Дом, улица, гараж, кусочек неба в грязной луже

— Вовка у нас уже есть, — вещал пацан, назвавшийся Коляном, указывая чумазым пальцем на одного из ребят, стоявших у ржавой качели. — И Володя тоже. Так что давай чего другое. Погоняло у тебя есть? — Чего? Вовка сидел на скамейке во дворе дома, где жили бабушка и дед, к которым он приехал на лето, и чинил поплавки. Он недавно закончил первый класс и считал себя совсем взрослым, тем более что и бабушка наконец-то разрешила ему гулять одному. В прошлые годы это строго запрещалось, и Вовка изнывал дома, ожидая, когда освободится дед и они вместе поедут на рынок «в командировку», или на рыбалку, или даже в гаражи к мужикам пойдут. В этом году бабушка сдалась, и Вовке было позволено гулять во дворе и ходить в магазин самостоятельно (пусть и под ее неусыпным надзором с балкона) через дорогу, так что хоть сколько-то свободы образовалось. Вот и местные ребята подтянулись, с которыми раньше общаться не получалось. Вовка часто видел из окна, как какие-то мальчишки бегают во дворе, лазают по деревьям и играют во что-то, но ему позволяли общаться только с соседским тихоней Димочкой, скучным, как политические новости. Тот любил вертеть кубик с прозрачным лабиринтом внутри, а из совместных игр мог разве что пазл собрать. Деятельный Вовка едва не выл от тоски, предпочитая обществу соседа стопки старых дедовых журналов «Наука и жизнь» и «Техника — молодежи». Там хоть картинки интересные попадались: машины всякие, механизмы, схемы. Сейчас Вовка уже был достаточно большим, чтобы понимать, что здесь тоже, как и в Москве, все дворы поделены между ребятами и просто так никто ни с кем не общается. Это уже не песочница, где все общее, а любой малыш с совочком по определению твой друг, поэтому первой встречи он ждал и был готов отстоять право считать этот двор своим. Хотя бы на каникулах. Пацанов было шестеро; двоих Вовка точно уже видел из окна. Рулил у них явно этот Колян: крепкий и бойкий, с курносым носом и непокорным вихром над самым лбом. Правую щеку его украшали разводы сажи. — Ты местный? — Приехавший, — ответил за Вовку рыжий парень в растянутой футболке. — Из третьего подъезда он. — Это хорошо, — кивнул курносый. — Значит, за нас. — Чего? — хмуро спросил Вовка. — Местные нам прохода не дают. Особенно эти, с Экспериментального. И дворы тут их, и гаражи, и деревья. У Левки вчера конфеты отобрали. Мы все тут такие, на лето. Сосланные. Из второго подъезда вышла толстая тетка с черной собакой, похожей на снаряд с выпученными глазами. — Вадя? — тетка близоруко сощурилась на компанию, потом наморщила нос и прошла мимо. — Понаехавшие беспризорники! Колян проигнорировал тетку, но проводил взглядом ее уродскую собаку. — Плохо, что погоняла нет, — сказал он, снова глядя на Вовку. — А фамилия как? — Александров, — вздохнул тот. За первый школьный год он отлично прочувствовал, как не круто быть первым в списке учеников своего класса. Вот в «В» классе были сразу двое раньше него по алфавиту: Абрамов Миша и Аввакумова Катя, а в его классе «Б» только он, а потом сразу вредная и очкастая Лера Бобровская. — Александров — это хорошо! — обрадовался Колян. — Будешь Саня, у нас ни одного Сани нету. — Ладно, — пожал плечами Вовка. — Саня так Саня. К приходу деда он уже знал, что другой Вовка приехал сюда к тетке из казахского Костаная, Валерка и Левка — братья-погодки, сосланные из Сургута в Челябинск к бабушке, Володя приехал к папе из Воронежа, и очень хочет остаться здесь, потому что там у мамки новый муж и скоро будет новый ребенок, Митяй (тот самый рыжий, в футболке) — из Москвы тоже, и тоже к бабушке с дедом, а Колян прикатил из Питера, и здесь у него только одноногий дед. Самому младшему — Левке — едва стукнуло шесть, самому старшему — Коляну — осенью должно было исполниться девять. Все жили неподалеку, а Митяй даже в доме напротив, через двор. Врагами же были названы местные ребята, которые с чего-то приезжих невзлюбили и при каждом удобном случае гоняли с детских площадок, удобных деревьев, гаражей, заброшек и прочих типичных ребячьих мест. — Вадя этот, тетки жирной сын — один из них, — доверительно рассказывал Колян, сидя на лавке рядом с Вовкой, который теперь стал Саней. — Он как шакал Табаки. Сперва дразнит и обзывает, а когда мы его поймали одного в падике — визжать начал как резаный, хотя никто его еще не трогал даже. Саня слушал и запоминал. Он чувствовал себя немножко счастливым и больше не одиноким, и впервые с тех пор, как помнил себя в Челябе, не очень ждал возвращения деда. Даже немного расстроился, что пора уходить. — Завтра выйдешь? — спросил Колян, прощаясь. — Выйдет, выйдет, — ответил за Саню дед, похлопывая его по плечу. — Вот же банда! — Мы тогда зайдем за тобой, ага? Утром? С того дня лето и Челябинск стали для Сани совсем другими. Мир словно расширился, раздвинул границы, и продолжал расти с каждым днем: сперва до железной дороги, потом до дальних гаражей, до пляжей и реки, до Собачьего острова. Бабушка поначалу ругалась, если не заставала Саню во дворе, но тут всегда на помощь приходили ребята, наперебой рассказывая, что они были за соседним домом под окнами Митяя, или на Котина, во дворе у Володьки, или у кого-то еще возле дома. Под таким напором сердилась она все меньше, пока не плюнула совсем: главное, чтобы внук не забывал обедать и возвращался вечером до темноты. С кличкой тоже вышло забавно. Когда в очередной раз ребята собрались на реку и зашли за Саней, им открыл дед. Евгений Викторович еще работал на ЧЭМК, но сейчас пошел в отпуск, так что оказался дома гораздо позже обычного. — Здрасьте. А Саня выйдет? — спросил Колян. — Здравствуйте. У нас нет никакого Сани. Вы ошиблись, ребята. — Нет же, это прозвище. Он вообще Вовка, но мы его Саней зовем. Потому что Александров, — перебивая друг друга, рассказывали друзья. Услышав их, Саня уже выскочил в коридор, на ходу дожевывая жареный хлеб и напяливая драные кеды. — Это за мной, деда. — Саня, значит, — Евгений Викторович усмехаясь. — Хорошее прозвище. С тех пор дед называл его только так, и с его помощью случайная кличка приросла к коже, спаялась с Вовкой намертво, так что сам он всегда представлялся Саней, даже не задумываясь. Много лет спустя бабушка призналась, что дед в молодости мечтал о сыне, и хотел назвать его Сашей. Но вместо сына у них родилась Санина мама, которую назвали Галей, а потом бабушка что-то себе застудила по-женски, и детей у них больше не получилось. Так-то никто из взрослых в своем уме и трезвой памяти не полез бы купаться в грязный Миасс, только вот у местных мальчишек это было что-то вроде проверки на храбрость. Взъерошить мокрые волосы, закинуть майку на плечо и с независимым видом сказать, что только что купался у гаражей, было высшим шиком, поэтому неудивительно, что Саня, Колян и все остальные при первой возможности сваливали из своих тихих дворов, перебегали трассу, форсировали железку и гаражи на той стороне и через чужой район пробирались к реке. Приличных пляжей здесь, разумеется, не было: в лучшем случае в распоряжении мальчишек оказывался только небольшой утоптанный участок спуска, но они радовались и этому, лишь бы камышей не было. Дно тоже в этих местах не радовало: ил, глина, местами попадался мусор. Саня не особенно любил само купание (хотя в жару все равно куда окунаться было), но ему нравилось после лежать на берегу голышом, пока не тревожили посторонние, рядом с дружбанами, жевать хлеб, который кто-нибудь захватил из дома, семечки или даже сухие макароны, стянутые Коляном в ближайшем магазе. Они засиживались на реке до вечера, а потом сломя голову неслись домой, чтобы успеть до темноты и не отхватить люлей от любящих родственников, чувствуя себя бывалыми боевыми товарищами, и