* * *
— Ты улетаешь? Думал, Совет никуда не пошлет нас до заседания Сената. — Нас и не посылают. Я лечу один, — Оби-Ван постарался, чтобы это звучало как можно мягче, но прекрасно понимал, насколько бесполезны его потуги. — Но куда? — Я не могу сказать, — Оби-Ван не знал, что хуже: сказать это уверенно, отрезать сразу, или каждым слогом извиняться. Энакин в любом случае взметнул бы возмущенно брови, кашлянул бы… что он и сделал. — Не думал, что у тебя есть тайны от меня. — Это не моя тайна, потому и не могу сказать. Энакин всплеснул руками и покачал головой. Возмущенно и в то же время так, словно подтвердил для себя что-то.* * *
— Это не моя тайна, потому и не могу сказать. Энакин всплеснул руками и покачал головой. Как же Палпатин ошибся — членство в Совете не поменяло ничего и не дало ему ничего, кроме возможности уронить свой зад в кресло в присутствии магистров. — Энакин, я скоро вернусь и обязательно все расскажу тебе. Обещаю. Сарлакк бы побрал все эти мысли о контроле. Как можно что-то пытаться контролировать, когда все постоянно убегает из рук, ломается прямо в них? Когда слова сами рвутся из тебя, быстрее, чем успеваешь подумать. — Я мог бы просто сесть на место пилота. Ты ничего мне не говори о цели, мы просто полетим, куда скажешь. Я ни о чем не спрошу. — Эни… — Оби-Ван потерял голос, оборачиваясь к нему и выталкивая из себя слова с хрипом: — Я не могу. Правда. Прости.* * *
Энакин подошел и взял Оби-Вана за руку. — Мы не два члена Совета и не просто два джедая, — его пальцы залезли в рукав, надавливая на венку, прощупывая и заставляя Оби-Вана самого чувствовать пульс. — Неужели ты не станешь рассказывать даже мне? От последнего слова, от зародившегося в горле Энакина тона, Оби-Ван почувствовал озноб. — Мы не должны смешивать чувства и долг. — А разве долг зовет тебя сейчас? Если бы это было поручением Совета, разве не должен я, как его часть, знать об этом? — Энакин говорил все ближе, опаляя словами рот Оби-Вана, почти целуя, но в этих разделяющих их миллиметрах начинала ощущаться та бесконечность парсеков, что разделит их через несколько часов. — Энакин, — Оби-Ван прикрыл устало глаза не в силах больше выносить тяжелый давящий взгляд. Заслуженно давящий. — То, что есть у нас с тобой. То, что ты даешь… это тонкое и бесценное. Как и то, что дают тебе. Будь с этим бережнее. Не дай никому смешать это с политикой, с войной. Не смешивай сам. — С нашей жизнью, ты хотел сказать? Оби-Ван распахнул глаза. Вместо бури на него смотрела пустота. Энакин взял себя в руки и осушил тронутые влагой глаза, смог сделать шаг назад и прогнать возмущение со своего лица. Он добавил ровнее: — Я буду ждать. Оби-Ван приложил два пальца к губам и провел ими в воздухе, посылая легкое колебание. Энакин чуть дернул щекой и опустил голову. — Да пребудет с тобой Сила. — Иди уже. Еще никогда Оби-Ван не улетал с таким тяжелым сердцем. Впрочем, нет, память мотала записи месяцев один за другим назад, туда, где один раз случилось такое. В тот день, когда не стало Шми Скайуокер. Тогда Сила преподала ему серьезный урок, но сжалилась. Сегодня в ее милости он был совсем не уверен.* * *
Энакин лежал, уставившись в датапад. Буквы короткого шифрованного послания плясали перед уставшим взглядом, но он продолжал пялиться на них, как будто от этого мог измениться смысл. «Энакин, боюсь, я вынужден задержаться здесь чуть дольше. Возникли непредвиденные... обстоятельства. Постараюсь всё объяснить, когда вернусь». Энакин заставлял себя уснуть. Это было нечестным приемом — управлением временем, магией почти. Когда ты просыпаешься с утра, несколько часов проходят без твоего участия, словно ты просто шагнул в новый день. И быть может, тогда датапад подарит ему новое сообщение. А быть может, его кровать примнется под чужим весом, и ото сна разбудит не трель датапада, а живой голос. Энакин пожалел о том, что закрыл глаза, стоило ему это сделать, но ресницы уже сцепились прочным замком, не позволяя больше разлепить веки. Не выпуская из удушливого видения. В нос ударил запах серы и вулканического газа, но дышать мешали не они, а вихри Силы, охватывающие планету. Сильнейшие всплески Силы то вздымались, сжимая легкие как сильная ладонь губку, то отступали, давая почувствовать стелющийся по земле жар. Энакин шел сквозь видение, прикрывая руками лицо от горячего дыма, стараясь проникнуть глубже, но затапливающая Сила мешала. В ней не было Света или Тьмы, только первородная мощь. Энакин выставил щиты, вкладывая в них всего себя и отодвигая раздел Сил чуть дальше от тела. Теперь он видел обрывки событий. Чей-то знакомый волевой подбородок, обрамленный сединой. Губы, произносящие несколько слов, Энакин вслушивался, вчитывался, но уловил только обрывки. «Сила», «будущее». Энакин сделал еще шаг, он чувствовал — там, в глубине видения есть что-то важное. Это может касаться Оби-Вана, не пришло же видение просто так! Энакин сконцентрировался и увидел знакомый звездолет. Взмахи мечом — Оби-Ван дрался с кем-то, фехтовал, перепрыгивая с одного обломка на другой. С кем-то, кого не хотел видеть врагом. С кем-то, кто легко теснил его. Энакин подался к нему, рывком смещая щиты намного дальше. Он почувствовал, как забурлил грозовым фронтом раздел, сминаясь под его пальцами, уступая, проваливаясь вглубь. Голова закружилась от навалившихся ощущений: спазмом в горле — страх; горьким пеплом на зубах — ложь; охватывающими все руками — власть; мурашками по телу — таинственный голос и условным кодом — «Мустафар». Энакина скрутило пробуждением. Он перекатился на живот, свешиваясь с кровати, закашливаясь и пытаясь не дать себе вывернуться наизнанку. Свежий воздух скреб горло и тянулся к желудку, спазмы сотрясали глотку до слез, но каждый новый глоток воздуха все больше походил на человеческий вдох. Энакин стер слюну с губ дрожащими пальцами и стек с кровати на пол. Его трясло, и в то же время мышцы отказывали ему. Оперевшись на матрас, он смог все же вытолкнуть себя наверх и привалиться к стене. Это не могло быть сном. Сны не превращают тело в студень. Сны не оставляют царапин на легких — а под ребрами болело так, словно его и правда хватали когтистой лапой. Не сон. Оби-Вану грозила опасность. Энакин дернулся к одежде, но споткнулся, схватившись за спинку кровати в последний момент. Желудок снова подскочил к горлу, и Энакин сглотнул, ловя равновесие и унимая внутренности. Не подводил только протез, хотя ощущался тяжелой и чужой трубой на конце руки. Энакин смог дотянуться до плаща и натянуть его на голое тело. Еще шаг — по стене. Сплюнув горькую от желчи слюну, Энакин рыкнул, подгоняя себя, заставляя переставлять ноги. Через несколько метров дверь все же оказалась в досягаемости, и Энакин вывалился в коридор.* * *
— Магистр! — вместо стука Энакин привалился к двери целиком. — Магистр! Дверь мягко отъехала в сторону, и Энакин переступил порог, не дожидаясь приглашения. — Магистр! — Энакин?.. Случилось что? — Йода обеспокоенно прихрамывал без клюки. — Да, магистр! — Энакин покачнулся и уронил себя на пол, обнимая круглый пуф для медитаций, чтобы не распластаться вовсе. — Да, — кашлянул он и стер проступившие слезы. Йода забрался на пуф, накрывая маленькой грубой ладонью руку Энакина. Легкие развернулись, наполняясь воздухом без боли, и Энакин смог принять подлетевший к нему стакан с водой. Она омыла горящие от сухости щеки и горло. — Вы знаете, зачем и куда полетел Оби-Ван? Йода нахмурился весь: от повернувшихся иначе ушей до поджатых пальцев ног. — Знаю, — сказал он негромко, испытывающе глядя на Энакина. — У меня было видение. Я видел Оби-Вана, он дрался с кем-то. Еще всплески Силы — огромной Силы, хаотичной, не Свет и не Тьма, просто Сила. Огромной мощи. — Энакин сделал еще несколько глотков, опустошая стакан. — Еще там была лава. Пепел. И слово… «Мустафар». — Гм. Уверен ты, что не сон твой разум встревожил? — Сон? Магистр, я… я стою-то с трудом! Вокруг меня столько Силы плескалось… нет, поверьте, я могу отличить видение от простого кошмара. Йода сгорбился сильнее, разглядывая подрагивающие пальцы Энакина и вздыхая: — Услышал тебя я. Верить в учителя своего бывшего должен ты. Разберется он. А тебе обратиться к Силе следует. В медитацию погрузиться, не в сон. Уединись в комнате, страхи в Силу отпусти, позволь разум свой ей успокоить, и вернется в тело молодое живость прежняя. — Пожалуйста, — Энакин медленно поднялся, сжимая собственные локти, стараясь вернуть контроль над телом. — Помогите ему. Позвольте мне помочь. — Страхи в Силу отпусти, — повторил жестче Йода, — и старшим магистрам доверься. Энакин кивнул, непроизвольно клацнув зубами, и закутался в плащ, оборачивая его вокруг себя почти в два слоя. Пустая комната встретила его прохладой, которой он отдался сразу. Стащив плащ, он лег на голый пол, прижимаясь к ледяным плитам лопатками, погружаясь в мурашки. Подтянув пятки и разведя колени, он закрыл глаза, вдавливая спину в пол сильнее. Расслабляя каждую мышцу. Слушая дыхание, превращая вдохи в шуршащие мелкой галькой приливы, а выдохи — в уносящие белой пеной грязь отливы. Он не смел ступать на этот берег без Оби-Вана. Он не хотел идти туда, но ни один другой образ, который бы встал перед глазами так же четко, не приходил. Ничего не приходило. Энакин не мог прочувствовать поток Силы достаточно, чтобы создать что-то. Все рассыпалось серым песком, оставляя его наедине с дыханием. Сила текла по телу, возвращая контроль за ним, смывая усталость, и раньше бы Энакин мечтать не мог о такой эффективности. Сейчас ему уже не хватало того контакта, на который он знал — он был способен, но его не было, ведь Сила не забирала страх, как ей положено. Она размазывала его по телу, превращая в тягучее волнение, втирая липкое раздражение в каждый мускул вместе с собой. Унося из сознания, откуда Энакин так старался вытолкнуть его, но не позволяя избавиться. Энакин хотел слишком многого сразу. Терпение. «Терпение», — повторил внутри себя не своим голосом, а его. Энакин должен был расслабиться, видение забрало многое, впилось когтями в нутро. Раз возвращалась физическая бодрость, он избавится и от страха, он сможет. Нужно лишь еще немного. Что-то мешало, что-то тянуло его высоким писком назад… Энакин с трудом вернулся в реальный мир. Комлинк надрывался, а за окном уже стоял новый вечер — он не заметил, как пролетел день. Энакин подполз к плащу и, массируя затекшие ноги, выхватил комлинк из кармана. — Слушаю. — Энакин, — произнес не тот голос, которого Энакин ждал. — Мальчик мой, прошу тебя, приходи немедленно. Дело не терпит отлагательства! — Да, Канцлер, — просипел Энакин. — Сейчас буду.* * *
