***
Прохладный воздух расслабляет вскипевшую голову, Сынри ощущает себя в этом огромном мире, как зверь в тесной клетке, вроде бы так много дорог и мест, куда можно было бы пойти, но ноги не слушаются, словно если пойдет, то не убежит от мыслей, от себя, Сынри будто в замкнутом пространстве. Ли все же срывается через пару секунд. Бежит куда глаза глядят, пока есть силы, пока в боку не начинает колоть, что и вздохнуть становится невозможно. Он припадает к перилам моста и утыкается лбом в железную конструкцию, вдыхая через рот и выдыхая со стонами. Какое счастье, что тут так мало людей, его, такого разбитого и уязвимого, вряд ли захотят трогать. Прохладный осенний воздух, Ли вскоре ощущает его, а после прислушивается к себе, уже не колет бок и дышится легче. Более-менее восстановившись, он садится на асфальт и вытягивает одну ногу, другую сгибая в колене и обнимая ее, закрывает глаза. — Какого черта… — говорит в пустоту. Разговор с лидером вскрыл его изнутри, сейчас на сердце и душе Ли была рана с Гранд Каньон, и такую не залатает никто. — Любит он его давно, а обо мне бы кто подумал! — срывается на крик и рукой бьет по железке. Тупая боль проходится по кисти, а он только лицо кривит, пряча то в изгибе колена, — а сколько я уже люблю тебя, — и на волка подбитого или щенка брошенного сразу похож становится. Он сидит так около получаса, пока тело не начинает просто неметь от холода и однотипного положения. Ли решает, что стоит идти домой, но там так пусто, так мрачно. Рука лезет в карман, доставая сотовый, и он на автомате набирает номер, ждет пару секунд, и на той стороне телефона раздается сонный, недовольный голос Дэсона. — Ты время видел, панда? — упомянутый молчит, — эй, Ли, что случилось? — уже с тревогой спрашивает парень и через секунду слышит сдавленный скулеж. — Чёрт. Он все же ему признался? Где ты сейчас, друг? Я приеду. — Не надо, я сам приеду, — и сбрасывает звонок, поднимая голову к небу, раскрывая рот, чтобы вдохнуть как можно больше воздуха. — Твою мать, почему же так хреново?***
Дэсон открывает дверь своей квартиры, и Сынри кидает пустой взгляд на друга, тот сразу скользит глазами по телу Ли, оценивая состояние, и цепляется взглядом за опухшую красную кисть, в которой находится пакет. Он лишь тяжело вздыхает и затаскивает парня в свою прихожую, закрывая дверь. — Ты знаешь, сколько время? Что у тебя с рукой? — Кан осторожно забирает пакет, внутри сразу же гремят бутылки, — не надо напиваться, ты же не любишь алкоголь использовать, когда плохо, — напоминает Дэсон, но взгляд Сынри говорит о том, что еще хоть один упрек, и он уйдет, — ладно, прости. Сынри раздевается в тишине, ставит обувь на подставку, убирает вещи и идет мыть руки. Зайдя в ванную, он смотрит на себя с непонятным отвращением. — Какой же ты мерзкий, — ядовито говорит он себе и начинает умываться. Когда Ли выходит из ванной и заходит в гостиную, то видит уже накрытый стол. — Пока я ехал, ты решил подготовиться? — Видимо, чувствовал, что ты пойдешь против самого себя, — кивает на бутылку спиртного и после указывает на часы. — У нас все равно завтра выходной, — тихо говорит Ли и садится за стол, а часы все так же показывали 02:47. — У тебя — да, а у меня интервью днём, — он садится рядом, открывая бутылку, разливая жидкость по стаканам. Дэсон внимательно смотрит на друга. В этот момент Ли похож на пустую оболочку, будто его вскрыли, вытащили самое важное — душу, и только органы продолжают функционировать, поддерживая носителя. Сынри молчит, он правда не знает, с чего начать, Кан и так все знает. Когда только Сынри понял свои чувства к Квону, он не знал, что делать, кому выговориться, как хоть немного разгрузить мозг и понять, что ему следует делать. Дэсону, этот парень у ребят считался самым надежным, доверил