Саню просто переполняло счастье. Он спешил поскорее лечь спать, чтобы утро и новые приключения наступали быстрее. Бабушка каждый раз ворчала, нагревая воду в эмалированном ведре, чтобы Саня мог отмыться после дневных похождений — иначе речной песок ровным слоем покрывал всю его постель поутру. — Хоть огурцы сажай! Ты глянь, Женя, глянь: он же нам так самосвал песка к осени перенесет! — Не бурчи, мать. Мальчишки всегда где-то шастают, так всегда было. Дед только посмеивался, радуясь, кажется, даже Саниным синякам. Правда, те чаще всего возникали из-за игр, беготни или падения с гаражей и деревьев: несмотря на рассказы Коляна о зверствах «местных», те ограничивались угрозами с безопасного расстояния или плевками откуда-нибудь сверху. Саня, как и прежде, ходил с дедом на рыбалку, в гаражи и на рынок, пару раз даже ездил с бабушкой «в сад» — на участок за городом, где она пыталась выращивать огурцы, клубнику и три хилых яблони. В остальное время он носился по городу с ватагой друзей, прожигая — один ярче другого — счастливые дни своего лета. К концу августа компания начала редеть. Первым уехал Митяй: в середине месяца за ним прислали дядю, и ребята всей толпой провожали их в аэропорт. Спустя неделю Вовку из Костаная забрал на машине папка. Он приехал неожиданно, без звонка, и пацаны не успели обменяться адресами и телефонами. После этого оставшиеся ребята сразу написали друг другу на бумажках контакты и пообещали писать и даже звонить, если будет возможность. Мобильников ни у кого, конечно, не было, но Колян клялся, что раздобудет себе при первой возможности. — Мне батя обещал купить, с цветным экраном даже! Сейчас его бизнес раскрутится, денег станет много. Они лежали на крыше дома Валерки и Левки, высматривая их маму с вокзала, и плевались вниз косточками ранеток. — У нашего папы тоже мобильник есть. Красивый, с голубым экраном, — сказал Левка. — Но нам нельзя его трогать. Саня промолчал: у его родителей мобилок не было и они вообще не считали нужным на это тратиться. Денег дома и так было не слишком много, а еще и на трубки расходы, на связь... отец считал это блажью, а мама не спорила. — У мамкиного хахаля тоже есть, — процедил Володя. — Цветная «раскладушка». Он мне такую обещал подарить, если я уговорю папку забрать меня к себе, но я думаю, врал. — А чо, останешься? — поинтересовался Колян. — Надеюсь. Здесь полюбому лучше, чем в Воронеже. — Мамка! — заорал Левка, указывая на улицу дальше и едва не падая с крыши. — Ура! Бежим! После отъезда братьев стало еще тише. Календарное лето еще не вышло, но в городе уже явно чувствовалась осень. Ночи стали холодными, пошли дожди. Купаться больше не бегали: Колян как-то окунулся, выбрав солнечный день, а потом простыл и хлюпал носом. Еще и от деда палкой получил по хребтине, «чтоб ума прибавилось». Его родные пока никак не проявлялись, так что Колян вообще не знал, успеет ли к школе. — Может, пропущу неделю. Или две. Все равно в начале года ничего интересного, только повторение, — говорил он. Володька же каждый день молился боженьке, чтоб мама позволила ему остаться здесь. Та, походу, колебалась и с решением не спешила. А Саня не волновался: знал, что через пару дней они с дедом вдвоем поедут в Москву. На поезде. Дед уже стопку кроссвордов приготовил, чтобы в дороге гадать. В день отъезда Колян и Володька пришли в его двор, чтобы проводить. Они обнялись по-пацански и пообещали писать друг другу из дома. Саня уезжал с распирающими чувствами счастья и тоски в груди: в Москве у него тоже были друзья, но эти, летние — особенные. Это вот была настоящая дружба, мужская, как та, про которую в книжках пишут и в кино показывают. Приехав домой, Саня почти сразу позвонил Митяю. У того все путем было, но встретиться и погулять вместе их не отпустили: очень уж далеко. Саня на севере жил, а Митяй — на юге, аж в Ясенево. От бабушки, звонившей маме, Саня узнал, что Володька, похоже, остался-таки в Челябинске: она вроде бы видела его в магазине. Коляна не видела, но от него в середине октября письмо пришло, из Питера. Он опоздал в школу на десять дней, а его батя прикупил себе новую шикарную тачку, так что Колян теперь в своем классе самый крутой был. К Новому году обменялись письмами еще раз. Саня отправил всем друганам наклейки с тачками и мотоциклами, купленные на свои деньги, а в ответ получил новогоднюю открытку от Володьки, наклейки с трансформерами от Валерки с Левкой, постер с Терминатором от Митяя и две гоночные машинки из киндера от Коляна. Тот даже позвонил первого января — радостно орал в трубку, что батя позволил позвонить со своего сотового и чтоб Саня готовился к лету, потому что «в этом году мы вверх дном Челябинск перевернем!» Саня потом все каникулы невпопад вспоминал об этом и лыбился, как дурак. К весне учебы стало больше, а свободного времени меньше. Саня часто простывал из-за того, что не носил шапку, пропускал уроки и потом догонял класс. От обманчивого тепла снова хотелось раздеваться, и делалось только хуже. В апреле где-то Саня позвонил Митяю, и тот сказал, что в июне едет с родителями на море и только потом, наверное, в Челябинск. Колян тоже звонил — уже со своей собственной мобилы — и сказал, что его отправляют к деду в конце мая. Саня был очень рад его слышать, но так рано его бы никак не отпустили: и везти некому, и учеба еще. Хорошо хоть, сезон простуд отошел. От других ребят новостей не было, но время летело так быстро, что скоро все так или иначе прояснилось бы. В результате Саня примчался в Челябинск прямо первого июня: друг семьи ехал в Миасс и взялся присмотреть за ним в дороге. Разница между городами была небольшая, меньше двух часов, и Саня клятвенно обещал вести себя хорошо: в дороге не приставать к дяде Косте, слушаться, а когда останется один, сидеть на своем месте, никуда не отходить и ждать деда. В поезде Саня возился с конструктором на своей полке, спал и ел мороженое, которое дядя Костя покупал почти на каждой станции. К приезду в Челябинск хотелось щей, горчицы и бабушкиных пирожков с картошкой, а от сладкого тошнило. Едва дедов старый кургузый «Москвич» подъехал к дому, Саня сразу увидел Коляна: тот сидел на низеньком заборчике и ждал его. Сердце радостно подпрыгнуло в горло и упало куда-то в живот. — Санька!!! — заорал Колян. — Приехал!!! Друзья обнялись и серьезно посмотрели друг на друга. Колян за зиму стал выше и будто бы темнее; на щеке алела свежая царапина. — Ты вырос! — сказал он, оглядывая Саню. — Мужик прям стал. — Ты тоже ничего. — Митяй на море. — Знаю. Сказал, потом наверно приедет, — Саня присел на заборчик рядом с Коляном. Дед уехал загонять машину в гараж, так что минут пятнадцать до его возвращения у ребят было. — А Вовка не приедет вообще. Они в Алмату переехали и тетку тоже забрали. — Ясно. А Володька тут? — Тут, только странный он какой-то. Я несколько раз за ним заходил, а он то занят, то спит, то ушел куда-то. Один раз вышел, на лавке со мной посидел полчаса и все, сказал, что дела у него. — Может, ему батя запрещает? — Может. Хорошо, что ты приехал. Колян стукнул Саню по плечу, и тот снова без всякой причины ощутил себя счастливым. Почти две недели Саня и Колян шастали по городу одни. Володька выходил очень редко и все больше молчал, хмурился и вообще выглядел странно, будто что-то с ним не то происходило. Саня не лез к нему с расспросами — не умел он особо, не было привычки такой, — но все решилось очень просто. Как-то утром Коляна не пустил гулять дед: велел балкон помыть, чтоб тот со своей одной ногой мог там гулять, не спускаясь с пятого этажа. Саня в то утро разобрал снасти и переложил свои личные крючки и грузила в жестяную коробочку от халвы, а после обеда решил зайти за Коляном и узнать, как он там