Братья Хорна или Ключ от магии

Энрост Хорна

Серп размеренно шелестит в руке, срезая одну за другой седые пряди ковыля. Их уже довольно много, но недостаточно, чтобы… чтобы – что? Энрост тяжело оборачивается назад, глядит на мягкий ворох серебристой травы и еле слышно шепчет: «Мало. Нужно еще!» И серп продолжает свое дело, и падают, падают под сверкающим лезвием тонкие пушистые колоски. Их нужно много, очень много, но Энрост не помнит, зачем. И только когда перед ним вдруг открывается обрыв, и бездонная пропасть дышит смертью в лицо, он вспоминает. Ковыль – смертный саван тому, кто погиб в бою. Вот для чего ему нужна эта трава – ему нужно кого-то похоронить. Он вновь оглядывается и видит, как машет ему Энвальт, его младший брат. Добрый, умный и решительный мальчик, желавший спасать всех, кому это нужно. И его в том числе. Вот кому требуется ковыль, его Вальке… Энрост машет ему в ответ и шепчет, твердо зная, что брат услышит его, как бы далеко он ни был: - Я сейчас, Валька… Тебе будет мягко лежать, обещаю. Его брат мертв, его убили, и ему нужен ковыль, много-много пушистого ковыля, чтобы хоть после смерти было хорошо. Энрост берет огромные снопы из поблескивающих седых колосьев и выкладывает огромное ложе – брату должно быть привольно тут… Вон, снова машет ему – значит, все не так плохо. Значит, получилось ему угодить. И когда тело младшего вспыхивает вместе с травой, и невыносимый жар опаляет Энросту кожу, разбегаясь вокруг неистовым степным пожаром, Энрост обнажает меч и поворачивается к тем, кто прячется там, за огненной стеной. К тем, кто убил Вальку. И просыпается, весь мокрый от пота, с прилипшими к вискам прядями волос. Вокруг свежо и… светло. Светло! Солнце давно встало, и Валька – совершенно живой и не нуждающийся во всякой дурацкой траве – сидит и не спит, и… и даже не собирается, похоже, его будить! Обида едкой горечью обожгла гортань, и Энрост торопливо отвернулся, надеясь, что брат не заметил ни его бодрствования, ни неподобающей реакции. «А чего я ожидал? Если я выгляжу так, как ощущаю себя, то у брата просто рука бы не поднялась меня будить. Она, собственно, и не поднялась, да. Но ведь он обещал! Обещал же…» Он мрачно взглянул на Вальку и содрогнулся. Сновидение мертвым суховеем коснулось сознания, и несомненная гибель младшего там, во сне, мешала сейчас смотреть на вполне живого брата наяву. Мешала его видеть. «А что бы я делал, если б он и в самом деле погиб? Помимо того, что и сам тоже давно бы уже сдох… Не знаю. Если б я был жив, то мстил бы. Сначала бы хоронил, а потом мстил. Наставник говорил, что месть – слишком черный клинок, и надо совсем сойти с ума, чтобы вооружить им свое сердце. Ну… я бы, может, и сошел бы как раз. А если бы мстить было некому? Или так не бывает? Всегда есть кто-то, кто виноват…» Энрост невесело усмехнулся. В первую очередь виноват был бы он – что недоглядел, не уследил, не уберег. Валька – младший. Старшие должны беречь младших. И если бы с братом случилась беда, то виноват был бы именно Энрост, и никто больше. Значит, и клинок мести оказался бы направлен… ну, понятно, против кого. «Убить самого себя – это был бы единственный достойный выход. Ох, Валька! Еще несколько дней назад подобная мысль мне бы и в голову не пришла, наверное. Хотя и тогда я бы считал своим долгом тебя беречь. Долгом, да. Всего лишь. А сейчас к долгу присоединилось… что-то иное. Дружба? Любовь? Привязанность? Как ни назови, а я отвечаю за тебя не только перед семьей. Перед самим собой тоже. Перед моим… сердцем, наверное. Не хочу тебя терять. И если ты посмел беречь меня, нарушая свое слово, то… может, и мне рискнуть твоей дружбой, чтобы не рисковать твоей жизнью? И никаких походов, никаких сражений… а? Смерть на поле боя – это моя судьба, не твоя…» Младшие не должны уходить раньше старших. Это он знал внутри себя почти всегда – и до недавнего