Crush

      Старый двухэтажный особняк, доставшийся Хаксу в наследство после смерти отца, был существом со своим собственным нравом. Летом он казался сонным и безобидным, однако с началом осени, когда птицы дружными клинами потянулись на юг, а узловатые яблони в заброшенном саду стали облачаться в красное и золотое, дом помрачнел и потемнел, и скрип деревянных половиц под ногами начал казаться почти зловещим.       Ласточки гнездились под крышей, поэтому каждое утро Хакса будили звонкие голоса птенцов, но сегодня, когда он задремал прямо за своим рабочим столом над пособием по анатомии, его сон прервал стук в дверь кабинета. Встрепенувшись, Хакс осоловевше вслушивался несколько секунд в глухую тишину, пока не вспомнил, что птицы не вернутся до самой весны.       Стук повторился. Поправляя на ходу тёмно-рыжие волосы, и как был — без пиджака и в расстегнутой рубашке с закатанными рукавами, Хакс отпёр тяжелую дверь, всё еще щурясь после сна.       На пороге стояла Роуз, и лицо ее, побледневшее и непривычно беспокойное, однозначно утверждало: дела плохи. — Простите, доктор, — зачастила она, едва он открыл рот, — простите, я бы не стала вас будить так поздно, но дело срочное!       Когда Роуз волновалась, ее китайский акцент делал речь практически неразборчивой, но за месяцы её преданной службы Хакс почти безошибочно научился распознавать каждое слово. — Что случилось? — как можно строже спросил он. — Там самолет упал! А они его вытащили, а там не ноги, а каша!.. Скорее, доктор, они возле крыльца ждут!.. — Кто ждёт-то? — Шахтеры! — негодующе всплеснула руками Роуз. — Я же говорю, самолет упал, а они…       Хакс жестом остановил её, и Роуз тут же замолчала. — Готовь операционную, — распорядился он, нашаривая в кармане брюк очки. — Инструменты простерилизуй!       Роуз мигом бросилась вниз по лестнице, придерживая тёмно-синюю юбку руками. Её чёрные прямые волосы выбились из привычной прически, а белый передник сбился набок.       Хакс достал из другого кармана серебряный портсигар, вытащил папиросу и поджёг её кончик спичками, которые тоже всегда носил с собой. Медлить было нельзя; затягиваясь на ходу крепким ароматным дымом, он поспешил вслед за Роуз вниз, мимо старых напольных часов, что показывали семь вечера.       Входная дверь была открыта нараспашку, и в её проёме неловко топталось несколько человек с усталыми и встревоженными лицами. Кого-то Хакс сразу узнал — они поступали по той или иной причине в больницу, где он трудился доктором, так что удивляться, почему эта группа нанесла ему столь неожиданный визит причин уже не было. Как никак он был единственным врачом в округе, не считая обслуживающего персонала из больницы, да старого фельдшера, что жил почти у самой реки. — Доктор, спасайте! — заголосил самый рослый, чернокожий шахтёр по имени Финн. — Мы его дотащили скоро, как могли!       Шахтёры закивали и что-то взволнованно забубнили; Хакс решительным жестом отодвинул их в сторону, чтобы расчистить себе путь к грубо сколоченным носилкам. Человек, лежащий на них, был без сознания, и тягучая ало-бордовая кровь капала прямо на свежепокрашенный белый порог. — Тащите его, — распорядился Хакс, махая сигаретой. — Роуз покажет, куда положить.       Неуклюже переминаясь, шахтёры потащили носилки по коридору вниз, а Хакс поймал за рукав сунувшегося было за ними Финна. — Кто это такой? — Он на почтовом самолёте летел! — с готовностью отозвался Финн. Кепка его помялась и съехала на бок. — Мы, значит, уже работы закончили, сидим ужинаем, как вдруг!.. Гул!.. И эта машина летит, нет, не летит!.. Падает!.. И дым валит!       Хакс напряженно слушал его, стряхивая пепел с папиросы прямо на пол - всё равно после очищать следы крови. — Я крикнул остальных, и мы побежали туда… А там воронка такая, и этот самолёт торчит, прямо носом врезался и почти развалился! Коробки везде рассыпались и бумажки всякие… А потом наш бригадир кричит, мол, пилот ещё живой! Мы его вытащили, а там не ноги, а просто тряпки, и кровища так и хлещет! И мы к вам, скорее!.. До больницы-то дольше добираться!.. — Понял, — Хакс достал ещё одну папиросу и отдал её вместе со спичками Финну. — Это вы правильно… Забирай своих и идите, вам тут нечего глазеть.       Финн машинально забрал у него папиросу и спички, и Хакс быстро отправился в операционную. Роуз мигом захлопнула двери за любопытствующими шахтёрами, словно в запретное святилище; она уже успела набросить свою белую накидку и повязать шапочку.       