Don't bless me father for I have sinned

Пирог, который мама приготовила для Кларк в подарок за всё, что она для меня делает обжигает руку. Он не такой горячий, как мокрая промежность Кларк, когда я её трахала, но всё равно. Довольно весело, да? Пирог! Я могла бы принести ей фраппуччино и кексы из Starbucks’, но не думаю, что кто-то в этой дыре знает, что такое макиато. В любом случае, мы все очень благодарны за…руку, которую она протягивает мне…с этим… Простите, мне пришлось. Я думала, что вышла достаточно поздно, чтобы не наткнуться на болтунов, с которыми мама дружит, но…нет. В конце концов, не многие могут похвастаться тем, что смогли избежать коварного взгляда миссис Азгеды. — Лекса! — кричит она. Её ноги издают тот звук на гравии, который так меня раздражает. Должно быть она задержалась, разговаривая с Кларк, молясь, исповедуясь или что-то в этом роде. Мне всё равно, хотя мне немножко жаль Кларк. Голубые, пытливые глаза миссис Азгеды вскоре встречаются с моими и начинают нескромно осматривать меня, безмолвно оценивая каждую деталь моей внешности и позы. По крайней мере, ей хватило порядочности вспомнить, как ко мне обращаться. Но, пожалуйста, не поймите меня превратно — из всех гадюк в этом маленьком городке посреди пустыни, миссис Азгеда самая ядовитая. Разница между ней и другими надоедливыми дамами, которые окружают мою мать, в том, что она очень хорошо умеет притворяться нормальной. Кроме того, она любит играть, а люди её любимые игрушки. — Ния, как Вы? — помню, как я её боялась. Она и её злая улыбка, никогда не предвещали ничего хорошего. Мы все её боялись. — Хорошо, спасибо, милая. Мы скучали по тебе на наших встречах. — Ну, началось. — Как поживаешь? — На самом деле, немного приболела, спасибо, что спросили. — Да, я слышала. — Тогда зачем ты спрашиваешь? Я сдерживаю натянутую улыбку и меняю позу. Сумка в другой руке начинает казаться тяжёлой, но избавляться от неё так рано было бы очень опрометчиво. Это не то, что нужно этому городу. — Не беспокойтесь, обещаю, скоро я снова присоединюсь к вам, — мне не нравится выражение её лица, совсем не нравится. — Как Ваш муж? — огромный овощ размером с человека, с почти нулевой индивидуальностью, он как странное инопланетное продолжение жены. — Отлично, спасибо, что спросила, — о боже, если каждое предложение будет заканчиваться словом «спасибо» у меня закружится голова. — Ты знаешь, что Роан приедет в августе? — О, чёрт, нет. — Да, кажется, я что-то слышала, — она кажется удивлённой, поэтому я спешу пояснить… или солгать. — Вы ведь знаете, что в таком маленьком городке невозможно хранить секреты. Ну, технически это не ложь, но, конечно, я не скажу ей, что трахала её исповедника, пока…не очень хорошая мысль, Лекса. Боль между ног начала пульсировать, только от воспоминаний о том, как мой язык был складках Кларк, о том, как крепко она схватила меня за волосы, когда я сосала её клитор. Лекса, подумай о зомби, мёртвых животных, дрочащем Мёрфи… Фу! Да, хватит. — Да, секреты не хранятся в Тондиси, — мне не нравится ни её тон, ни лёгкий подъём подбородка, что-то не так. — Я уверена, что он будет рад тебя видеть, — я не понимаю эту женщину. — Да, я тоже, — вовсе нет. Внезапно глаза миссис Азгеды опускаются и смотрят на пирог в моей руке, и на секунду её улыбка становится шире. Наверное, она сладкоежка. — Это один из вкусных яблочных пирогов твоей матери? — да, и это не для тебя. — Так и есть, — я улыбаюсь ей самой нежной улыбкой, какую только могу выразить, учитывая, что она отнимает у меня время. — Это подарок для матушки Гриффин, чтобы поблагодарить её за всё… за то, что она делает… с фестивалем, — у меня не самая быстрая соображалка на Западе, когда я возбуждена и у меня месячные, понимаете? Я даже не знаю, купилась ли она на это, но мне