времени не придавал этому знанию значения. Наверное, потому что мало было тех, кого он называл бы для себя младшими. И их он старался беречь – в походах ли, в боях ли, или вовсе дома просто так. А теперь вот… «Нет, братец! Сперва я. А там уж как знаешь… Но, надеюсь, ты проживешь долго. Очень долго! У тебя обязательно должны быть дети – Хорна очень нуждается в добрых, умных и смелых. Таких, как вы, почему-то мало в любом роду…» Его лирические размышления были прерваны. Брат будто спиной почуял его взгляд – хмурый, печальный и все-таки обиженный, – обернулся, увидел и рванулся к нему, бормоча извинения. - Доброе утро, - сухо буркнул в ответ Энрост, не решаясь высказать итоги своих размышлений. – Полагаю, нам обоим повезло, что ты сейчас не под моим командованием. Валька явно осознал свой промах, отчаянно покраснев и взволнованно начав оправдываться и обещать «больше никогда-никогда». Вот уж мальчишка… а ведь, кажется, должен бы повзрослеть уже… «Ишь, наказания ему… Был бы я твоим командиром, то уж наказал бы, конечно. А так… Разве что вот еда… Времени мало, но этого излишне благородного рэма надо как-то накормить. Хм… Пожалуй, это и будет твоим наказанием, братишка… Мне-то есть совершенно не хочется. До тошноты. Даже если надо. Ладно, вот тебе клятва. Интересно, ты хоть понимаешь, что клятва репутацией, которой я не дорожу вообще, не слишком сильна? Это не честное слово… Нет. Не понимаешь. Что ж… тебя ждет неприятное открытие…». Валька засуетился в надежде что-то все-таки скормить раненому, удрал к ручью, вооружившись опустевшей за ночь флягой. - Балбес, - тихо вздохнул ему вслед Энрост. Посмотрел на небогатый провиант и вздохнул еще раз, морщась от слабых отголосков боли. «Маловато. И пирог этот надо уничтожить первым – долго не протянет… Вот пусть Валька с него и начнет. А рыба… Рыбу можно потом пожевать, на ходу. Или вечером – если буду еще жив…» Когда брат вернулся, Энрост застолбил себе рыбу и попросил попить. Валька старательно дышал оптимизмом и даже попытался скормить ему один из двух кусков пирога. Уже одно это вызывало уважение, и Энрост невольно улыбнулся, гордый за брата – ну кто б еще в такой ситуации мог бы искать – и находить! – хорошее? Да еще это нахальство… надо же! Еще и обещай тебе невесть что… тем более это! «А вот на лечении ты настаиваешь зря. Это неразумно и даже немножко глупо – тратить свои силы перед тяжелой дорогой. К тому же… непонятно, действительно, на кой ляд сдалось тебе мое согласие. Как будто если я стану возражать, ты послушаешься… И нечего, нечего мне тут еду подсовывать! Ишь!» Валька насупленно жевал пирог и лепешку, запивая водой. Впрочем, к концу своей порции он слегка повеселел и снова пододвинул поближе то, что предназначалось Энросту. Энрост молча и терпеливо ждал, не делая попыток ни поговорить, ни поесть. И вот, когда последние крошки от пирога были уничтожены, а лепешек осталось только две, Энрост удовлетворенно кивнул и скомандовал окончание привала. Чем поверг младшего в полнейшую растерянность и даже недолгое онемение. «Хха! Догадливый! Конечно, это и есть наказание. А ты что думал, что я тебе спущу твой обман, что ли? Сам вот попробуй, каково это – когда брат нарушает данную тебе клятву!» Казалось, еще чуть-чуть, и Валька не удержится. Или стукнет, или обложит так, что уши завянут. Но нет. Сдержался. И даже спорить не стал – во всяком случае, из-за еды. «Молодец! Какой же ты молодец, братишка! Ты уже учишься не спорить там, где это бесполезно. И настаивать на своем тоже учишься. Уважаю!» Брат безропотно принялся складывать их скудные пожитки. Хотя нет, не совсем безропотно – сердитое пыхтение разносилось по заветной поляне, давая всем понять, насколько брат недоволен поведением старшего. Впрочем, недовольный или нет, он все равно собрался, причем довольно быстро. Приобретает опыт, учится… Энрост почти