Палпатин подскочил с постели, стискивая руками раскалывающуюся голову. Знакомое, болезненное ощущение вбитого промеж глаз клина — отправив Плэгаса на тот свет, Палпатин забыл о нем. Никто не обладал Силой, достаточной, чтобы прорвать его щиты, но теперь оно вернулось, и мозг горел. Проклятый мальчишка. Как он смог? Как сумел? Даже не сбежать из видения, а влезть в сознание посылающего? В его сознание? Владыки ситхов? Кажется, Палпатин недооценивал Силу Скайуокера, скорость, с которой она крепла и развивалась. Или эту связь с Оби-Ваном. Палпатин надеялся, что любовные желания Скайуокера подведут его ближе к краю, так горячечно тот отдавался им, так настойчив и необуздан был во всем, но вместо этого учитель давал мальчишке что-то, с чем Палпатин скоро не смог бы справиться. Действовать нужно было безотлагательно. Потерев виски, Палпатин бросился к комнате связи, на ходу пряча лицо под капюшоном. Заперев дверь на пять оборотов, он затемнил все вокруг и набрал длинный код вызова. — Владыка Сидиус, — ответ был немедленным, как и всегда. Граф склонил только голову, но он то и дело поглядывал в бок, на экраны, размытые голо-проекцией. — Эксперимент еще не окончен… — Я умею считать дни, — процедил Палпатин, — и прекрасно знаю, что ты бы не успел. Я вызвал тебя для другого. Джедаям стало известно твое расположение. — Что? Но, если я прервусь, нам придется начать с самого начала. Начиная с возведения достойной лабо… — Замолчи! — оборвал его Палпатин, и граф снова склонился. — Только Оби-Ван летит к тебе пока что. — Оби-Ван не станет мне помехой. Он один? — уточнил граф, и Палпатин не без наслаждения ответил: — Да. Но ты не должен убивать его сразу. — Не убивать? Но каков же ваш план? — Подпусти его к ребенку, дай забрать — у нас еще много исходного материала. Пусть вынесет его прочь. Сделай так, чтобы он попался под взоры голокамер, и пришли мне записи. Но после… не дай ему забрать джедайку! — Если мне дозволено после убить его, он не выйдет из моей лаборатории второй раз. — Надеюсь на это, Дарт Тиранус. В прошлый раз ваша с ученицей ошибка дорого нам стоила. — Вентресс заплатила за свою ошибку. — Заплатила? Насколько я помню, ее покарала рука Скайуокера, а не ваша. — Клянусь, что на этот раз не подведу вас. — Разумеется, — протянул Палпатин, отключая связь. Тиранус и сам еще не заплатил за ту ошибку, обернувшую прахом годы исследований, но его час пока не пришел. Целый день Канцлер Палпатин принимал только по крайне срочным вопросам, полностью погрузившись в работу, в подготовку к завтрашнему заседанию у себя в кабинете. Он писал речь, наблюдая в панорамные окна за прибывающими в космопорт кораблями сенаторов, перебирал отчеты, и думы его были заняты той сотней дел, что положены Верховному Канцлеру Республики. Дарт Сидиус тем временем замер в ожидании самого важного за последние годы послания, беспрестанно проверяя свой сервер. Пришло оно под вечер, и Дарт Сидиус тут же потянулся к комлинку. — Энакин, — Сидиус прокручивал полученные записи туда и обратно, обрезая лишнее и выбирая наиболее встревоженные лица Оби-Вана… о, вот этот кадр, пожалуй, лучший. Сидиус улыбнулся, удерживая голос Палпатина взволнованным: — Мальчик мой, прошу тебя, приходи немедленно. Дело не терпит отлагательства!* * *
Оби-Ван вышел из гиперпространства возле Мустафара. Из присланной Йодой срочной справки он узнал, что цветущая прежде планета была уничтожена извержениями незатухающих до сих пор вулканов. Походило на то, что могло интересовать Кхлоину. Куда как больше походило на ловушку, ведь на полностью вымершей по сведениям архива планете возвышалось огромное рукотворное сооружение. Черное здание с высокими башнями связи и слежения, тронутое снаружи гарью и копотью, но без малейших признаков разрушения — построено совсем недавно. Оби-Вана укачивало излучаемой оттуда Силой. Уже не эфемерные потоки, оплетающие Корусант, что пытаешься уловить сознанием и что сопровождают течение жизни и вторят ему своим состоянием, а жесткие потоки осязаемой энергии. Выставив более прочные силовые щиты, Оби-Ван покинул звездолет и направился внутрь. Перед глазами вставал Цин-Тар — все повторялось. То же ощущение колеблющегося пространства, тот же дух больницы — лаборатории скорее. Тот же озноб по позвоночнику. Мощные системы очистки не пускали внутрь копоть и сернистый запах, оставляя кафель полов и стен в первозданной чистоте, но Оби-Вану с трудом давалось дыхание. Внутри почти не встречалось охраны, редкие дроиды больше походили на обслуживающий персонал, поддерживавший все в работоспособном состоянии. Но Оби-Ван не обманывался: он видел ангарные помещения снаружи и продолжал красться, обходя стороной любой движущийся объект. Всплески Силы шли из глубины здания, и когда Оби-Ван дошел до туда, сознание чуть не покинуло его. Он ухватился за стену, моргая, растирая пальцами брови, стараясь принять увиденное. Хотя пальцы все больше закрывали глаза, чем помогали вернуться в реальность. Оби-Ван опустил руку, заставляя себя поднять голову и посмотреть еще раз на огромные полные голубой жидкости колбы, в которых плавали тела. Инсектоид — с поникшей головой и надломленной верхней лапой, из которой вязко вытекала белесая кровь. Вокруг него медленно кружились обломки его собственных хитиновых пластин. Рядом женщина — молодая совсем. Бледная кожа, темные косы тугого плетения — жидкость вымывала отдельные волоски, заставляя их шевелиться, но она была несомненно мертва. Ведьма из регионов Хаттов — Оби-Ван знал эту роспись точек, идущих по лбу к переносице и окружающих глаза. Раньше он думал, что стекло мертвого взгляда заметно лишь у тех, у кого есть зрачок и радужка, но два абсолютно черных глаза были пусты настолько, что Оби-Ван не выдержал и отвернулся. Он и так непозволительно терял время, ведь в центре, на плоском столе лежал ребенок. Маленькая девочка — ей было не больше двух лет — лежала, опутанная проводами и шлангами. Кожа ее была того же цвета, что и у женщины в колбе. Такие же залитые чернотой глаза, но еще живые, хоть и уставившиеся в потолок. На лбу вытатуированы лишь две точечки — у самых висков. Ребенок обладал Силой и уже начал свой путь в общине, но сделал на этом пути один шаг. Оби-Ван отвел рукой провода: в хрупкое тельце впивались несколько острых пластин: плечи, бедра. От них убегали к потолку провода и тонкие шланги, по которым то и дело поднимались по одной капельки светлой крови. Оби-Ван отрезал кусок плаща, разрывая его на лоскуты, и отсоединил пластины, тут же перевязывая раны. Маленькие разрезы, не больше фаланги его пальца, но казалось, что по ним, как по линии отрыва, вот-вот отсоединятся обескровленные ручки и ножки. Оби-Ван поднял малышку, поддерживая безвольную голову, прижал к груди, укрывая плащом, и зажмурился. Она дышала. Сердце билось тускло, пропуская удары, но она дышала. Сила все еще сходила с ума, там, выше — куда уходили провода и вела винтовая лестница. Звала Оби-Вана. Но он не мог оставить ребенка здесь. Он нес ее назад, держа одну руку все время наготове. Объявившиеся патрули охраны — час смены застал их так невовремя — вынуждали нырять в неизвестные коридоры, надеясь, что отсюда тоже найдется выход. Оби-Ван готов был сделать его и сам, если придется. Глухой удар заставил его замереть и прислушаться к чутью. Странный шумный удар Силы. Другой источник — те странные всплески давно остались за спиной, боломутя лишь центральную зону лаборатории. А источник этого удара был совсем рядом. Для Силы не был преградой обычный бетон, но сейчас Оби-Ван четко почувствовал как волна ударилась в стену, вдоль которой он пробирался, и разбилась, отступая, будто волнорезом рассеченная. Он приблизился к двери и замер, уже занеся руку над замком, колеблясь. Удобная ловушка. Он так легко прошелся до главного зала лаборатории и возвращался назад… но, если уж на то пошло, ловушкой мог стать и его звездолет. Засада могла ждать там или на выходе из здания. Или за любым углом. А быть может, именно здесь, за этой дверью держали ту, за кем он пришел. И это приблизит их на шаг к побегу, не заставляя заходить на еще один круг. И даже один шанс из ста стоил проверки. Металл треснул, и дверь провалилась внутрь. Оби-Ван шагнул, все еще держа вскинутую руку перед собой, и остановился, едва переступив порог. Здесь действительно держали пленников. И их было много. — Теперь еще и джедай, — раздалось шипение справа, и с пола гибким рывком поднялся старик с грубым лицом. Его силовые наручники треснули, но все еще светились. Оби-Ван инстинктивно наставил руку на него, прижимая девочку крепче, а сам оглядел камеру, полную прикованных силовыми цепями к стенам силуэтов. Он щелкнул пальцами, создавая маленький желтый шарик, и толкнул его по воздуху вглубь, освещая лица. Злые. Настороженные. Испуганные. — Зря ты сюда пришел, — сплюнул старик, и наручники на нем затрещали. Он сцепил зубы — это было больно, запястья обгорали под натиском его Силы, но наружу выходила слабая волна, не сдвинувшая Оби-Вана с места, лишь слегка колыхнувшая плащ. — Перестаньте! — взмолился Оби-Ван. — Вы не справитесь, зачем вы причиняете себе боль? — Я справлюсь. И с ними, и с тобой, и с тем ублюдком… — Хватит! — подал голос мужчина помоложе, и светило Оби-Вана подлетело к нему. Утомленное серьезное лицо. Рассеченная скула. Запекшаяся кровь на губах. Жесткий взгляд. Порванные одежды, все еще остававшиеся складчатой туникой, какие носили еретики Потенцума. — Он прав. — Кто держит вас здесь? Старик зашелся грубым смехом, но мужчина заговорил вместо него. — Слишком похоже на допрос. Оби-Ван понимал. Он перехватил девочку удобнее, стараясь скрыть плащом надежнее, но выдал себя этим жестом. Брови мужчины сошлись на переносице. — Кто у тебя там? Ты забрал ее?! Она не принадлежит тебе! Оби-Ван не знал, что происходит здесь. Но он понимал, что страх и рвение, исказившие лицо бывалого переговорщика слишком сильны, чтобы быть подделкой. Он подошел ближе и отвел полу плаща, показывая мужчине едва дышащую малышку. — Где ее мать? — мужчина вскинул голову, заглядывая Оби-Вану в глаза, но тот смог только покачать головой, сглотнув. Его поняли. — Лидия, — тихо прошипел мужчина себе под нос. — Послушайте… — начал Оби-Ван. — Как ее зовут? — Какое тебе дело? — Ей нужна помощь. В моем звездолете есть медикаменты и немного оборудования. — Это такая издевательская как бы просьба разрешения забрать ее? — Что? Нет. Оби-Ван вернулся к старику и протянул ему девочку. Тот недоверчиво выставил руки, но взял ее уверенно и бережно, принимаясь убаюкивать. Оби-Ван же вернулся к мужчине. — Без ключа это больно, — сухо сообщил он, занося руку над наручниками. Он провернул ладонь, сжимая ее, выжимая пространство из кулака и вместе с тем заставляя блокировку отключиться. Мужчина тихо рыкнул, стряхивая с себя обломки, и подул на обожженные запястья. — Ждешь