***
Дорога заняла у них не больше получаса. Автобус неспешно ехал по шоссе, аккуратно объезжая колдобины и ямы на асфальте. Марина увлеченно рассказывала, как ей нравились автобусы в Лондоне, а Диана слушала тихий голос, почти не разбирая слов, улыбалась чему-то, думая, что этого момента стоило ждать два долгих дня. Уже рядом с домом Марины, выбираясь из кряхтящего старого автобуса, Диана выкинула смятый листочек со стихотворением в первый попавшийся мусорный бак, стоящий на остановке. Почему-то теперь она была уверена, что ни слова не забудет.***
— Проходи, раздевайся, куртку можешь на вешалку повесить, — проговорила Марина, приглашая Диану в крохотную прихожую своей квартиры на третьем этаже и звеня ключами включила свет. К ней навстречу из кухни тут же выбежала кошка пепельно-серого цвета, прыгнула на полку и громко замяукала, — Гайка, привет! Не проказничала, надеюсь? А это Диана, сегодня проведёт с нами вечер… Динка неуклюже расшнуровывала кеды, оглядываясь по сторонам. Тёмно-желтого цвета обои напоминали ей стены общежития, где она так часто проводила время с компанией за бутылкой пива. Светлый линолеум с причудливыми росписями и круглая люстра на потолке отдавали какой-то дешевизной, что показалось сначала странным, ведь Диана всегда думала, что Марина неплохо зарабатывает, как переводчик. Высокий платяной шкаф и вешалки для одежды, напротив — большое овальное зеркало. Высокая арка справа от входной двери, как предположила Диана, вела в зал, а коричневая плотно закрытая дверь в конце коридора — в спальню. В воздухе пахло цветами и кофе, а коврик у двери украшала мордочка чёрной кошки. — У вас уютно, — улыбнулась Диана, скидывая куртку. Кошка Гайка подозрительно косилась на Диану. Она явно была не рада незваным гостям. Кулаченко протянула руку и Гайка подозрительно понюхала кончики её пальцев, испещренные старыми мозолями от металлических струн. — Она привыкнет, просто ей трудно сходиться с новыми людьми, — улыбнулась Марина, с грацией профессиональной танцовщицы проходя куда-то налево. Диана вдруг подумала, что это утверждение применимо не только к кошке, но и к самой женщине, — чай будем пить? — Да, можно, — Диана оправила кофту и ещё раз робко огляделась. Квартира выглядела нежилой, на стенах висели безучастные пейзажи в строгих чёрных рамках, из обуви в углу стояли только две пары туфель на высоком каблуке, домашние тапочки и сапоги, — давно вы здесь живёте? — Пять лет, — улыбнулась Марина, приглашая Диану с собой на кухню, — эту квартиру выбирали родители, а они не так хорошо знают мои вкусы. — Отчего? Вы не общаетесь? — вдруг спросила Дина, надеясь, что вопрос не был слишком бестактным. Они с Мариной Владимировной часто обсуждали родителей Дианы, какие-то семейные вопросы, абсолютно разные темы. Диана часто сравнивала трагедии героев произведений классической английской литературы с ситуациями в собственной семье. Они могли обсудить её очередную ссору с матерью, или проблемы на работе отца, или первые успехи младшего брата. Но даже на дополнительных уроках Диана старательно избегала любых личных вопросов о жизни Марины, сознательно ограждая себя от того, чтобы узнать что-то, чего ей знать не положено. Но сегодня инициатива переступить границы исходила от самой Марины, она сознательно пригласила свою студентку к себе домой не ради занятий, или каких-то других дел, а чтобы просто провести этот вечер с ней. И от того Диана не так сильно контролировала себя. — Мама умерла прошлой зимой, — спокойно проговорила Полонская, её голос даже не дрогнул, оставаясь таким же тихим и обволакивающим, — с отцом я не говорила уже около трех лет. Он живет на материке, в городе Волгограде. Мы пишем друг другу письма, но не думаю, что это можно назвать общением, — женщина прошла на кухню и сполоснула в раковине руки. Гайка прошествовала за ними и уселась на полу, напротив хозяйки, внимательно изучая её действия. Диана удивилась. Выходит, что мама Марины умерла совсем недавно. Она уже преподавала в универе. И за всё время их знакомства, Динка ни на секунду, ни разу не заметила хотя бы намека на скорбь или тоску. Полонская всегда была в бодром рабочем настроении и даже во время их привычных чаепитий ни словом не обмолвилась о трагедии. Кулаченко очередной раз удивилась невероятной способности женщины держать лицо. — А как поживает Галина Анисимовна? Мы давно не виделись, я сейчас уже почти не бываю в редакции. — Хорошо. Рада, что мы нашли общий язык, — протянула