* * * * *
Временами Барик раздумывает о том, чтобы покинуть отряд. В конце концов, он до сих пор предан Грэйвену Аше, ощущает на себе благословенную длань его Защиты – пусть даже сила Архонта поспособствовала его заключению в ходячую металлическую тюрьму, из которой, несмотря на все заверения Вершительницы, он уже едва ли когда-нибудь выберется. В конце концов, он верный солдат Легиона, и всякий раз, когда очередной встреченный по пути отряд Опальных самоубийственно бросается в бой, игнорируя все призывы Вершительницы разойтись миром – он скрежещет зубами от ярости, вскидывая тяжелый щит и принимая на него первый удар железного меча. В конце концов, он остается достойным воином Севера… хотя болезненные слова Амелии Аше все еще жгут его, точно подброшенные в доспех угольки, а нескончаемые споры с заклинательницей Приливов отнюдь не добавляют ему душевного равновесия, так что все чаще он ищет совета у Вершительницы, спрашивает, как быть… Так что пусть временами Барик раздумывает о том, чтобы покинуть отряд. Но с каждым разом – все реже.* * * * *
Временами, перечитывая свою хронику, Лантри в буквальном смысле хватается за голову. Ведь не поверят же – когда прочтут, что Вершительница наложила и сама сняла сразу два Эдикта, попутно вырвав Веленевую цитадель из горящей хватки и успокоив нескончаемую бурю над Могилой Клинков. Ведь не поверят же – когда узнают, что верная псина Суда отпустила зверолюда, пойманного в Степных Вратах, закрыла глаза на Опального, спасавшего от смерти Книгочея в Горящей Библиотеке, и воспользовалась лазейкой в законах Кайрос, чтобы не забирать жизнь дочери последнего регента Оплота. Ведь не поверят же – когда поймут, что могучий Архонт Шпилей, женщина невиданной мощи, в перерывах между своими невероятными подвигами лечила старых собак, встреченных на дороге, и рыбачила с деревенскими детьми, попутно подсказывая им, как ловчее забросить наживку и вытянуть упрямую добычу на берег… Не поверят же. Как пить дать не поверят! Но пусть временами, перечитывая свою хронику, Лантри в буквальном смысле хватается за голову… Все равно через пару мгновений он хватается уже за перо.* * * * *
Временами Атли спрашивает себя, а не сошла ли она окончательно с ума. Она помнит своего мужа, Пелокса Алденоса, павшего у Врат Суждения от клинка одной из безумных шавок Алого Хора – но все равно встала на сторону Вершительницы судеб, что обрекла Флориана на мучительную смерть от рук Архонта Тайн в Какофонии. Она помнит, как мужественно стояла за свои принципы благородная Матани Сибил, защитница Переправы Отголосков – и какой они нашли ее после вторжения сил Кайрос, ведомых этой же самой Вершительницей, чьего милосердия хватило только на то, чтобы отпустить беззащитных селян и не дать Опальным перерезать их всех как свиней. Она помнит ярость, которой горели глаза Таркис Арри при виде вторгшейся в Зал Вознесения чужестранки – и ее же устало опущенные плечи, когда бывшая глава Гвардии покидала долину, оставляя за спиной руины собственной мечты о возрожденном Гребне… И все равно она последовала за ней, Вершительницей Тунона, гончей Кайрос. И потому временами Атли спрашивает себя, а не сошла ли она окончательно с ума… Ответ на этот вопрос ей еще только предстоит отыскать.* * * * *
Временами Сирин кажется, что несносная Вершительница опять забыла, что перед ней Архонт. Например, когда во время ночевки в очередной дырище с разбитыми окнами она игнорирует наличие в комнате еще одной кровати и ложится под бок к Сирин, укрывая их обеих еще одним одеялом; возмущенные втыки под ребра ей не страшнее щекотки, а на осеннем сквозняке только дурак будет отказываться от бесплатной грелочки, так что, недовольно повозившись, Сирин-таки засыпает обратно, бурча себе под нос что-то касательно наглых собак. Например, когда отшвыривает пятнадцатилетнюю девчонку в сторону, легко, будто перышко – и тяжелый наконечник стрелы втыкается в землю аккурат там, где только что стояли обутые в легкие сандалии ноги. Например, когда смотрит на нее так – слегка наклонив голову и расслабленно сложив руки на коленях, взглядом огромного сторожевого пса, следящего за выводком пищащих цыплят. В такие моменты ее дикий взгляд успокаивается, становится как-то темнее, мягче… человечнее обычного. Поэтому пусть временами Сирин кажется, что несносная Вершительница опять забыла, что перед ней Архонт. Она еще не разу на это толком не пожаловалась.* * * * *
Временами Смерть-из-тени смотрит на альфу голодными глазами. Она выглядит слабой – о да! Хрупкой, тонкой, гибкой, точно розоватая оленья косточка, что легко гнется в могучем кулаке и не торопится ломаться. Часть зверолюдки хочет сжать пальцы сильнее, надавить больше, услышать хруст-влажный-кровавый – стать альфой самой!.. – но другая часть ее вовремя ослабляет хватку, пока эта обманчиво нежная рука не перехватила ее за запястье и не вырвала когти из суставов столь же легко, как она сама выдирает птичьи перья. Она выглядит мягкой – о да! Слишком терпеливой, слишком молчаливой – многие гладкошкурые принимают это за доброту. За нерешительность. Порой даже Смерти хочется так считать, увидеть изъян, которого нет, найти слабое место в броне и вогнать туда когти, будто разрывая гигантского краба на две половинки… но нос не врет, запах не врет – когда приходится драться, альфа словно срывается с цепи, так что даже Смерть не рискует подходить близко, подставляться под удар!.. Она выглядит незначительной – о да! Даже щуплый мистик выше ее ростом, даже вытащенный из скорлупы доспехов Барик превосходит ее шириной плеч, и Смерть-из-тени всякий раз удивляется, провожая ее задумчивым взглядом: как может тело столь жалкое на вид вмещать в себя столь яростный дух? Как может гладкошкурая, пусть и выращенная зверолюдами, вести себя как настоящая альфа, оберегая свою стаю и не давая пощады врагам, если те окажутся достаточно глупы и не успеют вовремя убраться с ее дороги? Зверолюдка не знает, но всякий раз чувствует, что шерсть на ее загривке поднимается дыбом, а рот заполняется слюной. Но пусть временами Смерть-из-тени смотрит на альфу голодными глазами… Она прекрасно знает, кто из них сильнее.* * * * *
Временами ей хочется все это бросить. Забыть об ответственности, свалить на верхушку Шпиля, задраить портал наглухо и спать до тех пор, пока матрац в семь футов толщиной не промнется до самого пола. Отправиться в дикие леса на востоке, бегать там за оленями, выть ночами на луну и беспокоиться разве что о глупых (и вкусных) браконьерах, без разрешения явившихся в чужие охотничьи угодья. Наплевать на титул Архонта, на ворох неразобранных писем на столе, приказать Марку молчать в тряпочку и оставить Тунона самого разбираться с этим бардаком!.. Временами хочется, о да. Но пока что, к счастью, только временами…Конец.