Crush

      В себя пилот не приходил сравнительно долго. Его тяга к жизни была встречена Хаксом с некоторым удивлением и научным интересом, который подстёгивался внешними раздражителями.       Комиссия по расследованию инцидента приехала на следующее после аварии утро — два хмурых, карикатурно-схожих чиновника в сопровождении полицейских. Сам Хакс их трудов не видел, но Финн, который пришёл в больницу навестить своего племянника, рассказал, что они шныряли вокруг воронки, прочёсывая каждый клочок земли, подбирая уцелевшие посылки и фиксируя в бумагах повреждения самолёта — когда-то по-игрушечному изящного, а теперь искорёженного и изломанного ударом биплана. Его остатки развозили сразу несколько повозок.       К самому Хаксу они тоже было сунулись, чтобы посмотреть на спасшегося пилота, но получили весьма холодный приём. Посмотрев сквозь приоткрытые двери на неподвижное тело, комиссия удалилась, отказавшись от чая.       Хакс проводил дни в больнице, возвращаясь только поздним вечером, так что пострадавший целиком и полностью был на попечении Роуз. Та, правда, не сразу решила взять на себя такую ответственность и даже решилась робко возразить Хаксу, что происходило крайне редко. — Тебе в любом случае нужна практика, — устало говорил ей Хакс, щурясь на пламя в камине. — К тому же медикаменты я всё равно буду колоть сам. — Но если с ним что-нибудь случится? — возражала Роуз, складывая брови двумя узкими чёрными галочками. — Пока вас нет, доктор, я ведь…       Она не договорила. Хакс устало потёр ноющие виски. — Я не могу сидеть возле него сутками, другим пациентам тоже нужна помощь. Сейчас вот испанка, до этого тиф. Везти его в больницу в таком состоянии — верное убийство, его растрясёт в повозке, швы разойдутся. Нужно ждать.       В итоге он, конечно же, убедил её. Пока Хакс пропадал в больничных палатах, метаясь от койке к койке, Роуз меняла повязки, обтирала и ухаживала за неподвижным телом, а вечером Хакс проверял, жив ли вообще его гость, сразу как только стаскивал с себя пальто и мыл руки.       Роуз ложилась рано, будучи привычной даже после нескольких лет к режиму шахтёров, и поздние вечера Хакс проводил в одиночестве, если не считать пушистой рыжей кошки Миллисент — вредного и своенравного обитателя дома. Миллисент, скрасившая последние дни умершего отца Хакса, даже кормившую её Роуз подпускала к себе с невероятным презрением, а на остальных гостей дома она и внимания не обращала, лишь царственно восседала на перилах второго этажа и рассматривала посетителей мерцающими зелёными глазами.       Не сказать, что одиночество тяготило Хакса. Он всегда был человеком серьёзным и собранным, быстро устающим от шумного общества и находящим единственную радость в страсти своей жизни — медицине. Он постоянно штудировал медицинские журналы, с удовольствием читая о новых открытиях и гадая, какую пользу они могут принести, выписывал для больницы экспериментальные препараты и следил, чтобы перевязочных материалов хватало с достатком.       На раскинувшихся вокруг холмистых зеленых землях на поверхность выходило сразу несколько шахт по добыче серебра, и на этом участке действовал один из первых в Англии профсоюзов - правительству приходилось считаться с требованиями рабочих, поэтому финансирование, хоть с явной неохотой, но проводилось. Кроме того, Хакс полагал, что тут не последнюю роль играет его собственное происхождение — полковник Брендол Хакс был личностью одиозной и влиятельной, и многие представители высоких чинов тешили своё самолюбие тем, что могут превзойти его хотя бы после смерти, пусть это и свелось в итоге к финансовым потокам. Ходили также упорные слухи о том, что больницу собираются капитально перестроить и сделать закрытый частный госпиталь для высшего общества.       