Пейзаж с Эросом

- Может быть, мне все-таки, стоило полететь самому и на месте уже все проверить, как там обстоят дела и с домом, и со всей его начинкой? – Агахан вел машину аккуратно, посматривая искоса на Томми, сидящего рядом. – Вы прилетели бы на пару дней позже, зато были бы уверены, что с твоим домом все в порядке. Томми сидел рядом, набирая в мессенджере ответ на нетерпеливый вопрос Адама «Ну и где вас черти носят? В Вене не бывает лос-анджелесских пробок, ау!». - Да что ты беспокоишься, Агахан! – не отрываясь от своего занятия, ответил Томми. – Мы же не беспомощные дети, все и сами решим. Там и решать нечего, я договорился через агента, там все в порядке, и дом, и начинка, не волнуйся. Зато ты сразу с Дианой сможешь увидеться, небось соскучился, а? Агахан улыбнулся своей привычной, почти невесомой улыбкой, блеснув агатовыми глазами. - Конечно. Но у нас так всегда, когда вместе, когда она меня ждет. Это ничего, просто такой образ жизни. - Понятно, - Томми сунул телефон в карман. – Значит, эта фотосъемка последняя и завтра мы уже будем дома… За все это время, что они провели в столице Австрии – чудном старинном городе, со своими традициями и шармом, который часто кажется скучным и медленным для привыкших к вечному драйву американцев, за это время они очень сблизились с Адамом. И город тоже этому способствовал. Медленный, тягучий, словно струйка меда, стекающего с серебряной ложки, неспешный, он словно специально был создан для такого узнавания друг друга, для такого постоянного удивления в совпадении вкусов или интересов, или невозможности дуться друг на друга дольше пяти минут, если не вдруг, внезапно обнаруживалось какое-то несовпадение этих самых вкусов. Томми привык быть рядом с Адамом неотлучно, превратившись в его личного телохранителя, причем это произошло совершенно спонтанно и незапланированно. Просто однажды ночью Томми, внезапно зарефлексировав по своему обыкновению, в очередной раз вслух задался вопросом «И кто же я с тобой рядом, Адам?», - Адам, перевернув его на живот, прошептал ему в ухо «Ты мой отважный телохранитель.» - «А что же не охранник?» - спросил Рэтлифф. И Адам протестующее помотал головой «Нет, телохранитель гораздо сексуальнее. И вот, знаешь, я однажды такое кино видел, сейчас покажу…» И Томми уже было не до вопросов, ни в ту ночь, ни во все следующие за ней ночи. Сам Томми уже привык к постоянным фотографам, сопровождающих их каждый шаг и научился не вздрагивать от направленных на него камер. Адам постоянно способствовал этому, не появляясь в одиночку ни на одном мероприятии, приеме или вечеринке. Он сумел даже улыбаться так, чтобы его улыбка не казалась отсветом томминой, а позволяла Рэтлиффу сперва робко и застенчиво, а потом уверенно улыбаться свой собственной, хоть и редкой, но своей улыбкой. - В европейских столицах люди узнают Адама даже на улицах, - сказал он тогда Файрузу. – Дома не так. - Да, - согласился секретарь, - Здесь немного другой темп жизни и приоритеты немного по-другому расставлены. А Вена всегда отличалась особым отношением к театру и к опере, в частности. Ну и город еще и маленький. Вена, по сравнению с Лос-Анджелесом, конечно, была более камерной и даже интимной, но вот объехать ремонтные работы им с Агаханом пришлось, минуя центр города и уже заставить понервничать поджидающего их Адама. Ламберт поджидал их в маленьком кафе-кондитерской, уже освободившись от фотосессии, а они с Агаханом только что закончили руководить отправкой вещей в частный самолет, который ранним утром вылетит из аэропорта австрийской столицы, чтобы доставить их в родной город, к вечному океану и высоким тонким пальмам вдоль шоссе, ведущего к набережной. Наконец, Агахан припарковал машину на небольшой стоянке возле кондитерской. Они вышли, хлопнув дверцами, подставив лица солнцу и ветерку. В Вене цвел май, на улице смеялись дети в ярких одежках, играющие с маленькой белой собачкой, а на открытой террасе кафе их поджидал «Божественный» Адам Ламберт. - Все дела мы закончили, дорогой, - целуя его, проговорил Томми, в то время как Агахан раскрыл папку с меню, а потом, передумав, попросил у подскочившего к ним официанта холодный чай со льдом. – Завтра будем дома. - Ну и отлично, - Адам погладил его по щеке, возвращая поцелуй. – Поживем пока у тебя, а потом… - Потом у вас пятнадцать приглашений, - скромно покашляв, сказал Файруз. – От Парижа до Мельбурна. - Есть из чего выбрать! – засмеялся Рэтлифф. – Мельбурн… Как интригующе… Последняя ночь в Вене была наполнена запахом цветущих деревьев под окнами номера их отеля. Отель был небольшой, практически