благодарности? — Она принята у приличных людей, — отрезал Оби-Ван. — Когда на нее есть время. Меня зовут Оби-Ван Кеноби. И я джедай. — Член Совета, — фыркнул старик. Яда в его голосе стало меньше, но приязни не прибавилось. — Знаем. — Кто держит вас здесь? — Джедай, — теперь язвил и освобожденный мужчина. Оби-Вану не нужно было иных подтверждений. Он и так догадывался. — Граф Дуку ушел из Ордена много лет назад и стал ситхом. И эти шутки мало уместны. Мужчина оторвал край туники, обертывая получившимися полосами запястья. Оби-Ван не стал ждать и без спроса помог завязать узлы на импровизированных бинтах. — У нас один враг. — Я бы не был так уверен, — пробормотал мужчина. — Дуку держит здесь девушку, которую я должен найти. Ее зовут Кхлоина. — Оранжевые волосы? — поинтересовался старик. — Да! Старик переглянулся с мужчиной. Затем неохотно ответил: — Она у Дуку. Ему нужны были двое, он называл их источником и реципиентом. Говорил, что мы годны лишь на источники, забирал нас по одному. Ее он назвал достойным реципиентом. Джедайка ведь. — Вы всерьез считаете, что сейчас зависть к особому отношению для джедаев уместна? — прохладно поинтересовался Оби-Ван. Старик беспрестанно укачивал малышку, ища покоя собственным рукам. — Это все, что мы знаем, — ответил тот, уводя взгляд на ребенка. — Я должен ее найти и забрать. Мужчина молчал с вызовом и вскинутой бровью. Оби-Ван не стал играть в войну взглядов, он просто протянул ладони к тому, кто был прикован левее мужчины, и вопросительно дернул подбородком. Получив согласный кивок, он взломал защиту. Затем освободил следующего и еще двоих. Крупный инсектоид, высвободившийся последним, оказался энергичнее прочих, его хитиновый слой устоял перед ожогами. Шевельнув усами и сложив в странном, похожем на молитвенный, жесте лапы, он взял оставшихся пленных на себя. Выскользнувшая из наручников гибкая ведьма первым делом бросилась к ребенку и прощупала перебинтованные раны, разглядывая бледное личико цепким лекарским взглядом. — Он прав, — констатировала она. — Арьян нужна помощь. — Давайте сделаем так, — вздохнул Оби-Ван. — Вы, — он указал раскрытой ладонью на ведьму-лекаря, — доберетесь до моего звездолета. Скажите дроиду R4, что магистр Кеноби обещал проводить в медотсек, он покажет. Берите все необходимое. Но остальных я прошу отвести любые подозрения от места положения моего звездолета. Отвлечь на себя. Я же вернусь за Кхлоиной. И мы улетим отсюда. Вы тоже сможете… в ангарах должен стоять транспорт дроидов, я уверен. Дальше делайте, что хотите. Можете забрать девочку, но я бы отвез ее на Корусант в Залы исцеления джедаев, потому что вы ни малейшего представления не имеете о том, что здесь происходит. — А ты имеешь? — Нет, — без вызова ответил Оби-Ван. — Но я и не целитель. В камере повисло задумчивое молчание. — Хорошо, — согласился мужчина. — Все готовы? Раздав всем указания и разделив самых пострадавших и раненых по разным группам, сам он посмотрел на Оби-Вана и мотнул головой: — Идем, — он закашлялся, но справился с собой. — Прикрою до лаборатории.* * *
Дроиды окружили их со всех сторон, выскочив из вскрывшихся тайных панелей зала. Оби-Ван отбил первую волну выстрелов мечом, когда вынужденный напарник толкнул его в спину, вынуждая шагнуть в сторону лестницы. Сам он поднял в воздух операционный стол, раздирая его на куски, прикрываясь столешницей на манер щита и орудуя ножками, как парящими мечами, сшибая головы и кроша бластеры. По его лбу тек пот, он становился бледнее с каждым жестом, но металл не дрожал, несясь по залу с убийственной уверенностью. — Иди. Он тебя ждет, — процедил напряженно он и прыгнул на замершую в воздухе столешницу. Кувырок — он уже за спиной дроида и выдергивает из рук бластер. Оби-Ван бросился наверх. Правда ждал. Стоял рядом с до сих пор подключенной к тянущимся снизу шлангам Кхлоиной. Расходившиеся от нее — живой, но мечущейся, стонущей — волны Силы колыхали под ногами пол, но намного тише. Процесс еще шел, хоть и не так активно. — Здравствуй, Оби-Ван. — Дуку, — Оби-Ван коротко приветственно махнул мечом. — В тебе скрыт огромный потенциал. — Я давно не развесивший уши падаван, чтобы вестись на такие беседы, к чему они? — Ты разочаровываешь меня. Сильнее, чем Совет когда-то. Оби-Ван поджал губы. — Хотел бы сказать, что мне жаль, но не люблю лгать. Дуку коснулся волос Кхлоины. Йода описывал их как сплошные огненно-оранжевые локоны, но сейчас среди них пробивались черные пряди. Оби-Ван со свистом разрубил воздух, делая шаг вперед. — Джедаи, ситхи… сколько тысяч лет перетягивают власть будто одеяло. Мечи, броски Силы… мелочно. Мы на пороге революции, Оби-Ван. Того открытия, что сделает нас властными над самими собой в полной мере, над мидихлорианами, над Силой. Неужели ты не хотел бы стать сильнее? Любой враг, любой предатель сделает тебя сильней. Не в фигуральном смысле, о котором бормочет Орден, а в самом настоящем. — Дуку сжал затянутый в кожаную перчатку кулак. — Ты впитаешь его Силу, сделаешь ее своей. — Я останусь сильней тебя даже без последнего мидихлориана в крови. Потому что за мной правда. Дуку рассмеялся. Оби-Ван не видел его забавлявшимся никогда, но сейчас он хохотал, задрав голову к потолку. — Разум Йоды старческий маразм тронул, раз он такие сказки тебе внушил? — Поглощать чужие жизни — омерзительно, — выплюнул Оби-Ван, разрубая ближайшую электронную панель с прыгающими столбцами данных. Дуку тут же выхватил свой меч, отводя удар от следующего блока. — Ты отнимаешь их у ситхов. Это же твой джедайский долг, — саркастично протянул он, с легкостью парируя удары Оби-Вана. — Мой долг — хранить мир. Не убивать, — толчок в грудину, в средоточие того, кого уже не вернуть к Свету. Не в его силах. — А они? Орден сам отказался от них. Ведьмы и еретики. Слова Дуку покрылись мерзкими наростами, неправильные слова. — Серые джедаи. «Принявшие другой путь» — так говорил Квай-Гон. — Квай-Гон ослаб, Орден не дал ему раскрыть себя, — прошипел Дуку. — И погиб. Ты не устал от бессмысленных смертей? Которых мы можем избежать? — Он не считал себя слабым. И свою смерть бессмысленной. — Пустые додумки. — Вовсе нет, — Оби-Ван крутился, вспарывая пространство вокруг и не позволяя Дуку снова сузить его. — Я знаю, о чем говорю. О чем он говорил со мной. Дуку округлил глаза, оступаясь, и Оби-Ван воспользовался этим, оттесняя его ближе к центру комнаты. — Мы ведь остались с ним на одной стороне Силы, — добавил он, не зная, зачем они продолжают этот разговор. — Значит, его ничему не научила даже смерть, — отрезал Дуку, проворачиваясь под рукой Оби-Вана. Пол под ногами тряхнуло — и это была не Сила, а вполне физическая волна. Зашатались сервера, с потолка посыпались искры. Дуку не упустил шанса: боль опалила правое плечо, Оби-Ван дернулся от ожога, но ушел всем телом навстречу этой боли, чтобы не попасть под выросший из пространства меч слева. Он уступал мастерству Дуку. Ему уступали все. Но сейчас за Оби-Ваном было то, что он уже не мог отдать. То, что он уже не мог простить. Мимо просвистела потолочная балка, Оби-Ван задержал ее в воздухе, отталкиваясь от нее, кувыркаясь над головой Дуку и всаживая меч в центральный сервер. Глаза Дуку пыхнули яростью, и он махнул красным лезвием, разрезая ставший бесполезной железякой блок, заставляя его провалиться, а Оби-Вана скатиться на пол. Шаг — меч у горла — еще один взмах — пол провалился, роняя обоих, заставляя цепляться за опаленные края, вытягивать себя наверх. Волны Силы слабели. И вряд ли дело было в том, что эксперимент прервали. Оби-Ван не просто должен был победить, он обязан был сделать это прямо сейчас. Закрыв глаза и полностью доверившись Силе, он сделал подшаг, толкнулся, заворачивая тело в мощном рывке, и резко рубанул. Дуку коротко вскрикнул, падая на пол. Его меч выключился и провалился в дыру в полу. Сам же он скорчился, смотря на прижженные запястья, которые заканчивались дымящейся чернотой вместо ладоней. Оби-Ван махнул рукой, отодвигая Дуку дальше от себя. Еще взмах, по кругу, сквозь боль — вырывая тугие провода из пола. Еще один, каждым мускулом, вперед, — спеленывая тело бывшего джедая. Оби-Ван открыл глаза и тяжело вздохнул, убирая меч. — Я останусь сильней тебя даже без последнего мидихлориана в крови. Потому что за мной правда. — Он развернулся к столу и, наскоро разодрав остатки проводов и шлангов, поставил Кхлоину на ноги, подхватывая ее и бегло оглядывая. Нести на руках ее сейчас было бы еще одним трудно преодолимым испытанием. Она стояла неважно, но глаза ее смотрели по сторонам, и грудь вздымалась заполошно, живо. Первый маленький шаг она сделала сама, и Оби-Ван повел ее к лестнице, придерживаясь за перила покалеченной рукой. Ступив на первую ступень, он бросил через плечо, не оборачиваясь: — Сила не в чужой смерти. Никогда, — и повел Кхлоину вниз. Здесь бой успел закончиться. Среди обломков дроидов и оборудования стоял ждущий последователь Потенцума. Он уперся в чудом уцелевшую колбу с мертвой женщиной. Оби-Ван принял поначалу это за жест скорби, но мужчина кашлял, держась за сердце. Не от слез, а от физического спазма. Кхлоина вдруг напряглась вся, глаза ее налились жгучей чернотой, а рот по-детски искривился. — Мама! — вскрикнула она, дергаясь к колбе и чуть не роняя Оби-Вана. Тот перехватил ее за плечо, разворачивая к себе. — Эй! Кхлоина! — Он сжал ее щеки, выискивая в затянувшей глаза пленке янтарный цвет, что был там минуту назад. — Кхлоина! Что с тобой? — Мама, — менее решительно повторила она, роняя крупные слезы. Ее лицо исказилось совсем не по-взрослому, детской обидой и страхом. — Кхлоина! Меня прислал Йода. Твой учитель. — Йода… — медленно повторила она, и сквозь мутную топливную пленку проступил белок глаз. — Я… Я Кхлоина. — А я Оби-Ван. Она снова начала обмякать, но теперь ее подхватили и с другой стороны. — Что с ней? Почему она назвала Лидию мамой? — Это не она, — ответил Оби-Ван. Он не был уверен, но слова «источник» и «реципиент» после речи Дуку приобрели новый, пугающий и весьма четкий смысл. — Дуку пытался передать ей Силу ребенка. Возможно, сознание шло вместе. Или чувства. Не знаю, — Оби-Ван замолчал, помогая Кхлоине переступить через обрушившиеся балки. — А здесь что происходит? — Мои разбудили осиное гнездо, — он спрятал в карман дроидское устройство связи, которое успел использовать в своих целях. — Дроиды не всегда отличаются особым умом, и они вполне могут выпустить ракету в вулкан. — Ясно, — пробормотал Оби-Ван, прикрывая их троих силовым щитом от сыплющейся с потолка плитки. — А с тобой что? — Со мной? — скривился тот, проталкиваясь в ставший узким из-за покосившейся стены дверной проем. — А что? — Не юли. Тебе плохо. — Не юлю. Понятия не имею, что это. Другим тоже нехорошо. По-разному. Хуже