Пейзаж с Эросом

Из письма князя Фабрицио Салина к Луиджи Маркези от 10 декабря 1780 года: Мой драгоценный золотой голос! Мое божество! Я все же рискнул потревожить тебя своим подарком. Если эта безделушка развлечет тебя хотя бы на четверть часа, я уже буду счастлив. Ты будешь сердиться и топать своей прекрасной ножкой, но, поверь мне, эта картина, этот пейзаж, это – воплощение самого тебя, жгучего и жестокого, как и сам Эрос… Та ночь, что мы провели вместе, я никогда ее не забуду… Если хоть когда-нибудь ты вспомнишь обо мне… Преданный тебе Фабрицио Салина Палермо, Италия - Меня это не интересует вообще ни с какой стороны, - Томми решительно сунул руки в карманы своей бессменной черной кожаной куртки. – Я давно уже не занимаюсь ничем подобным. – он взглянул на своего собеседника, идущего рядом с ним по набережной, - Не понимаю, Джон, что за идея пришла тебе в голову обратиться с такой просьбой ко мне? Его собеседник даже не повернул голову в его сторону, останавливаясь и любуясь прекрасным видом на широкий песчаный пляж, многолюдный в эту предвечернюю пору, под нежарким уже солнцем Города Ангелов и обдуваемый легким океанским бризом. Томми тоже остановился, с наслаждением вдыхая соленый воздух. - У меня есть несколько причин, чтобы обратиться именно к тебе, Томми, - наконец сказал Джон, - но, сейчас они все покажутся тебе несущественными! - Правильно. Потому что все уже давно в прошлом. – Томми помолчал и затем продолжил. – И мне совершенно не хочется вытягивать все это оттуда. Прошлое должно оставаться в прошлом. - Весьма философски, друг мой. – усмехнулся Джон. – И все же, я рискну. Он повернулся и уселся на стоящую чуть поодаль от асфальтированной дорожки набережной, деревянную скамейку с высокой выгнутой спинкой. Томми минуту колебался, но потом, все-таки, сел рядом. - Не понимаю, зачем ты тратишь сейчас свое время… - вполголоса пробормотал он, но собеседник услышал его. - Я объясню, конечно. – Джон согласно наклонил свою красивую породистую голову с уже начинающими седеть висками, но все еще с густой красивой шевелюрой. Он весь был породистый, холеный, в дорогом темном костюме и начищенных туфлях. Смуглый оттенок кожи и темные глаза с цепким колючим взглядом придавали ему сходство с мафиози прошлого века, но общая привлекательность и уверенные манеры выдавали в нем или политика или крупного бизнесмена. Но это впечатление было лишь прикрытием. Джон Уайт уже много лет работал в Криминальном Следственном Отделе ФБР (CID), в том его департаменте, который занимался предумышленными преступлениями против личности. Томми Джо Рэтлифф, одно время был его коллегой, сотрудником его департамента, но вот уже несколько лет, как ушел со службы и спокойно жил в пригороде Лос-Анджелеса, получив небольшое наследство после умершей матери. Он сидел подле своего бывшего шефа, свободно расставив ноги в черных джинсах и ботинках на толстой подошве, облокотившись о спинку скамейки, щуря свои карие глаза под выразительными темными дугами бровей на бескрайнюю гладь океана. - Дело не только в том, что я по-прежнему могу доверять очень немногим людям, - продолжил разговор Джон. Томми недовольно дернул бровью. Уайт выбрал беспроигрышную тактику – лесть и жалость. - Джон, - начал он. - Нет, подожди, - перебил его шеф департамента ФБР. – Я все-таки, должен закончить, а ты выслушаешь и сделаешь выводы. Просто спокойно поговорим. Томми промолчал, а Уайт еще раз посмотрел на океан. - Красивое место ты выбрал для жизни, Том. Тихо, безопасно, никакие призраки прошлого не беспокоят, так ведь? Рэтлифф резко повернул к нему свою голову со светлыми, растрепанными ветром с Побережья, волосами. - А ты не волнуйся о моих призраках, Джонни! - Ну, все, - успокаивающе похлопал его по колену, Джон. – Не буду об этом. Мне просто позарез нужна твоя помощь, Том. - Ну, это я уже понял, - устраиваясь поудобнее, сказал Томми. – Это и так было ясно и я сразу сказал, что не интересуюсь этим делом. Легенды, тайны, а, да… Еще и опера! - Опера там на минимуме, я тебе обещаю! Томми подозрительно хмурился. - Нет, я оперу вообще не знаю, не люблю и начинать ее любить, или даже слушать, не планировал. Во что ты хочешь меня втянуть? - Что ты знаешь об Адаме Ламберте? – спросил Джон. – Тебе наверняка известно это имя, хоть ты и далек от оперной сцены. - Ламберт? – повторил Томми. – Ну, допустим, да, слышал. Имя слышал, не арии его. – поспешил он добавить. – Я все же читаю новостные ленты в Интернете. Очень много эпитетов, от золотого голоса страны до мировой драгоценности. Если кратко, а углубленно, уж извини, не интересовался, так вот, вкратце, оперный певец, мировая знаменитость, выступает на многих известных оперных сценах и у нас, и в Европе, обладатель какого-то красивого тембра голоса, не помню, как называется. - Драматический баритон. – сказал Джон. – красивый, с бархатным отливом и очень подвижен в пределах четырех и +1 октав. - Да, спасибо. И что с ним? - Пока