Love me like u do

clean bandit — symphony

      Окно не приходится зашторивать для просмотра фильма. Мягкий пёстрый свет, из-за цветных хрусталиков в плафоне, покрывает самую обычную мебель, деревянные полы, стены и лицо Юнги, светловолосого худощавого паренька на вид лет двадцати. Он сидит на диване, меланхолично посматривает в экран ноутбука, находящегося между сложенных в позе лотоса ног, иногда зевает, даже не прикрывая рот рукой — слишком лень. Ожидание чересчур утомительно, особенно, если заняться нечем. «Чёртовы полицейские, чтобы я еще раз связался с подобным,» — злится про себя Юнги и обещает обязательно обидеться на Чимина, когда он вернется домой. Всё-таки не впервой обижаться на брата по пустякам. Но по первости причина всегда «веская».       Уже вторая серия подходит к концу, а Юнги до сих пор не понял мотивации героев и сути сериала. Скука. Он откладывает ноутбук на кофейный столик, закрывая крышку, собирается подняться с насиженного места, но сильные руки ложатся ему на плечи, не давая так сразу встать, вжимают тело вертикально в диван.       — Чимин? — Мин вздрагивает поначалу, так как не услышал шагов, следом его лицо приобретает оттенок возмущения. — Я тебя ждал два часа. Ты обещал, что вернёшься с работы пораньше.       — Юнги-я, не ворчи, — рука парня проходится по волосам старшего, взъерошивая их до состояния гнезда, когда светлые раздельные пряди сплетаются воедино.       — Йа, да отцепись ты, — Мин не может успокоиться так легко, натягивает на голову капюшон домашней толстовки, растянутой настолько, что она преспокойно используется для ношения без штанов, а Чимину кажется это безумно умилительным (Мину знать не обязательно).       — Я дописывал отчёт, подобные вещи не зависят от меня. В последнее время слишком много развелось воров, — рассуждает Чимин, будто не замечая возмущения брата. Обходит угол дивана, усаживаясь рядом. — Но я держу слово, так что купил пирожные к чаю.       — Мы договаривались посмотреть вместе фильм вечером, — Юнги делает акцент на последнем слове, смотрит на вставшие настенные часы, несколько дней показывающие одно и то же время, — уже почти ночь. Ты меня не подкупишь пирожными, даже если это целая коробка тарталеток. Либо ты завариваешь мне чай и после моешь посуду, либо в следующий раз будешь смотреть фильм один.       Чимин усмехается, растягивая губы в улыбке, так что глаза обращаются в два перевернутых полумесяца.       — Хорошо, братик, но за шантаж статья в уголовном кодексе есть, если ты не знал.       — Мне смягчат срок, у меня брат работает следователем, а еще я в состоянии аффекта ляпнул.       — Все равно от наказания не отвертишься, — слова Чимина пусть и звучат по-доброму, но Мину кажется, что в них присутствует подтекст. — И кто тебе сказал, что я воспользуюсь своими должностными полномочиями?       — Разве ты можешь отказать такому милашке, как я? — Юнги делает свое фирменное эгьё: прикладывает палец к надутым трубочкой губам и улыбается, розоватые дёсна ярко выделяются на фоне ряда зубов, а Чимин тяжко вздыхает — сдаётся. — Тогда иди и заваривай мне чай, — командует старший, чувствуя одержанную победу.       Чимин слушается, но поражение не принимает. Знает, что получит своё, позже.       Проходит час, а может все два, часы сломаны, так что оба парня потеряли ход времени. Телефон лежит слишком далеко, и тянуться за ним как-то напряжно. Юнги созерцает фильм или усердно делает вид, что созерцает, а Чимин никак не понимает, что такого интересного в сюжете. Он просто разглядывает ноги брата, его светлую гладкую кожу и кости, выступающие на коленях, когда он их сгибает.       — Зачем ты бреешь ноги? — вдруг задаёт вопрос, потому что безбожно гладкие ноги нужно запрещать законом. К сожалению, полномочий для такого пока маловато.       — Чтобы ты спросил, а я тебе не ответил, — Юнги обхватывает кружку длинными пальцами, поднося ее к губам, переводит насмешливый взгляд на брата, отпивает немного, — всего пару глотков на пробу, — причмокивает, словно эдакий важный дегустатор, про фильм забывает как-то сам собой. Ноутбук уже гаснет, поскольку фильм поставлен на паузу, и на кофейном столике до него нет никому дела.       — Есть еще вопросы?       