всё равно, потому что она, наконец, сделала шаг в сторону. — Ты же знаешь, что я не из тех женщин, которые собирают сплетни, но…на твоём месте я бы не очень-то сближалась с матушкой Гриффин, — это что-то новенькое. Она что-то слышала, когда мы…? Нет, она не… — Почему? — не обманывайтесь моим вопросом, на самом деле меня беспокоит, что миссис Азгеда начнёт рассказывать дерьмовые истории моим родителям. — О, может быть, это всего лишь воображение старухи, но я думаю, что с ней что-то не так. Я слышала кое-что от подруги из епархии… — её заговорщицкий тон не позволяет думать, что ей всего лишь кажется, она замечает это, когда её взгляд встречается с моим, и она находит в нём трепетное любопытство и лёгкий страх. Моя большая ошибка. Чёрт. — Но… Я уверена, что не о чем беспокоиться, — она хихикает, а мой желудок сводит. Мне нехорошо. Чёрт возьми, я только хотела проведать и поиграть с Кларк, почему это дерьмо произошло так рано утром? — Конечно. — Скоро увидимся, Лекса. — До свидания, миссис Азгеда, хорошего дня! — фу, даже я хочу дать себе пощечину прямо сейчас. Ради собственной безопасности я не двигаюсь, пока она не свернула за угол улицы, и я не услышала мягкое эхо её шагов. Только тогда я осмелилась подняться по ступенькам и пройти через деревянную дверь церкви. Здесь всегда царит спокойствие, к которому я постепенно привыкаю. Запах горящих свечей и благовоний ласкает и просвещает мои чувства, всё становится кристально ясным. Я могла бы вздремнуть в этой церкви, я даже забыла свою бесконечную ненависть к этому месту. Даже орган не издаёт шума, который, как я помню, он издавал всегда, когда я была на мессе со своей подростковой приходской группой. Я бы с удовольствием трахнула Костию во время одного из наших собраний, здесь, в этой церкви, но тогда мне не хватало смелости. Да, я очень хорошо знаю, как всё меняется со временем, я совсем не жалуюсь. Мои шаги громко стучат по каменному полу, но это, кажется, не нарушает спокойствия фигуры в белом рядом с алтарём. Алтарь. Сердце учащённо бьётся при воспоминании о жестоком святотатстве, которое мы совершили именно в этом месте, вскоре у меня пересохло в горле, и появилось желание снова утолить жажду вином, пролитым на её полную и мягкую грудь. Чёрт, я уже промокла и у меня месячные, не очень хорошее сочетание, но ничего не могу с собой поделать. Она там, обрамлённая мягкими лучами солнца, проникающими через витражные стёкла. Как ангел, несмотря на наш смертный грех. Как она могла согрешить вместе со мной? Не знаю, я расстроена или нервничаю, или я рада. Это чувство внутри меня сбивает с толку, согревает и… это просто глупо. Кларк, кажется не заметила меня, она начала заполнять какие-то бумаги, может быть, что-то связанное с фестивалем. Не знаю. Мне не интересно. Чёрт… я когда-нибудь говорила, как сильно мне нравятся её волосы? Они как грёбанный золотой каскад. Такие мягкие, чёрт возьми. Сейчас они небрежно собраны в хвост, обнажая её бледную шею. Блять. Щемящая боль заставила меня кое-что осознать. Раньше я этого не замечала, но, оказывается, я вонзила ногти в ладонь руки, несущей сумку. Я прилагаю титанические усилия, чтобы не прыгнуть на неё и снова не трахнуть на этом алтаре. Как она тогда молилась… это было так сексуально, так красиво. Сосредоточься, Лекса. Я медленно приближаюсь к алтарю. Всё ещё не подозревая о моём присутствии, Кларк продолжает писать. Улыбка скользит по моим губам, и коварная мысль делает то же самое в моей голове. — Матушка! Матушка! В моём классе есть девочки, и я думаю, что они… — я громко дышу и делаю драматическую паузу… — либералы. Они делали мне непристойные предложения! — Тебе обязательно надо вести себя отвратительно каждый раз, когда ты приходишь сюда? — бормочет она, даже не потрудившись поднять голову