мечтательно улыбнулся – если отец дозволит, то учить нахального братика будет очень интересно. Хоть и недолго. Схватывает он быстро, а много нового ему Энрост открыть просто не сможет. Как бы наоборот не было – может, это ему стоит поучиться чем-нибудь у младшего? Интересная мысль, весьма. Когда брат, усердно сопя, покончил со сборами и решительно подошел к нему, Энрост уже смирился с дополнительными задержками и теперь готовился терпеливо переждать магическое лечение. В конце концов, надо же брату на ком-то оттачивать столь полезные и востребованные навыки! Жаль только, что в такой обстановке… Энрост лег так, чтобы брату было удобнее. Не удержался и попросил не сопеть – а то так и тянет хихикать. А больно. Впрочем, хихикать ему расхотелось довольно быстро. Вот как только он услышал в валькином голосе мучительную неуверенность и подспудный страх не справиться, так сразу и расхотелось. «У, как все грустно-то», - сообразил Энрост. – «А я тут… воспитанием занимаюсь, боевой ослик! В то время, как у меня брат стремительно теряет последние крохи уверенности…» - Валька, - медленно и проникновенно заговорил он вслух, - три года назад мы чуть было не вляпались в ловушку ч-ра. Заметили вовремя, мне удалось там найти… а, ладно, не важно. Почти все выжили. Кроме одного – Драззы, ты его не знаешь, он к нам прибился по дороге, смешной такой парнишка был… И ведь тоже почти спасся – в последний момент стрелку поймал. Рана была… похожая на эту. Только меньше и не так близко к печени, просто сквозная дырка, даже не развороченная. Понимаешь? Миррида колдовал над ним недолго совсем – опытный, хорошо обученный лекарь-маг из столицы. Дразза умер за полчаса – как назло, ни у кого «морозка» не оказалось, все потратились. Слышишь, Валька? За полчаса. Просто истек кровью, у Мирриды так и не вышло перекрыть все порванные сосуды. И нельзя сказать, что он не пытался – Драззе было хорошо если шестнадцать, он вообще не воин был, сюда, к нам шел, чтобы в замке осесть, и песни он пел… Энрост задохнулся, неожиданно для себя понимая, что рассказом своим он почти воскресил то бессилие и черную обреченность от потери веселого мальчишки, так и не успевшего исполнить свою мечту – петь для самой баронессы… - А ты тут смеешь сомневаться в своем лечении, - сдавленно, с трудом утихомиривая бурю в душе, договорил он. – Я живу уже куда дольше, чем полчаса. Если ты еще не заметил. - Ты будешь жить, брат, - взволновался Валька. – И не вини себя, ты тогда сделал всё, что мог, и даже больше, я знаю! Я же знаю, что ты всех спас! И я… должен тебя вылечить. «Спас… Вот с чего ты взял? Неужели из-за моей оговорки этой? Впрочем, действительно ведь спас. В какой-то мере. Но ведь если бы не следопыты, грош цена была бы этой моей внимательности! Ладно. Не суть. Теперь ты распереживаешься о прошлом, да еще и чужом. Но зато хотя бы не будешь убеждать себя в собственной несостоятельности. До чего же я все-таки везучий! С такой раной ведь дохляк дохляком, а поди ж ты! Живой! Ты оказался магом – и ты по-настоящему захотел меня спасти. И спас. Вот ты по-настоящему меня спас, безо всяких там… нюансов… Собственной волей!» Валька прервал его размышления, собравшись заняться спиной. Энрост захлебнулся страхом, утробным каким-то, животным – так боятся, наверное, звери какого-нибудь землетрясения. Скрыть не удалось, хотя он пытался – зачем Вальке видеть его трусом? Взяв себя в руки, он попробовал отложить напугавшую его процедуру до дома. Но Валька, хоть и наполнился снова неуверенностью, все-таки настоял на своем. Энрост стиснул зубы, мучительно стыдясь собственной реакции, после чего с невероятным усилием принудил себя расслабиться. Ну… он же ведь все-таки цел… там. Ничего не должно случиться! Все будет хорошо, его брат лечит, а брат не сделает ему плохо! Время теперь тянулось невыносимо медленно. Теплая рука брата лежала