секрет и дальше он никуда не уйдет. Поэтому Ли без страха начал рассказывать все, что испытывал по отношению к Джиёну, а Кана и не удивляло это. Он просто слушал, пытался помочь, настроить друга на признание, и когда тот уже был готов, все пошло по наклонной. Словно кто-то издевался над ним. Ведь не может так совпасть, что когда ты уже хочешь признаться, пытаешься начать, потирая шею, и глупо улыбаешься, рассматривая пол, нервничаешь, как никогда, а тебя перебивают, говоря: «Знаешь, я хочу признаться Сынхёну, в том, что я его люблю» — и улыбаться так нежно, смотря взглядом полного счастья. И как поступить в такой момент? Ведь надо поддержать друга, надо не ревновать, не дать эмоциям стать читаемыми, надо улыбаться в ответ, удивиться и сказать: «Я так счастлив за тебя», и пусть сказанное — ложь, но только себя нужно убедить еще до произношения, на стадии, когда мысли еле-еле формируются, что эта фраза самая искренняя, и эмоции, сопровождающие ее, тоже. Ли выходит из своеобразного транса, когда слышит звук стакана, опустившегося на стол, «Дэсон уже начал пить» — пробегает в голове мысль, и, закрыв глаза, он шумно выдыхает. — Тебе надо смирится с этим, ты уже два года так не страдал, — говорит Кан спустя время. — Легко сказать, сложнее сделать, мы видимся регулярно, — очевидные вещи настолько раздражали, что Ли встал с места и стал ходить, как загнанный зверь. — У тебя нет выбора, надо двигаться дальше, искать другого человека, либо уже взять и рассказать Джиёну правду, а не давить из себя улыбку, делать вид, что смертельно счастлив, — Кан повышает голос, это так странно для него самого, что он зарывается руками в свои волосы и треплет их, — Пойми, я хочу тебе помочь, но ты упрямишься сам, ты же за эти два года мог его отбить, Джиён же даже не признавался Сынхёну в чувствах, но ты продолжаешь играть в идеального друга! Когда стоило бы уже взять судьбу за хвост и развернуть к себе лицом, — Дэсон, поднявшись с места, берет нетронутый стакан и подходит с ним к Сынри, тот, уткнувшись виском в косяк окна, рассматривал улицу и тихо всхлипывал. Кан, встав около него, поставил стакан на подоконник и подвинул к нему, — Выпей, думаю, тебе это правда сегодня нужно. И Ли слушается. Алкоголь, такой ненавистный им, в моменты депрессии становится другом, не лучшим, конечно, но, возможно, на мгновение залатает чертову рану. Он залпом выпивает содержимое и морщится, зажмуриваясь, нет, кажется, выпивка не сыграет сегодня роль успокоительного или снотворного. Дэсон, забирая стакан, ставит его на место и садится на диван, Сынри, повернувшись, выглядит еще более разбитым, еще подавленее, и Кану хочется взвыть, позвонить Джиёну, самому все рассказать, но так нельзя, это не касается парня, он только может слушать, давать советы, но не действовать сам, меняя все в жизни других. Он трет висок и после опустошает свой стакан. — Ли, хватит уже, пора решаться, либо ты идешь до победного, либо отпускаешь, вырываешь Квона из сердца с корнем, — он внимательно смотрит на друга, а тот на пол садится и закрывает глаза, долго молчит, что-то думает. — Ладно, — тихо разлетается по комнате, и Кан хмурится. — Что «Ладно»? — До победного.***
— Еще раз коньяк притащишь ко мне, я его выкину, — заявляет Кан рано утром, потирая больную голову. Они все же опустошили бедную бутылку, съели все закуски и уснули вместе на диване, хорошо, что тот когда-то успели разобрать. — Прошу прощения, — хрипло отзывается виновник и садится, хватаясь за горло, — а у тебя вода есть? — Конечно нет, я же в пустыне живу, — с тихим смешком говорит Дэ и тоже садится, но тут же встает и, забыв тапочки, ступает по холодному полу на кухню. На кухне во всю уже делается завтрак, на столе стакан с водой, и Сынри, только вышедший из ванной, садится за стол, начиная