и посмотреть на меня. Грубо. Она пытается выглядеть незаинтересованной, но, детка, я знаю эту игру. — Но, матушка! А что мне делать, когда грешники предлагают сделать то, что должны делать муж и жена? Как себя вести? Молчать? Потому что, то, что написано в библии неудобно для Вас? Какая дерзость! — я ставлю пирог на бумаги, на которых она писала, и наконец, она бросает на меня раздражённый взгляд. — Лекса, — вздыхает она, не совсем так, как я хочу, но ещё слишком рано. — А может, и нет, — я улыбаюсь и сажусь на алтарь рядом с яблочным пирогом, скрестив ноги перед ней. — Ты молода, ты проходишь через ту фазу жизни, когда чувствуешь сексуальное возбуждение от всего. Кларк вздыхает и достаёт бумаги из-под пирога, чтобы сложить и убрать в ящик с ключом. Она останавливается, одного листа не хватает, он прямо под моей задницей. Кларк оборачивается и смотрит на меня так, словно хочет ударить. — Тот факт, что ты мокнешь, при виде девушек, не означает, что у тебя есть лесбийские наклонности, — продолжаю говорить я, слегка покачивая лодыжкой. — Кроме того, всем известно, что с возрастом это проходит. Конечно, найдутся люди, которые скажут, не стоит сражаться, что ты должна принять и любить себя такой, какая ты есть. В библии написано, что тебе нужно думать о боге и быть достойной его, — Кларк закатывает глаза, но в конце концов обращает на меня своё внимание. Её взгляд блуждает по моему декольте и ногам. Ей так хочется, что она даже не может этого скрыть. Такая милая…или горячая, скорее горячая. — Кларк, ты должна быть, очень осторожна, чтобы не поддаться этим чувствам. — Ты закончила? — она выглядит раздражённой, но очевидно, что по крайней мере ей нравится вид перед собой. — А как? Спросишь ты! — Кларк глубоко вздыхает, и я не могу сдержать улыбку. — Проси Всемогущего бога о помощи! — О, она уже делала это. Пульсация между ног усиливается, и мне приходится сильнее прижать их друг к другу, чтобы немного расслабиться. — Наполни свой разум здоровыми мыслями, — я осмеливаюсь схватить один из её золотых локонов и поиграть с ним. — Избегай любых контактов с гей-порнографией и пропагандой, — её глаза опускаются на мои губы, они всегда так делают, она так предсказуема. Как сильно она жаждет их, это весело, поэтому я прикусываю нижнюю и … она тает. — И никогда, никогда сдавайся. — Закончила? — пробормотала Кларк, даже не повысив голос. — Знаешь, Кларк, когда я чувствую сексуальное влечение к девушке, я просто думаю о своём любимом библейском тексте… и становлюсь ещё влажнее. Она делает это снова. Её взгляд возвращается к моим губам, но на этот раз она просто издаёт сильное фырканье, прежде чем отступить. — Уходи. — Это совсем не то, чего ты хочешь, и ты это знаешь… — я подхожу к ней, но не решаюсь сделать ещё один шаг. Я просто скажу это, будь проклят Бог. — Спасибо, — Кларк приподнимает брови, а затем хмурится. Да, это не совсем моё. — За то, что беспокоилась обо мне. — Я просто посоветовала мастурбировать, чтобы облегчить менструальные спазмы, Лекса, не нужно благодарности, — фыркает она и пытается повернуться, но я слегка касаюсь её плеча. Я не хочу выглядеть отчаявшейся или резкой. На этот раз. — Нет, серьёзно, — я знаю, что серьёзность может мне не подходить после всего, что вы видели, ребята, но это просто сложно. — Это было… мило с твоей стороны. Наши взгляды встречаются, её глаза совершенно нового голубого оттенка, раньше я такого не видела. Нет, я не идиотка, просто так оно и есть, я объективна, у неё красивые глаза. Кларк снова видит меня насквозь, и я не знаю, то ли это чувство облегчения, то ли любопытство, то ли интрига. Стоп…чувство идёт снизу? Может… Может… Может, это просто моё возбуждённое «я». Не берите в голову. — Это мои свечи? — Кларк перевела взгляд на сумку, которую я всё ещё