на спине, было неловко и стыдно, и он развлекал себя придумыванием проклятий на свою голову – за то, что распустил язык, и еще за то, что не может держать себя в руках. Ну вот зачем было говорить брату про свои страхи? Как будто от этого польза какая-то может быть. Да еще так явно их демонстрировать… Дурак. Трус. Не воин. Даже не боевой ослик! На перевязку он согласился, не прекословя. Чем быстрее все это закончится, тем скорее они окажутся в седле и в дороге. А там можно не смотреть в глаза и вообще. Сейчас, кстати, тоже можно не смотреть – если их закрыть, например. В конце концов, для перевязки его глаза не нужны. Не он же перевязывает… Закрытые глаза, правда, ожидаемо всполошили его несчастного лекаря. Пришлось подать голос, чтобы успокоить, хоть и не хотелось уже ни говорить, ни смотреть, ни спешить домой… Правда, боль унялась – спасибо брату! Встать получилось только с валькиной помощью. А с посадкой в седло в этот раз вышло и вовсе плохо. Куда хуже, чем после пещеры. Энрост так и не смог заставить себя ни подтянуться, ни вспрыгнуть… проклятая эта слабость подламывала ему ноги, клоня к земле. Если бы не Энвальт, то так бы и упал. И никуда б они не уехали. Но младший каким-то чудом – наверное, этой своей магией – умудрился-таки закинуть Энроста в седло, после чего в полной мере познал, кажется, всю прелесть дрожащих ног. От попытки его улыбнуться Энрост стиснул на мгновение зубы, после чего не удержался и высказал часть того, чего очень хотелось вывалить на голову этому сорвиголове. Ожидаемо это ни к чему не привело – только улыбка стала виноватой и еще более довольной. Больно было видеть, как брат старается показать себя сильным. Это при том, что руки у него дрожали заметно, да и вообще… вон, даже дыхание никак не выровняется. А ведь еще же и привязывать его опять пришлось. Спасибо, Валька про это не забыл – вспомнил, сообразил. И быстренько все устроил, молодчина. А Энрост вот забыл. Было почему-то стыдно – словно бы он специально не напомнил о веревках. Только когда они покинули, наконец, гостеприимную поляну и снова оказались в окружении цветущих дроков, Энрост вдруг подумал, что забыл не только про веревки. «Я же с Дедушкой не попрощался! Всегда ведь и угощал, и… А тут! Ну я свинья!» Склонности подолгу маяться от собственных промахов у него обычно не было. Но сейчас делать было вообще нечего. Он лишь указал брату направление, которого следовало придерживаться, и все… Ну еще можно ориентиры отслеживать, но все чаще закрывались сами собой глаза, и духота кружила голову, отчего он уже и сам не очень-то доверял собственному зрению. Поэтому ничего, кроме размышлений на тему своей временной несостоятельности как воина, ему не оставалось. Да и те быстро сошли на нет, заменившись короткими и не очень умными мыслями. «Душно как… Наверное, гроза близко. Не вижу туч. Впрочем, я вообще толком ничего не вижу. Мутно все. И больно. Или мне просто кажется, что больно. Может ведь так быть, чтоб казалось… От потери крови и не то может казаться. А на самом деле не больно. Вот и мне – больно, а на самом деле, нет. Не может там болеть. Валька все залечил. Значит, болеть нечему. Значит, кажется. Это от духоты. Скоро гроза. Потом полегчает. Правда, дорогу развезет… Впрочем, тут и без грозы с дорогами не очень. Ничего. Доедем. Ч-ра уже далеко, осталось просто доехать. Жаль, Дедушке ничего не сказал… дурак. А надо было. Придется извиняться…» Утес неутомимо шагал вперед, изредка переходя на легкую рысь. Энрост в такие моменты готов был сдохнуть прямо тут, если хоть кто-нибудь соизволит его добить. Мутный рассудок подсказывал, что добить может только Валька, и неизвестно, каким чудом Энрост его так об этом и не попросил. А то бы потом совсем со стыда сгорел. Гроза дохнула на них ветром и влажной зябкостью через несколько часов пути. Они как раз спустились с последнего холма