***
Вылетая за дверь, он сталкивается с Чхве и зажмуривается, вдыхая приятный аромат кондиционера для белья. Сынхен в очередной раз выдыхает и, делая шаг назад, улыбается. — Еще бы чуть-чуть и кофе на себе бы оставил, — говорит спокойно, и Кан открывает глаза с улыбкой. — Вот же, но я рад, что все обошлось, — Дэсон смеется немного и отходит от двери, — ты не сердись на Ли, он же явно не хотел так делать… — А я думаю он сделал именно то, что считал нужным, честно, на его месте я точно так же бы поступил, — поняв, что Ли в студии, Чхве кивает в сторону лифта и неспеша начинает идти. — Ходил бы и специально всех задевал руками? — интересуется Кан, идя рядом и смотря под ноги. — Не всех, а соперника, — смеется он, вызывая лифт, и, пока тот едет, Сынхен рассматривает парня. — Ну нет, на тебя это точно не похоже, — улыбается он, а после переводит взгляд с собеседника на дверь студии, — однако я надеюсь, они оба начнут новую страницу сегодня. Я утомился, честно, — и бурчит, заходя в кабину приехавшего лифта, облокачиваясь на стенку кабинки. — Я с Джиеном тоже не в малине был, это его была идея играть с именами, путать всех, теперь его задача взять ножницы и разрезать клубок недопонимания, но ничего, это дело уже за ними, — нажав на первый этаж, он с улыбкой встает рядом, продолжая, — а мы с тобой, — наклонившись чуть, шепчет на ушко, — на долгожданное свидание, любовь моя.***
Сколько времени можно кого-то любить? Неделю, две? А может месяц? А год? А если уже идет второй, а четвертый? Когда Джиен понял свои чувства, он начал об этом жалеть. Так сильно страдать, изнывать от полного беспомощного состояния, что ночь стала вторым временем суток, когда он не спал, а просто думал, сидя в темноте, делая затяжку за затяжкой. Очень много размышлял о том, что творится на душе, пытался выбить образ человека из головы, но вышло, что вырезал его на сердце, добавляя краски и очертания ему с каждым новым днём, когда они виделись. У Квона, помимо никотиновой зависимости, появилась новая. Самая страшная на этой планете, самая жуткая, и ему было невыносимо. Ведь даже от сигарет ты можешь отказаться, но не от человека, который радует, растет на твоих глазах как личность, как музыкант. Человек, что смотрит своими красивыми глазами, и ты видишь в них себя, понимая, что для него Джиен словно божество. Взгляда одного хватало, чтобы понять, что же чувствует макнэ, и Квон понимал. Ли слишком открытый, как на ладони все его чувства, и Джиену страшно. Он лидер, он не должен подавать плохой пример, не должен быть мягким, он должен вести группу выше и выше, делать все возможное, чтобы они вместе становились популярнее, чтобы радовали фанатов и создавали много новой музыки. «Чувства будут отвлекать. Станут непосильным грузом.» А если ссоры, а если решат расстаться, что будет дальше? Мысль о полном развале группы была как яд. Джиен принимал ее по капле и задыхался, умирал от нежелания такого исхода, и, когда отпускало, он осознавал, что не сможет, даже если будет сильное желание заполучить макнэ, он не сможет ответить на его чувства, ему не хочет терять никого из них, но Сынри особенно. Игра в имена появилась как-то внезапно, когда очередная затяжка убивала сигарету, сжигая ее, а после Джи тушит окурок о пепельницу, смотря, как тот тлеет. Он берет в руки телефон и лезет в контакты, смотрит на Ли и Чхве, а после звонит второму и говорит: «сейчас же приезжайте». Звонок в дверь раздается около одиннадцати вечера. Открывая дверь, Квон улыбается, ведь Дэсон, такой сонный, еле стоя на ногах, держится за руку Чхве и жмется ближе. Сам Чхве серьезен, немного раздражен, но в квартиру все же заходит и помогает раздеться Кану, а после отдает того в руки лидера, который, в свою очередь, ведет бедного парня на диван для продолжения сна. Квон, вернувшись в коридор, друга не находит, но слышит, как тот уже хозяйничает на кухне, и, зайдя, он видит, как тот наливает чай. — Если тебе пришла гениальная идея по поводу песни, как в прошлый раз, то я вылью чай на тебя, — спокойный голос хена не говорит ни о чем хорошем, и Джиен сглатывает. — Нет, идем в комнату, — и