всего Браксу. Это инсектоид высокий, который… — У которого больше всего Силы. И мидихлориан, готов поспорить, тоже, — помрачнел Оби-Ван. — И что?.. — Вам кололи что-нибудь? — Да, как наручники нацепили, так и вкололи. Мы готовились к пытке ядом, но… — Это не пытка. — Оби-Ван перенес вес Кхлоины на напарника и, подняв руки, вышиб завалы из прохода. Затем достал из поясной сумки ампулу и, разделив ношу на двоих вновь, протянул противоядие: — Это была защита от побега. Яд использует Силу против ее носителя. Через мидихлорианы. Пока вы были в наручниках, все было в порядке, но стоило вам освободиться — и он убивает вас. У меня есть антидот. — Одна доза? — Не могу носить при себе полную аптечку. Он мотнул головой: — Нет. Нужно всем. — Если ты не примешь, уже никому не поможешь, — Оби-Ван сунул ампулу решительней. — У меня в звездолете есть еще, но ты должен принять! — Меня зовут Нитай, — произнес мужчина, принимая ампулу. Оби-Ван уважительно кивнул, и они продолжили путь к звездолету. Их уже ждал обеспокоенно мерцающий глазком диода R4. Он гудел и ехал впереди них в медотсек, подрагивая от перенапряжения. Причиной его беспокойства была потерявшая сознание лекарь. Она успела подключить малышку к капельнице с раствором Хайненгема, но сама лежала на полу. Оби-Ван прощупал пульс — еще ровный — и нашел шприц. Вскоре после укола дозы антидота ее ресницы дрогнули, открывая глаза. — Вам повезло. — Оби-Ван вытер ладони о тунику и принял Кхлоину из рук Нитая. — Его делали для джедаев, на вас действует медленней. И легче. — А как на джедаев? — Нитай спрашивал без вызова или злорадства, просто спрашивал, опускаясь на пол к лекарю и помогая ей размять затекшую руку. — Плохо. Лучше вам не знать. — Оби-Ван уложил Кхлоину в кресло, подкладывая валики из полотенец под шею и руки, и поставил капельницу. Она, с трудом сложив губы для внятной речи, попросила о снотворном и теперь дремала, принимая восстанавливающий силы раствор. Оби-Ван выгреб все имеющиеся запасы антидота. Еще три дозы. — Так мало? — в голосе Нитая не было возмущения, только растерянность. — Прости. Больше у меня нет. Разве что… Возьмешь у меня кровь? — Оби-Ван закатал рукав, морщась от каждого движения, тревожившего рубец от меча на плече, и протянул руку лекарю. — Я вакцинирован. Должно помочь тем, кто перенесет прием человеческой крови. Можешь взять еще несколько доз из меня. Сколько нужно. В шкафчике есть шприцы. Нитай с прежней растерянностью наблюдал, как набираются один за другим шприцы джедайской кровью. Согнав оцепенение, он отключил девочку от капельницы и взял ее на руки, заворачивая в полотенце, на котором она лежала. — Забираете? — Да. Ей нужен антидот? — Нет, Дуку не стал бы подавлять ее мидихлорианы, если пытался выкачать из них Силу. Это было бы глупо. — Оби-Ван расправил рукав поверх наложенной повязки и поморгал, борясь с секундной слабостью. — Если ей что-нибудь еще нужно… — Я заберу пачку бакта-пластырей и одну упаковку раствора Хайненгема, — кивнула лекарь, сопровождая свои слова действиями. Оби-Ван молча разрешающе махнул. Кхлоину ждали Залы исцеления, этим людям медикаменты были нужнее. Нитай с девочкой и лекарь спешно сошли с трапа. Прощание в любом случае было бы неловким, и всем им было, куда спешить. — Если ей станет хуже, вас будут ждать в Залах исцеления, я предупрежу, вам не откажут. И… думаю, всем вам стоит вакцинироваться. Я позабочусь, чтобы вас приняли на Корусанте… — Оби-Ван, — остановил его Нитай. Он смотрел тяжело, и впервые в этом взгляде было столько открытости, что Оби-Ван замолчал сразу. — Я благодарен тебе за все. За твою доброту. Неджедайскую доброту. Не спорь со мной сейчас, даже если я не прав. У тебя мало времени. Ты должен кое-что узнать. Лекарь вскинула голову, видимо, зная, что последует, но прикусила губу и отвернулась, стоило Нитаю положить ладонь ей на плечо: — Он не может знать, дорогая… но должен. Она кивнула. — Оби-Ван, вряд ли мы примем твое приглашение и появимся на Корусанте. Мы уже были там и не так давно. Нас пригласил для тайных переговоров Канцлер Палпатин. Предлагал сотрудничество в войне с Конфедерацией. И затем мы оказались здесь. Поэтому доверия к Республике и к появившемуся джедаю у нас не осталось совсем. — Канцлер Палпатин? — Он — владыка ситхов. — Не-е-е-ет, — протянул Оби-Ван, зажимая рот ладонью и вгрызаясь в пальцы. — Нет. Нитай посмотрел на Оби-Вана тем взглядом, что не оставляет никаких сомнений, окатывая тебя знанием, с которым ты уже ничего не можешь поделать. К которому ты не был готов — не можешь быть готов, — потому что подозрения в том, что Палпатин злоупотребляет властью превращались в пустую невинность по сравнению с реальностью. Которое переворачивает твою жизнь, ведь Орден служит Республике, и распознать, где они пошли по ложному пути, уже не так просто. Которое обрушивается на тебя, заставляя осознать сразу все. Вместе с последствиями. Энакин. Энакин. Энакин… Оби-Ван почувствовал вкус собственной крови из прокушенного пальца и отдернул руку. Нитай приобнял лекаря, увлекая ее в сторону от звездолета, чтобы тот смог взлететь. — Пусть Сила не покинет тебя, — крикнул он напоследок. Оби-Ван кинулся к панели, устанавливая свой комлинк в усилитель и вызывая Йоду. Другой рукой он поднимал трап с земли и звездолет — в воздух. Гиперпространственный коридор, проходящий мимо Корусанта, был всего в получасе лета, но сейчас тридцать минут выглядели для Оби-Вана пугающей вечностью.* * *
Палпатин был встревожен не на шутку. Он ходил вокруг стола, передвигаясь напряженными резкими движениями. — Что случилось? — от волнения сводило пальцы. В голове один за другим вспыхивали образы, которые Энакин гнал прочь. Конфедерация, теракты, кровь, гарь. Верховный Канцлер любую невзгоду Республики переносил стоически, а сейчас на нем лица не было. Только нерешительно шевелящиеся, подбирающие слова бледные губы. — Энакин! — Палпатин обернулся, чиркнув по полу черным хвостом плаща. — Садись. Энакин подошел к креслу и сел на самый край. Он не мог заставить себя расслабить спину и зажатые колени. — Что случилось? — повторил он. — О, мальчик мой, — Палпатин покачал сокрушенно головой. — Ты должен быть сильным. — Я готов к любому испытанию, что судьба преподнесет Республике. — Сегодня она немилосердна не только к Республике, но и к тебе. В висках стучало. Энакину хотелось вскочить и крикнуть: «Хватит уже, говорите!» — но он не смел торопить взволнованного Палпатина. — Мне жаль об этом говорить, но я узнал кое-что о джедайском Совете, что не могу скрывать от тебя. Не имею права. Они нашли настоящего Избранного. Они так считают. — Настоящего Избранного? — Энакин хлопнул глазами, не понимая о чем идет речь. Бег мыслей, настроенных на военный лад, запнулся. — В каком смысле «настоящего»? — Ребенка, который сильнее тебя. Огромная Сила, еще не ступившая на путь Светлой или Темной стороны. Всплески. Сила. Сумасшедшие всплески, на которые способны только дети. Энакин сжал колени, а Палпатин продолжил: — На этот раз они решили держать это в секрете от меня. И от тебя, как видишь. Послали за ним тайно. Хотели оказаться первыми, — короткие рубленые фразы вбивались в сознание, поднимая из его глубин так и не отпущенное видение. — Нелепо. — Палпатин вздохнул с горечью, от которой сводило собственное горло, и положил руку на спинку кресла Энакина. — Те, кто должен быть оплотом мира в Республике, силой и мудростью, опустились до погони за властью, политическим влиянием, используя для этого любое преимущество. Палпатин медленно обходил кресло, ведя рукой по спинке, по плечам Энакина — придерживаясь сам и сжимая утешительно, но мышцы под его пальцами не расслаблялись. — Это так странно, Энакин, — голос Палпатина стал тише, но Энакин слышал каждый звук, каждый призвук. — Джедаи… свет и надежда… ищут личной выгоды. А ситх… борется за мир и процветание всей Галактики. Энакин оказался на ногах в миг, а рука сама легла на пояс. Он понял, о ком речь, молниеносно, словно предчувствовал, но все в нем всколыхнулось от шока, ведь как такое можно было предположить? Просто воспаленное сознание обострилось до предела и соображало быстро. Новое знание прошило все тело — от макушки, по позвоночнику, по каждой дрожащей от напряжения мышце. Надавило на пальцы, заставляя включить меч и выставить перед собой. — Вы ситх? — возмущение налило собой голос, пальцы сжали рукоять меча до белых костяшек. Слишком сильно, так теряется точность, но Палпатин стоял близко — Энакину хватило бы короткого выпада вперед. Палпатин смотрел сквозь Энакина, не думая защищаться, наоборот, складывая пальцы вместе на груди. — Почему вы?.. — Воздух вихрился в горле, не идя ни внутрь, ни наружу. Слова застревали в этом вихре. Как и мысли. — Вы все время утверждали, что нечувствительны к Силе, что ничего не понимаете в этом, вы столько врали мне! И вы… ситх! Враг! Палпатин встрепенулся, сверкая глазами: — Энакин! Я не хотел, чтобы между нами стояли какие бы то ни было ярлыки: бывший раб, рыцарь, Канцлер, джедай, ситх. Я хотел быть твоим другом. Я был им. И остался. Энакин скрипнул зубами. Он ловил в голове обрывки правил. Обрывки понимания, как он должен поступать, как должен поступать рыцарь-джедай, потому что в себе Энакин уверен не был. Ни в чем он больше не был уверен. — Я должен сообщить, — сдавленно произнес он. Возможно, Палпатин не позволит ему выйти из кабинета. Попытается остановить. Начнет бой, вернув переворачивающийся мир на свое место. — Конечно, — только кивнул Палпатин, раскрывая пустые ладони. — Я понимаю. Только за тебя боюсь. Совет… — За меня? Почему мне нужно бояться Совета? — Они считают, что нашли нового Избранного. Мне даже жаль этого ребенка, но ему я помочь не могу. А тебе — да. Его они поймали в свои сети так рано, а ты… ты сильнее, ты успел сформировать свой стержень до того, как стал одним из них, и видишь больше, шире, умеешь противостоять. Ты рос на моих глазах, и я так хочу тебе помочь. Ты неудобен Совету — ты знаешь, насколько ты им неудобен. Они могут попытаться избавиться от тебя. — Это слишком! — воскликнул Энакин, отводя меч в сторону и взмахивая им сбоку от себя. Жалкое резкое подобие приветствия самой агрессивной формы боя, на которую он был сейчас способен. — Вы творили столько зла! Дети на Цин-Таре!.. — Я? — Палпатин ошарашенно усмехнулся. — С чего ты взял? — Но… вы ситх! — Именно об этом я говорил, когда сказал про ярлыки, — вздохнул Палпатин. — Кража детей, эксперименты с ними, с мидихлорианами — все это дело рук Дуку. — У него был учитель, и теперь я знаю, кто им был. — Ты умный мальчик, Энакин, — улыбнулся Палпатин. В его улыбке было столько же доброты, сколько и раньше, и Энакин отвел взгляд. Непростительно в бое с ситхом, но боя-то… не