Чимин поднимает глаза на уровень глаз Юнги, щурит их по-лисьи, двигается чуть ближе, шурша подушками, которые ранее использовал, а его брат будто не замечает.       — Ты же знаешь, что я не люблю, когда мной командуют, — Чимин произносит слова словно не своим голосом, хрипло и протяжно, и это скорее утверждение, а не вопрос.       Юнги пожимает плечами аля «да, наверное» и наслаждается напитком, потому что сахара много, как он любит:       — Сладко, — проходится острым язычком по линии верхней губы, собирая влагу, — из тебя отличный чаевар, — отпивает ещё и ещё, опустошая кружку за считанные секунды. Кадык, обтягиваемый тонкой кожей шеи, с каждым глотком вздымается.       — Что это за ответ такой? К слову, кто-то так и не ответил за шантаж, — Чимин опирается рукой, сжатой в кулак на диван, наклоняясь к брату.       — Кто же? — Юнги разглядывает не до конца растворившийся сахар на дне тары. Покачивает кружку в руках, смотря как он медленно растекается из стороны в сторону, а после поднимает её над головой, — опять же не придерживаясь никакой этики, всё же стесняться некого, — и высовывает язык, ожидая, когда остатки сахара капнут ему в рот сами. Сероватая из-за примеси заварки жидкость оказывается на языке, и Юнги довольно проглатывает ее.       В какой-то момент ему кажется, что он слишком увлёкся чаем.       А Чимину, что либо он сейчас ударит Юнги по губам, либо проведет, всё по ним же, членом.       Он хватает брата за лодыжку, оплетая в том числе и выступающую косточку пальцами, тянет на себя, и Юнги благодарит всевышнего, что допил чай и отставил ноутбук обратно на стол, так что из-за выходок брата паркет не пострадает. Странно, что в первую очередь его волнует именно это.       — Ну и что ты делаешь, ментяра недоделанный?       — Наказываю за шантаж, брати-и-ик, — растягивает Чимин, получая удовольствие от каждого сказанного слога, словно за каждый из них ему платят сверхурочно, — и доказываю тебе, что из меня неплохой защитник правопорядка, — сжимает пальцы на стопе брата, а тот издает смешок, потому что очень чувствителен к щекотке в этой области.       Юнги цокает кружкой по стеклянной поверхности стола неподалеку от дивана, и совсем не воспринимает игры брата всерьез, складывает руки на груди. Его скепсис раззадоривает Чимина лишь пуще. Он подтягивает тело брата под себя, в очередной раз убеждаясь, что Юнги чертовски щуплый в сравнении с ним, да и колени невольно сводит уж как-то беспомощно, облизывается, поскольку на губах слюна сладкая после сахара.       — И как же ты меня накажешь? — старший крайне заинтересован в последующих действиях. Ему хочется знать, к чему ведут эти игры. Зачастую подобное заканчивалось на едком: «Да иди ты, облизываться меньше надо, черт».       — По всей строгости закона, естественно, — Чимин забирается под толстовку ладонью, поглаживая животик Юнги. Старший выгибает спину дугой и ёжится. Все продвинулось дальше.       Неожиданно.       — У тебя рука холодная, боже, убери… — он пытается отцепить от себя брата, схватившись за его запястье, но оно также заныривает под каемку верхней одежды, Чимин настойчивее, чем кажется на первый взгляд. В глазах уже играют блики — крохотные шаровые молнии, ухмылка, а на лице Юнги цветные отсветы люстры и падающая тень от нависающего брата.       — Будешь возникать — эта рука окажется в тебе, — Чимин задирает толстовку Юнги до его лица, заставляя зажать ее зубами, хотя не получает особого сопротивления, а сам разглядывает изящные пятнышки сосков на белой коже, словно краплак дважды симметрично капнул на полотно.       Его губы смыкаются на одном из них, сминая, перекатывая на языке, смачивая густой слюной, распределяет её по ореоле. Кожа у Юнги такая же нежная, какой кажется, мягкая и капельку солёная на вкус. Младший просто не мог вынести такой муки: видеть и не иметь возможности коснуться. Вот терпение однажды и лопнуло.       — Я знаю, что это твоя эрогенная зона, поэтому пользуюсь, — Чимин сжимает пальцы на талии, проминая податливую кожу. Всё-таки Юнги сильно увлёкся чаем, так что его стоило наказать.       — Чимин, — хрипит старший в ткань толстовки, упираясь ослабевшими руками в грудь брата, — ты мелкий засранец.       