держу в руке. — Что ты с ними делаешь? — У меня месячные, так что я собираюсь трахнуть тебя ими, — прямо говорю я. Я не знаю, как интерпретировать выражение лица Кларк. Это что-то среднее между «я подумаю об этом» и «у меня сейчас будет инсульт, какого хрена». Она хватает сумку и довольно грубо забирает её у меня. Я думаю, это было больше похоже на последний вариант. Скучно. — Ни в коем случае! — она кричит на меня и открывает сумку, роясь в её содержимом. — Что ты… Лекса, ты забрала священные свечи с алтаря? — я не пропускаю всплеск возмущения в её голосе. Мне это очень нравится. Я знаю, что Кларк тоже нравится. Есть в ней этот секретный излом для святотатства, для развращения себя и всего в этом испорченном месте. Чувство свободы духа. Возбуждение от того, что она сделала что-то очень плохое, нарушила самые святые правила в своей вселенной. Вот почему я опускаю сумку на землю и подхожу к ней чуть ближе, до тех пор, пока кончики наших носов не соприкоснулись. Её взгляд падает на мои губы. Она хочет их, не понимаю почему, но всё равно это забавно, так же как стон гнева или отчаяния, когда мои губы убегают к её уху, а зубы мягко хватают её за мочку. — Ты будешь чувствовать себя очень святой со всей этой божьей хернёй внутри себя, Кларк, — шепчу я и чувствую, как всё её тело дрожит. Даже моё тело дрожит. Чёрт возьми, Лекса, что с тобой? Я буквально борюсь с желанием потереться об неё, как собака. — Лекса… — она тихо стонет. Кларк отворачивается, делает глубокий вдох и мягко отталкивает меня от себя. Её прикосновение обжигает. Боже мой… — Я взяла их, чтобы дотронуться до тех мест, которые заставляют тебя кричать, — я стараюсь изо всех сил, но внезапно выражение её лица меняется, челюсть сжимается от… гнева? — Нет, знаешь, что? — она оставляет всё на алтаре и идёт к башне, повторяя: «Нет, нет, нет, нет». Конечно, я следую за ней. Что ещё мне остаётся делать? Помолиться? Я хватаю сумку и иду за ней. Клянусь богом, кто-нибудь сломает себе шею пока доберётся до башни, лестница слишком крутая, а ступеньки слишком высокие. Когда я догнала её, я узнала место — это её спальня, она заманила меня в свою спальню. И всё же она продолжает говорить: «Нет, нет, нет, нет». Я в замешательстве. Знаете, что я делаю, в непонятных ситуациях? Отпускаю ситуацию и иду трахаться. Её болтовня не имеет никакого смысла, поэтому, если она не остановит меня, я просто пойду и скрещу пальцы. Внутри неё. Заткнись. Простите, плохие шутки — моя натура. — Ты всегда такая нетерпеливая, Кларк, — я хватаюсь за края своей мешковатой рубашки и начинаю стягивать её…пока удар по руке не останавливает меня. Чёрт. — Нет. — Ты уже это говорила, — моя дерзкая улыбка заставляет её хмуриться ещё сильнее, но я знаю, что она не обижается. Иначе она бы давно отправила меня в ад. — Во-первых, ты не будешь вводить вещи, явно непредназначенные для эротических целей, в чьё-либо влагалище, — этот властный голос заводит меня ещё больше. Может она уже замолчит? Или моей извращённой голове суждено взорваться? — Так ты можешь занести или распространить инфекции, или даже вызвать анафилактический шок… Ты меня слушаешь? — Да, да, Кларк. Откуда ты знаешь? Так, для записи, я слушала, просто немного отвлеклась. — Знаю, я врач. Она кто? Многозначительная тишина вторгается в комнату, и всё, о чём я могу думать, — это несколько раз, когда она выражалась с помощью медицинских или научных терминов, а я не понимала, что она… конечно, она умна, чёрт, она проклятый врач! Она всё анализирует, она… она анализирует меня. Она анализировала меня? Так вот что это такое? Я её научный проект? Знаете, что? Неважно… доктор. Чёрт, я бы не возражала, если бы меня проверили. — Доктор! — я, наконец, кричу в страхе. Я хочу трахнуть её в белом халате.  — Лекса, я могу помочь тебе… — она пытается приблизиться ко мне, но я немедленно отступаю. Вот так. Я чувствую боль в груди. Боль… Почему мне больно? Её не должно быть, я уже должна привыкнуть к этому. Это то, что все хотят от меня, хотят меня исправить. Пытаются. И как только они понимают, что нет никакого способа исцелить меня, они просто уходят и оставляют меня. Всегда одно и то же дерьмо. Больше этого не будет. Я пришла сюда с целью, с целью трахнуть кого-то до потери сознания своими свечами. Если ей не хочется, то я не знаю, что делаю здесь. — До свидания, Кларк, — я пытаюсь спуститься вниз, но она хватает меня за руку. Это не грубый захват, её рука сразу приспосабливается к моей, и это… странно. Она смотрит на меня щенячьими глазами. Почему она смотрит на меня милыми щенячьими глазами? — Лекса, пожалуйста, я врач и могу помочь тебе справиться с этим? — синхронизация наших дыханий случайна, мы обе в основном бездыханны, поэтому… — Просто позвольте мне. — Я не помню, чтобы просила тебя о помощи, — не стану отрицать — я пытаюсь быть грубой, но вместо того, чтобы отпустить меня, Кларк приближается ко мне, не отпуская руку. Нет, я на это не куплюсь. Я знаю, что хорошо для меня, а что нет. — Я не твой научный проект, чтобы вспомнить старые добрые времена, Кларк. — Нет, это не так. Ты страдаешь, а я могу помочь тебе. Ситуация становится слишком эмоциональной, это абсолютно неудобно. Кажется, Кларк говорит правду, почему бы и нет? Она умная, ей удалось убедить всех этих людей, что она священник… и она хорошо трахается. Возможно, у меня появится больше возможностей затащить её в мой личный ад. Я ужасный человек, я не должна… — Если ты позволишь, — она выглядит такой взволнованной. Она как маленькая милая… Агрх! — Если я хоть раз услышу, что должна верить в бога и быть хорошей, как это было на терапии, то я… — Обещаю, это будет светское лечение, — она прерывает меня, глядя прямо в глаза. Чёрт, они такие голубые, я уже говорила об этом раньше? — Хорошо, — я киваю. Я обречена. Не говоря ни слова, Кларк ведёт меня обратно в спальню и садится на кровать, указывая мне занять место, где я хочу. Какое трудное решение! Простите меня за сарказм, но мне нужно выбрать между сломанным стулом и деревянным сундуком в углу. Конечно, я выбираю деревянный сундук, — поскольку я странная сексуальная наркоманка, которая повсюду видит возможность. Чёрт возьми, какое хорошее трение. — Прежде всего, — Кларк взяла бумагу и ручку, и выглядит очень… профессионально. — Мне нужно задать тебе несколько основных вопросов, чтобы лучше узнать тебя, — я не могу сдержать фырканья, от внезапной смены отношения, простите. Она странная. — Привет, я Лекса. Мне 21 год, и я говорю на трёх языках, — я шучу, только чтобы сломать лёд, клянусь. — Нет, это не… ты действительно говоришь на трёх языках? — я киваю и немного меняю положение на сундуке. Теперь он почти касается моей… Лекса, сосредоточься. — Английский, испанский и я неплохо говорю по-французски, — отвечаю я небрежно. — Ещё я посещаю уроки китайского, но это… сложно, так что пока я его не считаю. Кларк выглядит удивлённой — её хватка на бумагах меняется, когда она кладёт их на колени и берёт другую ручку. Она прячет светлую прядь за ухо и смачивает губы. — Ты можешь ответить на мои вопросы? — она вздыхает. — Мне просто нужны прямые ответы. — О, тогда это будет невозможно, — Кларк смотрит на меня, а я лишь ухмыляюсь. — Ладно, ладно. Стреляйте, Доктор Гриффин! — её взгляд возвращается к бумагам, и она снова окружена аурой профессионализма. Довольно сексуально. — У тебя есть аллергия? — ладно, это не тот вопрос, который я ожидала. — Мммм, нет, я так не думаю… — Ты принимаешь какие-нибудь лекарства? От высокого давления, холестерина, диабета? — чёрт возьми, она похожа на доктора, но она всё ещё