***
Все студенты разбрелись по аудиториям. Диана взлетела на четвертый этаж, с полпинка открывая дверь, и поправила на ходу сумку, почти уже слетевшую с плеча. В спешке она совсем не заметила женщину, идущую ей навстречу. Не успела Динка повернуть голову, как влетела в преподавательницу с разбегу и чуть не сшибла её с ног, в последний момент успев подхватить за локоть. — Простите, я не специально! — выпалила Кулаченко на автомате, пытаясь успокоить дыхание. — Ничего, всё нормально. Дина услышала знакомый голос и взгляд её на мгновенье задержался на лице женщины. Едва заметная улыбка играла на тонких губах, тёмно-зелёные глаза с интересом изучали взъерошенную макушку второкурсницы Кулаченко. Девушка выдохнула, нервно сглотнув, наконец, поняла, в кого только что влетела в коридоре. Марина. Что она тут делает? Динка тут же убрала руку с локтя преподавательницы и, пытаясь выровнять дыхание, отошла на два шага. — Всё равно простите, — она сглотнула снова, неловко отводя взгляд. В горле сразу пересохло. Она понимала, что выдаёт своё внезапное волнение с головой, но ничего не могла поделать. Заметив волнение своей студентки, женщина лишь мягко улыбнулась, сложив руки на груди. Сладкий аромат лаванды витал в воздухе. Новые духи? Диана мельком оглядела преподавательницу. Длинный кремовый пиджак и строгие широкие брюки. На фоне грязно-зеленых стен универа Марина казалась Диане не преподавательницей иностранных языков, а известной актрисой, сошедшей со старой открытки годов эдак пятидесятых. Высокая, стройная, и недосягаемая, как голливудская мечта. Динка до сих пор задавалась вопросом, и откуда только берутся в Магадане женщины такой стати и породы? Похожих на Марину она ещё не встречала. — Опять опаздываешь? — в голосе слышалось веселье, Марина Владимировна стояла ровно, чуть склонив голову. Диана усилием воли заставила себя посмотреть в сторону и не пялиться открыто. Надо отдать ей должное, Полонская всегда привлекала внимание, даже когда не пыталась, и в серой массе университетских преподавателей она была однозначной королевой. Мужчины, женатые и свободные, сворачивали шеи, едва она проходила мимо. Женщины набивались в подруги, а в тайне же — тихо завидовали аристократической красоте и удивительному успеху у мужского пола. Сама Марина не замечала постороннего шума вокруг себя. Она предпочитала стоять на ступень выше окружающих её людей, не поворачивая головы в сторону досужих разговоров, тем напрочь отбивала желание судачить. — Николая Сергеевича ещё нет, можешь не бежать. — С-спасибо, — выдохнула Диана, изучая свои рваные кеды. В голове пронеслась мысль, «Она что, выучила моё расписание?», — не думала, что вы сегодня здесь. — У меня две пары английского у третьего курса сегодня. — Мм… — Динка замялась, чувствуя, как сердце бешено колотится о ребра, а ладони становятся влажными. За последние полтора года их знакомства, Диана уже почти успела привыкнуть к тому, что эта женщина вышибает её из равновесия одним своим появлением, и, как Кулаченко ни старалась, справиться с собой в присутствии Марины она не могла. Полонская испытующе смотрела прямо на Дину, явно наслаждаясь замешательством, что девушку откровенно бесило. «И отчего она такая спокойная? Как будто знает все мои мысли! Чёрт бы ее побрал». Диана лишь крепче сжала кулаки, сделала шаг в сторону, — тогда увидимся еще. Я пойду. — Конечно, иди. Осторожно, не несись так. Диана не стала дослушивать и быстрым шагом направилась в конец коридора, стараясь выровнять сбившееся дыхание. Она до сих пор чувствовала вокруг себя сладкий запах новых духов, пальцы жгло от случайного прикосновения, и нечаянная радость против воли скручивалось в животе в тугой узел, заставляя крепче сжимать кулаки. «Она всё знает — билось в голове словно дятлом, и нежная улыбка Полонской, и долгие взгляды, и вечно спокойный вид, всё это только добавляло уверенности в этом факте — она знает и ждет, пока я признаюсь. Она всё знает. Только этого не хватало. Чёрт возьми». Диана несколько раз глубоко вздохнула и тихонько открыла дверь аудитории. Как и сказала ей Марина Владимировна, историка на месте не было, и девушка спокойно прошла мимо вяло приветствующих ее однокурсников к последним рядам, доставая из сумки потрёпанную тетрадь и радуясь, что хоть в этот понедельник не придётся врать очередному преподу. Всю пару она не могла успокоиться, и вместо лекций на последних страницах тетрадки писала очередные стихи, которые никто никогда не увидит. Слова налетали друг на друга, строчки путались, сливаясь в единое полотно неотвеченных вопросов самой себе. Динка всё чаще думала, что могла бы спеть их, но музыка в голове существовала отдельно от её сбивчивых, неоформленных слов. Собственные стихи казались ей нелепыми и смешными, недостойными внимания, несмотря на ярые заверения друзей в обратном, Кулаченко всё ещё считала, что её ощущения — это её личная собственность, и что с ними делать, решать она будет сама. Она не могла поделиться с матерью или отчимом, не могла толком объяснить всё друзьям, лишь носила смятые листочки в своём кармане, чтобы как только настигнет вдохновение — тут же исправить строку, которой была недовольна. В то время она верила, что никто никогда их не увидит. И даже адресат, который так удивительно проницателен, что понял всё по глазам… Свои пылкие и непонятные до конца ей самой чувства к их временной преподавательнице по английскому Диана старательно глушила в себе последние полтора года. Она исправно посещала лекции, они сталкивались в коридорах, улыбались друг другу, а ночью Динка пряталась за шкафом и писала стихи. Полтора долгих года назад её жизнь круто перевернулась с ног на голову, и оголтелая, взбалмошная Шпала — Кулаченко вдруг поняла, что безнадежно пропала, отдав своё сердце таинственной незнакомке в длинном драповом пальто. Полтора бесконечных года Диана воевала с собой, из последних сил не признавая тот факт, что без памяти влюблена, и влюблена в женщину. В самую прекрасную, умную, загадочную и недосягаемую женщину на земле. В Марину. Даже её имя имело для Дианы необъяснимую красоту. Марина — как известная поэтесса. Марина Владимировна — как избранница великого царя, за которую он отдал бы власть и отказался бы от богатства и влияния. Марина Полонская — как знаменитая на весь мир переводчица… Диана часто произносила её имя вслух и про себя, катала буквы на языке, пробуя их на вкус. И в эпиграфах к бесконечно-влюбленным и почти по-детски восторженным строчкам стихотворений на смятых листочках в ее крамане всегда значились едва различимые буквы. К М. П. Марина Владимировна Полонская, 37-летняя жительница города Магадана и успешная в узких кругах переводчица и лингвист, появилась в жизни юной Динки по счастливому стечению обстоятельств. Они встретились случайно, когда женщина пришла к ним в дом. Мать представила её дочери, как коллегу с работы. Диана тогда лишь сухо кивнула. Коллеги матери были в их доме частыми гостями. Но едва Марина Полонская заглянула Динке в глаза и подарила хмурой девушке приветливую улыбку, как та моментально растаяла, сама не понимая своей прежней холодной реакции. И уже после, годы спустя, она будет вспоминать их первую встречу, всё яснее понимая, что именно тогда всё и случилось. Именно в этот момент Диана ступила на путь, который привёл её туда, куда она в итоге пришла. Диана никогда не верила в любовь с первого взгляда. Сказать по правде, в восемнадцать лет она вообще слабо верила в любовь. То, что её однокурсницы называли любовью, на деле оказывалось постыдными историями из чужих уст о пьяных, нелепых телодвижениях в темноте подъезда, или же до одури скучными разговорами за гаражами под дешёвое пиво и украденные из ларька сигареты. Парни порой проявляли интерес, пытались что-то доказывать, но Динке всё больше