было. — Я был его учителем. Поведал все, что знал. А он предал меня. Захотел власти. Возглавил Конфедерацию. Так боялся за свою шкуру, что пошел на страшные вещи. — Он не следовал вашим приказам? — Энакин, — Палпатин осторожно протянул руку ближе и коснулся щеки Энакина. Его ладонь… теплая и сухая. Такая же как и раньше. Человеческая. Энакин вздрогнул, но не отшатнулся. — Наивность твоя распускает цветы в моем сердце. Ты смог сохранить ее, несмотря на все, через что прошел. Как серые джедаи не желают идти по пути Ордена, так и последователи Темной стороны... Мы разнимся не меньше. И Дуку — дважды предатель, не приемлющий ничьей власти, и трус в то же время. Его смерти ждет Сенат и ждут — ищут — джедаи. Но его смерти жду и я, как Канцлер и как тот, кого он предал. Пообещай мне, мой мальчик, что что бы ты ни решил для себя, как бы ни кончился сегодняшний вечер… пусть арестом моим или смертью — ты убьешь его. Во благо Республики и того общего, во что мы верим. Дуку. Это его лицо мелькало в видениях. Теперь Энакин узнал подбородок в седине. — Он был в моем видении. Он тоже ищет Избранного? — Ну разумеется. Все видят в Избранном то средство, что приведет их к победе и власти. В какой тайне и спешке все делает Совет! Посмотрев на тебя, они распробовали вкус Силы, которой обладают. Которой могли бы обладать. И теперь им нужен тот, кто будет еще сильнее, но послушней. Как они заинтересовались цин-тарскими детьми... ты вот знаешь, что с ними стало? Интересовался ли этим? Или отстранили тебя от дела, поспешно переключив на нечто иное? Энакин уронил руку, выпуская меч из рук. Плечо свело, и он дернул им, но ставшие стальными жилы не слушались, словно протез завладевал телом, обращая плоть в поломанный металл. Энакин только молча мотал головой, отказываясь принимать происходящее. — Им нужно орудие, — продолжал Палпатин, — а не тот, кто сможет увидеть их поступки со стороны. Держась до последнего за свое главенство, они не сделали тебя магистром. — Это был их ответ вам, — повторил выученную формулу Энакин. — Что? Даже слышать смешно. Я лишь Верховный Канцлер. Они могли просто отказать мне в твоем назначении, сказать «нет» напрямую, но они выбрали твое унижение. Не мне этот ответ, а тебе. Еще раз место указать, что они тебе отводят. Энакин отвернулся, отошел. Он не хотел больше слушать это. Но даже сейчас, теряя ясность и последовательность мышления, он понимал, что дело не в словах. Он не хотел, чтобы это происходило, а слова — прозвучат они или нет — не меняли реальности, не создавали ее. Энакин прижался лбом и ладонью к стене, ища опоры. — Вы не правы. Не можете быть правы, — пробормотал он, кусая губы. — Я хотел бы быть неправым. Энакин, я желаю тебе только лучшего, и отрадой для моих глаз ты был всегда, будь ты мальчишкой с Татуина или рыцарем-джедаем, но боюсь, что сегодняшний вечер изменит все. Они уже не те, что раньше. Те робкие джедаи, что боялись твоей Силы, что в Орден-то тебя брать не хотели. — Но взяли. Оби-Ван… — Ох, Оби-Ван, — голос Палпатина сорвался, и Энакин сердцем почувствовал этот обрыв. — Быть наставником Избранного — большая честь. Ты сделал его знаменитым, ведь когда хорош ученик, всегда должен быть хорош и учитель. Звание магистра, как и место в Совете, он получил одновременно с твоим рыцарством, за твои заслуги, когда ты снова спас Галактику. Хотел бы, чтобы это было совпадением, но так не бывает, Энакин! Посмотри, посмотри, как твой учитель, начавший упиваться властью и славой, предает тебя ради настоящего Избранного! Палпатин нажал кнопку на панели стола, и над поверхностью развернулись записи с камер. Оби-Ван крался, пряча что-то под плащом. Он прижимал свою ношу к себе с той бережностью, какую Энакин прекрасно знал. Каждую складывающуюся на лице морщинку, беспокойные глаза. Ракурс сменился. Замерев на углу, Оби-Ван отвел полу плаща, и в глазах, направленных на темноволосую детскую головку, отразилась знакомая нежность. Кулак протеза сжался до скрипа в проводах. Оби-Ван спрятал ребенка и пошел дальше. Тайное поручение. «Не моя тайна». «Нельзя со мной». Кулак врезался в стену, оставляя вмятину. Еще один ракурс. Оби-Ван выставлял вперед руку, удерживая отводящий глаза щит, а сам трогал губами бледную щеку. Щупал ими на шее ребенка пульс. Удар. Удар. Под пальцами крошки, под зубами соленый вкус крови. Звука нет, но Энакин считывал по губам: «не бойся», «ты же сильная девочка», «я заберу тебя». — Нет. — Удар. — Нет. — Удар. — Нет… — ладонь мазнула по стене, вторя сорвавшемуся голосу. Колени дрогнули, не держа больше тела. Из каждого напряженного мускула уходила сила, оставляя пустоту. Оставляя ее везде. — Война меняет, и сильнее меняет только ощущение власти над другими. Они ведь просили приглядеться ко мне? Наверняка просили? Использовать дружбу, чтобы быть в курсе? Энакин медленно сполз по стене. Металлические пальцы сдирали краску, оставляя серые полосы, отмечая весь путь падения Энакина. Палпатин был уже совсем рядом, его голос звучал сверху: — Не Оби-Ван за тебя просил Орден годы назад. Он сам выполнял чужую просьбу. Клятву любимому учителю. Просто обязан был тебя взять. — С тех пор все изменилось, — Энакин говорил, едва разлепляя саднящие губы, выдыхал в стену, но Палпатин все слышал. — Изменилось ли? — Палпатин замолчал, и Энакина оглушил стук собственного сердца, которое — глупое — зачем-то трепыхалось. Энакин с удовольствием выдернул бы его оттуда. Чтобы не чувствовать. Не чувствовать ничего. Что-то внутри бормотало о том, что джедаи всегда были такими, и Оби-Ван лишь один из них. Что в сказки о рыцарях и свете верят только мальчишки с Татуина. Что-то глухо кричало в нем родным голосом, что ситхи и Темная сторона — бездна, что он не должен слушать, что скрывать все это время свое истинное лицо — зло и предательство. Он не слушал обоих. Он был просто мальчишкой с Татуина, скорчившимся на полу и мечтавшим только о том, чтобы перестало быть так больно. Чтобы проклятая Сила оставила в покое его жизнь, перестав превращать друзей и любимых в тех, кем они становились. Чтобы Палпатин не продолжал, не высказал то повисшее в воздухе, что Энакин уже чувствовал, но что еще не было облечено в слова. Но Палпатин снова открыл рот, чтобы окатить сочувственным и полным понимания вопросом: — Все ведь началось после Цин-Тара? Плечи дрогнули от всхлипа. Рассеченная осколками грудь исторгла жалкий, едва слышимый скулеж. — Энакин, — голос Палпатина окружал со всех сторон. — Присоединяйся ко мне. Я тебя не брошу. — Зачем я вам? — Энакин проглотил соленую от кровавых соплей слюну. Он был разбит. Он закрывал глаза и распахивал их, пялясь в стену. Не менялось ничего. И даже если он умрет — все останется прежним. — Если есть другой Избранный? Если я — не он? — Энакин, — снова его имя звучало нежно и так уверенно, как будто Палпатин имел на эту нежность право. — Мне не важно, кого нашли джедаи, кого изберет своей целью пророчество. Кто истинный, а кто ложный. Мне нужен ты. Энакин сдался согнувшей спину тяжести и перевалился на колени, разворачивая тело к ногам Палпатина. Из груди, из ноющего нутра, а не из горла, выплеснулось слабое, тихое: — Я пойду за вами. Только помогите мне забыть. Ладонь легла на макушку, впиваясь подушечками пальцев в волосы. — Хорошо. Хорошо, — ладонь не дала бы поднять головы, но Энакин не пытался. Весь он был вжат в пол навсегда. — Конечно, мой мальчик, я постараюсь. И думаю, первым шагом стоит сделать это… Он отошел, и Энакин, потерявший всякую опору, осел на пятки, упираясь ладонями в пол. Когда Палпатин вернулся, он протянул Энакину его меч и алый кристалл. — Мой первый подарок тебе. Твой отказ от прошлого. Энакин закрыл глаза. Все погрузилось в темноту, но Сила различала металлическую рукоять и яркий граненый кристалл. Концентрируясь до тянущей в переносице боли, Энакин заставил меч выскользнуть из ладони Палпатина и разделиться в воздухе на части. Предыдущий кристалл вышел из паза, завис в воздухе и надломился. Черная змейка трещины оплела его, заставляя померкнуть. Он звучал так же, как расходящийся на неровные куски мир вокруг. Энакин помнил, как собирал этот меч, как ждал его тогда Оби-Ван… кристалл взорвался мельчайшей пылью, устилая ей пол, а алый наоборот вспыхнул, обжигая даже закрытые глаза. Энакин чувствовал, как тянутся из солнечного сплетения кровавые нити, питающие камень, забирающие часть души — Энакин бы отдал ее всю сейчас. Предыдущий меч рождался в смятении, но питался верой. Наполнялся завороженным и волнительным будущим. Новый являлся из текущих по щекам слез и сдерживаемого зубами воя. Кристалл скользнул в паз, крышка захлопнулась. — Хорошо, — повторил Палпатин. Двери распахнулись Силой, оглушительно ударяясь о стены. Внутрь вошли магистры Совета — все разом, единым фронтом. В центре строгой линии стояли Винду и Йода. Энакин повернул голову, и оба они замерли, столкнувшись с его взглядом. Палпатин сложил руки на животе и поднял брови: — Совет… почти полный состав. Чем обязан? — Канцлер Палпатин, — голос Винду прокатился по кабинету. — Вы обвиняетесь в предательстве интересов Республики и злоупотреблении властью. — Много громких слов. — Я тоже предпочитаю дело, — фиолетовые отблески меча Винду заплясали на его лице. — Это предательство, магистры, — Палпатин развел руки, приседая в боевую позу. В его руке теперь тоже горел меч. — Заговор против Республики. Покушение на мою жизнь. Хорошо, что хоть кто-то мне верен… Энакин поднялся по бессловесному приказу. Он все еще стоял спиной к двери и лицом к Палпатину. Рукоять легла в ладонь как продолжение тела. — Скайуокер… — Винду сбился с решительного тона, и Энакин бросил взгляд через плечо. Винду смотрел на красное лезвие, а не на его лицо. — Скайуокер, отойди в сторону. — Не сегодня, — процедил Энакин, прожигая взглядом каждого магистра. Готовую к бою Секуру. Хмурого Тийна. Йода уронил клюку и коснулся груди, хватая ртом воздух, но следующим движением стер эту мимолетную, возможно, показавшуюся, слабость и включил меч, заслоняя им глаза и не давая различить их выражения больше. Волны Силы схлестнулись, вышибая из помещения воздух, разбивая вдребезги стекла окон, разнося в щепки мебель. Мечи кружились в сумраке хищными светлячками, скрещиваясь с треском, и звуки боя стали единственным, что существовало сейчас. Первым пал Тийн — злой колющий удар пропорол его живот, а Палпатин уже был в другом конце комнаты. Энакин присел, уходя от удара меча Колара, и молнии прошили воздух над его головой, обжигая легкие электрическим запахом. Но цели они не достигли, на их пути вырос Винду, принимающий все их на свой меч. Прочно связанным диполем сцепились они с Палпатином, кружа по комнате и сокращая дистанцию. Тело Энакина работало автоматом. Запрограммированным