вообще. Может, он давно с балкона выпал нафиг, или помощь какая нужна. День выдался даже жаркий, и Саня ненадолго задержался в прохладной тени подъезда, прежде чем выйти на солнце. Железная дверь, как всегда, была подперта куском асфальта, и снаружи заметно дуло жарким воздухом. А во дворе на лавочке сидели ребята из местных: Саня точно разглядел ярко-оранжевую футболку Вади, живущего во втором подъезде. — И он ему ка-ак засветил с ноги! Этот, значит, упал и к пистолету тянется, а наш ему хрясь по руке, — кто-то из парней рассказывал остальным сюжет боевика, а те комментировали в меру своих умственных способностей. Саня подумал, что не лишним будет пройти не напрямик через двор, а попробовать пробраться вдоль стены за кустами, чтобы не привлекать к себе внимание, поскольку был один против пятерых или шестерых, но не успел. Сперва его взгляд зацепился за пачку сигарет, небрежно заткнутую за трубу отопления. Не кажется ли ему, что под приоткрытым клапаном видны сигаретные фильтры? Кто-то забыл, спрятал, отложил на потом? — Да конечно, так я тебе и поверил! — воскликнул один из ребят, и Саня вздрогнул. Это был голос Володьки, совершенно точно. Оставаясь незамеченным в тени подъезда, Саня подошел к самому проему и прильнул к двери. Володька стоял вместе с незнакомым пацаном в синей майке, еще трое — и противный Вадя среди них — сидели на лавочке. Обритый почти наголо парнишка лет двенадцати висел на ветке дерева, выкручивая ее. Вот, значит, почему Володька больше не хотел с ними водиться: он теперь местный! Эти приняли его в свою компанию, и так ему нравится явно больше. Саня стиснул кулаки до боли, и едва сдержался, чтобы не побежать бить морду перебежчику прямо сейчас, несмотря на превосходящие силы противника. К счастью, местные снялись с лавки и двинулись в сторону улицы Котина, продолжая обсуждение. Саня проводил их недобрым взглядом, выхватил пачку сигарет из-за трубы, спрятал в карман шортов и быстрым шагом пошел в сторону дома Коляна. — Предатель, — шипел тот спустя полчаса. — Продался местным! Он же все наши секретные места им сдал, Саня! Я уверен! — Колян, — отозвался Саня хрипло, — а ты про общак наш помнишь? — Блин. Блин!!! Общаком в прошлом августе была назначена простая стеклянная банка, в которую все сложили свои нехитрые сбережения. Пользоваться ею договорились только вместе: покупать сладости на всех, билеты в кино, еще какие-то важные вещи. Если кто-то находил деньги или получал от родственников, он должен был сообщить остальным, чтобы все собрались, достали хранилище и внесли добавку. Банку зарыли на берегу реки, возле того места, где обычно купались. Перед отъездом Митяя ее торжественно вскрыли в последний раз и пересчитали содержимое. Оставалось совсем мало, но на пару бутылок газировки хватило бы. Колян и Саня примчались на реку и секретное место нашли сразу: земля над банкой была вроде как не совсем плотная. Вместо денег внутри лежали бумажка с надписью «ЛОХИ!!!» и пробка от пивной бутылки. — Я убью его, Саня, — мрачно сказал Колян, стоя на берегу. Он сжимал кулаки и скрипел зубами, чтобы не завыть от обиды, а солнце, прорывавшееся сквозь листву деревьев, криво пятнало его шевелюру и старую футболку. Саня как-то невпопад подумал, что Колян сейчас очень крутой. — Не надо. В колонию для несовершеннолетних посадят. Давай лучше курить пробовать? Саня достал свистнутые сиги и протянул Коляну пачку. — Ого! Где взял? — В падике, за трубой. Кто-то спрятал, а я взял. Нашел же. — Точно, все честно. Я, вообще, пробовал уже. Дед иногда засыпает с сигаретой, я у него понемногу тяну, — признался Колян, усаживаясь на поваленный ствол толстой ивы. — А ты? — Мне мамка запрещает. Она у меня медсестра, — Саня сел рядом. — Но я все равно курить буду. Все нормальные парни курят. — Это правильно. Смотри: вот так втягиваешь… За вечер они скурили все семь сигарет, что были в пачке. Дома Сане влетело феерических звездюлей за стойкий запах курева, а ночью стало так плохо, что бабушка поила его молоком и активированным углем. После этого его три дня не пускали гулять, но каждый раз, видя ожидающего его Коляна под балконом, Саня думал, что это того стоило. Спустя еще неделю приехал Валерка. Один, без Левки. Оказывается, их родители разошлись и детей поделили. Мама с Левкой уехали к ее родителям в Винницу, а Валерка остался с папой в Сургуте. Тот был очень занят, так что сына никак не мог отвезти, поэтому просто плюнул и заплатил проводнице, чтобы она приглядела за ребенком в пути. Валерка тоже пришел в негодование от предательства Володьки и предложил выследить и отлупить его как следует. План был хорош, но оставалась опасность огрести от местных. Общим советом решили выжидать удобного момента и делать вид, что никакого Володьки не существует в природе. Тем более что их увлекла охота за мороженым. В этом году возле магазина на той стороне Артиллерийской пристроился передвижной лоток с мороженым. Толстая тетка в фартуке доставала из металлического бака разной степени помятости вафельные стаканчики, на которых сверху была криво приляпана круглая бумажка, вроде как защищающая мороженое от пыли, и раздавала покупателям. В основном это были дети: мороженое было молочное, дешевое, и позволить его мог практически каждый. Ну, кроме Коляна, Сани и Валерки, оставшихся без общака. У Сани, правда, денежка была с приезда, ему мамка дала с собой, но это он отложил на новый спиннинг, на ерунду вроде мороженки тратить не хотел. Несколько раз в день угрюмый мужик подвозил тетке картонные коробки с новыми порциями лакомства, та переваливала их в свой бак, а коробки отставляла к стене позади себя. На следующий день все повторялось. В первый раз мороженое досталось им случайно. Саня шел домой от Коляна, когда тетка-мороженщица собирала свое добро. Она уже закрыла и собрала свой бак, а картонные коробки составила в большую башню и стояла с последней в руках. — Эй, мальчик! — окликнула она Саню. — Я? — Да, ты. Мороженого хочешь? — Хочу. Только у меня денег нет, — осторожно сказал Саня, подходя поближе. Тетка опасной не выглядела, но он часто видел в криминальной хронике, что детей часто воруют именно так, поэтому готов был дать деру в любой момент. — А и не надо. У меня осталось, вот, — тетка широко улыбнулась всем своим сдобным лицом. — Подтаяло уже, да и мятое. Возьмешь? — Возьму. Спасибо. — На здоровье. Не заболей только. Тетка впихнула Сане в руки коробку, в которой лежало семь мятых стаканчиков с уже подтекающим мороженым, и принялась грузить свое хозяйство в подъехавший «каблучок» угрюмого мужика. Кажется, Саня никогда еще не бегал так быстро. Он домчался до Коляна за две минуты, а тот, сразу вникнув в важность ситуации, торжественно извлек свой мобильник и позвонил на городской Валерке, чтобы прибегал тоже. — Дорого, конечно, — цыкнул Колян, покачав головой. — Но это для дела. Семь стаканчиков на троих не делились, поэтому пацаны втянули по два, а лишний отдали деду Коляна, который очень обрадовался неожиданному лакомству. Сидя на балконе пятого этажа, друзья облизывали липкие пальцы и смотрели, как догорают на небе последние краски заката. — А тут мы точно местных сделали, — с довольным видом сказал Валерка. — Жаль, Левки с нами нет: он мороженое сильно любит. Они договорились дежурить по очереди, чтобы все честно. Улов каждый раз получался разный: иногда два стаканчика, иногда — десять. Случались дни, когда у тетки вообще ничего не оставалось, и тогда ребятам приходилось довольствоваться воспоминаниями. А еще через неделю Колян засек предателя Володьку, слоняющегося поблизости. Когда мороженщица стала собираться, он первый подошел и взял из ее рук коробку с несколькими стаканчиками. — Слышь, ты, козел, — Колян тут же словил быка