она. Понимаете, о чём я? Чёрт, мне нужно немного потереться о деревянный сундук. — Никаких лекарств и хронических заболеваний, я на 100% здорова… ну, почти. — Тебе когда-нибудь делали операцию? — я отрицательно качаю головой. — Ты куришь? — Нет, это отвратительно. — Ты пьешь алкоголь? — Иногда, но не часто, — и это не ложь. Я прочищаю горло и переплетаю пальцы. — Я… не люблю терять контроль. Кларк поднимает голову, чтобы посмотреть мне прямо в глаза, прежде чем сказать: — Есть что-то, что мне следует знать? — я качаю головой, и она кивает, делая какие-то заметки. Знаете, это немного раздражает, не знать, что она обо мне пишет. — У тебя когда-нибудь были сердечные, лёгочные, пищеварительные, мочевые или гинекологические заболевания? — Ты имеешь в виду что-то помимо сексуальной зависимости? — Кларк вздыхает и кивает, и мне действительно нужно подумать об этом. — Ну… однажды у меня был хламидиоз… но больше ничего не помню. — Неужели? — Она приподнимает бровь, и я чувствую себя оскорблённой. — А ты что думала? Что я мисс ЗППП? — я хихикаю, а она глупо ухмыляется. — Я супер чистоплотна и осторожна, Гриффин, даже если у меня и были несколько ситуации, когда я была менее осторожна, чем обычно. — Хорошо, Уайлд, — говорит она с улыбкой, и вдруг Доктор Гриффин возвращается. Чёрт, это сексуально и боль в моей промежности начинает быть очень настойчивой. — Обычно… я имею в виду, большую часть года, с кем ты живёшь? — Одна, — я сглатываю, стараясь не начать сгибать бёдра. Ради всего святого, ты можешь остановиться на минутку? — Я живу в маленькой квартирке рядом с университетом. Мои родители арендовали её для меня. — Ты тренируешься, — я улыбаюсь тому факту, что это не был вопрос, и тому, как Кларк при этом смотрит на свои бумаги. — А как ты питаешься? — О, Матушка, я думала, ты и так это прекрасно знаешь, — я одариваю её озорной улыбкой, которую она игнорирует, пожимая мне руку. Скучно. — Я пескетарианка, ем всё, кроме мяса. И да, я могу готовить сама! — Ты когда-нибудь страдала от тревоги, депрессии или любого другого расстройства? О, это смелый вопрос, на который трудно ответить. — А кто в этой жизни этого не делал? — я отвечаю самым небрежным тоном, каким только могу, но что-то в её голубых глазах говорит мне, что она видит больше. Чёрт бы её побрал. Я немного напрягаю бёдра, пытаясь освободиться и в то же время пытаясь скрыть это от неё. Мне нужны трения, чёрт возьми. — Прекрати это делать, Лекса, — приказывает она, но я просто не могу, и теперь я даже не хочу. — Что прекратить, Кларк? Взгляд, который она бросает на меня, недостаточно ясен. По какой — то причине, которую я до сих пор не могу понять, Кларк склонна злиться на меня — однако, в то же время я вижу, в её глазах борьбу не упасть в мою восхитительную паутину снова. — Перестань тереться о сундук, это не цель терапии, — говорит она холодным голосом, который вызывает у меня смешанные чувства. Она может быть ледяной королевой, когда захочет. Смогу ли я растопить её? — Заставь меня, — искушаю я её. Я делаю всё возможное и кусаю себя за нижнюю губу, в то время как мои бёдра начинают двигаться по дереву. Чувство неполное, в основном я дразню себя, и это делает всё только хуже, но для этого, для взгляда, которым она смотрит на меня, это того стоит. Эта жажда, Боже мой. Как она вообще могла подумать, что может быть священником, будучи такой возбуждающей? Кларк встает. Но вместо того, чтобы закончить всё и трахнуть меня, она слишком сильно отдаляет нас. Сдержанность, вот почему. То чего мне явно не хватает. — Ты явно не воспринимаешь это всерьёз, — она направляется к выходу и открывает дверь, сердито нахмурившись. На мгновение я чувствую боль в груди, желудок сжимается, и я не могу дышать. На мгновение меня охватывает паника. — Нет, нет, Кларк, подожди! — я