семейный пансионат, в роскошном особняке начала прошлого века. А их удобный номер, похожий на несколько комнат в обычном жилом доме, располагающийся на первом этаже, выходил окнами в сад фруктовых деревьев, яблонь и вишен. - Наверное, я всегда буду вспоминать этот город, как город нашей любви и такого всего первого и искреннего, - прошептал Томми, лежа на руке Адама и всматриваясь в темноту сада. Где-то вдалеке звучала музыка и переливались огни центральных улиц, а здесь, в глубине столицы, вдали от ее туристических достопримечательностей и исторических кварталов, было уютно и даже интимно. - Да уж, - ероша его волосы на затылке, ответил Адам. – «Эвридика» была несколько неудачным опытом. - Ну, опытом же! Ее я тоже часто вспоминаю… Кто там теперь живет, как ты думаешь? - Я иногда думаю, не поторопился ли я, продав виллу… Но потом, вспоминая, сколько всего там было намешано, и хорошего и страшного, трудно отделить одно от другого… - Надо спать, - строгим тоном мамочки сказал Томми, - Потом с этими джет-лагами не отдохнешь нормально, а тебе, как великому певцу современности это ужасно вредно! Адам засмеялся, зарываясь губами в его светлые волосы и дыша его особым неповторимым запахом. - Куда это мы едем? – подозрительно выспрашивал Ламберт, недоуменно рассматривая в окно такси знакомы панорамы Голливудских холмов. – Ты же сказал, что мы будем жить в Бербанке? Что это за сюрпризы? - Подумаешь, сюрпризы, - успокаивающе похлопал Томми его по колену. – Зачем нам забираться так далеко от Даунтауна? А здесь - красиво, природа, воздух, всегда есть возможность прогуляться, не уходя далеко от дома. Ну и до города рукой подать, опять же. Они прилетели в Лос-Анджелес днем, пережив разницу во времени с Европой, вернувшись во временной вчерашний день и получив странную и удивительную возможность прожить его заново. Агахан тут же умчался к Диане, не успев даже ради вежливости попрощаться с ними, и уже из своего такси прислал извиняющуюся эсэмску с бьющимся алым сердцем. - Очень знакомая дорога. – Нахмурив брови, пробормотал Адам. – Решил провести экскурсию по нашим воспоминаниям? Не самая удачная идея, скажу я тебе… Такси резво въехало на парковочную площадку виллы «Эвридика». - Не бойся, - Томми вышел первым. – Это удачная мысль, вот увидишь. Адам нехотя выбрался из машины и остановился, увидев свой дом. Вилла была вроде бы прежней, но в то же время и какой-то не такой. - А что, ее перестроил ее новый хозяин? – спросил удивленный Ламберт. – Ты знаком с тем, кто ее купил? - Отчасти знаком. – Улыбнулся Томми. – Пойдем, нас никто отсюда не выгонит… Вилла сохранила белоснежный цвет своих стен снаружи, а Адаму сразу бросились в глаза перемены вокруг дома, на принадлежащей дому территории. Бассейн был на месте, причем вода была свежая, шезлонги манили поваляться, и даже зонтики-тенты были установлены вдоль кромки. Дальше вот было немного не так, как раньше. Теннисный корт разросся и, объединенный с теми самыми площадками, где и был злополучный колодец в кустах и беседка, превратился в необъятное поле для гольфа, обрамленный по краям карликовыми деревцами и сплошь устланным мягчайшим дерном. - Вот это – удачная мысль! – одобрительно хмыкнул Адам. – Это владелец неплохо придумал, гольф вообще прекрасен как спорт, и еще и остается время на разные мысли, которые благодаря огромному количеству свободного времени в игре, моментально приходят в порядок! - И вот еще, я, к примеру, давно хотел на этом автокаре прокатиться, ну на этой машинке с клюшками. – По-детски добавил он через секунду. Томми лишь улыбнулся. - А что, и внутри можно посмотреть? – спросил Адам. Рэтлифф прошел вперед и распахнул перед ним дверь восточного входа с веранды. Интерьер был заменен почти полностью, стиль стал более современным, кругом преобладал минимализм и светлые тона, штор и прочего текстиля почти совсем не стало, а немногая мебель была кожаной или стеклянной. - Даже воздушность! – Снова порадовался Адам, смутно догадываясь, что это все неспроста. – Очень подходит к имени самого дома. - Правда? – усмехнулся Томми. – Мне тоже так хотелось… Тут Адам уже сам распахнул двери в свою бывшую спальню и остановился на пороге, сразу увидев то, чего увидеть он уже и не надеялся, а временами лишь вздыхал, вспоминая. На противоположной стороне, на освещенной послеполуденным калифорнийским солнцем стене, висел «Пейзаж с Эросом». Адам подошел к нему и почти невесомо провел по поверхности картины подушечками пальцев. - Не думал, что увижу его еще раз. Из частных коллекций не так легко вырваться на свет. Я и сам его никогда в жизни не