казалось, что они понятия не имеют, чего на самом деле хотят от неё, и, что ещё забавнее, от самих себя. Девушки крутились вокруг неё, застенчиво задавая глупые вопросы, перешёптываясь за спиной. Кто-то показывал пальцем и крутил у виска. Кто-то откровенно ехидничал: «Шпала о любви не знает». Диана не верила в любовь. Она не верила, что сама способна на это чувство. Но зелёноглазая статная женщина в длинном чёрном пальто, окруженная шлейфом сладких духов, навсегда уверила её в том, что это чувство существует. В вечер их знакомства Марина провела в гостях у Галины Анисимовны не больше пары часов. Они пили чай на кухне, обсуждали работу и всякие смешные мелочи, случаи в редакции. Отец чересчур громко смеялся, мать же выглядела сосредоточенной и серьезной. Уже тогда Динка поняла, что Марина уважаема в своей профессии, и дружбу с ней мама Дианы воспринимает, как честь. Они с Галиной выглядели ровесницами, обе высокие и стройные, обе с аккуратно постриженными под каре каштановыми волосами, уложенными в стиле ретро и прямой, как стрела, осанкой. Но если от матери Диана чувствовала сталь и холод, а её спокойный голос наводил только дикую тоску и желание поскорее смыться подальше, то Марина при первой встрече вызвала диаметрально противоположные чувства. Её красота была тёплой и близкой, она знала себе цену, но не гордилась этим излишне. Она говорила спокойно и тихо, будучи уверенной, что её всё равно услышат, даже если она будет шептать. Она улыбалась матери Дианы тепло и по-доброму, как улыбается обычно человек, понимающий, что им восхищаются и благодарный за это искренне. Она поправляла волосы, мягко смеялась и перебирала между пальцев тоненькую золотую цепочку с подвеской в виде зеркала венеры, украшающую лебединую шею. И она, безо всяких сомнений, была самой красивой женщиной из всех, кого Диане доводилось видеть за всю её недолгую жизнь. Ещё в тот вечер, когда они прощались на пороге, Динка вежливо пожелала незнакомке хорошо добраться до дома, а когда получила в ответ очаровательную улыбку и тёплый взгляд зелёных глаз, по телу пробежала волна горячих мурашек. Едва женщина вышла за порог, Диана, стараясь не пугать родителей внезапным любопытством, расспросила, откуда эта незнакомка, и давно ли они с Галиной Анисимовной знают друг друга. А спустя несколько недель, с рассказов матери и отца, девушка уже знала всё, что возможно узнать о новой знакомой, которая, как выяснилось, ради карьерного роста согласилась помогать матери Дианы с новым материалом, имея незаменимый опыт пребывания во всех странах центральной европы. Диана была очарована рассказами о путешествиях Марины, много спрашивала об их совместной работе. А спустя месяц, Полонская вдруг появилась в коридоре её института, приведя растерянную Динку в состояние абсолютного восторга. Марина проводила у группы Кулаченко четыре пары английского в неделю, и её аудитория стала любимым местом Динки в универе. Впервые за два года обучения на педагогическом факультете, девушка с удовольствием шла на учебу и в заледеневшем автобусе считала минуты до начала занятий. Диана училась не то чтобы очень старательно, но на английском появлялась чаще, чем на той же истории. И по-настоящему увлеклась Дина предметом только с появлением Марины. Женщина разительно отличалась от всех её предыдущих учителей не только манерой преподносить информацию и держать вечно шумных и несобранных студентов в железных рукавицах, но и поразительной харизмой и обаянием. Едва она входила в аудиторию, как тут же приковывала к себе всё внимание. Она ярко выделялась из серой массы преподавательского состава, словно алая роза среди полевых цветов. Диана не раз задумывалась о том, откуда в этой женщине с утончённым вкусом и ярой страстью к своему предмету, такой поистине природный магнетизм. Её тихий уверенный голос хотелось слушать, а лёгкий переливистый смех невольно заставлял улыбаться. Уже