В любом случае финансовое положение было стабильным, и это радовало.       С появлением Роуз Хакс смог уделять меньше внимания удручающему его быту и больше времени отводить на самообучение. Вечера он проводил в полумраке кабинета в окружении книжных шкафов, на которых керосиновая лампа отбрасывала свои жёлтые пятна света, и слушал, как за окнами перешептываются старые деревья. Потягивая виски и делая заметки, внимательно пробегая глазами текст и время от времени затягиваясь папиросой, Хакс обитал в одиночестве в своём уютном мире, пока глаза не смежал сон, и он не отправлялся в свою спальню, если, конечно, не упускал момент и не засыпал прямо за столом, подложив под голову очередной медицинский журнал.       Теперь привычный распорядок оказался нарушен. Хоть Хакс и распорядился оборудовать в бывшей столовой небольшую операционную, где держал необходимый минимум инструментов, всё-таки редко когда больные попадали туда, чаще направляясь сразу в больницу, но это было скорее данью тому времени, когда Хакс в три погибели согнувшись в низкой полотняной палатке наскоро извлекал пули и штопал рваные раны. Комната стала гарантом спокойствия, хоть её двери почти не открывались.       И вот, его привычный распорядок дня потерпел изменения.       В керосиновом свете лампы кожа пилота казалась оливковой. Он лежал неподвижно несколько дней, не приходя в сознание, и только чуть заметное приподнимание грудной клетки и беспокойно мечущиеся под веками глаза свидетельствовали, что он ещё жив.       Хакс проверял всё лично, не потому, что не доверял Роуз, а просто из-за привычки делать всё самостоятельно. Обработка повреждённой конечности проводилась по всем правилам - он с сухой деловитостью отметил отсутствие воспалений и раздражений. Гнойников тоже было не видно. Роуз отлично справлялась.       В один из таких вечеров пилот очнулся.       Хакс привычно заполнял дневник наблюдений, бормоча что-то про себя, и не сразу понял, что на него смотрят тёмные затуманенные глаза. Он тут же отложил книжицу в сторону. — Всё в порядке, — успокаивающе сказал он, видя, как тщетно пострадавший пытается произнести хоть слово, — Вы в безопасности. Вы меня понимаете? Моргните, если понимаете.       Тёмные глаза на миг скрылись за полосами ресниц. — Хорошо. Потерпите немного.       Хакс осторожно коснулся дрожащих век, оттянул их чуть в сторону, проверил первичные реакции зрачка. Всё в норме. Ресницы слегка щекотали подушечки пальцев. — Больно… — едва слышный шёпот тёплой волной коснулся запястья. — Я вколю вам немного морфия, — предупредил Хакс. — Это снимет боль.       Пилот устало прикрыл глаза.       Склянку с морфием Хакс заблаговременно принёс из больницы, хотя и не надеялся, что ему удастся применить его. Быстро приготовив раствор, он набрал необходимое количество в шприц и ввёл иглу под смуглую кожу руки. — Сейчас вы почувствуете тепло, — предупредил Хакс, надавливая на поршень. Уровень раствора стал медленно понижаться. — Захочется спать. Не сопротивляйтесь, это нормальный эффект. Боль отступит.       Он убрал опустевший шприц на поддон и слегка помассировал окрестности укола. Пилот не реагировал на прикосновения, и только спустя несколько минут, когда его дыхание стало более спокойным и глубоким, Хакс убедился, что он заснул.