Пока она хлопотливо затягивала завязки на его халате, Хакс осматривал пациента — молодого человека с землисто-бледным цветом лица и орлиным профилем. Ноги бесформенно раскинулись по свеже-расстеленной клеёнке.       После он тщательно вымыл руки, скребя розовым куском мыла под ногтями и прохаживаясь почти до самых локтей, взбивая острую розовую пену, а Роуз вооружилась ножницами и рассекла мокрую ткань штанов, освобождая пострадавшие конечности.       Хакс сглотнул: это был один из самых сложных случаев в его практике. Он не был юнцом и во время войны повидал всякое, но здесь же…       Правой ноге повезло больше; переломы были минимум в двух местах, желтоватые кости торчали наружу, разорвав смуглую кожу, но она выглядела много лучше, чем левая, у которой даже не было ступни, колено полностью было раздроблено и куски мышцы вились красными верёвками.       Роуз судорожно вздохнула, но не отвернулась.       Хакс привычным движением пощупал пульс, но в холодном запястье не обнаружилось никаких, даже самых слабых толчков. Он уже подумал, что поздно, но тут едва-едва уловимый удар отозвался в подушечках пальцев, но бледность лица и заострившийся нос говорили о том, что нужно поторапливаться.       Организм пилота продолжал бороться за жизнь. — Может, не нужно?.. — робко спросила Роуз, но Хакс так на неё зыркнул, что она мигом замолчала. — Впрыскивай камфару, — распорядился он.       Роуз явно не одобрила его решения, но как всегда, возражать не стала, и быстро надломила стеклянный кончик ампулы. Желтое масло быстро заполнило шприц.       Хакс вдруг вспомнил, как тащил на себе молоденького паренька, подорвавшегося на мине. Тогда он не успел, и мальчик умер у него на руках.       Роуз с обиженным лицом воткнула иглу, нажала на поршень, и масло ушло под кожу. Хакс продолжал сжимать холодное запястье, не обращая внимания на пот, выступивший над губой, и слушал, слушал далекие отзвуки едва теплящейся в изорванном теле жизни.       Пульс был. — Будем ампутировать, — распорядился хрипло Хакс. — На другую — гипс. — Доктор, вы уверены?.. — Готовь ампутацию, я сказал! — рявкнул он на заметавшуюся Роуз. Безымянный пилот камнем раздора лежал между ними, и кровь уже не текла из изуродованных ног. Его синеющие веки были полузакрыты, и сквозь плотные чёрные ресницы виднелась мутная белизна глаз. Чувствует ли он что-то? Хакс надеялся, что нет.       Как сквозь туман он почувствовал влажную губку — Роуз промокнула пот у него на лбу. Лицо мальчика и лицо пилота слились воедино, и Хакс с трудом мог понять, кто же сейчас лежит на его рабочем столе.       Он привычно взял острый нож со стального подноса, полоснул бедро — клочья кожи разошлись в стороны, не дав более крови. Следовало торопиться. Секунды прыгали с щелчками, словно кто-то принёс и установил здесь те часы со второго этажа.       Роуз держала торзионные пинцеты наготове; Хакс срезал большой кусок мяса и надрезал белую трубку сосуда, и снова нет крови.       Зачем он мучает это тело? Почему не даёт умереть?       Повинуясь едва заметному жесту, Роуз зажала сосуд пинцетом, потом ещё один и ещё, и скоро вся нога стала похожа на ощетинившегося металлическими иглами ежа. Когда основные пути движения крови были пережаты, Хакс уверенно взял пилу с мелкими зубчиками и стал пилить кость, быстро и без сомнений, потому что сейчас на такую роскошь не было времени. Ему нужно было вытащить этого пилота, чтобы его лицо не снилось беспокойными ночами в грозу, как лицо того мальчика и многих-многих других.       Ногу отбросили прямо на пол. И без того невысокий пилот стал словно ещё ниже ростом. Далее — дело техники, шитьё, тампоны; и Хакс поминутно смотрел, жив ли ещё его неизвестный пациент, не понимая даже по застывшему восковому лицу, но Роуз утвердительно кивала, и он продолжал работать, делая то, чему учился всю жизнь.       Гипс накладывали уже погодя; Роуз вся перепачкалась, мешая раствор, но не жаловалась, и Хакс быстро сформировал кокон вокруг второй ноги, оставляя окна на местах переломов. Жутко хотелось курить. — Дышит? — хрипло спросил он, и Роуз снова проверила пациента. — Дышит! — сказала она, и буква “Ш” в её журчащей речи почти полностью превратилась в “С”.       В конце концов, всё было кончено. Бессознательное тело пилота вывезли на каталке из операционной и доставили в соседнее крыло в пустующую комнату под чутким руководством Роуз.       Хакс мыл окровавленные руки в раковине, безучастно глядя, как постепенно светлеет вода. Нога без ступни всё ещё лежала возле операционного стола, и внезапно Хакс подумал, что лучше бы пилоту умереть поскорее, не приходя в сознание и не видя, что с ним произошло.