тогда Динка отчетливо понимала, что её необъяснимым образом тянет к Марине Владимировне, но она прямо сводила всё к тому, что интерес продиктован общей любовью к языку и разительно новому стилю преподавания. Галина Анисимовна была только рада тому, что дочь наконец-то начала проявлять рвение к столь нужному ей в будущем предмету. Она с восторгом слушала рассказы о том, какие истории Марина Владимировна поведала второкурсникам на очередной паре английского, а дочь, сама не замечая того, увлекалась рассказом больше о том, как хорошо сидит на Марине пиджак или как идёт ей новая помада… Иногда Диана приходила раньше всех и долго сидела за последней партой, тихо наблюдая за тем, как женщина, сидя за своим столом, поправляет волосы, или раскладывает материалы к занятию, или читает что-то. Порой она едва сдерживала себя, чтобы не подняться с места и не подойти. Даже просто стоять в одном коридоре, наблюдать за ней, слушать украдкой её тихий смех в ответ на чью-то шутку — всё это казалось Диане истинным счастьем. Они не сразу стали разговаривать, но началось всё, пожалуй, с книг. Полонская читала много потрясающих книг на английском и немецком языках, и многие рекомендовала Диане. Девушка шустро глотала одно произведение за другим, и едва выходила неделя — она уже робко стучала в дверь аудитории английского, чтобы поделиться с Мариной впечатлениями. Они часто сидели после пар в аудитории и часами обсуждали прочитанные произведения, смеялись и пили чай. Диане казалось, что эти моменты — лучшее, что есть в её жизни. И вскоре начали рождаться стихи. Понемногу, несмело, но искреннее, Диана сочиняла их где угодно и старательно прятала от всех, собирала в отдельную папку, в тайне мечтая когда-нибудь оставить её на столе без подписи в аудитории английского языка…***
Так, незаметно и легко, Марина вошла в её жизнь и добралась до самого сердца. Динка плохо осознавала, насколько сильно влюбилась, но отрицать факта притяжения между ними она не могла. Так же как и то, что притяжение было каким-то образом взаимным. Диана прекрасно знала, как легко обмануться, когда имеешь дело с педагогами, и как легко всё может быть продиктовано педагогической этикой и вежливостью. Но что-то неуловимое, неосязаемое между ними подсказывало ей, что есть что-то еще. Едва Марина, отсмеявшись над очередной нелепой шуткой, на пару секунд затихала и ловила взглядом смущённую улыбку Динки, едва она наклонялась к ней так близко и шептала так нежно какие-то нелепые фразы — Диана переставала дышать, не веря, что это происходит именно с ней. Дрожь сковывала худые плечи, в горле тут же рождалась пустыня и слова путались на кончике языка, а Полонская лишь улыбалась, явно замечая, как сильно смущает Диану подобным нарушением границы. Какая-то натянутая струна звенела в воздухе, едва они оставались наедине, и Диана боялась и одновременно ждала того дня, когда же она порвётся.***
— Ты сегодня рано, — улыбнулась Марина, склоняя голову. Динка замялась в дверях аудитории, задирая рукава рубашки. Они часто встречались в кабинете Полонской после пар и пили чай. Иногда Дина вызывалась проводить женщину до остановки. Марина всегда была этому только рада. И сегодняшний день не стал исключением. — Баринов на больничном, нас отпустили с последней пары, — быстро проговорила Динка, всё ещё не уверенная, можно ли ей войти. Они не договаривались встречаться сегодня, но почему-то после столкновения в коридоре Кулаченко никак не могла найти себе места. — Проходи, присаживайся. Пару минут и можем идти, — Марина снова ласково улыбнулась и, жестом пригласив Диану сесть за парту перед собой, поднялась из-за преподавательского стола, чтобы разлить кипяток по чашкам. Динка тихонько прошла в аудиторию и опустилась на стул. Каждое её движение отдавалось эхом в пустом кабинете. В воздухе витал крепкий запах кофе и чего-то сладкого, по столу Полонской были в