***

      По утрам с каждым днём становилось всё прохладнее. Пару раз шёл дождь, после которого сад источал пьянящий запах мокрых листьев и влажной земли. Хакс оставлял окно на ночь приоткрытым и, просыпаясь, с наслаждением вдыхал полной грудью бодрящий воздух.       Поток больных не иссякал — помимо свирепствовавшей в округе испанки, местные жители обращались и с обычными болячками. Живой человеческий конвейер не давал Хаксу ни одной свободной минутки, порой он забывал даже про свой обед, особенно увлёкшись каким-нибудь нарывом или грыжей.        Всем было любопытно послушать про таинственного гостя, и каждый задавал вопросы, но Хакс быстро сбавил градус любопытства сухим: “Идёт на поправку”. Местные перешёптывались, но не осмеливались выспрашивать подробности.       Роуз Хакс тоже строго-настрого запретил трепаться почём зря. — Они горазды чесать языками, — сказал однажды он ей, почти не жуя глотая своё жаркое. — И не нужно давать лишний повод для сплетен.       Роуз, как всегда, с ним согласилась.       В очередной раз Хакс пришёл проведать пилота после очередного безумного дня. Наплевав на субординацию и авторитет, он упал в кресло и закурил. Как приятно было после тяжёлой рабочей смены сбросить халат и пиджак, ослабить галстук, расстегнуть пуговицы и просто сидеть, наполняя лёгкие дымом.       В этот раз взгляд пилота был более осмысленным и направленным. — Мне кажется… — язык быстро облизал пересохшие губы, — я вижу всякое… — Что вы видите? — спросил Хакс.       Он с радостью отметил, что кожа уже не была такой ужасающе землисто-бледной, приобретя здоровый цвет, что свидетельствовало о постепенном возобновлении нормы крови в организме.       Пилот замолчал, смотря на Хакса почти смущённо. — Я совсем сошёл с ума, - прошептал он. - Вижу женщину… будто японку… — Китаянку, — поправил его Хакс. — Она вполне реальна.       Тот выдавил измученную улыбку. Вокруг глаз мигом разбежались мелкие морщинки. — Ты рыжий, — продолжил он, — значит, ирландец. А она… китаянка?..       Хакс скосил глаза в хромированную поверхность подноса со шприцем. При таком освещении его волосы были скорее медными, чем рыжими. Но пилот попал в точку. — Всё верно, — сухо подтвердил он. — Меня зовут доктор Армитаж Хакс, а китаянку — Роуз. Вы в моём доме. Помните своё имя?       Пилот беспокойно зашевелился. Тонкое одеяло пузырём провисло над пустотой на месте ноги. — Помните своё имя? — повторил Хакс твёрже. — По, — наконец ответил пилот. — По Дэмерон. Откуда тут китаянка?.. — Из Америки, — пожал плечами Хакс, как будто это что-то объясняло. — Как вы себя чувствуете, мистер Дэмерон? — Больно, — тихо сказал тот. — И нога… левая нога так чешется… — Фантомные боли, — Хакс со вздохом приподнялся с кресла и наклонился к Дэмерону ближе, надеясь, что запаха виски от него пациент не учует. — Не шевелитесь, я должен проверить реакции.       Зрачок сильно сузился, как и полагалось.       По лежал тихо, пока Хакс с ним возился, и только по скорбной морщине на лбу можно было предположить, о чём он думает. — Вы сказали, — произнёс он, едва Хакс снова сел, — фантомные боли?..       За окнами порыв ветра наклонил ветви яблонь, и они скорбяще зашелестели. В комнату влетел иссохший жёлтый лист, которых на деревьях становилось всё больше и больше. — Именно так я и сказал, — Хакс проследил, как лист спланировал на деревянные половицы. — Мне очень жаль, мистер Дэмерон, но действовать нужно было быстро, а других вариантов я не видел.       Правильные черты лица исказились, но пилот не произнёс ни слова. Он попытался приподняться, но длительное пребывание в постели заставило его мышцы ослабнуть. — Что вы со мной сделали? — страшно прошептал он. — Что вы сделали, чёрт бы вас!..       Он снова дёрнулся, на этот раз сильнее, но Хакс поспешил схватить его за предплечья. — Лежите спокойно! - приказал он, пригвождая сопротивляющегося По к постели. — Конечность должна быть в поднятом положении, иначе зачем я вообще с вами мучился?       Сил у Дэмерона всё же было немного, и он быстро прекратил борьбу. Его кудрявые тёмные волосы разметались по смятой подушке. — Зуд через некоторое время ослабнет, — как можно мирнее сказал Хакс. — Со второй ногой всё лучше. Вы сможете начать физиотерапию, как только окрепните, и я…       Дэмерон посмотрел на него так яростно, что Хакс невольно прервался — в его взгляде горел такой огонь ненависти, какой он никогда ранее не встречал. — Я пилот! — едва разжимая тонкие губы, проговорил Дэмерон. — Как я буду… теперь? — его ноздри раздувались от гнева, а зрачки всё ещё были сужены от употребления морфия. — Почему ты просто не дал мне умереть?!       Вопрос без ответа тяжело повис в воздухе, и снова можно было расслышать вздохи ветра снаружи. — Я вколю вам дозу морфия. Это успокоит и снимет боль.       По молча отвернулся. Он не произнёс ни звука, когда игла без препятствий вошла под кожу.