уходит спешно. Сынхен вскоре приходит, садится рядом с Каном, одаривая доброй улыбкой сонную мордашку, а потом кивает лидеру, мол начинай, только он не знает с чего. Джиен, поджав губы смотрит на эту парочку, а потом в пол и, взвыв, громко говорит. — Дэсон! Мне надо позаимствовать твоего парня! Фонтан из чая, который образовался из-за Чхве, оказывается на полу. Мужчина, подивившись, начинает кашлять, а Дэсон с округленными глазами садится и смотрит на Джиена, который горько улыбался. — Джиен, какого хрена ты несешь?! — прокашлявшись, говорит Чхве и встает с места, ставя чашку на стол, — я отказываюсь, поехали, Кан. — Подожди, — перебивает Дэ и склоняет голову, — Джиен, зачем тебе Чхве? — Он явно слетел с катушек, поехали, — все не угоманивается старший, уже стоя в проеме двери, ожидая парня. — Успеем мы уехать всегда, — повышает голос и добавляет, — сходи вытрись, — и сразу возвращается к лидеру, садясь ближе, пытаясь понять по лицу мужчины, что же происходит в его голове, — Джиен, так зачем? — Просто… Я люблю… У Чхве уже сжимаются кулаки от бреда лучшего друга, но Кан, встав с места, сразу заслоняет объект злости на секунду, так как просто сел перед ним. — Ты любишь Чхве? — Да не Чхве, — Джи рукой проводит по волосам и отворачивает голову в бок, — я про Ли. Вот тут-то у Сынхена отлегло сразу, правда, не надолго. — Ли? А ты сразу сказать не мог? Я уже, подожди, а я-то тебе тогда для чего? — и садится опять на диван, закидывая ногу на ногу. — Я не могу быть с ним, это вам хорошо, вы прям как пазл сложились. Такие разные, но идеально подошли друг друга, а мы с Сынри, — он выдерживает паузу, — да вы и сами знаете, — Джи почти что воет от беспомощности в этот момент, откидывая голову на спинку кресла. — Я связь не улавливаю, все равно, я зачем тебе? — У меня возникла идея, — Дэсон, поднявшись с пола, садиться к Сынхену и слушает внимательно Квона, — она странная, но эффективная. Ли же не знает еще о вас. Подыграйте мне. Я хочу сказать ему, что люблю тебя. — Это жестоко, Джиен! — перебивает Дэ и хмуриться, — Он же тебя правда любит! — Я знаю, Дэсон, даже без слов вижу, смотрю, и у него на лбу прям вывеска говорит с лампами «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ», но что я могу сделать, если я параноик?! Мне будет больнее, если мы расстанемся из-за ссор, если он решит просто уйти из группы. Мне нужна ваша помощь. Это для его блага и для нашего общего. — И сколько эта игра будет длиться? Как долго нам с Дэсоном не показывать себя? — вклинивается в разговор Чхве, переводя с поникшего Квона взгляд на еще более убитого Кана. — Не знаю. А потом игра началась. Такая жестокая партия, но, как и думал Джиен — эффективная. Ли попросит его задержаться, о чем-то поговорить. Взгляд и нервы макнэ, да боже, одного жеста и нервной улыбки хватает, чтобы понять. Но как найти возможность опередить и не оступиться? Ведь нужно убедить себя и его, нужно сказать неправду, сделав ее честной, искренней фразой. Квон замечает, как он хочет начать говорить, и вот он, этот момент. Слова слетают с губ, и Джиен улыбается, да, так гораздо проще. Ты и врешь, и нет. Они оба Сынхены, Ли точно не заметит и не поймет, как все задумано в игре. Так и получается: после признания у макнэ, кажется, отключается мозг, он похож на манекен, но, быстро отмерев, краями губ улыбается, поздравляет, неужели правда поверил? Выяснить это становиться легко, просто Сынри больше не светится. Больше этого полного любви взгляда нет, о нем остались воспоминания в голове Квона. Макнэ не задерживается, больше украдкой не смотрит, держит дистанцию, и именно этого желал Джиен, но не такой ценой. Ли страдает, по глазам, что красные, по синякам под ними, по худеющему лицу и частому плохому состоянию. У Джи созревает желание сознаться, но Дэсон злится и просит молчать, не лезть, раз уже пошел этой дорогой. Он говорит, что поможет ему. И правда, спустя месяц, Ли Сынхен становится свежее на вид, начинает улыбаться, но держится только Кана и Ёнбэ. И больше без надобности не смотрит на старших. Чхве Сынхен видит, как у Квона напрягается лицо, каждый мускул на