беспорядке разложены журналы, в углу неровной стопкой ждали своего часа тетрадки на проверку наличия лекций у первого курса. В окно светило слабое мартовское солнышко, играя тусклыми бликами на белёсом подоконнике. Дина глубоко вздохнула и закрыла глаза. — Как прошёл ваш день? — Ой, как-то быстро прошёл, — по-обыкновению тихо ответила Марина и поставила на парту Дианы кружку с горячим чаем. Динка сразу схватилась двумя руками за горячую кружку, согревая пальцы. В корпусе универа было заметно холодно, март в Магадане довольно капризный месяц, — третьекурсники сегодня писали проверочные работы, так что я особо не напрягалась, занималась делами. А у тебя? — Всё хорошо, — тихо пробурчала Динка, отпивая из чашки горячий чай. Напиток приятно обжёг горло, стало ощутимо теплее, — говорили с мамой насчёт меня? Диана долго собиралась с духом, чтобы спросить у Полонской насчет репетиторства по английскому языку, так как Галина Анисимовна толком не давала никакой информации, кроме той, что дочери срочно нужны дополнительные занятия. Зачем было неясно, ведь Динка вроде бы неплохо заканчивала семестр и к сессии у неё не оставалось хвостов. — Говорила, — кивнула Марина и осторожно опустилась напротив Дианы, чуть склонив голову, заглянула в светло-зелёные глаза. Динка сразу же опустила голову, изучая кружку с чаем. Она уже давно заметила неприкрыто-изучающие взгляды, которые Марина будто бы ненароком бросала на девушку, но изо всех сил старалась не придавать этому значения. Ведь она может просто обмануться, — но я, если честно, не совсем понимаю. Зачем тебе дополнительные уроки? Ты же справляешься. — Кто бы знал, — вздохнула Динка и Марина невольно улыбнулась, — да я, вообще-то, не против, просто вас не хочу напрягать. — Поверь, занятия с тобой не будут мне в тягость, — произнесла Марина с такой уверенностью, что Диана даже смутилась, — но тебе самой это нужно? Динка чувствовала, что Полонская ждёт прямого ответа, и если этот ответ будет отрицательным, женщина просто пошлёт подальше маму Дианы с её верой в то, что дочери необходимо подтянуть английский. Диана знала: Марина может отказать. И она предоставляла ей выбор. Её личный выбор. Кулаченко это казалось удивительным. С чего бы эта женщина так выделяет её, даёт ей право решать самой, тогда как с любой другой второкурсницей даже не стала бы обсуждать это? Зелёные глаза смотрели испытующе, Марина осторожно поправила волосы и вздохнула. — Я не хочу заставлять тебя. Это должно быть твоё решение и твоё желание. — Почему? — вдруг сорвалось с языка и Динка повела плечом, жалея о сказанном ненароком вопросе. Марина откинулась на спинку кресла и сощурилась. Серьезный тон в голосе вызвал новую волну мурашек. — Потому что это твоё будущее. Не твоей мамы, а твоё. Понимаешь? — Да, — кивнула Диана и вдруг обрела решимость, допивая остатки чая, — мать говорила, что если хорошо закончу год, возьмёт меня летом с собой в отпуск на материк. А мне уже надоело здесь торчать. — Что ж, это тоже хорошая причина подтянуть английский, — улыбнулась Марина, закрывая журнал, лежащий перед ней, — можем заниматься хотя бы два раза в неделю, чтобы не перегибать пока. Тебе как удобно, здесь? Или… — Вы могли бы приходить к нам домой, — выпалила Динка на одном дыхании и выдавила из себя подобие улыбки, только спустя мгновение осознав, что только что сказала, — ну, мама будет рада, а мне не придётся доказывать, что я не прогуливаю. — А тебе часто приходится это доказывать? — усмехнулась Полонская, наклоняясь вперед к Диане. Кулаченко фыркнула. С ней бесполезно рисоваться. — Вот больше и не придётся. — Выкрутилась, — усмехнулась Марина, поднимаясь с места, — ты в четверг свободна? — Как ветер. — Значит, часикам к шести я к вам заеду, — Марина улыбнулась, играясь с золотой цепочкой на шее, и Динка залюбовалась отблесками слабого солнышка на украшении, — маме сама скажешь, или мне? — Сама, — твердо