и понесся на врага. Саня, наблюдавший за событиями с дерева у соседнего дома, спрыгнул вниз и побежал на помощь. Из-за угла выскочил Валерка, размахивая подобранным там же дрыном. Тетка-мороженщица завизжала, Володька бросил коробку и попытался сбежать, но не тут-то было: Колян кинулся за ним, будто хотел нырнуть в воду, и повалил, схватив за ноги. Тут же подоспел Саня, с разбегу влетая в драку, а потом примчался Валерка и принялся мутузить своей дубиной всех сразу. — А здорово мы его, а? — радовался Колян, сидя на лесенке железной горки в своем дворе, когда драка уже давно закончилась и Володька, завывая, сбежал восвояси. — Без базара, — подтвердил Саня, меняя подорожник на свежий на своем лбу. — Мороженое испачкалось, — с виноватым видом сказал Валерка, протягивая коробку. — И тает уже совсем. Внутрь налетела пыль, а бумажки, призванные защищать мороженое, отклеились и плавали на дне промокшей коробки. С одного угла картон был забрызган кровью: должно быть, Володькиной, когда Колян ему нос разбил. — Мне уже и не хочется, — ответил ему Саня. — Это мороженое из рук предателя. — Я все равно сожру. У меня дома нет нихрена, дед опять того, — Колян стукнул себя пальцами по горлу. — Тебе еды принести, может? — заволновался Валерка. — У нас макароны есть, много. И суп. — Или к нам пойдем, — предложил Саня. — У бабушки наверняка что-то найдется. — Да не, я нормально. Дед как заснет — я у него заначку найду и куплю еды. Ну, там, хлеба, колбасы какой-нибудь. Не впервой. Колян сожрал все мороженое — вернее, молочное месиво с мокрыми вафлями — один, и ничего ему на следующий день не было. Дед, походу, даже не заметил ни свежих синяков и ссадин, ни пятен крови на футболке, натекших из разбитой губы. А вот Сане влетело по первое число. Он почти пробрался в свою комнату мимо кухни, но был пойман в последний момент. Бабушка с ее соколиным зрением вмиг усмотрела и шишку на лбу, и набегающий фингал, хотя Саня специально не зажигал свет в коридоре. В результате он весь был отмыт до скрипа, смазан йодом и обложен мороженой курицей в местах особо серьезных отеков, а бабушка спешно звонила родителям с докладом. Правда, дед заглянул в комнату Сани, весело подмигнул и показал большой палец. Это немного примиряло с реальностью. Валерку тоже наказали, и на следующий день банда не встречалась. Но хуже всего было то, что этот небольшой эпизод развязал самую настоящую войну. Митяй приехал в начале июля и сразу попал в гущу боевых действий. — Один не выходи. В крайнем случае — со взрослыми. Местные совсем оборзели, — инструктировал его Колян, сплевывая сквозь дырку от выбитого зуба во рту. — На той неделе подкараулили меня у железки, я еле утек оттуда. — Понял. Вы только не показывайтесь, пока мать здесь, а то она меня тут не оставит, — ответил Митяй. Он был черный как негр, и волосы выцвели почти до светлого. Мама, приехавшая с ним, выглядела почти так же. Коляну она очень понравилась. — Вот бы мне такую мамку. Молодую, красивую. А худенькая какая, вы видели? — говорил он потом, сидя во дворе у Сани. — Нормальная мамка. А твоя что, хуже? — Моей уже лет много. Сорок, наверное. И она… ну, толстая. Папка с ней не спит давно. Он все по саунам, а там же проститутки. — Так твои тоже разведутся, — сказал Валерка. — Точно тебе говорю. Ты с кем останешься? — Не знаю. У бати ништяки всякие, техника. Мамка не такая. Она в НИИ химик, зарплата маленькая. Но она вообще хорошая у меня, добрая. Меня любит, — Колян задумался. — Пусть лучше не разводятся. Я потому мамке про сауны не рассказываю. Батя меня с собой берет, типа в кафе или погулять. Покупает мне Хэппи Мил, и я в машине сижу, пока он там отдыхает. И денег дает. Телефон вот подарил, чтобы я молчал. — А не обидно за мамку? — спросил Саня. Он попробовал представить, что его отец так же катается по саунам с проститутками, и не смог. Наверное, тот этого не делал. — Ну а чего, она ж сама ничего не хочет. Батя предлагал ей и в салон красоты, и на море — а она твердит, что ничего не надо, чтоб он мне все покупал и на учебу деньги откладывал. — Мои тоже так. Потом ругаться начали, а потом разошлись совсем, — хмуро сказал Валерка, уткнувшись лицом в колени. — Я мамку не видел с февраля, как она уехала. И Левку тоже. Саня подумал, что у него, наверное, очень хорошая семья. Родители, конечно, ругались иногда, но отец не пытался уйти сам или выгнать маму. И со всеми бабушками и дедушками отношения были нормальные. Может, Саня чего-то и не знал, но в таком случае он предпочел бы не знать и дальше. Митяй был, походу, из какой-то богатой семьи, хоть по нему и не скажешь. Оказалось, что он вернулся не просто с моря — ну, там, из Феодосии какой-нибудь, или из Сочей, — а из Египта. Но даже это меркло по сравнению с привезенным с собой великом. Шикарная немецкая машина с несколькими скоростями, усиленной рамой и анатомическим седлом, черно-серебряная и прекрасная. — Угонят, — резюмировал Колян. — Местные прознают — и точно угонят. — У меня тоже есть велик, — сказал Валерка. — Только старый, папкин. «Украина». — Да и у меня есть какой-то. А смысл? — Колян небрежно махнул рукой. — Угонят же. Саня промолчал: в Москве у него был велик — большой тяжелый «Урал» еще советского производства, который отец брал для себя, но не ездил толком ни разу. Везти его поездом было очень неудобно. — Деда, а нет ли старого какого-нибудь велика у тебя в гаражах? — спросил Саня вечером. — Надо посмотреть, поспрашивать соседей. У нас была «Десна» Галкина, но я ее продал давно. Да ты бы и не стал, поди, на девчачьем-то велике гонять, а? — Не стал бы. Нормальный хочется, пацанский. И когда через пару дней они пошли вместе в гаражи, дед торжественно презентовал Сане немного потрепанный жизнью, но вполне целый зеленый «Салют». Его пришлось отмывать, смазывать, подтягивать везде; Саня сам снял камеры с колес и проверил их на герметичность, потом заново натянул и накачал. Отполировал все блестящие детали, а вылезшие местами пятна ржавчины закрасил кузбасслаком за неимением другой краски. Так что зеленый велик стал сперва в черную крапинку, а потом Саня увлекся и выкрасил его весь в черный. Чтоб совсем строго вышло. В нагрузку дед выделил ему пару ключей и отвертку, чтобы возить с собой в седельной сумке, а насос Саня отыскал в гараже и починил сам. В общем, когда все вместе собрались на великах на реку, отряд смотрелся более чем разноперо: Митяй на сияющем новеньком красавце, Валерка на побитой жизнью дребезжащей «Украине», которой не доставал до седла, Саня на суровом черном «Салюте» и Колян на хлипком и скрипучем «Орленке». С великами расстояния стали еще меньше: до реки долетели за несколько минут. — Может, завтра на Первое махнем? Если погода будет, — размечтался Колян, лежа после купания на собственных вещах. — Можно, — отозвался Саня, сминая травинку в зубах. Торчащие лопатки Коляна напоминали сложенные недоразвитые крылья. Как у курицы, только больше. Едва Саня подумал об этом, у него стало тянуть в животе. Наверное, проголодался. Надо будет у бабушки попросить курицу пожарить, может, вечером. Или завтра, чтоб после озера примчаться и навернуть вместе с дедом. Эти приятные мысли были прерваны громким свистом, ознаменовавшим явление врагов. — Бей понаехавших! — заверещал Вадька. Они примчались по той же дороге, тоже на великах — но были одетыми, в отличие от Сани и его друзей, и готовыми к бою. — В воду! — заорал Валерка и первый сиганул в речку, сжимая в руках над головой свои шмотки. — А велики? — крикнул Саня, вскакивая и пытаясь впрыгнуть в шорты. Местных было шестеро: тощий Вадька, бывший друг Володька, незнакомый чернявый пацан, жирный Михан с Экспериментального, его друган Толик по кличке Шпала и Машка Зенитка. Она была