дроидом кружился он, отражая удары, уходя от них, пока перед ним не возник вдруг Йода. Энакин не успевал следить глазами за тем, где оказывался гранд-мастер, и потянулся к Силе, лишь благодаря ей успевая отводить от себя удары. Та вела его, концентрировала на тонком смертоносном столбе света, заставляя перекидывать меч из одной руки в другую, вскидывая его над головой или опуская к полу, и весь мир сузился до этого гудящего лезвия. Энакин пропустил самый обыкновенный удар по руке когтистой зеленой ногой. Вывернутое запястье взвыло, и прежде, чем рукоять потухшего меча успела стукнуться об пол, на нем сомкнулся блокирующий наруч. Вторая рука, цепь, жжение. Щека больно встретилась с полом, из губы снова потекла кровь. Энакин приподнял, насколько мог, голову. Молнии все еще неслись в меч Винду, и обоим противникам эта связка давалась с великим трудом. Лицо Винду заливал пот, его колени дрожали, а лицо Палпатина бледнело, морщины становились провалами и кратерами. Рядом с головой Энакина оказалась нога Йоды. Гранд-мастер шел вперед, не меняя боевой стойки, полный решительности. Сирена взвыла так громко, словно источник был посреди комнаты. Йода покачнулся, прижимая уши. Вскрикнула чувствительная на слух Секура. Винду вздрогнул, и Энакин дернулся, пытаясь вжаться в пол хотя бы одним ухом. Огромные фары несущегося прямо в окно спидера ослепили, и, когда через мгновение зрение начало возвращаться, Энакин смог различить силуэт Палпатина, выпрыгнувшего в окно. Следующий взмах меча пришедшего в себя Винду рассек пустоту, а затормозивший и развернувшийся спидер пыхнул в комнату теперь задними фарами и стремительно уменьшился, уносясь прочь. — Быстрее! — Винду пронесся мимо, уводя шуструю Секуру за собой и командуя ей, уже бегущей впереди: — Крыша! Ккай, Колар, возьмите транспорт. Не дайте ему уйти! Энакин смотрел на Корусант в разбитое окно, но мало что видел помутневшим взглядом. Картинка становилась тусклее с каждым мигом, сознание тускнело следом, и Энакин только подгонял его, так он желал этой пустоты. Только облегчения не было и там. Последнее, что он увидел прежде, чем веки сомкнулись, — это маленькая, снова сгорбленная спина Йоды на фоне окна.* * *
Энакин потерял счет времени, как потерял чувство реальности. Он не знал, сколько прошло минут или часов, что происходило вокруг и что ждало его впереди. Нет. Последнее он знал. Впереди ждала пустота. Что бы ни сделали с его телом и Силой, сознание и душу ждала только угнездившаяся в груди пустота. Он брел, подталкиваемый в спину. Кем-то. Голоса звучали безликими словами из этой пустоты, требуя, бормоча или приказывая. Но в основном рядом с ним все замолкали. Его пустота поглощала и их голоса. Их желание открывать рот. Возможно, за это он был ей даже благодарен. Колени снова терлись о пол. Энакина бросили там, где когда-то он принял звание джедая. И снова по кругу стоял Совет. Снова мечи их были наготове. Как будто он мог сломать силовые наручники. Как будто ему было, ради кого. Его меч лежал прямо перед ним. Они молчали. Энакин хотел бы воспользоваться Силой только затем, чтобы выставить щиты. Не чувствовать те эмоции, которые сухие обыкновенно джедаи лили на него потоком. Непонимание. Страх. Презрение. Все это он глотал, сталкивая в разверзнувшуюся бездну. Те чувства, что не желали никогда уходить в Силу с медитациями, сейчас падали с этого обрыва сами. Чужие. Свои. Вместе с ним. Дверь распахнулась, и в Зал вбежал кто-то, и этот бег, спешка, стремление всколыхнули все вокруг — таким отчаянным и живым оно было. Словно сдувая пыль с окаменевшего Совета, вбежавший хлопнул дверью. Замерев лишь на миг, он поинтересовался — он, ну конечно, это был он, никто больше не мог быть таким оживляющим: — А что здесь происходит? — и Энакин опустил голову ниже. Йода решился заговорить: — Многое произойти успело в отсутствие твое. — Возможно. Но Кхлоина сейчас в Залах исцеления, и я вполне заслужил объяснений… происходящему. Йода навалился на клюку всем весом, делая мелкие шаги к Энакину. — Прав ты оказался. Палпатин — лишь личиной для Дарта Сидиуса был. Темная сторона дальше власть свою распространила, чем думали мы. Посмотри на ученика своего меч. Йода поднял рукоять с пола и включил меч, разделяя ярким красным всполохом жизнь Энакина на ту, что была до и что будет после. Ему казалось, что он перестал чувствовать, что внутри все выжгло болью, и ему все равно, но сейчас он с трудом сдерживался от крика «нет», от того, чтобы повалить гранд-мастера на пол, выбить из рук его рукоять и не дать Оби-Вану увидеть. Жалкая часть его души, затрепетавшая от одного звука голоса, та часть, что готова была быть рядом с Оби-Ваном любым способом — пусть даже не единственным нужным, не тем, кто нужен вообще, — эта часть отбивала сердце об решетку ребер. Но есть шаги за те грани, откуда вернуться не дадут. И именно такой границей был алый столб света. Энакин видел отблески в плитах пола, видел, закрывая глаза, на изнанке век — на изнанке черепа. Внутри себя. Оби-Ван молчал. Потом подошел ближе и вздохнул. — Освободите Энакина. Немедленно. — Ма... магистр Кеноби, — поперхнулся непонимающе Винду. — В каком смысле? — Освободите Энакина. Он не ситх. Все, что сделано им было, все его поступки — были моим приказом. Энакин поднял голову и посмотрел на стоявшего уже сбоку Оби-Вана. Уставший, в перепачканной гарью тунике, тот стоял ровно и глядел строго. Не на него, а на Йоду и Винду. — Все зашло слишком далеко, — продолжил он ровным голосом. — На Цин-Таре детей забирали люди в республиканской форме. История с клонами оказалась нам на руку, но расследование их появления в Галактике зашло в тупик. Где-то был предатель. Во власти. В Ордене. У меня были подозрения. Я приказал Энакину сыграть эту роль. — И клятву верности ситху принести, м? — Йода выключил меч, возвращая его на пол, но взглядом Оби-Вана не отпустил. Наоборот, ввинтился им глубже, продолжая: — К ногам его склониться и жизнь его защищать, м? Оби-Ван насупился, глядя исподлобья на гранд-мастера. — Энакин не мог выйти из роли без моего разрешения. Я не предвидел, что в настолько критический момент окажусь на другом конце Галактики, — его ответный взгляд стал еще тяжелее, и Йода дернул ушами, отворачиваясь, признавая себя побежденным в этом бою. — Он действовал по обстоятельствам. Если у Палпатина были еще люди, они могли попытаться освободить его. Это бы их выдало. — Гм. — Йода постучал клюкой об пол. — Негоже такие планы за спиной Совета держать. — Вы правы. Но я боялся, что предателем мог оказаться кто угодно. Лекарь, техник, рыцарь, падаван любого из нас. Я должен был поставить в известность вас, гранд-мастер. И магистра Винду. Простите. — Оби-Ван поклонился, прижимая руку к сердцу. Йода дернул ушами, взмахивая рукой. — Не надо. Не до разборок пустых нам сейчас. — Но Энакин все еще в наручниках, — добавил склонившийся Оби-Ван, приподняв голову, и от его настоятельного и укоряющего тона Энакин вздрогнул. Не снаружи — смог удержаться — а внутри. Все горелое, присыпанное пеплом, задрожало, начиная дышать. Сквозь боль. Сквозь туманящее сознание неверие. Он хотел подползти к мастеру, уткнуться в колени лбом и позволить рвущимся наружу слезам выйти. Но вместо этого он поднял голову и со всем спокойствием, на которое был способен, протянул скованные руки Йоде, вопросительно выгибая ноющую разбитую бровь. — Представьте, каково это: узнать, что под маской столь близкого тебе человека таился ситх, — вкрадчиво продолжал Оби-Ван. — Столкнуться с предательством того, кому доверял много лет. Но все же удержать лицо. Энакин сглотнул. Йода пожевал губами, доставая из складок плаща ключ. — Достаточно ты усовестил уже словами громкими истерзанную душу. Мою, — он сузил глаза, и Оби-Ван покорно приложил пальцы к губам, смолкая. Йода вскрыл наручники и махнул рукой, призывая Энакина встать. Энакин поднялся, подбирая меч и потирая запястья. Теперь он мог повернуться к Оби-Вану всем корпусом и благодарно кивнуть. Большего не позволяли сверлящие их глаза магистров. Оби-Ван оглядел его и коснулся своего подбородка, словно стирая что-то. Затем снова отвернулся. Энакин тронул свой подбородок и, нащупав шершавые бороздки подсохшей крови, наскоро стер их рукавом. — Вижу, Энакину досталась вся мощь джедайского правосудия, — Оби-Ван скрестил руки на груди. — Но не вижу здесь Дарта Сидиуса. — Он смог скрыться, — сухо констатировал Винду. — Полагаем, он сейчас на своем крейсере, но для начала захвата нам уже понадобится разрешение Сената. Мы собрались здесь, чтобы принять решения по всем… возникшим вопросам. — Что ж, теперь, когда Совет собран в полном составе, — Оби-Ван ткнул ладонью в грудь и затем показал ею на Энакина, — а все недопонимания развенчаны... Что будем делать? — Почти все сенаторы прибыли к заседанию. Его необходимо собрать прямо сейчас. Вотум недоверия — единственный возможный шаг. — Лояльные Ордену сенаторы в опасности, — подала голос Секура. — Их охрана — долг наш, — заключил Йода. — Подготовим с магистром Винду мы к заседанию все, а вам же обеспечить охрану сенаторам надобно. Под контролем также крейсер держите, чтобы ко всему готовыми быть. И прошу с магистром Кеноби наедине оставить нас.* * *
— Кхлоина не в порядке, — без прелюдии сказал Оби-Ван, стоило двери закрыться за последним магистром. — На Мустафаре Дуку проводил эксперименты, выбрав ее своей целью. Не знаю, сможет ли леди Аршвари восстановить ее полностью, но я бы надеялся на это, шансы велики. — Оби-Ван говорил много, но четко. Каждое слово, как мерная бусина, перекатывающаяся под пальцами, позволяла удержать в подобии покоя — хотя бы снаружи — мысли. — Благодарен безмерно за услугу твою. И за жизнь Кхлоины должен я теперь, — Йода перестал рассматривать полы своего плаща и поднял голову, заглядывая Оби-Вану в лицо. Он собирался не о Кхлоине говорить, лицо его обуревали другие мысли. — Тяжело джедаям пути Света держаться. Не все в силах удержать себя на нем. Но когда не одного себя ведешь, а другого держишь, тяжелей становится вдвойне. Ближе Тьма становится на шаг. Во рту стало сухо. Оби-Ван не видел смысла объясняться, ведь Энакин ждал за дверью, свободный и оправданный, несмотря на эту речь гранд-мастера. Поэтому он подобрал слова, обкатал их на языке и произнес то, за что единственное держался сам сейчас, в этот вечер: — Но бросить другого у меня права нет. Не джедаем тогда я буду. Не собой. Йода зажмурился, кивая, принимая ответ. — Да пребудет с вами Сила, — добавил он.* * *