кричу сдавленным голосом, который даже не похож на мой. Я встаю и чуть не спотыкаюсь, но рефлексы меня не подводят, и я опираюсь рукой на кровать. — Воспринимаю, Кларк, воспринимаю, — пожалуйста, не бросай меня. По крайней мере, она повернулась ко мне лицом. Я чувствую себя больной, выглядя такой отчаянной под её взглядом, и я думаю… Мне это очень нужно, я прекрасно знаю, что нужно, и теперь она тоже. Это не привычное воздействие, я никогда раньше такого не чувствовала, и я боюсь, понимаете? Это сложно и это больно на многих уровнях…я всё время страдаю — я потеряла себя отвечая на постоянную пульсацию. Это принуждение делает меня рабыней. Пульсация клитора синхронизируется с биением сердца и мне необходимо освобождение, чтобы жить. Я чувствую боль в голове, шее, во всём теле. Именно эта боль заставляет меня, она сжигает кожу, пока то, что останется не превратится в пепел. Я хочу облегчить её, но…это никогда не поможет, и этого никогда не будет достаточно. Никогда. У меня голова идёт кругом, я уже не понимаю, когда я притворяюсь и что я на самом деле делаю, до тех пор, пока не сделаю это. Монстр внутри меня кормится. Частично. Он голоден и с каждым разом всё сильнее. Мне нужно это, и я действительно ценю то, что она делает, несмотря на всё, что я сделала, чтобы трахнуть её, потому что… она просто должна понять. Потому что никто не понимает. — Очень хорошо, — это её последний ответ, но она не закрывает дверь. Она мне не доверяет, я же говорила, что Кларк очень умна. — Может, тебе стоит передохнуть? — Не хочешь продолжать задавать мне сексуальные вопросы? — да, когда я пытаюсь вернуть себе самообладание, я веду себя, как придурок. Простите, ничего не могу с собой поделать. — Например, о том, нормальный у тебя цвет кала или нет, — я люблю её дерзость. — О, извращения! — Кларк фыркает и садится на кровать. В этот раз я буду вести себя хорошо. Или, по крайней мере, попробую. Не знаю почему, но я вспомнила про книги о Гарри Поттере. У неё определённо хороший вкус в литературе. Гордый Поттерианец. Если бы я нашла книгу Сумерек, то, возможно, я бы сразу убежала, даже не думая о хорошем трахе. Просто нет. — Итак, — говорю я и возвращаюсь на своё место на деревянном сундуке. На этот раз я сижу как нормальный человек, не ища никаких трений, даже если мои внутренности начинают гореть. Кларк смотрит на меня, и это так странно, что у нас может быть нормальный разговор, я думаю, что мы обе чувствуем себя ошеломленными на секунду. — Тебе нравятся книги о Гарри Поттере, да? — Какие-то проблемы? — это звучит довольно агрессивно с её стороны. — Ух ты! Ты бы попала в Гриффиндор, Гриффин? — Кларк смеётся, и мне это приятно. — А ты бы в Слизерин. — Ну нет, я дементор, — выпаливаю я. Неловкое молчание. Это правда, но я не хотела, чтобы это звучало так драматично. Хорошо, Лекса, ты можешь просто заткнуться. Я начинаю нервно постукивать по дереву, создавая ритм, который должен успокоить меня, но на самом деле это работает наоборот. Мне нужно выйти. Или поговорить. Мне просто… нужно кое-что сказать! — Что в этом сундуке? — спрашиваю я. — Он выглядит старым и не подходит к остальному… убранству. Прежде чем она успевает ответить на мой вопрос, я уже становлюсь на колени перед сундуком и играю с замком. Простите, ок? Мои социальные навыки довольно ржавые после учебного года, и я, как правило, забываю правила надлежащего социального поведения, когда нервничаю. Однако то, что я нахожу там, превосходит всё, что общество может найти подходящим. — Черт побери, Кларк! — я уверена, что мои брови уже на уровне линии роста волос. Она бросается на меня и пытается закрыть крышку, но я ей не позволяю. Хорошо, теперь я дрожу от волнения, так что моя рука почти не может схватить кожаный хлыст. Да, это кожаный хлыст. У