единственной девчонкой в их банде, но никто не смел ее дразнить: Машка плевалась как боженька, кидалась камнями в десятку, материлась и дралась наравне с мальчишками, если не лучше их. У нее даже велик был здоровенный, мужской, и Машка не доставала до седла, как Валерка, поэтому проволокой привязала к педалям чурки. — За Челябу! — завизжала она, на ходу спрыгивая и бросая велик в траву. — Предатель! — отозвался Колян, кидаясь на Володьку. На Саню налетел было Михан, но справиться с ним оказалось легко. Неповоротливая туша неслась быстро и неумолимо, да только маневренность у нее была никакая: Саня просто отпрыгнул в последний момент, и Михан с разбегу свалился в Миасс, подняв тучу брызг и завывая, как раненый кит. Шпала подходил медленнее, демонстрируя движения как в фильмах с карате. — У меня желтый пояс по у-шу! — сообщил он. — А у меня шорты синие, — мрачно сплюнул Саня, потирая кулаки. Митяю пришлось тяжелее всех, потому что на него наступали Зенитка и Вадька вдвоем. Он замешкался и одеться не успел, поэтому сейчас чуть не плакал, прикрываясь руками и пучком травы. — Аха-ха-ха, ничего не можешь, рыжий? Ты тощий как глиста! Я ща твоему велику спицы погну, — грозно хохотала Машка. Походу, за велик Митяй боялся больше всего, потому что сразу изменился в лице, даже зарычал, и бросился вперед. Он схватил велик, поднял над головой, словно тот был бумажный, и с ревом попер на Зенитку. — Ебанутый! — заорала она, отступая. Саня и Шпала сцепились и покатились по берегу, мутузя друг друга кулаками и коленями. В реке Валерка лупил Михана своими сланцами, Володька и Колян умчались куда-то к гаражам, а Вадька поскакал за ними. — Помогите! Убивают! — вопил он на бегу. Крики и беготня голышом привлекли внимание мужиков в гаражах, и те поспешили вмешаться. Кто-то из ребят успел смыться, но грязного как черта Саню вместе с великом доставил домой смурной дядька с изрядной бородой, назвавшийся Олегом. — И, главное, все орут, визжат, а этот молча хреначит, — рассказывал Олег охающей бабушке и серьезному деду. — Боец! Сане, конечно, влетело, и отец наорал по телефону, обещая немедленно забрать его домой, и бабушка запрещала выходить два дня, но все это не имело особого значения, потому что его буквально сжирало беспокойство. Выбрались ли остальные? Все ли дома, добрались? Как там дорогущий велик Митяя? На второй день Саня получил разрешение хотя бы позвонить, и выяснил, что у Коляна все в порядке, за исключением потерянного на берегу сланца и расцарапанной щеки. Валерка вообще отделался сорванным голосом и сыпью от долгого сидения в воде, а Митяй страдал от растяжения руки после того как махал великом. Ну и синяк каким-то образом заработал. — Нам надо что-то делать с ними, — говорил Валерка, когда компания смогла воссоединиться. — Они же нам прохода не дадут. — Это мы им не дадим, — хмуро пообещал Колян. — Я не успокоюсь, пока Володька на коленях прощения просить не приползет. — В соседнем дворе есть еще один пацан, тоже приехавший, — вспомнил Митяй. — Давайте его завербуем? — Точно! Нам нужны новые люди, — просиял Колян. — Короче, так, бойцы! Узнайте все, может, среди соседей есть еще приехавшие. Ботанов нам не надо, только нормальных пацанов, и хорошо, чтоб с великами были. По итогам рейдов за неделю к банде присоединились Кирюха с двадцать первого и Пашок с угла Котина и Передового. Кире было десять и он прикатил из Ульяновска к маме и ее старикам от папы. Его родители не были женаты: маме исполнилось всего шестнадцать, когда Кира родился, так что он с самого начала воспитывался у отца, которому тогда было уже за тридцать. — Ну, они в клубе познакомились, когда папка тут в командировке был. Он не знал, что мамка еще школу заканчивает только. Короче, все случайно вышло. Но папка у меня серьезный! Меня сразу к себе забрал, и деньгами помогает, и вообще, — рассказывал Кира. У него были круглые глаза и все время удивленное выражение лица. А еще велик был, хоть и мамкин: вполне приличная «Кама». Пашок же был выслан из Сестрорецка за плохое окончание учебного года. В Челябе жила его бабка по отцу, тетка злая и грубая, родственники общались с ней неохотно. — Родители с мелкой сеструхой в Адлер улетели. До сентября, — шмыгая носом, рассказывал он. — А у меня в году всего две четверки, вот я и это. Не заслужил. — Всего две четверки?! — возмутился Колян. — Да ты почти отличник, получается! Чего они... — Да не, — Пашок замотал головой на тонкой шейке. — По пению и рисованию четверки, остальные — тройки. Велика у него, разумеется, не было, поэтому Пашка приходилось возить на раме или багажнике кому-то из ребят. К счастью, тот был маленький и тощий как птичка. Колян очень обрадовался ему, потому что Сестрорецк — это почти Питер, так что они с Пашком были практически соседями. Новенький стал ему кем-то вроде младшего брата, и Колян сам возил бы его, но старый «Орленок» сильно вело в сторону, когда на багажнике сидел даже такой мелкий пацан. А Сане этот Пашок не нравился. Пискля, в драке бесполезный, как тряпка, да и трус наверняка. Ну или просто Саня привык считать себя лучшим другом Коляна, и теперь злился. Как оказалось, местные тоже не дремали. В один из дней Валерка прибежал на общий сбор и рассказал, что видел их банду, и было там уже человек десять. — То, что их больше — не главное, — вещал Колян, войдя в роль командира группы. — На нашей стороне правда! Мы просто хотим, чтобы нас не трогали и не портили нам лето! — И Володьке навалять, — добавил Митяй. — Ну да, и это, — согласился Колян. — Но сами в драку не лезем. Пусть они виноватые будут, если что. Саня ни с чем не спорил, но для себя решил, что если встретит Володьку одного — несдобровать тому. Некоторое время удавалось избегать конфликтов, но потом местные выследили приезжих, когда те сооружали домик на дереве в районе улицы Чкалова, и закидали мокрой глиной. В отместку Колян расписал план слежки за местными, и через несколько дней это позволило накрыть их на Восточном берегу беспомощными во время купания. Митяй и Саня примчались на максимальной скорости, схватили их вещи и дали деру в разные стороны по Хохрякова. По пути они встретились с остальными на Бажова, собрали все шмотки в большую коробку и подкинули ее во двор частного дома Машки Зенитки, предварительно расписав маркером футболку Володьки посланиями «Предатель», «Иуда» и «Козел». На следующий день местные изловили Пашка и приклеили его за шорты и майку к скамеечке в детском домике на площадке. Потом Саня встретил Михана и загнал его на дерево, так что тот боялся слезть и висел там до темноты, как гигантская груша, жалобно скуля и умоляя вызвать пожарных. После Коляну в почтовый ящик напихали собачьего дерьма, а Сане попытались приклеить входную дверь. У Киры весь подъезд исписали всякой ерундой и дурацкими рисунками (но это, может быть, было простым совпадением), а Валерке забрызгали велик розовой краской из баллончика. Ребята в долгу не остались: Зенитке изрисовали забор, так что ей пришлось красить его целый день, Шпале подсунули под придверный коврик подушку-пердушку, найденную на помойке и заклеенную сантехническим скотчем, Вадю облили водой, кинув пакет с крыши и испугав до истерики. Вечером его маман приходила ругаться к Саниной бабушке, но тот тоже вернулся весь мокрый и сказал, что его так же облили (что было почти настоящей правдой: Митяй случайно уронил пакет ему под ноги), так что кары не последовало. А потом Шпалу сбила машина на трассе. Тонированный джип промчался, даже не снизив скорости; Шпала остался лежать на дороге, а его искореженный велик от удара улетел в кусты. Местные гнались за приезжими, все пересекали трассу вместе, так что народу было много. Митяй постарался догнать джип, но вскоре вернулся