Диана, сложив руки на груди, — говорит, вы хороший пример. — Да? Надо же, — Марина осторожно кивнула, поставив чайник на плиту, — я и не думала, что произвожу такое впечатление. — А как вы думали? — спросила Диана, сотый раз ругая себя за длинный язык. Но Марина и сама рада была отвечать. — Даже не знаю. Но примером я бы точно не стала себя называть. — Интересно, почему. Со стороны всё безупречно. Диана совсем смутилась, внутренне приказав себе заткнуться. Излишняя прямота всегда создавала проблемы. Но в этот вечер юлить почему-то не хотелось и Диана говорила то, что видела. Марина вдруг усмехнулась и вкрадчиво произнесла, смотря Динке прямо в глаза: — Ты ведь не хуже меня знаешь, каким обманчивым бывает взгляд со стороны, верно? Диана неловко опустилась на один из деревянных стульев за овальным столом и кивнула. Кухня оказалась гораздо светлее и уютней, чем коридор. Сразу стало ясно, что большую часть времени Марина проводит здесь. В углу у окна хрипел свою вечную песню старый маленький холодильник, на стенах были развешаны причудливые украшения из плетеных веток, а над столом висела коллекция маленьких тарелочек с изображениями достопримечательностей разных стран. Вся мебель была деревянной. На широком подоконнике у окна громоздились стопкой разные книги, словари, и открытая записная книжка. Форточка была чуть приоткрыта, в кухню проникал свежий вечерний воздух. Часы над дверью отметили семь часов вечера. И только сейчас Диана заметила на столе в углу надколотую стеклянную пепельницу в форме листа кувшинки. — Вы курите? — вырвалось слишком громко и Марина резко повернулась в сторону пепельницы, закусывая губу. Диана ни разу не видела Полонскую с сигаретой в общей университетской курилке и была твердо уверена, что женщина не курит. — Да, иногда покуриваю. Один приятель из Германии подсадил, всё никак не могу бросить, — Марина повернулась к Диане и облокотилась на кухонную тумбу, — не говори никому, хорошо? — Обещаю, — улыбнулась Диана и откинулась на спинку стула, невольно пробежав взглядом по телу женщины. Тёплый нежно-голубой свитер спадал на одно плечо, широкие брюки, казалось, удлиняли стройные ноги. Весь её образ, такой домашний и тёплый, впервые не кажущийся Диане недосягаемым, завораживал и притягивал взгляд. Она машинально закусила губу, вторя жесту Полонской, — не скажу. Если покурите со мной. Марина удивленно вскинула брови. Динка, ехидно улыбаясь, достала из кармана джинс помятую пачку сигарет. Марина улыбнулась и медленно подошла к столу, опускаясь на стул напротив Дианы. В тёмно-зеленых глазах сверкнули хитрые искры, ей явно нравилась их неоправданно-двусмысленная игра и прямота и смелость обычно такой робкой Дианы её забавляла. Девушка поняла, что такие моменты бывают редко, и грех ими не пользоваться. Она протянула Марине пачку и женщина вытянула сигарету, зажав её между белоснежных ровных зубов. — С удовольствием. Не думая о том, что творит, Кулаченко чиркнула зажигалкой, зажигая свою сигарету. Облачко дыма рассеялось возле лица, она наклонилась через стол, протягивая зажигалочку женщине. — Хорошие, мне друг из Питера привёз. — Из Питера? Ничего себе, должно быть, хороший друг, — улыбнулась та и медленно прикурила сигарету зажигалкой. — Да не то чтобы… Диана собиралась что-то сказать, но слова так и застряли в горле, когда Марина Владимировна медленно затянулась и, чуть откинув голову назад, с закрытыми глазами выдохнула дым в потолок. Диана могла бы поклясться, что ничего красивее в своей жизни она не видела. Природный шарм и магнетизм женщины, тепло, исходящее от нее, и простой досягаемый образ — всё это завершал аккуратный изящный штрих в виде сигареты в её руке и тонкой струйке дыма, окутывающей их на маленькой кухне третьего этажа. За окном стало совсем темно, послышались первые капли ночного дождя. Диана, не в силах оторвать взгляда, завороженно смотрела, как Марина глубоко затягивается и медленно выдыхает дым в потолок. Она напрочь забыла, зачем пришла сюда и чего хотела добиться, понимая, что пропала раз и навсегда, стоило этой женщине взять в руки сигарету. Как-то самой собой, с языка сорвались первые строчки заученного наизусть стихотворения. — Some say the world will end in fire. Марина будто опомнилась, мотнула головой и посмотрела Диане в глаза. Динка несмело усмехнулась и продолжила, стараясь не обращать внимания на дрожь в собственном голосе: — Some say in ice. From what I’ve tasted of desire I hold with those