произнесла Диана, стараясь не смотреть так явно на то, как Марина ловко перебирает между пальцев звенья тоненькой золотой цепочки, — спасибо вам. — О, это тебе спасибо. Заниматься с тобой мне гораздо интереснее, чем со второкурсниками с твоей параллели. Хоть какое-то разнообразие. — Даже так, — усмехнулась Динка. Эта фраза вдруг вселила в нее небывалую уверенность. Марине с ней интересно? И она сама это сказала! — Я всегда к вашим услугам, — выговорила она тихо, понимая, что на иронию это не тянет. Но Полонская подхватила сразу. — Смотри, ловлю тебя на слове, — тихонько засмеялась женщина и Диана подхватила лёгкий смех, чувствуя, как покой и тепло наполняют её до краёв. Тонкие длинные пальцы женщины ловко перебирали цепочку и Динка вдруг захотела узнать, откуда взялось это украшение? Ведь Марина всегда носила его не снимая с их первой встречи. Это чей-то подарок? Любимого человека? Внезапно она поняла, что раньше никогда не думала о том, что у Марины могла быть личная жизнь. Конечно, она знала о её прошлогоднем разводе, который случился как раз перед тем, как она пришла заменять преподавателя к ним в универ, и о скандале с ним связанном, ведь Магадан, несмотря на то, что большой, всё же тесный город, и громкое дело о разводе Полонской обсуждали все кому ни лень. Однако, сама Марина, как истинный профессионал и дипломат, полностью замяла скандал и позаботилась о том, чтобы пресечь распространение слухов о её личной жизни в стенах института. Диана даже слышала от кого-то из преподавателей, что ей пришлось заплатить немалые деньги, чтобы забыть про этот инцидент. Но сейчас Динка вдруг поняла, что жизнь после развода не заканчивается. Может ли быть так, что у неё кто-то есть? Марина выглядела безупречно счастливой, всегда в хорошем настроении, но Диана ни разу не видела, чтобы её кто-то встречал на крыльце универа или на автобусной остановке. Женщина не водила дружбы с другими преподавателями или старшекурсниками, и не производила впечатление человека, у которого много друзей. Со стороны казалось, что ей хорошо одной и она поняла для себя прелесть одиночества после долгого и тягостного бракоразводного процесса, который освободил её от груза и позволил вздохнуть свободно. Но ведь какой печальной представлялась Диане картина того, как эта потрясающая женщина приходит домой, в свою пустую квартиру, и засыпает в холодной постели одна. — Значит, до четверга? — улыбнулась Марина Диане и в глазах заплескалась знакомая теплота. Динка невольно усмехнулась, наклоняя голову, отгоняя непрошенные мысли. Надо уметь не лезть туда, где можно обжечься. Пожалуй, единственный полезный урок, который ей преподала мать. — До четверга.***
Дина буквально на крыльях летела до дома. Ей ужасно не терпелось рассказать матери о том, что в четверг к ним в гости придёт Марина Владимировна, заниматься с ней дополнительно. Конечно, это не совсем неформальная встреча, но лучше, чем аудитория в универе или дорога от корпуса до автобусной остановки. И они наконец-то смогут спокойно поговорить. Диане непременно нужно было выяснить, откуда у Марины эта цепочка. Перед внутренним взором всё ещё стояли сверкающие солнечные зайчики и тёплые глаза Марины, когда она произносит её имя, наклоняясь вперед, будто бы пытаясь загипнотизировать. Динка радовалась робкому мартовскому солнышку, словно ребенок, перед глазами стояло лицо Марины Полонской, заинтересованный взгляд её малахитовых глаз и отблески солнечных лучей на золотой цепочке. Через восемь дней Марина Владимировна отмечает день рождения. Через месяц Диана напишет свою первую песню. Через пять месяцев она познакомится с Питером и поймёт, что влюбилась в город с первого взгляда. А пока она стоит на остановке, вырисовывая узоры носком ботинка по мокрому асфальту, и ждет автобус до дома, чтобы сообщить вечно суровой матери радостную новость…Я был никем! До нашей встречи я был никем…