---
Сероватый сигаретный дым бьется в треснутое стекло, тает в воздухе прозрачными кольцами. — Ткачев? Ты что здесь делаешь? Замирает на последней ступеньке, смотрит непонимающе, но без раздражения. Паша недокуренную сигарету отправляет в приоткрытое подъездное окно; шагает Ире навстречу. — Соскучился. Улыбается. Широко и так искренне-тепло, что в груди начинает ныть. Ирина молча лезет в карман за ключами; что сказать — не понимает отчаянно. Квартира встречает темнотой и безмолвием, почти-неприкаянностью — Ира сейчас даже рада незваному гостю. Только по-прежнему не знает, как себя с ним вести и что говорить — тягучая неловкость по венам течет липкой патокой. Когда Ткачев бережно помогает ей снять пальто, Иру накрывает — крепким мужским парфюмом, едким сигаретным дымом и промозглым апрелем. А еще — дежавю. Только сейчас почему-то нет этого глухого равнодушия, и протеста нет тоже. Есть его запах, теплые руки на плечах и неприветливо-слякотная холодная весна за окном. А еще — все та же незнакомая плавящая нежность в теплеюще-карих напротив.---
В спальне — эхо недавнего шторма; в спешке сброшенная одежда на полу угадывается бесформенным комом. Луна сквозь шторы бьет серебристым прожектором; ветер за окном по-прежнему не стихает. Ровное дыхание рядом обдает приятным теплом; крепкая рука собственнически обнимает за талию — так, словно он не хочет ее отпускать. И, расслабленно прикрывая глаза, Ира в очередной раз понимает с удивлением, что вовсе не чувствует себя предавшей, подлой, виноватой. И уже привычной иссушающей боли не чувствует тоже. Этой стылой весной Паша Ткачев становится ее обезболивающим.