ни с чем. Володька сразу помчался к мужикам в гаражи, чтобы вызвали скорую и ментов, Зенитка и Валерка поехали к Шпале домой за его мамой, а Саня с Пашком и Коляном отправились на рыбацкие места, чтобы попробовать найти его папку. Саня вообще не помнил, когда так быстро гнал, и боялся, что не успеет. Не найдет дядю Сережу, и Шпала умрет, не увидев его. Почему-то он считал, что очень важно его найти, и тогда все будет хорошо. Узнав о случившемся, рыбаки устроили перекличку и нашли Толянова папку. Кто-то даже взялся подвезти его на машине, чтобы быстрее было, и у Сани отлегло от сердца. Потом ждали у больнички все вместе до самой ночи. Никто не хотел уходить, не узнав, что там с Толяном — даже Пашок, отчаянно ссущий из-за злобной бабки, даже Машка, которой за опоздание грозило отлучение от улицы на неделю. Заплаканная мама Толяна вышла к ним уже совсем в темноте и рассказала, что операцию сделали, потом будут еще две. Пока ничего не обещают, но шансы есть. У Шпалы были сломаны обе ноги в нескольких местах и бедро, сотрясение мозга и еще разрыв селезенки от удара. Если бы ребята не вызвали скорую сразу, он мог истечь кровью и умереть. Водителя джипа нашли, потому что свидетелей было много: Саня хорошо запомнил марку и модель автомобиля, все вместе по памяти восстановили номер. Деталей ребята не знали, но слухи ходили, что водила из крутых, и будто бы он заплатил огромные деньги, чтобы дело замяли. Во всяком случае, Толяна перевели в отдельную платную палату с телеком, а его родители закупали дорогие лекарства, не выкраивая средства из скромного семейного бюджета. После операции к Шпале никого не пускали две недели: сперва в реанимацию, потом в интенсивку. Когда перевели в палату и позволили посещать, ребята потянулись косяком, и все несли, кто чем богат. В ход пошли ягоды и недозрелые яблоки, жвачки, конфеты, пироги из дома, игрушки из киндеров. Впускали только по двое, строго запрещая шуметь. — Ну ты теперь совсем Шпала, — сказал Колян в свою очередь. — Лежачий и твердый, в гипсе. Толян ржал так, что едва швы не разошлись, а Коляна и Саню тут же выгнали вон. До конца лета Шпала не вышел из больницы, но прогнозы были уже хорошие. Ребята часто встречались под окнами его палаты и показывали смешные сценки, рисовали на асфальте пожелания здоровья и громко рассказывали анекдоты в окно, веселя весь корпус разом. Теперь не было разделения на местных и приезжих, все проводили время вместе или мелкими компашками. Валерка, например, сильно сдружился с Миханом на почве любви к комиксам о супергероях, а Митяй, Кира и Вадя оказались ярыми фанатами компьютерных игр. Машка Зенитка призналась, что общак нашла и свистнула она: добавила к своим и купила маме на день рождения бусы. Так что Володьку простили и больше не трогали. Несмотря на некоторое разделение, купаться гоняли на великах всей толпой, а вечерами собирались у больнички. Саня и Колян теперь часто тусили вдвоем, хотя иногда с ними увязывался Пашок, иногда — Митяй. Загорали на крыше, жевали гудрон, ходили на рыбалку и в гаражи с Саниным дедом. Тот охотно учил ребят обращаться с машиной, и у других мужиков можно было посмотреть интересные случаи с ремонтом или прокачкой. Август получился тихим, спокойным и каким-то особенно мирным. Саня не мог вспомнить, когда он чувствовал себя настолько сытым впечатлениями и каким-то... наполненным. Словно все у него было, и это все было хорошо. За пять дней до отъезда Сани Шпалу впервые выпустили на улицу на десять минут. Он вышел на костылях, бледный, тощий, но ужасно счастливый, и ребята дружно прокричали ему «Ура!» троекратно. — Мама обещала, что новый велик мне купят. Будем гонять следующим летом, ага? — спросил он. В этом году Сане пришла в голову гениальная идея: еще в июле он предложил Митяю ехать обратно вместе — все равно же в Москву. Тот поговорил с родителями, они согласились, так что уезжали ребята вместе, в сопровождении Саниной бабушки и кубометра пирожков. Валерка уехал раньше, Киря еще ничего про себя не знал, а Пашок активно зазывал Коляна с собой послезавтра. Местные тоже приехали проводить их, так что толпа набралась изрядная. Парни обнялись, а Машка Зенитка, с чего-то вспомнив, что она девчонка, нацепила цветок в волосы и поцеловала Митяя и Саню в щеки. Саня еще засмущался, как-то покоробило его это. Будто внутри пошевелилось, неприятное такое. С чего-то неловко стало, перед Коляном особенно. Не хотелось, чтобы он видел. Наверное, это волнение от отъезда так сказывалось. В Москве Саню опять закружила школа, местные друзья во дворе и гараж. Батя стал брать его с собой, когда шел заниматься машиной, и дедова наука пошла впрок. Саня вполне достойно справлялся с заданиями, батя почти не орал на него, иногда даже удостаивал такого редкого «молодец». У Митяя тоже все было норм: родители запихнули его на какие-то крутые курсы английского, и он часто пропадал там после уроков. Валерка позвонил сам, поздравил с первым сентября и днем рождения разом, сказал, что у него все по-старому и мамка с Левкой не вернулись. Номер Коляна молчал. Саня каждый раз чувствовал гулкую пустоту где-то в груди, когда слышал с той стороны механическое «Абонент не отвечает или временно недоступен». Он не знал, случилось ли чего, или Колян просто сломал телефон или зарядник. Или, может, деньги кончились. Саня написал письмо ему на домашний питерский адрес, и только после отправки вспомнил, что был же еще Пашок. Тот оставил не только адрес и телефон, но и аську, и электронную почту, и даже скайп. К сожалению, у Сани компа не было, а в школе до пятого класса в компьютерный зал не пускали. — Нет, Саня, я не знаю про Колю, — печально отозвался Пашок по телефону. — Он остался в Челябе, я один уехал, с папкой. Обещал позвонить, когда приедет в Питер, но пока не звонил. А так у меня все хорошо, на следующий год обещают на море взять. У Сани тоже было нормально. Родители о чем-то часто разговаривали за закрытой дверью, и он сперва даже напрягся: вдруг тоже разводиться хотят или еще чего похуже. Но потом оказалось, что они просто не знали, как сообщить, что весной у Сани появится братик или сестричка. По этой причине Саню решили отправить на лето в Челябинск как можно раньше, чтобы маме было проще с мелким. Этой новостью хотелось поделиться первым делом с Коляном, но связи с ним так и не было. Тот позвонил сам только в ноябре. — Меня мамка забрала, все норм. В школе пускать не хотели, я ж почти всю четверть пропустил. Теперь нагонять надо. — А с мобилой у тебя чо? — А, так ее дед сослепу в стиралку сунул. Короче, кранты мобиле. Батя новую купить обещал, я номер дам, как появится. Хорошо, что ты пораньше приедешь: построим дом на дереве до того, как молодые ветки разрастутся. В декабре Саня уже знал, что у него почти стопроцентно будет сестра. Он немного расстроился, но потом вспомнил Машку Зенитку и повеселел: может, его сеструха будет такой же боевой, нормальной? На Новый Год батя принес домой комп, и теперь Сане разрешалось по часу в день играть или лазить в интернете под присмотром родителей. Сперва он не все понимал, но постепенно втянулся и загорелся желанием скопить денег на свой собственный комп, пусть и не самый скоростной. С друзьями опять обменялись посылками с мелкими подарками, причем Митяй прислал диск с игрой про машины, который надолго стал у Сани любимым. В апреле родилась Маринка. Саня подумал, что она похожа на сморщенную визжащую курагу, но говорить про это не стал: мама называла ее красавицей, так что, наверное, это он чего-то не догонял. В мае приехали бабушка и дед из Челябинска, чтобы познакомиться с мелкой, погостить и на обратном пути забрать с собой Саню. От Коляна вестей не было, Митяй обещал быть к июлю, как в прошлом году: они с родителями ехали в Испанию. Приехав в Челябинск и обойдя квартиры друзей, Саня обнаружил уже высланного сюда на постоянку Киру. Валерка умудрился заболеть чем-то серьезным, и его бабушка не знала, приедет ли тот вообще, поскольку сейчас лежит в больнице. Коляна не было, и его дед, так и не открывший дверь, наорал на Саню и Киру, чтобы те проваливали и больше не заставляли его ковылять по коридору с одной ногой. «Колян, мы здесь. Саня и Кира» — написали ребята у подъезда на асфальте, чтобы тот знал, кого искать. Эту надпись Саня подновлял каждый день. На всякий случай. Шпала практически совсем оправился после травмы и гонял на новом красивущем велике. Правда, ему приходилось носить корсет, но это все равно было лучше, чем валяться в гипсе. Машка отпустила волосы, Саня ее даже не узнал сперва. Михан стал еще пухлее: его мамка работала на хлебокомбинате, и он постоянно жевал свежие булки. Правда, к его чести, никогда не отказывал в угощении желающим и постоянно выносил булочек или багет на всех. Володька стал длинным, наверное, длиннее Митяя, и посветлел, будто выгорел на солнце. Противный Вадька с мамой, собакой и остальной семьей переехал в Екатеринбург: его папе предложили там работу с повышением, так что они особо не раздумывали. Появилось еще несколько новых ребят на лето и местных. Кира был нормальным парнем, в общем. Вдвоем они и на рыбалку гоняли, и мелочь искали между рядами на рынке и у ларьков, и семки лузгали на лавках во дворах. Но это не то было все, не появлялось у Сани внутри такого покоя, как в том году был. Колян приехал в середине месяца — черный, как огарок, в темных очках и ярких шортах. Саня глазам не поверил, когда его увидел, и тут же бросился навстречу. — Мы в Турции были, — сияя, рассказывал Колян. — Там круто! Я в море сидел с утра до ночи! И в бассейне еще! И мы с мамкой в аквапарке были — ваще улет! В отеле все в золоте и можно сколько угодно картошки-фри брать. Во, это тебе, кстати, — он сунул Сане в руки коробочку. — Рахат-лукум. Типа национальная сладость у них. Мамку как-то на работе угостили этим лукумом, и Сане совсем не понравилось. А этот вкусный оказался: в посыпке из сахарной пудры, тягучий, и внутри орешек. Офигенно вкусный. Саня его ел по кусочку, растягивая удовольствие: угостил по штучке бабушку и деда, и больше никому не давал. С Коляном сразу стало как-то интереснее, хотя ничего особенно не поменялось: рыбалка, гаражи, купание, крыши и семки. Хотя домик они все же построили и даже крышу накрыли из обрезков ондулина. Колян в этом году обустроил себе балкон, чтобы спать там в жару и когда дед очень уж квасит, чтобы не дышать его перегаром. Натренировавшись на домике, они без особого напряга соорудили козырек, чтобы защищал от дождя и яркого солнца. Саня снова чувствовал себя невероятно счастливым, его прямо распирало изнутри, как огромный надувной шар, который становился все больше. Митяй приехал в июле, а Валерка так и не появился. Как-то они заезжали к его бабушке, и та сказала, что ему уже лучше, но врачи рекомендовали долечиваться в Крыму или на Кавказе, так что папка отправил Валерку в какой-то санаторий на море. Она обещала передать, что друзья спрашивали о нем и желали здоровья. Лето в этом году вышло какое-то короткое и скомканное, пролетело незаметно, так что Саня ничего почти и вспомнить не мог. Когда удавалось набрать денег, ходили в компьютерный клуб, когда не получалось — слонялись по улицам, гоняли на озера, загорали на крыше и плевались в прохожих. Колян воровал сигареты у деда, и они вдвоем скуривали их на чердаке, а потом зажевывали петрушкой или луком, свистнутыми в частном секторе. Жгли костры, жарили хлеб и ели, густо посыпав солью, с тем же луком с чужих огородов. Ночевали на балконе у Коляна вдвоем, а однажды даже пошли с дедом на ночную рыбалку. Лежали на брезенте, смотрели в небо, полное звезд (Саня столько никогда за раз не видел), потом ели уху из свежевыловленной рыбы, а к утру сидели по кустам с расстройством желудка, а дед суетился и просил не говорить бабушке. В этом году Колян уехал раньше: видимо, прошлогодняя встряска в школе не прошла даром, и мамка забрала его в конце августа, чтобы успеть к началу учебы. Саня тогда впервые ее увидел: усталая, грузная женщина, совсем не похожая на Коляна. Они попрощались на вокзале, пообещав звонить или хотя бы по электронке переписываться. А на будущий год встретиться здесь снова. Дома Маринка давала жару. Саня едва нашел свои вещи: мама убрала их подальше, чтобы не мешались, и повсюду царили распашонки, памперсы и песочники, а пол ровным слоем покрывали игрушки. Учебы в этом году стало больше, да Саня еще и в школьную секцию по боксу записался, чтобы пореже дома зависать, но зато компьютер сближал с далекими друзьями: Колян написал еще до того, как Саня приехал, и Кира тоже, и даже Шпала из Челябинска. А еще прорезался болезный Валерка из Сургута своего. Бабушка по телефону продиктовала ему адреса электронных почт ребят, и теперь он слал всем виртуальные приветы, страдая, что проболел все на свете и не участвовал в общей движухе. Митяй, с которым Саня снова ехал вместе домой (на этот раз с его двоюродным братом), вообще постоянно висел в сети и отвечал почти мгновенно. Все каникулы Саня старался проводить в гаражах с батей, который тоже домой не спешил: из-за рева Маринки спать стало почти невозможно. Вместе они постепенно перебрали весь «Жигуль» до основания, заменяя изношенные детали, чтобы подготовить тачку к продаже. На Новый год Саня получил свой первый личный мобильник. И мама тоже. А Маринке достался игрушечный, с цветными крупными кнопками и писклявыми мелодиями. Домой теперь вообще стало страшно приходить. Саня и Колян перебрасывались сообщениями каждый вечер, выдумывая сокращения, чтобы влезло побольше новостей. Приближалось лето; Маринке исполнился год. Родители Коляна все так же ругались, но не разводились, и он уже собирал вещи на лето. Митяй тоже ехал, причем прямо после учебы: в этом году на море не летели, его маме доктор прописал спокойный отдых без избытка солнца, так что они с папой вдвоем собрались в санаторий на Селигере. В первый же день в Челябинске Саня и Митяй участвовали в драке с гопотой в своем дворе. Оказалось, в бывшую квартиру Вади въехал какой-то зек с тремя сыновьями от тринадцати до девятнадцати лет, и эти парни с такими же друганами держали в страхе весь район. Пацанам повезло, что попались они младшему контингенту, так что со здоровенными лбами драться не пришлось. Саня применил на практике свои знания бокса и убедился, что занимался маловато. Надо было на какую-нибудь уличную борьбу идти или хоть самбо, чтобы и ногами уметь лупить. Правда, самому настырному парню с торчащими ушами он так засветил в челюсть, что вывернул ее к чертям. Бабушка хотела вызывать полицию, но Саня отказался. Он прекрасно понимал, что эти отморозки не отвяжутся, и проблему нужно решать по-пацански. В гаражах они с парнями подошли к Кузьмичу — суровому мужику дикого вида и такого же нрава, — и с его помощью сварили себе первые настоящие кастеты. У каждого в карманах теперь были металлические шарики, чтобы кидать с расстояния или сыпать под ноги: это Коляну пришла в голову светлая идея, он такое в кино про ниндзей видел. Из местных друзей оставались Кира, Шпала и Зенитка. У Володьки посадили отца, а его самого забрали (может, мама, а может и опека), а Михан с семьей уехал в Израиль. Валерка приехал как раз к дате намеченной разборки, и его поставили стоять на стреме. Остальные подкараулили младшего из трех этих недоделанных братьев Гавс с двумя друзьями, и отделали, как отбивные. После этого отмылись у Коляна дома (дед его спал и ничего не видел) и сидели во дворе с семечками, опасаясь