выставлял, да и показывал даже не всем подряд. Он обернулся к Томми со странной улыбкой на губах. - Этот пейзаж был подарен итальянским князем Фабрицио Салина великому папскому кастрату, гениальному оперному певцу, чья слава давно уже обогнала его земную жизнь – Луиджи Маркези. Он снова повернулся к картине. - Князь почти год умолял Луиджи о ночи любви, в ногах у него валялся, рыдал, как сумасшедший, заваливал его подарками, даже и виллу подарил… Маркези же оставался глух к его мольбам, предаваясь своим любовным играм со знатными дамами, и как будто смеясь, как бы между прочим, совершенствуя свой бесподобный дар небес – свой редкий голос. - А что же его дернуло поддаться на уговоры князя, а? – спросил Томми, стоя рядом с ним у картины. - Люди не контролируют такую штуку, как привязанность, симпатия, любовь… Думаю, Луиджи устал постоянно отдавать что-то из себя, и ему захотелось попробовать, какого это – брать. Князь был прекрасным кандидатом на роль в этом эксперименте. - И что же дальше? - Ничего. Маркези получил опыт, а князь… Он вспоминал Луиджи как самое прекрасное, что вообще когда-либо случалось в его жизни. - Сказка так и закончилась? - Да, остался лишь этот пейзаж, с которым и сравнивал Салина своего жестокосердного мучителя, которому он, не задумываясь, положил бы к ногам всю свою жизнь… - А теперь, мой милый, скажи мне, очень дорогая недвижимость в этом районе нынче? Томми засмеялся. - По деньгам, знаешь. А вот предметы живописи, вот тут я считаю, цены бессовестно завышены. Это, все-таки, не Рубенс. - Не представлял даже, что мою виллу сможет купить какой-то госслужащий на пенсии! А уж пейзаж, да еще и с аукциона! - А наше государство ценит своих госслужащих, предоставляя им широчайший спектр возможностей… - Надо как раз мне тоже оценить это спектр, просто немедленно… Теперь тебя не смущает Эрос, который подглядывает? - Нет, - уже в целующие его губы ответил Томми. – Он же сам это любил… - А ты и тут всю мебель поменял, да? Надо посмотреть, что у нас за кроватка. – Адам уже вовсю откровенничал руками по томминому телу. - Поменял, как же, - не отставал от возлюбленного и сам Томми. – Проверим, конечно. Он закинул голову, подставляя Адаму шею для поцелуев. Ламберт сразу же опрокинул его в кровать навзничь и стянул с него одежду. Томми перевернулся под ним, усаживаясь в его ногах и стаскивая одежду и с него самого. Довольно усмехнувшись, Томми сказал, высвобождая эрегированный член Адама: - Ты живешь со мной в постоянной эрекции, милый. - Ты это так сказал, - притворно обиделся Адам, - Словно диагноз поставил. Это что, минус? Вместо ответа Томми наклонился над ним и, придерживая член рукой, взял его в рот. Адам выгнулся и коротко простонал. Томми начал с коротких засасываний, беря вначале лишь одну головку, постепенно ее облизывая и щекоча своим дыханием, облизывая и упирая ее то в одну свою щеку, то в другую. Лаская его уже обеими руками, рассыпав свои светлые волосы по его телу, он втянул в себя побольше воздуха и взял член уже полностью, слыша только низкие стоны любимого голоса. Адам стонал все громче, в такт движениям Томми по его напряженному, набухшему стволу. Еще несколько глубоких движений, и тот поднял на него замутненный расфокусированный взгляд. Адам дернулся, от еще одной возможности получить почти предоргазменное удовольствие еще и от созерцания лица Томми, полностью накрытого страстью и желанием. Лихорадочно блестя своими карими глазами, Томми облизнул свои распухшие губы и снова склонился к его паху. На этот раз он не раздумывая, пропустил член в свое горло полностью, и Адам уже не сдержался, чувствуя как все его естество уже готово взорваться фонтаном, что и произошло уже в следующую минуту, когда Томми выпустил его член из своего рта и глянул на Адама снова снизу вверх, выпуская тонкую липкую нитку спермы. Даже не сразу осознав, что и сам кончил почти в одно время со своим возлюбленным. - Это плюс, - он потянулся поцеловать его и Адам слизнул остатки своей спермы с полуоткрытых томминых губ. – Еще какой огромный плюс. – И засмеялся. - А я все хотел тебя спросить, - устраиваясь поудобнее на нем, продолжил Томми. – Говорят, что у каждого певца есть своя любимая оперная партия. У тебя это какая? Адам даже не задумался над ответом. - Ты, - сказал он просто. – Только ты и есть моя единственная любимая партия. Ветер ворвался в распахнутое окно спальни, к ним обоим вернулась способность различать звуки пения птиц и шелеста пальм и кустов роз возле веранды. Они еще долго переговаривались, лежа в объятиях друг друга. Им некуда было спешить. Они были дома.