теле, и он начинает играть свою роль, надо увести друга отсюда. Он проходит мимо, и Джиен сразу хвостиком бежит за ним, чтобы за дверью начать беззвучно кричать, сжимая пальцами плечи лучшего друга. Подходит к концу второй месяц игры в имена. Становиться лучше, уже не так тяжело Джиену, будто это его отшили. Он топит себя на выходных в алкоголе, вечеринках и сигаретах, это единственное, что расслабляет, позволяя хоть на время забыть о том, кто ты есть и какое дерьмо ты наворотил в жизни, зато новые песни пишутся гораздо быстрее. Выходит в основном лирика, и многое будет неизданно, останется просто внутри компьютера, где-то в папке с названием «кретин», но и новое для bigbang тоже есть. Ему приходится почти жить в студии, чтобы сделать максимум работы. Видя уставших ребят, но еще активного Сынри, он решает оставить его, и только когда они остаются наедине, до него доходит, что Ли явно некомфортно. Однако деваться некуда. В тишине сидеть становиться скучно уже через пять минут, поэтому Джиен решает поговорить о мечтах. Сынри не против. Разговор начинается издалека, почти что с детства, это так расслабляет и разбавляет общение, даже смех, такой забытый для Квона, раздается по помещению, и его сердце обливается кровью, он слишком соскучился по этому. Но всякий разговор можно испортить, стоит сказать лишнее, сказать сокрытое, однако привычка говорит без остановки у Джиена в крови, и когда он понимает, что говорит уже о таких тайных мечтах как совместная поездка с Сынхеном, то макнэ, конечно же, это ранит, ведь не себя, а Чхве представляет, и это убивает Джиена без остатка. Лидер отпускает парня, тот стал таким бледным, что уже и смотреть невыносимо, но он не беспокоится, Ли слишком быстро одевается и уходит, кажется, забыв попрощаться. Джиен звонит в дверь, и вскоре ее открывает Сынхен-старший, зевая, стоя в пижаме с розовыми зайцами. — Ну и видок, — отзывается Квон, рассматривая с ног до головы друга. — Заткнись, ты чего приперся? Времени знаешь сколько? — Знаю, пусти меня ненадолго. Джиен приглашения не дожидается, заходит сам и садится на пуфик в коридоре. Вымотанный Чхве закрывает дверь и садится рядом, смотря в темноту кухни. — Что на этот раз? — решает уточнить он, ведь когда мужчина отпускал их, все было хорошо. — Я случайно начал хорошую тему. Он даже улыбался, а потом я все испортил, — и выдыхает с рыком, проводя по лицу рукой. — Идиот, — констатирует факт Чхве. — Спасибо, друг. — Я думаю, Джиен, тебе пора ему сказать все, как есть на самом деле. Я из-за этого с Каном даже почти не вижусь. Хватит параноить, он не уйдет от тебя из-за какой-то ссоры, у вас их с дебюта больше, чем у всех людей в этом мире, но он не только не ушел, так еще наглее стал, твои шмотки забирал, у тебя, Джиен, у лидера, — выделяет слова голосом, — Ты мог его спокойно вышвырнуть в то время, но не поступил же так, и он знал это, продолжал повторять делать ерунду, видимо, внимание к себе привлекал, чтобы именно ты взглянул на него. Может было все неосознанно тогда, но мы уже все взрослые люди, нам почти тридцать с тобой, ему чуть меньше, он не ребенок, который мог бы бросить все, уйти, мы все как один, понимаешь? Квон слушал друга так внимательно, словно ему открыли глаза на новый мир, а ведь так и было. Джиен почему-то не догадывался раньше об этом, что Сынри и правда всю жизни провоцировал, привлекал внимание Джиена, без страха, что вышвырнут, да и сам Квон хорош, бесился с макнэ, но всегда отвечал, забирал инициативу, и мог даже смущать его, вытворяя это все только одним лишь взглядом. Мужчина подрывается с места и смотрит на Чхве, как на мегамозг, открывший ему все тайны вселенной. — Чёрт! Я действительно идиот, почему и раньше мне это не разжевал! Что мне теперь делать с этой ситуацией? — Квон готов сорваться куда угодно сейчас, лишь бы найти верный путь. — Сначала выспаться, а утром пригласить его в студию и поговорить, легко и просто, согласись? — изгибает бровь хен, с улыбкой смотря на друга. — Вполне, правда, боюсь меня потом живым вы не увидите. — Все будет хорошо, в любом случае, я рад, что этот цирк подходит к концу.