меня так пересохло во рту при мысли обо всём, что мы могли бы с ним сделать. Всё, что я мог с ней сделать. Боль между ног становится невыносимой, и я поворачиваюсь к ней тёмными глазами. Я никогда не думала, что Кларк может быть в этом замешана, но, опять же, я никогда не могла представить Кларк кем-то ещё, кроме невинного деревенского священника до сегодняшнего дня. — Не смотри на меня так, извращенка, — она отталкивает меня в сторону, чтобы освободить место для себя, почти игриво. Или это могло быть только мое возбуждённое воображение, играющее со мной. Кларк никогда не бывает игривой. И все же я хочу прижать её к столу и трахнуть пальцами, языком. Сейчас. Почему я не двигаюсь? — Он уже был здесь, когда я переехала. Осознание того, что это значит, занимает у меня секунду. Секунду, чтобы всё понять. Фиииуууу! Они принадлежат Кейну. Я же сказала, она никогда не была игривой. Хлыст падает обратно в сундук, и я не могу поверить, что дотронулась до него. Мне нужно отбелить руку. — Спасибо за предупреждение, — меня тошнит, а она, кажется, находит это забавным. — Они не для того о чём ты подумала, глупышка. — Кларк хихикает, и это довольно красиво. — Эти инструменты используются для умерщвления плоти. — Что. Это. За. Хрень! Поправь меня, если я ошибаюсь, но в последний раз, когда я проверяла, мы были в 21-мвеке. — я извлекаю что-то ещё из сундука, что-то вроде проволоки с шипами. Должно быть, я всё-таки ошибаюсь. — Это пояс с шипами, — объясняет мне Кларк. — Он… использовался в качестве подвязки. — Сексуально… — говорю я, испытывая полное отвращение. — Зачем кому-то носить это? — Умерщвление плоти — это священный акт, посредством которого человек стремится буквально убить свою греховную природу, — объясняет она в стиле Гермионы Грейнджер. — Это часть процесса освящения. — Ты когда-нибудь… Я поворачиваюсь и вижу два широко раскрытых голубых глаза. Неужели? К счастью, она спешит покачать головой, и я почему-то чувствую какое-то облегчение. — Нет, нет, — уверяет Кларк. — Не думаю, что и отец Кейн это делал. Я благодарно напеваю и понимаю, что Кларк снова смотрит на мои губы. Она так чертовски нетерпелива. Внезапно у меня мелькает ещё одна озорная мысль. — На самом деле это бесполезно, — я использую недовольный тон, закрывая сундук и поворачиваясь к ней лицом. — Я участвовал во многих подобных ритуалах, люди держали подобное в руках, и говорили мне, что я тону в грехе. Щеки и уши Кларк начинают приобретать розовый оттенок, и я щелкаю языком при этом милом зрелище. Это мило, да, и красиво и так, смешно, что я даже не могу скрыть свой хихиканье. Затем она подталкивает меня локтем и называет «сволочью» себе под нос, прежде чем встать и снова направиться к двери. Я знаю, что она не хотела оскорбить меня, и мне это нравится. Потому что она, конечно, может понять шутку. — Уже поздно, тебе пора идти, пока не поползли старые добрые сплетни. — Ты уже устала от меня, матушка? — я дразню её и прижимаю к дверному косяку своим телом. — Знаешь, если бы ты позволила мне поиграть со свечами, ты бы никогда не захотела, чтобы я ушла. Я чувствую, как учащается её дыхание, или, может быть, это моё, и это звучит мощно в моей голове. У Кларк родинка на верхней губе… она милая. — Кстати, об этом, — её слова возвращают меня к действительности, и я на секунду смущаюсь. Боже, она иногда такая холодная. Как она вообще делает это, будучи такой возбуждённой, в моем присутствии? — Эти свечи останутся здесь. — Что? — она не шутит. Чёрт, мне грустно, а внутри пусто. — Ты меня слышала, — она чертова сталь. — Но, Кларк… — да, я ною, как маленький ребенок, но… мои свечи! — Увидимся в воскресенье, не опаздывай в церковь! — она берёт сумку со свечами и ведёт меня вниз. Клянусь богом и всеми вами, иногда эта девушка невозможна.