мести старших. Несколько дней было тихо: должно быть, младший носа из дома не высовывал со страху. А потом снова начались посиделки на улице с матом и водкой. Правда, «мелких», как новая гопота называла ребят, больше не трогали. Постепенно Саня даже привык к ним: после Маринкиных концертов чьи-то пьяные вопли во дворе вообще не катили. Ближе к концу лета Колян раздобыл на помойке стопку журналов с голыми тетками, и сидеть у него дома стало невозможно. Почти все свободное время тот пялился на сиськи и письки, а если отвлекался, то начинал говорить о них. Саня с трудом выдерживал, по третьему кругу выслушивая рассказы, как Колян подглядывал за девчонками в школьной раздевалке и как на пляже в Турции одна женщина загорала без лифчика, а еще соседка в доме напротив в Питере не закрывает шторы и часто ходит голая. За неимением личного врага, Саня злился на бумажных голых теток, которые занимали его друга больше, чем всякие по-настоящему важные дела. Он-то давно понял, что в основной массе девчонки только все портят: всегда крепкая мужская дружба заканчивается свадьбой одного из друзей. И даже супергерои сдают позиции, когда у них заводятся женщины. Это слабое место для мужчины, ведь стоит взять его девчонку в заложники и начать пытать — как он сам все расскажет и отдаст. Нет, конечно же, есть девчонки типа Машки Зенитки — бойцы, амазонки и отличные парни, хоть и девчонки. Но ведь Колян-то не об этих говорит. Совсем не об этих. — Ты просто не дорос еще, — важно махал рукой Колян. — Вот через год-два посмотрим, как ты свой стручок наяривать будешь на такие картинки. Саня краснел и злился, сдерживаясь из последних сил, чтобы не обложить его матом. Может, Колян и был прав, и дело в возрасте, а не в каких-то там отличиях, но слышать это все равно было неприятно. К счастью, эти моменты проходили, и у него снова был лучший друг, с которым можно лежать на остывающей крыше, смотреть, как тает закат, пускать в небо кольца сигаретного дыма и обсуждать тачки. Так что это лето было почти таким же счастливым, как прежние. Маринка научилась ходить. Это означало что все — вообще все — нужно убирать выше или запирать на ключ. Мама часто гостила у других бабушки с дедом, которые на внучку нарадоваться не могли, так что Саня регулярно оставался дома один (батя работал сутками) и смотрел телек допоздна. Там-то он и увидел впервые фильм про пидорасов. Ясное дело, он и до этого знал, кто такие педики — все ими дразнятся, как не знать, — но теперь, взглянув на это дело под другим ракурсом, он всерьез задумался. Многое из того, о чем рассказывали в фильме, было ново и непонятно, но многое и знакомо. И если раньше Саня считал, что пидоры — это такие манерные уроды в ярких шмотках, то тут он видел совершенно нормальных людей. Таких же, как он сам: простых парней в обычной одежде. Просто у них внутри были какие-то отличия, невидимые глазу и неизвестные науке, которые заставляли их выбирать не то, что положено. Этот фильм произвел на него очень большое впечатление, и Саня часто возвращался к нему в мыслях. С одной стороны, это был тот самый мир, который так ему нравился: нормальные парни общались с нормальными парнями, без девчонок. А с другой — это же пидоры, которыми даже первоклашки дразнятся. Может ли быть… Он вспоминал голые лопатки Коляна, ямку между его ключиц и коричневую родинку над соском— и чувствовал что-то тянущее в животе, как голод, но только не голод. Это пугало и притягивало одновременно. Саня думал, смог ли бы он поцеловать Коляна. Представлял его губы, сигаретный привкус, влажный язык… мог бы, а? Ему начали сниться странные сны, после которых он просыпался в окружении скользких пятен, и помогали от этого только большие нагрузки. Саня все чаще торчал в спортзале после уроков, отрабатывая удары на груше, чтобы хотя бы во сне не думать об этом. Отличается он или нет? Есть ли в нем это невидимое, неправильное? Колян писал редко, вроде как занят был — но в Челябу собирался. Дат, правда, не знал. Саня не стал расспрашивать. Митяй написал, что не приедет в этом году: они с родителями собирались в круиз, а потом к маминой подруге в Болгарию на месяц. Летний Челябинск встретил его дерьмовой погодой с дождем и холодом. Первые четыре дня Саня просидел дома, иногда выбираясь с дедом в гараж. Валерка опять укатил на море и собирался сюда только в августе. Колян молчал, но сообщения ему приходили. Хоть это успокаивало. В первый день, когда дождь утих, Саня отправился к его дому, надеясь выяснить у деда, когда приедет Колян, и, к своему удивлению, застал его самого во дворе. Вместе с Машкой. — О, здорово, Саня! Молодец, что зашел. — Привет, — улыбнулась Машка. — И вам привет. Я же писал, что приехал. Ты не отвечал, — Саня с подозрением смотрел на довольную рожу Коляна, на его красные губы, на цветок у Машки в волосах. — Ну я это… деньги у меня закончились. Мы с Машенькой переписывались, — Колян хихикнул. — Это вы типа чо, встречаетесь? Теперь захихикали уже оба, переглядываясь и толкая друг друга плечами. — Типа да, — сказал Колян, наконец. — А чего? — Ничего. Спросил просто. На рыбалку собирался, хотел тебя позвать. — Не, Сань, я пас. Мы с Машей четыре дня не виделись из-за дождя, едва выдержали. — Ну ясно. Ладно, бывай. Саня не помнил, как дошел домой и миновал свой двор. Когда-то в ноябре, когда он звонил Коляну на выключенный номер, внутри делалось гулко и пусто, а сейчас было так же, только еще и хрупко. Казалось, что внутри все покрылось слоем тонкого стекла, и стоит только двинуться резче обычного — и внутренности разлетятся на осколки, заливая его горячей кровью и свежей болью. Может быть, это и были те самые невидимые отличия. Может, это они так болят? Он уходил утром и возвращался вечером. Крутил педали, снова и снова объезжая город, и каждый раз спотыкался мысленно: здесь они строили домик. Здесь купались, а тут вот Колян стоял, сжимая кулаки, такой злой и крутой. А тут курили как-то, в страшный ливень. Здесь гоняли, и здесь, и вот там. А на этом дереве сидели, когда Колян рассказывал, что не любит капусту. Херня какая-то. Саня чувствовал себя так, словно потерял что-то, и колесил по знакомым местам, пытаясь найти это и вернуть, да никак не мог. Везде оказывалось пусто. Он, как и прежде, ходил на рыбалку вдвоем с дедом, иногда уезжал на велике один. В гаражи снова ходили, ездили в сад с бабушкой. Все как раньше. Если бы не эти отличия. Колян проявился где-то через месяц. Поругались они, что ли, с Машкой. Саня не спрашивал. Встретились, прокатились до реки, но купаться не стали: настроения не было. И темы общие куда-то пропали, хотя раньше и напрягаться не нужно было, само собой все выходило. А теперь словно то, жесткое, стеклянное и хрупкое, встало между ними и тихо похрустывало трещинками. Напоследок покурили на чердаке дома Коляна и разошлись. Неловко получилось как-то. До конца лета они виделись, но почти не общались. Здоровались, иногда курили вместе, перебрасывались общими фразами. Один раз семки лузгали, но все равно уже не то было. Не получалось уже как раньше. Все сделалось неуловимо иначе, словно сломалось между ними что-то важное, а чинить это они не умели. Валерка приехал в августе и сразу решил, что они поругались. — Слуш, ну Сань, я вас знаю сто лет! От вас же искрит прямо, ну. — Не ругались мы. — Ну да. — Да. Не знаю я, что случилось. Может, просто выросли. Валерка смотрел с сомнением, но вроде отстал. Саня все равно ничего не мог ему объяснить. Последний месяц лета тянулся мучительно долго. Впервые в жизни Саня считал дни до отъезда и торопил учебный год. Следующим летом Саня в Челябинск не поехал. Слишком уж значительные оказались они, эти невидимые отличия. Слишком важные, чтобы просто забить на них.