ничего, но… - Мне все понятно, - Томми закинул ногу на ногу. – Как всегда. Ему поступают угрозы, нужно выяснить от кого, и заодно и поохранять его драгоценное тело, то есть, прости, голос, голос его драгоценный поохранять от возможных поползновений. Интересно, что он принимает, что ему все это мерещится, или есть нечто более существенное, чем его иллюзии угроз? - Так, значит, тебя все же заинтересовало это дело? – удовлетворенно улыбнулся Джон. – Иначе, к чему тебе все эти детали? Томми отбросил длинную светлую челку с высокого гладкого лба. Благодаря этой светлой челке и миловидности черт лица, он казался моложе своих тридцати семи лет, но пристальный тяжелый взгляд его карих, без блеска из-за длинных ресниц, глаз, придавал его облику серьезность и деловитость. - Ламберт сам по себе личность интересная, это правда. – сказал Томми. – Вот только я, увы, не телохранитель. И не нянька для богатых взбалмошных звезд! - Я и не думал о тебе так. – Джон покачал головой. – Что ты сразу… Угрозы вполне реальные, а на вилле его этой туча народу постоянно вьется. Конечно, он может вполне нанять себе личную охрану, в неограниченном количестве человек. Но, поверь мне, интуиция меня еще никогда не подводила. Уайт достал из кармана свой телефон и нашел в нем нужные файлы. Томми начал листать и его красивое лицо мрачнело все больше и больше. - Три убийства. Штаты, как видишь, разные, обстоятельства и почерк одинаковы. - Серия. – подытожил Томми. – А оперный бас тут при каких делах? - Баритон. – поправил его Джон машинально. – Угрозы, которые ему поступают имеют одинаковое происхождение. Мы предполагаем, что он вполне может оказаться следующей жертвой. Рэтлифф поднял голову от телефона, океанский ветер тут же дунул ему в лицо, он прищурил глаза от его порыва. - Почему именно я? - Еще и это мне прикажешь объяснять? – снова усмехнулся шеф департамента. – Я до сих пор жалею, что подписал тогда твой рапорт об отставке. Лучшего агента у меня никогда не было. - Неприкрытая лесть. – Томми улыбался. – У тебя целый департамент таких мне подобных. И незаменимых, как я слышал, нет. Джон Уайт поднялся со скамейки. - Есть. Просто поверь моему опыту, мой мальчик, есть незаменимые. «Эвридика» - так называлась та знаменитая вилла в Голливудских холмах, расположенная без всякой экономии земельных акров, с прекрасным парком экзотических растений, бассейном с прозрачной голубой водой и собственно, самим огромным домом, одноэтажным, но затейливо спланированным так, что он представлял собой множество коридорчиков, холлов, веранд, несколько входов, террас и обзорных площадок. А знаменитый статус вилле придавал ее владелец – звезда мировой оперной сцены, давно уже стяжавший себе титул «Великий» Адам Ламберт. В то утро на вилле пока было тихо, гости и постоянные обитатели дома еще не проснулись. А вот сам хозяин уже не спал. Адам лежал в шезлонге возле бассейна, в белых свободных брюках и серой льняной рубашке с закатанными рукавами. Он закинул одну руку за голову и задумчиво смотрел в спокойное синее небо над «Эвридикой». Неслышно отодвинулась створка раздвижной стеклянной двери. - Что на сегодня, Агахан? – не глядя на подошедшего человека, спросил певец. Личный секретарь – Агахан Файруз, - подошел поближе. Это был мужчина средних лет, с ярко выраженной восточной внешностью и очень смуглый и сухощавый. Глаза – темный агат, внимательный и печальный, он опустил в свой планшет и произнес очень тихо: - Сегодня ничего особенного, Адам. Только напоминаю, что ты дал согласие на то, чтобы приехал тот, о ком ты договаривался с Уайтом. - Тот, о ком я договаривался, - повторил Адам за своим секретарем. – Могло бы получиться прекрасное прозвище вождя индейцев. Агахан мельком улыбнулся и продолжил: - Он приедет к обеду. Я полагаю, что нам не нужно будет говорить всем о роде его занятий. Адам согласно кивнул головой. - Конечно, ты абсолютно прав, Агахан. Мы его замаскируем под журналиста, который пишет о повседневной жизни оперного певца. Ну и потом еще что-нибудь придумаем. Джон рекомендовал его как самого лучшего, а эти угрозы по электронке… Они меня утомляют, но я их не боюсь и не принимаю всерьез. Но, раз Уайт настаивает, что это представляет угрозу безопасности, что серийный убийца разгуливает в нашей округе, что ж… Пусть этот его «журналист» делает то, что сочтет нужным. Файруз почтительно наклонил голову и выскользнул за дверь, вновь оставив своего хозяина наедине со своими мыслями. Но это продолжалось недолго. Звонкое шлепанье босых ног по каменным плитам внутреннего дворика, и веселый юный голос произнес: - Ты рано проснулся сегодня, милый! Не разбудил меня, а я надеялся, что заслужил утренний поцелуй! - Ты заслужил больше, чем поцелуй, - ответил, улыбаясь, Адам, притягивая к себе совсем юного молодого человека, гибкого, красивого, с каштановыми кудрями и светлыми зеленоватыми глазами, - Ты заслужил гораздо большего, Ксавье, - повторил певец и поцеловал юношу в губы.