Энакин снова замер. Не шевелясь и даже боясь дышать. Он просто ждал, отмеряя каждую секунду тяжелой каплей воды, стучавшей по черепу изнутри. Он боялся, что если сдвинется с места хоть на миллиметр, мир снова качнется и больше не встанет на место. Только когда Оби-Ван вышел из Зала Совета, Энакин отмер, позволяя груди расправиться. Каждый его шаг отдавался в теле разбегающимся по венам испугом, но заслуженным испугом. Оби-Ван смотрел нечитаемым взглядом, и Энакин содрогался, но Оби-Ван все же шел именно к нему. Оби-Ван встал рядом. Молча. Скрестил руки на груди и заскользил взглядом по внутреннему двору, который гудел тишиной — Колар поспешил увести всех юнлингов в безопасные тайные залы. На небо — туда, где над Корусантом завис хищным грифом темный крейсер, — они не смотрели оба. — Тебе нужна помощь, — разлепил непослушные губы Энакин, осторожно касаясь разодранной туники там, где запекся грязной коркой след чужого светового меча. — Это не самая болезненная моя рана, Энакин. Оби-Ван не отдернул плеча и, пожалуй, это уже больше, чем Энакин мог рассчитывать. Он не убрал руки. Это было выше его сил, хоть и было бы правильно. Впрочем, он не знал, мог ли вообще судить о том, что правильно, после всего, поэтому вел пальцами, отсоединяя аккуратно ткань там, где она вплавилась в рану, чтобы движения рукава не тревожили, не приносили боли. Хотя бы этой ране. Оби-Ван вздрогнул, но не Энакин был этому причиной — наоборот, Оби-Ван положил ладонь на спину, привычным боевым контактом, разворачивая, заставляя посмотреть все же наверх. На днище крейсера образовалась ярко-синяя энергетическая пленка. По ней пробежала рябь, а следом появилось изображение Палпатина. Сидиуса, вернее, — от Палпатина в бледном морщинистом лице, прикрытом капюшоном, осталось мало. — Сенаторы, граждане Республики! С величайшей скорбью вынужден сообщить, что Орден джедаев предал нас. На меня было совершено коварное покушение. Вы можете видеть, как пострадал я… но я готов дальше нести службу на благо Галактики. И защитить вас от нависшей угрозы. Командиры, привести в исполнение приказ шестьдесят шесть! — Что это значит? — Я не знаю, — пробормотал Энакин. — Правда, не знаю. Обрушившиеся на стены Храма выстрелы они услышали даже отсюда. — Ничего хорошего, конечно же, — сказал Оби-Ван, и с места они сорвались вдвоем.* * *
У Оби-Вана не было плана, но ноги несли его к Залам исцеления. Храм штурмовали клоны, голова Сидиуса пропала, навещав всякого про мирных жителей, которым следует не выходить на улицы, пока все предатели не будут арестованы или устранены. С «арестованы» он явно лукавил: судя по выстрелам, опережавшим появление бойцов, в приказ шестьдесят шесть понятие ареста не входило. Они прибежали вовремя: запертые двери не выдержали натиска и клоны прорвались внутрь. Оби-Ван почувствовал спиной лопатки Энакина, вжался в них своими и отбил первую бластерную очередь. Каждое падающее тело сменяло два новых клона. Вся армия Корусанта была брошена на Храм и технические корпуса. Энакин взмахнул красным мечом, и выстрелы смолкли. Энакин тут же оттолкнул Оби-Вана себе за спину, закрывая его собой и выставляя меч вместо флага. Клоны замялись, но, переглянувшись, продолжили бой. Нерешительно поначалу, но все настойчивее следом. Энакин отразил все выстрелы, делая сумасшедшие выпады, пытаясь принять на себя все. Оби-Ван подставил ладонь, подхватывая его за талию, придерживая, помогая дотянуться, толкнул в обратную сторону, нырнул под рукой. Синхронными вихрями провернулись они друг вокруг друга снова вжимаясь спинами. — Мы должны сделать что-то, — процедил Энакин, хватаясь за плечо Оби-Вана, чтобы толкнуться и прыгнуть, проскользнуть между двоих клонов и снести две головы. — Не пустить их в Залы исцеления для начала, — Оби-Ван отвернулся, доверяя защиту спины Энакину, а сам справляясь в новой волной. Пытаясь. Клоны не могли достать ни одного из джедаев, но меньше их не становилось. Заблокированные двери вдруг разъехались, пропуская в коридор запыхавшуюся леди Аршвари. Она перебрала щупальцами, сооружая вокруг себя энергетический кокон. — Слушай иногда своего дурня. — Попрошу! — воскликнул Энакин, обходя ее кокон, трещавший от выстрелов, и отводя хотя бы часть. — А кто еще у такого дурня, как он, мог выучиться? — пробормотала она, снимая разбитые очки и сдирая больничную юбку, ограничивающую подвижность щупалец. Оби-Ван выкроил секунду на то, чтобы подарить ей и Энакину — улыбнувшемуся Энакину — укоряющий взгляд. Тот, от которого у Энакина еще сильнее дернулись уголки губ перед следующим ударом, пронзающим белую броню. В каждой из четырех рук Аршвари загорелось по мечу, и кокон исчез, позволяя ей вступить в бой. — Вы нужнее не здесь. Своих больных я вам не доверю, идите и займитесь какой-то там Галактикой, как вы любите. Она вгрызлась в отряд световым буром, заставляя их обратиться только к ней, давая Оби-Вану и Энакину время скрыться.* * *
С галереи второго этажа стало видно, насколько все плохо. Энакин никогда не думал, что Храм джедаев такой маленький и хрупкий. Двери — главные двери, украшенные глубокой резьбой с символами Ордена и Республики — разлетелись картонными обрывками под ударом штурмового тарана. Белые волны маршировали, подступая ближе. Откуда на Корусанте столько войск?.. Словно главный фронт был здесь, а не на Дальних Рубежах. Огонь медленно охватывал фасад, вырываясь из окон взрывающимися всполохами. Годы планирования. Вечность. Он успел вырасти за то время, пока Палпатин… Дарт Сидиус. Сидиус день за днем готовил все к этому событию. Он должен был предвидеть все в мельчайших деталях, не просто сыграть всеми, как фигурками на своей доске, но и подготовить план для любого развития событий. Энакин почувствовал нехватку воздуха и обернулся в поисках Оби-Вана. Тот был рядом. Смотрел хмуро и каменно на подбирающиеся к садам отряды. Энакин взял его за локоть, обращая внимание на себя. — У меня есть план. Оби-Ван повернул голову медленно, с трудом отлипая от приковавшего к себе боя, где трое выживших джедаев пытались не пустить сминающую количеством, не качеством боя, волну. — Да? — Тебе не понравится, — слова выкатились сами, отдавая забытым. Утерянной легкостью. — Если ты в нем уверен, то сгодится. Я тебе доверяю, Энакин. Энакин не смог отпустить руку Оби-Вана сразу, замерев в этой секунде, впитывая тепло и вдыхая кислород, которого вдруг стало до кружащейся головы много. Потянул на себя, разворачиваясь и увлекая его в сторону ближайшей комнаты связи. Захлопнув дверь, он неохотно включил меч. В бою он не задумывался, но сейчас, стоя лицом к лицу с Оби-Ваном, наедине, освещать комнату красным было мучительно. Энакин наскоро глянул из-под упавших на лоб волос на Оби-Вана, но на лице того не отразилось ничего, что заставило бы сердце сжаться. Только ожидание. — Повернись спиной. Оби-Ван беспрекословно повернулся. Энакин положил ладонь на его плечо, чтобы контролировать каждый миллиметр своего движения и даже слегка не обжечь кожу между лопатками. Нежную. Взмокшую от боя. — Замри. Кончик алого лезвия прожег аккуратную дыру в тунике. — Ложись здесь. Оби-Ван также молча лег на пол, раскидываясь в расслабленной и неудобной, но естественной для мертвого человека позе, отворачивая лицо от камеры. Энакина замутило, и он поспешил набрать личный код вызова Палпатина, который тот доверил ему еще год назад. Встав так, чтобы в камеру попадало как можно больше, не выключая меч, он стал дожидаться ответа. Тот последовал очень скоро. — Ма… — Сидиус кашлянул. Он сидел в своем кресле и разглядывал представшую его глазам картину с приоткрытым ртом. Энакин дышал часто, скаля зубы. — Мальчик мой, что… Энакин поклонился, с трудом удерживая равновесие. — Все усложнилось, — он цедил сквозь сжатые будто от усталости и боли зубы, придерживая протез второй рукой. — Мне не выбраться из Храма. Я справлялся… — он дернул плечом, заставляя Сидиуса еще раз обратить внимание на лежащего на полу Оби-Вана, — но их слишком много. — Клоны решат проблему джедаев. — И в этом моя проблема. С джедаями я справлюсь и сам, — Энакин с вызовом дернул подбородком, откидывая волосы назад. — Слишком много клонов. — Они атакуют тебя? Разве твой меч не служит защитой? — Нет, — замотал головой Энакин, сильнее сбиваясь с дыхания. Сидиус постучал пальцами по подлокотнику, потер подбородок. Он сомневался, Энакин видел это. Медленно стек он на пол, преклоняя колено, и нервным движением, будто не хотя, чтобы заметили, стер кровь с губ. — Прошу вас. Я должен быть с вами, если они решат атаковать. Наверняка к крейсеру послали группу — джедаям ведь больше нечего терять! Я должен защитить вас… — Приказ семьдесят восемь. Это приказ на самоуничтожение, прошитый в клонах. Не дай никому услышать его! Я жду тебя. Энакин медленно поднял голову, прижимая кулак к сердцу. — Я приду. Клянусь вам, я приду, — и отключил связь.* * *
Энакин подскочил на ноги и подбежал, протягивая руку. Оби-Ван, не успевший отжаться от пола сам, ухватился за нее, плотно обвивая пальцами предплечье, и позволил помочь себе. — Вышка трансляций за оперой. Оттуда можно передать изображение на рекламные билборды. — Мы не можем сделать этого, Энакин. Не джедаи. — Да. Надеюсь, Падме еще не скачет по крышам в сторону Храма с бластером в руках, и мы застанем ее у себя. — У Бейла скорее, он должен был собирать свою коалицию перед заседанием. — Коалицию? — с очень детским непониманием переспросил Энакин. Оби-Ван грустно улыбнулся. — Ты мало интересовался происходящим в Сенате, да? — Я… — Энакин оборвал себя, понимая, что у них нет времени. — Я знаю короткий путь к зданию Сената. Через нижние уровни. — Никогда не думал, что скажу это, но боюсь, что там сейчас даже безопаснее, чем на улицах. Поспешим!* * *