опустошать стакан. Дэсон, обернувшись, видит счастливую улыбку, он рад, что такая мелочь может его взбодрить от ситуации, что произошла прошлым вечером. — Ты есть хочешь? Я делаю блинчики, — и переворачивает свое творение. — Буду, запахи уже соблазнили мой желудок, твоей еде не отвертеться, — спокойно отвечает Ли и достает телефон. Шесть пропущенных от Джиёна. Сынри думал, что за ночь успокоился, что отпустил ситуацию, а, оказывается, та просто замаскировалась за выпитым коньяком и ждала момента, чтобы снова разрушать его. — Ты снова мрачный, что такое? — раздается голос Кана, и Ли, оторвав взгляд от контакта, замечает перед собой блинчики, те выглядят изумительно, очень аппетитно, а какой аромат, но вот только кусок в горло уже не лезет. — Мне позвонить надо, я сейчас. — Балкон, ты можешь поговорить там, — Дэсон определенно понимает, что так поменяло за минуту улыбчивого Ли на мрачного. Парень лишь кивает в знак благодарности, берет телефон и выходит с кухни, заходя в комнату — спальню Кана. Он проходит ее и открывает дверь наружу. Как назло, в этот осенний день светит так ярко солнце, небо чистое, погода располагает к себе, но дарить улыбку ей у Сынри не получается. Он набирает спешно номер и слушает недолго гудки. — Ну наконец-то, панда, — и ласково так звучит, — ты чего трубку не берешь? — Так выходной, — слух макнэ улавливает, как собеседник делает затяжку, — я спал, что случилось? — Ничего, — с шумным выдохом говорит Квон и снова втягивает никотин, — ты можешь приехать сегодня на студию? Доделаем, что вчера оставили. У Сынри мурашки по телу бегут, он много раз наблюдал, как курит его любимый человек, и это всегда так завораживало, заставляло сердце сильнее биться, а сейчас он не видит, но слышит, и сглатывает от своей фантазии. — Алло, панда, ты тут? — у Квона определенно дежавю. Слишком много стал зависать макнэ последнее время. — Да, я тут, — отзывается он и закрывает глаза, — я приеду к двум часам, хорошо? — Идеально, ладно, увидимся, — Квон сбрасывает звонок и кидает мобильный на кровать, прислоняется своими огненно-красными волосами к станке, делает затяжку, выдыхает дым, и так еще пару раз, пока не надоедает. Он переводит взгляд на окно, а после на рамку с фотографией, где пятеро участников такие счастливые, особенно один из них, тот очень сияет на фото. Не в силах больше смотреть, Джиен спешно забирает сигареты, телефон, и покидает спальню.***
После разговора с Джиёном, вернувшись на кухню, он видит Кана, тот уже доедал свою порцию. Однако у Ли даже после разговора аппетит не вернулся, да и настроение тоже. Но он решает выпить чай, это организму сейчас было нужнее, и Сынри не смел противиться желанию. Дэсон ничего не стал спрашивать, раз друг все с таким же видом, с каким и уходил на балкон, то явно ничего страшного в разговоре не было, да и парень сам поделится, если что-то бы случилось. — А я сегодня тоже невыходной, — решает рассказать Ли, и Кан, чуть нахмурившись, смотрит вопросительно, — еду на студию, Джиён попросил, — договаривает и за чашкой прячется. — Это твой шанс! — сразу отвечает Кан и встает с места, — я тебя лично придушу, если ничего ему не скажешь, ясно? Во сколько ты едешь? — К двум часам, но… — Я тебя отвезу! Вижу, что на попятную идешь, — и Кан злится, Сынри, видя это, сразу сглатывает и чашку бедную на стол ставит. — А интервью? — напоминает Ли. Дэсон на минуту замирает, а после куда-то уходит. Сынри уже выпивает вторую чашку чая, как на кухню приходит друг с довольной улыбкой. — Свободен сегодня, и только попробуй не рассказать Джиёну о том, что чувствуешь, я кровью и потом заставил менеджера перенести сегодня интервью, — он говорит так строго, что у Сынри даже нет сил как-то возразить, сейчас он загнан в ловушку и возможности убежать больше нет.