Цирк ускользающей радуги

Эпилог Он упал на колени, и вскочил, и снова упал, и, разглядев перед собой человеческую фигуру, с криком встал на дыбы. Горячее стекало по щекам, по задней ноге, бедро пылало болью, и ужас от содеянного застилал ему глаза. — Брок, держи Дикси, отходите, отходите! — Да он взбесился! Стив, не лезь! Он тебя в кашу растопчет! — Баки, Баки, тише, это я, ты вернулся, все получилось, все хорошо. Но это была неправда, ложь, полный абсурд! Ничего не было хорошо, даже близко. Как хоть что-то могло быть хорошо, когда он… он… — Стив… — простонал Джеймс (потому что его на самом деле звали именно так, Солнце угадал) и опустился на все четыре ноги, а потом — на колени, и застыл так, крупно дрожа. — Кем я был… Что я делал… Господи… Отчаяние и ужас снова завихрились вокруг, грозясь захлестнуть его, и раздавить, и размолоть остатки в пыль, однако голос, знакомый, мягкий, но настойчивый голос велел: — Баки. Открой глаза. Не сразу, но Джеймсу удалось разлепить ресницы — Солнце держал его за щеки большими горячими ладонями и смотрел в самую душу. И то, что он там видел, не заставляло его кривиться в страхе и отвращении, он не называл Джеймса убийцей, не отдергивал руки, не отворачивался в презрении, и мало-помалу дыхание Джеймса успокаивалось. — Я не знаю, какие у тебя были причины, — негромко сказал Солнце. — Но наш договор о трех днях по-прежнему в силе. Что касается твоих воспоминаний, это целиком и полностью твое дело. Ты можешь рассказать и уйти, а можешь рассказать и остаться. Ты можешь ничего не рассказывать, а потом уйти или остаться — все, что захочешь, это тоже твое право. Ты понимаешь меня? На словах все звучало просто, слишком просто, так просто, что верилось с большим трудом, но в голове вертелось чересчур много всего, поэтому Джеймс лишь кивнул, и Солнце, улыбнувшись, чмокнул его в нос. — Молодец. Давай, вставай. Дождь кончился, и радуги больше не было, и мокрое жнивье под ногами переливалось на солнце. Тень стоял в стороне, прижимая к себе Дикси, смотрел с недоверием. — Ой, — прошептала девочка. — Лошадка поранилась. Вспомнив о резкой боли, ожегшей бедро, Джеймс повернулся посмотреть: там, где светлело клеймо, теперь зияла свежая рана, и темная кровь вольно бежала по ноге, смешиваясь с дождевой водой. — Ого, — расстроился Солнце. Из кармана шорт он выдернул белый платок и некоторое время осторожно изучал пострадавшее место. — Обширная, но неглубокая, — был его вердикт. — Будто лоскут шкуры срезали. В трейлере найдем, чем обработать, будем смазывать, может, и шрама не останется. Не заботясь, что испортит одежду, Солнце пихнул запачканный платок обратно и улыбнулся Джеймсу. — Идемте? — А покататься? — одновременно с ним встрепенулась Дикси. Тень начал было качать головой и что-то объяснять, однако Джеймс его перебил. — М-можно, — всхлипнув в последний раз, он утер остатки влаги со щек. — Мы же обещали. Тень глянул с сомнением: — Уверен? — Да, — отозвался Джеймс. — Меня это успокаивает. И правда, вес на спине (пусть едва ощутимый, потому что Дикси не особенно потяжелела, превратившись из призрака в настоящего ребенка) будто по волшебству настроил его мысли на более или менее спокойный лад. С неба приятно пригревало, золотистые стебли хрустели, сминаемые его шагами; Дикси обнимала его за пояс, хватала за мокрые косички и щебетала, словно птенчик — что-то непонятное, но легкое и веселое. Солнце и Тень шагали по обе стороны от него, придерживая Дикси за босые ноги. Возвратившаяся память, сколь горька бы она ни была, изменила в нем что-то, сделала его целостнее, крепче. И хотя Джеймсу еще многое предстояло объяснить и заново пережить, хотя рану тянуло и кровь не унималась, хотя предсказанные Тенью большие проблемы наверняка были отнюдь не за горами, Джеймс как никогда отчетливо ощущал в себе силы все это пережить. Солнце сказал верно: они справятся. Он справится.