и теперь гнали коней вперед, в надежде оставить позади как можно большее расстояние между собой и Ча-Раксы. Энрост к этому моменту уже почти ничего не соображал, пребывая в некотором помрачении сознания. Потерять это сознание ему до сих пор ни разу не удалось, и это почему-то огорчало. Первые капли упали ему на шею, заставив содрогнуться и открыть глаза, которые он закрыл… нет, не помнил он, когда он их закрыл. Энрост остановил коня и огляделся, поймав носом и ладонями еще несколько капель. Вроде едут правильно. Сиреневая Шишка за спиной, уже почти невидимая, но все-таки с трудом различить можно. Кажется, они даже добрались до основных троп, ведущих в степь и к Хорна. Может быть, они даже успеют до темноты добраться до настоящей дороги. Конечно, это может быть опасно – от ч-ра можно и засады на дороге ожидать. Но такое все-таки бывает редко, да и… скорее всего, их считают погибшими. Какой смысл гнаться за мертвецами? Так что дорога – это хорошо. Осталось до нее доскакать. И лучше бы поскорее – гроза тут не самое уютное явление природы. Младший заметил, что Энрост остановился, и торопливо подъехал поближе, встревоженный и недоумевающий. Пришлось собирать в кучку все свои силы и попытаться объяснить задержку. Вроде даже получилось – брат тоже поозирался и быстро согласился с выводом. Правда, в глазах стояло явственное беспокойное сомнение – а ну как не выдержит раненый предстоящей скачки? И есть ли альтернатива? Переждать тут стихию негде… Через несколько минут Энрост вынужден был признать, что основания сомневаться в нем у младшего были. Конечно, рана уже закрылась… вроде бы… и хребет целехонек… и в спину никто не стреляет, как же здорово! Но все равно – крови он потерял немало, и боль не желала уходить, пусть даже она и не настоящая… это даже и обиднее, на самом деле… - Мне же не больно… - выдохнул он, пытаясь убедить самого себя – вдруг вслух это получится лучше? – Больно, а на самом деле все в порядке. Успех был, прямо сказать, жалким. Даже, пожалуй, его и вовсе не было. Боль разрасталась, скреблась, пыряла его изнутри тяжелыми копьями. И каждый скачок Утеса только добавлял ей этих несуществующих копий. - Я… выдержу… - прохрипел он брату, неизвестно, правда, зачем, - еще немного… Чуть-чуть… Вряд ли Валька слышал его, в скачке-то… Хотя, может, и слышал, кто его знает… Дождь усиливался, но довольно сдержанно. Во всяком случае, до дороги они доскакали раньше, чем под копытами коней начало отчаянно хлюпать. Энвальт приостановился, дожидаясь, когда Утес поравняется с его Жучком. - Туда, правильно? – уточнил он, то и дело смахивая воду с лица. - Верно, - сипло вздохнул Энрост, переводя дыхание и даже не пытаясь уже вглядываться в горизонт и что-то там высмотреть. Зато в дорожную пыль, быстро становящуюся грязью, смотреть было вполне по силам. Во всяком случае, их хватило, чтобы заметить исчезающие уже под дождем следы подков. И вздрогнуть, осознавая на мгновение прояснившимся рассудком, кто именно их тут оставил. - Сарвера… - судорожно вздохнул он. - Где? Ты о чем? – недоумевающе воскликнул брат. - Следы подков… - Энрост криво усмехнулся. – Наши… из Хорна… Много. Вероятней всего, Сарвера с остальными. Отряд проехал тут… не очень давно. Можно попробовать догнать. - Неужели и вправду они?! – выдохнул Валька с отчаянной, радостной надеждой. - Скорее всего… - Энрост сморгнул капли. – Ну что, поскакали? Вдруг догоним… - Предлагаешь ускориться? А ты сможешь, Ростик? – с беспокойством спросил Валька. - Надо. С ними будет легче… «И тебе не нужно будет ломать голову, чем поужинать. И возиться со мной не придется больше – разве что полечишь, может, еще разок, если выйдет… И отдохнешь, наконец – от ответственности в том числе. На Сарверу можно положиться. И ты сам это знаешь…» - Тогда давай попробуем, - не очень уверенно отозвался брат и вырвался вперед – впрочем, он