Бейл и Падме были теми сенаторами, которых Оби-Ван уважал дважды. В первую очередь за их преданную и самоотверженную работу. Во вторую — за послушность в критической ситуации. Падме не выпускала из руки бластер, но держалась за спиной Энакина, следуя всем указаниям. Бейл стрелял хуже и стал их вскрывающими двери руками и глазами. Оби-Ван и Энакин очерчивали мечами круг за кругом, отражая друг друга, отражаясь друг в друге, превращаясь в единую волну, надежно обернувшую сенаторов, медленно провожая их к цели. Вышка оказалась пуста. Объятая плачем эвакуационной сирены, с дверьми нараспашку и наспех брошенной работой на мониторах. Энакин с Оби-Ваном схватились за створы дверей, захлопнули их и послали по толще металла встречные противофазные волны. Схлестываясь, они мешались, превращая стык двери в сплавленное месиво. Тараном вынесут, но потребуется время. Лестница — и новые двери. Когда Энакин и Оби-Ван покончили с ними, Бейл уже настроил трансляцию. Оби-Ван ухватил Энакина за плечо, прижимая к стене, вынуждая красться вдоль нее, чтобы не попасться под глаз камеры. Они добрались до окна, обращая свои взоры на ближайший билборд. Прочие, висевшие дальше по улице до самого Храма и дальше в сторону космопорта, уже терялись из виду, но все их подернула рябь, смывающая рекламные вывески. Неоновые банки и шоу сменились двумя решительными лицами. Бейл стоял в нескольких метрах, и Оби-Ван слышал его не такой уж громкий голос, но смотрел на губы, раскрывающиеся на каждом борде, и чувствовал, как этот голос прокатывается по всему городу, резонируя в груди. — Корусант! Республика! Сегодняшний день стал настоящим испытанием на прочность для всех нас. Сегодня стало известно, что Верховный Канцлер Палпатин за нашими спинами поддерживал Конфедерацию. Таинственный Лорд ситхов — Дарт Сидиус — обманывал всех нас. Воспользовавшись своей властью, он хотел подорвать ту единственную опору, что искренне верна Республике — Орден джедаев и всех верных им людей. Мы вынуждены дать ему симметричный ответ. Командиры… бойцы… привести в исполнение приказ семьдесят восемь. Сотни фигурок на проспекте замерли. Сотни фигурок развернули бластеры. Сотни фигурок выстрелили. Сотни фигурок сложились на асфальт. Волна залпов катилась следом за голосом Бейла, оставляя за собой тишину и кровь на белой броне. Слова — самая страшная сила. Они — медленный яд. Они — острый нож. Они — плазменная торпеда. По экранам пошли помехи — Оби-Ван скосил глаза и заметил, как Бейл украдкой придавил ногой провод, позволяя Падме, чьи губы мелко дрожали вместе с кончиками пальцев, спрятать голову на своей груди. Оби-Ван втянул носом воздух, смаргивая и возвращая свой взгляд туда, куда ему — защитнику Республики — положено было смотреть неотрывно. Крейсер Дарта Сидиуса медленно поднимался вверх. Бейл продолжал говорить: о вотуме недоверия Канцлеру и перевыборах, которые должны быть проведены в экстренном порядке на завтрашнем заседании — будничные слова колыхались в воздухе и казались такими чужими, но Бейл произносил их весомо, не давая даже мысленно поспорить с ним, усомниться в них. Свой голос — если бы у Оби-Вана он был в Сенате — он отдал бы без раздумий. Следом заговорила Падме. Пропитанный тоской и затаенным возмущением голос креп, несмотря на влажные глаза. Она передавала сообщение Конфедерации. Тем, кто оказался обманут не меньше. Тем, кто почувствовал себя лишь пешкой в чужой игре, мог пересмотреть свои взгляды и вернуться под флаг Республики. Особые условия перемирия, — говорила она, а Оби-Ван смотрел на уменьшающуюся черную птицу, раскинувшую крылья над Корусантом, и думал о том, что эта война — настоящая война — только начинается. Там, на борту крейсера, на объятый язвами смерти Корусант смотрел человек, сотворивший все это — их руками и их поступками, — не обвинив, а действительно заставив быть виновными в произошедшем, и у Оби-Вана было так много причин встретиться с ним клинок к клинку. Одна из этих причин так же неотрывно смотрела на проспект, по которому пронеслась смерть. Другая причина сейчас умирала — так казалось Оби-Вану, ведь Республика не могла остаться собой прежней. Но он не был целителем. Здесь ими были другие. Те, что продолжали говорить на камеру, объявляя чрезвычайное положение и отдавая приказы оставшимся в живых отрядам не клонического спецназа. — Мастер... Оби-Ван посмотрел на сгорбленные плечи Энакина. Энакина, еще утром этого дня собиравшегося принести клятву верности лорду-ситху. Энакина, с тех пор прикрывшего его своим телом трижды — из тех раз, что он успел заметить и посчитать. В мозгу бились точным пульсом слова, которых от него требовал джедайский Кодекс, джедайские правила… Но глаза Оби-Вана горели докрасна от вида пламени, пожирающего Храм джедаев. Поэтому он осторожно развел руки и сказал единственное, что должен был, действительно должен был: — Я здесь, Эни, — и принял Энакина в свое объятие. Тот провалился в него и уронил к ногам Оби-Вана свой меч. Влажные щеки Энакина горели, обжигая шею, а меч валялся на полу немым укором, обжигая взгляд, мысли. Оби-Ван разрубил рукоятку одним коротким взмахом и снова сомкнул руки кольцом, смотря поверх щекочущих нос кудрей на дым, покрывавший и без того темное небо грязными тучами. Оказывается, чувство вины и откровенный обман могут привести к спасению тысяч жизней. А глубокая отрешенность от казавшейся мелочной политической суеты обернуться разрушенными домами, храмами. Республикой. Жизнями. Сила бурлила, кипела, вспененная схлестнувшимися потоками. И в то же время она текла мимо, оставаясь тем, чем и была всегда — единым полем, позволяющим прикоснуться к себе любому. Не отдавая предпочтения благим намерениям или темным, она предоставляла каждому самому делать свой выбор и вершить свою судьбу. И все, что оставалось — это идти по неровному краю, не позволяя себе более закрыть глаза ни медитативным отречением, ни затапливающей до желания мстить злобой. Идти вперед. Знать, кто ты есть. Держать себя. Устаивать на самых кончиках пальцев, несмотря на клокочущую вокруг бурю, бережно удерживая в ладонях то, что осталось от Республики, Сената и от них самих. Испытание ловкости, которое должен был заново пройти каждый джедай. И, если кровопролитие на Корусанте чему и научило Оби-Вана, так это тому, что удержать равновесие проще, когда ты не один.Эпилог
Энакин разминал усталые руки. Бесконечно длинный день тонул в закатных лучах, и Энакин с некоторым удивлением даже смотрел на то, как до сих пор заходит по расписанию солнце, вставшее — надо же — на восточной стороне утром. Жизнь кинула Энакина в шейкер Декса, перетряхнула до хруста костей и вышвырнула назад, а оно катилось себе золотым шаром по небу, освещая непривычно тихий Корусант, и плевать ему было на неотмывающуюся с асфальта кровь или медленно остывающие после с трудом потушенного пожара камни. Энакин держался на одном только прикосновении, до сих пор лежавшем на его скуле. Вчера — сегодня уже вернее, почти перед рассветом, в тот самый темный час, что скрывает даже звезды, — он сидел здесь же, на широком подоконнике, обняв колени, и смотрел куда-то. Сегодня он понял, что вчера даже обстановку выделенной им комнаты не разглядел, потому что глаза смотрели, но не видели ничего. Перед ними продолжали крутиться полыхающей каруселью застывшие кадры дня. Он стоял на том краю, за который успел не только ногу занести, а шагнуть, и не знал, что говорить тому, кто вытащил. Не за руку даже — за шиворот. Оби-Ван же ничего не ждал. Когда он пришел, после всех разговоров и улаживаний, он с самого порога удивленно воскликнул: — Эни? Ради Силы, почему ты не спишь? — и Энакин позволил подбородку стукнуться о колено. Глаза сухо щипало, он был уже обезвожен, и поэтому только хрипел: — Не могу уснуть. — Он бы добавил почему, но Оби-Ван, кажется, и сам знал. Он подтащил стул и заговорил. О Силе и том, сколько вины бывает не в действиях, а в их отсутствии и в слепоте. О вине Йоды, Винду, своей. Слова текли, а Энакин не сдержался и выдрал из глотки застрявший репьем вопрос: — Что с ребенком? — С каким ребенком? — Твое поручение… ты летал… — За бывшей ученицей Йоды. Ребенок... — Оби-Ван вздохнул, откидываясь на стуле и прикрывая глаза от осознания. Понять он не смог, но почувствовать, что стоит за вопросом — да. — Ребенок остался у последователей Потенцума. Энакин вжался в колено лбом. Потенцум. Мустафар. Ученица Йоды. Много. Слишком много и совершенно неважно в эту минуту. Важным было только то, что он усомнился и своими руками разодрал душу в кровь. И если бы только себе. Но вместо всех этих слов, он вдруг выдавил только: — Я так устал… — Ну так ложись, — ответил Оби-Ван, массируя плечо и отводя туда, где, оказывается, стояла кровать. Энакин опрокинулся на спину, смотря на Оби-Вана неотрывно, и тот прижал ладонь к скуле, ниже рассеченной брови. Энакин водил в ответ пальцами по его лицу хаотично, безостановочно и боялся закрыть глаза. Та магия времени, на которую он уповал сутки назад, сейчас казалась ему страшным надвигающимся кошмаром. Он боялся открыть глаза утром и упустить все, увидеть пустой край кровати, но ладонь Оби-Вана прижималась к лицу тепло и убаюкивающе — и Энакину было, к жгучему сожалению, с чьим прикосновением сравнить, — и оно было настолько другим и верным, что Энакин не заметил как уснул, мазнув подушечками по губам Оби-Вана последний раз и уронив руку на грудь. С утра его ждала прохладная от распахнутого окна и жесткая из-за времени — три часа сна не восстановили до конца силы — побудка. Но будил его никуда не девшийся, не раздевшийся даже Оби-Ван все тем же жестом и коротким поцелуем в висок, и Энакин уже был готов плестись к Аршвари для обработки ран. Им предстояло обеспечивать безопасность Сената, ждать судьбоносных решений наготове, а позже — когда шумное спорящее общество согласилось продолжить назавтра — не отдыхать, как сенаторам, а ворочать руины Храма. И весь этот день Энакин прошел с печатью чужой… родной… мягкой — не в коже, а в том, как облегала она лицо, и в том, как менялись глаза Оби-Вана от этого прикосновения, — ладони на щеке. Сейчас он мял ноющие руки и все еще ощущал ее, хоть Оби-Ван и отлучился вновь. Когда дверь открылась, Энакин улыбнулся, оборачиваясь. Ощущение прикосновения таяло, но теперь на него смотрел сам Оби-Ван, и это было куда как лучше. Тот был серьезен. По-важному серьезен. Энакин выпрямил спину, стараясь соответствовать. — У меня есть подарок для тебя, — в руках он действительно держал неприметный сверток. — Подарок? — Энакин непонимающе шагнул к нему. Оби-Ван протянул сверток, не меняясь в лице, и Энакин принял его, так и не найдя слов для ответа. Под грубой тряпицей лежал меч. Энакин видел его лишь однажды, и это было больше десяти лет назад, но он узнал эту больше черную, чем стальную рукоять с приметной красной кнопкой и блочно-кольчатым устройством с первого взгляда. Меч Квай-Гона Джинна, который Оби-Ван хранил все эти годы драгоценной реликвией — памятью — сейчас лежал в ладонях Энакина. — Но… я… — Так вот как ты себя чувствуешь, когда другой не знает, что тебе сказать? — щеки Оби-Вана тронули ямочки, и Энакин сдался счастливой, хоть и растерянной, увлажняющей глаза улыбке. По случаю подобало преклонить колено или сказать хоть что-то церемониальное, но мысль об этом сейчас вызывала только тошноту, и он просто пробормотал: — Спасибо. — Этот меч принадлежал великому джедаю. И я хочу, чтобы он снова принадлежал ему. Энакин отбросил тряпицу, включая меч, взмахивая им и делая круг. Идеальный баланс и удобство, несмотря на различия в их манерах боя. — Спасибо, — повторил он уверенней, с довольной и восхищенной улыбкой, и вот этот ответ, кажется, устроил Оби-Вана. — Да пребудет с тобой Сила, Энакин. Энакин шагнул еще, сталкиваясь с Оби-Ваном носами. — Она подводит меня. Я подвожу ее. Часто. Лучше со мной пребудешь ты. Та печать, что оставляли на лице губы Оби-Вана, была теплее и ярче касаний его ладони.