who favor fire. But if it had to perish twice, I think I know enough of hate To say that for destruction ice Is also great And would suffice. Марина слушала внимательно, чуть улыбаясь, а когда Дина закончила, потушила недокуренную сигарету в пепельнице. — Не знала, что ты любишь Роберта Фроста. — Не люблю, — вздохнула Динка, стараясь не смотреть на Марину, — но это чем-то меня зацепило. — Красивое, да, — Марина откинулась на спинку стула, смотря в потолок. Динка не могла оторвать взгляда от греческого профиля, гадая, о чём она думает сейчас? Настенные часы мерно отбивали такт и на кухне становилось прохладно. — как думаешь, о чем оно? Диана вздохнула. Марина повернула к ней голову и на мгновение их взгляды встретились. Так много оттенков эмоций увидела Динка в глазах напротив, но особенно остро её пронзило понимание. В этот самый момент, она совершенно точно осознала раз навсегда, что Марина Владимировна Полонская точно знает, что Диана сходит по ней с ума. Это больше не только её тайна. Струна порвалась, и всё несказанное очевидно для них двоих, как дождь, вовсю плачущий за кухонным окном. — Оно. О чём-то неизбежном, — выдохнула Динка и слегка улыбнулась, наблюдая, как тает в глазах напротив любопытство, уступая место чему-то новому. И такому же неизбежному, как то, о чем она читала стихотворение. В тишине кухни оглушительно засвистел чайник, раскалывая звенящую между ними тишину на крохотные осколки неловкой паузы. Довольная кошка, тихонько мурлыкая, забралась к Диане на колени. Они просидели на кухне за разговорами еще где-то около двух часов. Диана чувствовала себя невероятно легко и свободно, и видя, как расслабляется Марина, перестала дрожать за каждое сказанное слово. Они шутили, говорили о разных вещах, о книгах и стихотворениях, Динка рассказывала, что надеется летом все-таки съездить в Питер на материк, если хорошо закончит второй курс, а Марина взяла с неё обещание привезти ей ещё питерских сигарет. Они смеялись, не заметив, в какой момент этого вечера пошатнулась граница учитель — студент, которая стояла между ними стеной, не давая расслабиться ни на минуту. Они были одни на крохотной кухне, и свидетелем этой легкости была только кошка, которая давно заснула на коленях у Дины. Они говорили, и обе понимали, что ходят по краю, доводя степень намёков до опасно высокой планки, и также легко отступали назад, давая друг другу пространство, чтобы можно было свести всё в безобидную шутку. Но уже в тот вечер Диана окончательно поняла, что тяга взаимна, что она существует независимо от них обеих сама по себе, а просто не замечать её становится всё сложнее. Уже прощаясь, в коридоре они шутили о том, как Диана будет шлёпать домой по новым после дождя лужам, и как мама будет ругать её за поздние прогулки, а она не скажет, что была у преподавателя по английскому. И в какой-то момент, смеясь над очередной шуткой, Дина даже не поняла, как теплые руки Марины оказались на её плечах. Она в секунду замерла на месте, вдыхая сладкий запах духов женщины, и Полонская тихонько прижала её к себе, обнимая. Тихий шёпот где-то у шеи Дианы заставил вздрогнуть. — Спасибо, что провела со мной этот вечер, мне это было так нужно… Кулаченко закрыла глаза и несмело приобняла Марину за талию. Они стояли обнявшись в крохотном коридоре, и Диана не могла дышать, не веря тому, что происходит сейчас. От Марины исходило тепло и какая-то необъяснимая светлая грусть, которую Диана понимала без слов, достаточно было взглянуть ей в глаза в этот вечер. Она так и не узнает, даже спустя годы, что день тридцативосьмилетия для Марины был годовщиной смерти её брата. Полонская держала при себе эту дату, никому не доверяя её, и даже спустя время, она не расскажет Диане об этом. Как хотелось, чтобы момент длился вечно! Но темнота за окном вынуждала уйти домой. Диана вздохнула и опустила руки, сожалея о том, что не может остаться здесь прямо сейчас. И когда женщина отстранялась, чтобы отпустить девушку домой, тёплые губы всего на одно мимолетное мгновение невесомо коснулись её пылающей от смятения щеки… С того вечера Диана стала частым гостем в квартире Полонской, и даже кошка прикипела к ней, полюбив засыпать у нее на коленях. И этот день, день последней порванной струны навсегда остался в сердце тогда еще юной Динки Кулаченко осколком памяти, которая греет сердце в самые тёмные часы.А в комнате опять темно. И свет фонарей в окно. И мы с тобой за столом. И так было и будет, было и будет…