вскоре придержал коня и сравнялся с Энростом. - Давай ты поскачешь вперед, а я за тобой. Только, брат… береги себя, тебе ведь тяжело… - виновато произнес младший. Энрост согласно кивнул, хотя скакать впереди было куда тяжелее, чем за кем-то вслед. Но ведь он почти всегда так скакал. Он привык. Опять же Вальке так будет полегче. Главное – не сбиться с пути. В такую грозу это легче легкого, особенно в его состоянии. Остается надеяться, что Валька остановит его, если они съедут с дороги. Усталость холодной жижей растекалась по телу, и Энрост в изнеможении смахнул мокрую прядь со лба, после чего плюнул на ливень и бросил коня в галоп. «Сарвера! Мы догоним тебя! Ты в отчаянии сейчас, наверное… еще и непогода эта… Ничего. Скоро обрадуешься. Оба Хорна живы, довезешь до дома и успокоишься. Все будет хорошо. Лишь бы из ребят никто не погиб!» Они неслись вдвоем сквозь хлещущий со всех сторон дождь, подгоняемые ветром. Дорогу видно уже не было – все быстро превратилось в жидкое хлюпающее месиво. Энрост с опаской, а потом и с растущим отчаянием поглядывал на Утеса, роняющего с губ пену, и на Жучка, уже дважды оступившегося. Устали лошадки. Еще и с фуражом плохо все, только и поели, что на поляне нашли – а этого мало, ужасно мало для таких скачек. Была бы хоть дорога нормальной, но это вязкое хлюпово невозможно назвать дорогой, даже и паршивой. Ноги скользят в грязи, эдак и поскользнуться недолго… За спиной сверкнуло мертвенно-голубым и почти сразу громыхнуло – звонко, жутко, оглушая и заполняя жилы восторгом и ужасом. Кони шарахнулись в стороны, младший вскрикнул встревоженно, но быстро сумел справиться с перепуганным зверем. Энрост тоже вернул Утеса на дорогу – если, конечно, это была дорога. Он уже не надеялся кого-то там догнать и лишь отчаянно молился всем богам, каких знал, чтобы не сбиться хотя бы с общего направления. «Лишь бы не потеряться!» Даже боль, в скачке выросшая до неприличных размеров и огрызающаяся на каждый подскок в седле, слегка отдалилась за неистовой этой молитвой. Еще один раскат грома – и кони понесли. Поводьев они не слушались, и вообще, кажется, забыли, что под седлом – откуда и силы-то взялись. Впрочем, скакали они вроде бы в нужную сторону, так что Энрост плюнул и прекратил попытки подчинить обезумевшего жеребца. А потом и сам чуть не сошел с ума – правда, от радости и надежды. Там, за пеленой ливня, ему почудились люди. И кони. Сарвера? Или иной кто? Лишь бы не враг… Отряд впереди, ощетинившийся копьями и мечами, оказался не врагом. Энрост даже отсюда, даже невзирая на водяную завесу, рассмотрел блеск собственного панциря, который Жеарт все так же, похоже, таскал за своей спиной. Как закинул тогда, так и таскал. А он – идиот все-таки. Вот так вот взять и по-глупому лишиться защиты… да еще и напрасно. Да, точно – Сарвера! Это его шлем, шлем Энрост тоже узнал, просто минуткой позже. Он бы закричал, привлекая внимание друзей, но подавился собственным криком, попутно прикусив язык чуть не до крови – Утес таки не дотянул. Поскользнулся, завизжал зло и испуганно, когда задние ноги поехали в грязи на обочину, забился, пытаясь вымахнуть обратно, к гнедому Жучку. И упал, окончательно потеряв равновесие. Энрост по привычке попытался соскочить с падающего коня, забыв, что привязан к нему весьма надежно, и, разумеется, помешал этим Утесу быстро подняться. Всем телом приложился к земле, из-за дождя уже не такой твердой, но зато очень даже коварной. Что там ему подвернулось – камень или корень или чья-нибудь костомаха, он не знал. Просто вскрикнул от боли, полыхнувшей в боку совершенно по-настоящему, позволил себе удивиться – ну ведь чему там болеть-то, брат ведь все залечил, поправил, откуда столько боли? Мельком, уже соскальзывая в темноту и тишину, услышал голоса Сарверы и Энвальта – и потерял наконец-то сознание, уплывая в блаженное желанное ничто.