело срочное, но причины ему не объяснили. Не в его привычках тревожиться за детей: всех их он вырастил самодостаточными, и они редко нуждаются в отцовской помощи. Но, с учётом того, что в Белерианде они меньше трёх десятков лет, ненадолго поддаться панике позволительно. К счастью, почтовый ястреб нашёл его уже в Дориате. Тингол — собеседник не из лёгких, но Арафинвэ и Эарвен очень заняты строительством Сириона, а нолдор так нужно знать больше о своих родичах-синдар. Отношения у них натянутые, дориатские синдар учить квэнья отказываются, в отличие от народов за пределами пояса Мелиан. Нолофинвэ видит, что люди и гномы освоили синдарин — здесь этот язык в ходу больше всех прочих. Но он надеялся, что из вежливости синдар выучат хотя бы основы квэнья, ведь эльдар — друг другу родичи. Но вряд ли можно требовать от народа отказаться от своего языка. Голос разума говорит Нолофинвэ: всё это процесс постепенный. Голос напоминает ему о Куруфинвэ… но Нолофинвэ знает, что он просто выдаёт желаемое за действительное. Чем дольше он остаётся в Белерианде, тем больше понимает, как много места в его разуме занимал Куруфинвэ. И он по нему скучает. Так сильно скучает… но в эти дни ещё и задаётся вопросом: не Аман ли, Благословенные земли, творили что-то странное с его разумом, позволяя воплощать в жизнь то, что было всего лишь фантазией одинокого мальчика… По крайней мере, больше никто не назовёт его Куруфинвэ! После его женитьбы большинство нолдор перестали его так звать и теперь проклятое имя помнят лишь его сёстры и брат. Приехав в Хитлум, он находит город сына таким же, как раньше — одни лишь шатры. Первые каменные дома используют для хозяйственных целей. Но ясно как день: у Финдекано нет намерения покидать это место. И пока Нолофинвэ ведёт коня по проулкам между шатров, он видит, как вокруг кипит жизнь: эльфы готовят, пекут, играют с детьми, украшают шатры. К нему подбегает мальчик и предлагает увести коня, говоря, что ведь наверно у владыки Нолофинвэ есть дела и поважней. И они есть. Он врывается в дом сына, встревоженный, раздражённый. Что за причина, по которой его вызвали в Хитлум?! Но часть напряжения покидает его, когда он видит Эрейниона. Внук его — всё ещё мальчик, он родился за пару лет до того, как они покинули Аман. Но теперь тот подрос достаточно, чтобы понимать, что его окружает — и открыт каждому новому месту, знакомству, открытию, приключению. Финдекано очень тревожится, что кто-то может причинить ему вред, и никогда не оставляет его одного без присмотра. А сейчас внук Нолофинвэ болтает с каким-то незнакомцем — и вот он замечает прибывшего. — Дедушка!!! — кричит Эрейнион и бежит через поляну к нему. И прыгает к Нолофинвэ в объятия — и тот кружит его, а мальчик визжит от восторга. — О боги поющие, как же ты вырос с последней нашей встречи! — в притворном ужасе стонет Нолофинвэ. — Ты скоро так и меня перерастёшь, а значит, больше не сможешь ездить верхом на свинках! — О, дедушка, как грустно! Но зато у меня теперь новый друг, который та-акой огромный, что я смогу ездить у него на спине, даже когда вырасту! — Эрейнион берёт Нолофинвэ за руку, чтобы представить своему собеседнику. Нолофинвэ думает, что сейчас его познакомят с кем-то из синдар или эдайн. Но уж точно не с самым высоким эльфом, что он когда-либо видел. И он моргает, в растерянности, не мираж ли перед ним… но вот он смотрит и смотрит — а эти пылающие волосы никуда не исчезают. — Отец, позволь представить тебе Майтимо, Стража границ Нарвендора, — вмешивается Финдекано, видимо, ничуть не смущённый озадаченным выражением на лице отца. — Очень… приятно? — Нолофинвэ пытается говорить вежливо… но очень трудно перестать пялиться. Дух, что с томным видом сидит перед шатром Финдекано, весь светится… а ещё он одно из самых прекрасных существ, что когда-либо встречал Нолофинвэ. Ну, а ещё он почти совсем наг — лишь масса этих чудных волос, да короткие штаны прикрывают интимное место. Или, точнее, пытаются… Лишь дух встаёт на ноги для ответных приветствий, Нолофинвэ становится очевидно: ткань это место едва-едва прикрывает… — Не мёрзнешь ли ты? — Нолофинвэ, как может, старается спасти положение. — Я не чувствую холода, как чувствуют его эльдар, — улыбается Майтимо. — Моё тело куда горячей ваших. В его словах — добродушная отцовская снисходительность, которую, впрочем, вынести легче, чем соблазнительную улыбку, которой тот одаривает Финдекано. А тот в ответ краснеет как помидор. Нолофинвэ потрясённо смотрит, как сын трепещет и пытается отвести взгляд. Но кончики ушей его так алеют, что выдают его с головой. — Если мы можем помочь тебе и дать тунику, то, прошу тебя, только скажи, — Нолофинвэ надеется, что Майтимо поймёт намёк и попросит наконец эту проклятую тунику… кусочек ткани вокруг его талии куда больше привлекает внимание к тому, что скрывает, чем выполняет роль, ради которой надет. — Скажу обязательно, принц Нолофинвэ, — говорит Майтимо и протягивает ему ладонь. Этот жест используют люди для приветствия. Нолофинвэ считает, что бывает вещи и похуже, чем судить о ком-то по рукопожатию. Но рука Майтимо на удивление сильная… и Нолофинвэ задаётся вопросом, а не разделся ли тот лишь для того, чтобы отвлечь внимание от… Но затем Майтимо говорит то, что его поражает: — Мы ждали тебя. Мой отец отчаянно жаждет тебя увидеть. Нолофинвэ приподнимает брови, и Майтимо добавляет: — Мой отец — правитель Нарвендора, король Файанаро, Дух огня, Владыка потерянных душ, Победитель Саурона Поработителя. И тут в голове Нолофинвэ вспыхивает картинка. Он уверен, что это дело рук Майтимо, но устоять он не может и всматривается в видение. И видит фигуру, яркую, царственную, всю в огне — и куда более властную и пугающую, чем сам Майтимо. По сравнению с отцом сын — лесной костерок, и Нолофинвэ может вынести лишь отсвет истинного лица короля Файанаро. «Приди ко мне», — слышит он зов короля. Мольба ли это, приказ ли — это не важно, всё, что имеет значение — что это он, тот самый голос, на все веки вечные для Нолофинвэ. Нолофинвэ моргает и возвращается в здесь и сейчас, в Хитлум. Он стоит посреди лагеря Финдекано, нолдор вокруг смеются и говорят о том, как строят новую жизнь. Раньше всё шло для него своим чередом, но враз всё изменилось. И теперь кажется невозможным идти и искать Турукано, расспрашивать о его планах… Посетить Эленвэ, поприветствовать невестку, которая готовится стать матерью, когда тут всё устроится… — Куруфинвэ, — шепчет он и поднимает на Майтимо полные надежды глаза. Вопрошающие, умоляющие об ответах. — Где он?! Мне так нужно его повидать! И ему не важен растерянный взгляд Финдекано. Для него имеет значение лишь слабый, такой слабый шёпот в ушах. Эхо тени, возникающее в присутствии Майтимо. В груди его разгорается жар, и он знает, что вскоре отправится на север.