Обстановка в комнате накаляется, а диван поскрипывает от того, что Юнги все сильнее и сильнее упирается в его ручки спиной.       — Насчёт размера я бы не был так категоричен, — Чимин отползает от брата, резким движением поднимая его на колени, как безвольную куклу.       Юнги недовольно мычит и снова прогибается, но сейчас это больше похоже на жест соблазнения. Он еле удерживается и падает лицом брату в живот, шипит со спавшей на глаза светлой чёлкой. Кончики пальцев леденеют, и кажется, что всё тепло тела переходит в щёки.       От этого внезапного соприкосновения руки Чимина покрываются мурашками, он расстёгивает ширинку, приспуская боксеры, а взгляд, которым на него смотрит Юнги, бесценен. Чимин смягчается, проводит пальцами по щеке визави, затем убирает мешающую чёлку с глаз наверх.       — Твои губы слишком прекрасны для этого грязного мира, — вынимает затвердевший член проводит головкой по губам брата, размазывая по ним предэякулят, а язык Юнги прослеживает это незамысловатое движение, слизывая поблескивающую прозрачную жидкость, которая растягивается слабо и прилипает тонкими нитями.       Старший открывает рот, прячет небольшие зубы, и Чимин понимает к чему он ведет. Секунда, и младший издаёт стон, закатив глаза, когда юркий язык вновь подключается, очерчивая уретру. В глубине, где-то под рёбрами возникает острое желание проявить заботу. Он перебирает пальцами волосы брата, замечает, что они стали суховатыми после осветления, но не менее пушистыми, особенно после того, как их взъерошили.       — Двигайся, Юнги-я, — то ли требует, то ли просит, где-то на грани. Главное четко выговорить, не сбившись на стон.       А Юнги не нужно повторять, горячая плоть и его самого возбуждает не меньше. Расслабив горло и подавив назло подкрадывающийся рвотный рефлекс, он берёт глубже. Слюна вперемешку с предэякулятом стекает из уголков губ. Пальцами Юнги проводит по яичкам, улавливая ухом очередной сладкий стон, начинает их перекатывать, иногда слабо надавливать, из-за чего рука сжимается в волосах сильнее, заставляя двигать головой резче.       Юнги подозрительно нравится командовать, а когда командуют им — это уже иной вид удовольствия, просто нереальный. Он мычит, посматривая временами на лицо Чимина. Тот явно доволен происходящим: закусывает пухлые губы до красноты, выгибает шею, на руках выступают синие венки небольшой паутиной.       Часы всё ещё не идут, свет также мягко сглаживает черты лица, и губы блестят, и глаза светятся. Свободной рукой Юнги упирается в диван, потому что от таких никак не обрабатываемых мозгом, безумных событий голова идёт кругом, и ноги не держат, хотя он и стоит на коленях, падать всё равно есть куда. В данный момент появляется уверенность, что его поймают руки брата.       И время замирает, возможно, отчасти в прямом смысле этого слова. Юнги думает, что как-нибудь купит в зал что-нибудь получше той развалюхи на стене, а Чимин стирает пальцем с его щеки слезу, появившуюся по непонятной причине.       — Юнги-я, — слово, выводящее из размышлений, — открой рот шире.       Старший даже сразу не понимает, что происходит, когда его притягивают за подбородок, вынимая член изо рта. Чимин похлопывает головкой по губам, ритмично водя рукой по стволу.       — Представь, что это сахар, и высуни язык, — требует он, а сперма уже каплями попадает на розоватые губы.       — Ты охерел? — Юнги всё-таки находит в себе силы возмутиться, но Чимин сам тянет его за язык, однако, соблюдает осторожность, не желая навредить в порыве эмоций.       — Сделай, как я прошу, и я сделаю вид, что не заметил, как ты спустил в боксеры в момент прикосновения моих губ к твоему соску.       Юнги высовывает язык, показывая его Чимину, а в ответ получает обильную порцию спермы, которая идёт каким-то нескончаемым потоком, потом медленно капает на диван с кончика языка. В этом жесте можно запросто увидеть желание подчинять. И Чимину он готов подчиниться. Юнги смотрит на брата с ухмылкой, похожим образом щурит глаза. И проглатывает.       А Чимин думает, что у него сейчас встанет второй раз только на это.       — Больше никогда не заварю тебе этот блядский чай с сахаром.       — А мне понравилось, сладкий.