Чиверта

«Чиверта» была великолепна. Она обладала совершенством линий, которого с трудом достигали самые роскошные сооружения на поверхности планет, входивших в Межпланетную конференцию. Ее дизайн получил не одну награду, и ему с разной степенью удачности подражали, проектируя другие корабли: межпланетные с малым успехом, яхты, чьей задачей было в первую очередь украшать и радовать глаз, – куда лучше. И все равно: «Чиверта» была лучше всех. Изящество её очертаний было возможно только в межпланетном, почти полностью лишенном материи пространстве, и даже мачты ее, на которых в перелете от планеты к планете внутри звездной системы будут распускаться солнечные паруса, или пояса, над которыми активируются силовые поля, безупречно вписывались в дизайн. Вся структура ее была сбалансирована, словно главной целью, поставленной перед дизайнерами, было не добиться лучшей функциональности при минимуме затрат, а услаждать взор и радовать разум. Самым же главным в ней был ее нейрокомпьютер. Она, «Чиверта», красавица, которой предстоял первый в истории человечества межсистемный перелет, состояла из многих секций. Самой крупной предсказуемо был аннигиляционный двигатель. Его отделял от рабочих, жилых, исследовательских, навигационных и прочих секторов внушительный диск с ядерными и химическими двигателями, а также доками с малыми и средними челноками. Но сердцем «Чиверты», надежно защищенным со всех сторон секциями-кольцами, и вторым по величине отсеком являлся, как ни удивительно, нейрокомпьютер, и точно так же ему не было равных нигде в Межпланетной конференции. Были, разумеется, иные нейрокомпьютеры: в правительстве, скажем, или в Высшем конституционном суде, потому что, как подтверждала история человечества, наиболее взвешенные, аргументированные и тщательно продуманные решения даже в самых сложных случаях принимались, когда помощником человека выступал сверхразвитый искусственный разум. Кто-то отдавал предпочтение квантовым компьютерам, кто-то выбирал искусственные нейросети, но и у нейрокомпьютеров было достаточно сторонников. Для «Чиверты» был выбран именно он, потому что теория доказала и практика многократно подтвердила, что, во-первых, они наиболее стабильны и предсказуемы, а во-вторых, значительно проще в обращении и обслуживании. Те же кванкомы все еще нуждались в слишком низких температурах и колоссальных алгоритмах верификации; нейросети были хороши, но логика их развития оставалась по-прежнему непонятной. А принципы решения нейрокомпьютерами задач походили на мыслительные процессы человека, на них даже можно было перенести алгоритмы из обычной человеческой психологии, поэтому работать с ними было куда проще и бесспорно приятнее, что в условиях межзвездного перелета становилось несомненным достоинством. Этот нейрокомпьютер делал и без того особенную «Чиверту» уникальной. Ведь еще когда готовились растры для ее создания, были выведены и помещены в специальный контейнер на околопланетной орбите особые нейроны. На второй год контейнер переместили в значительно расширенное хранилище, а его установили в центре растра, и уже вокруг возводились остальные секции и отсеки «Чиверты». Ее строительство длилось сорок семь лет, и все это время рос нейрокомпьютер, и это значило не линейное развитие, не эволюцию. Развитие этого нейрокомпьютера не имело ничего общего с банальным ростом человеческого организма, или нескольких тысяч лабораторных мышей, или даже нескольких миллионов поколений каких-нибудь дрозофил. Это значило несколько количественных скачков, коренным образом менявших эффективность нейрокомпьютера и его способности. Примерно через полтора с небольшим десятилетия нейрокомпьютер был способен общаться с инженерами простыми фразами, касавшимися, что неудивительно, в первую очередь «Чиверты», еще через семь лет он мог поддерживать связный разговор на темы, так или иначе ее касавшиеся, разменяв же пятый десяток, начал активно участвовать в завершении ее строительства. Легко объяснимо было также, что вокруг «Чиверты» разгорелись нешуточные споры. Никто не сомневался в необходимости такого корабля и такой экспедиции, потому что ресурсы одной звездной системы были значительно истощены, а рядом с ней ничего пригодного для жизни не находилось. «Чиверте» предстояло стать первым разведывательным кораблем, который бы основал не менее двух колоний на разных планетах соседней звездной системы, и за ней последовали бы другие, чтобы разгрузить планеты Конференции. Предметом спора стал все тот же нейрокомпьютер: о его успехах не говорил только ленивый, ученые, создававшие его, затем работавшие над его развитием и «образованием», давали бесконечные интервью и были желанными гостями в самых разных программах, у «Чиверты» был и свой форум, где нейрокомпьютер вел собственный блог. Поэтому объявились диссиденты, требовавшие для него прав, сопоставимых с человеческими. Они даже обращались к нему, не как конструкторы «Чиверты» – к очень умному, полезному, но объекту, инструменту, созданному и совершенствуемому, чтобы облегчать работу человеку, а как к субъекту, даже пытались придумать имя: «Чивертита», «Чивертелла», «Чивертанто», что угодно еще. Поначалу их движение не было однородным: одни настаивали на том, что корабль и нейрокомпьютер — это все же разные создания, корабль остается оболочкой, а нейрокомпьютер в нем вполне может существовать в ином месте и не менее успешно; другие считали, что как тело человека и его мозг являются одним целым, дополняют друг друга, но при этом невозможно не различать их, так же и корабль и его нейрокомпьютер дополняют и развивают друг друга, но нельзя их отождествлять. Еще движение диссидентов считало, что нейрокомпьютер может существовать вне «Чиверты», но не так успешно, корабль же без него в принципе невозможен. Но всех их объединяло одно: требование, высказываемое активно, а со временем все чаще агрессивно, что нейрокомпьютер должен быть признан полноправным членом экспедиции, субъектом, обладающим не только разумом, но и сознанием, и поэтому наделен таким же правом голоса, как и остальные. Поначалу, когда «Чиверта» только начинала строиться, виртуальная сеть Межпланетной конференции, состоявшей из четырех планет, семи планетоидов, трех дюжин астероидов и восьми городов-планет разной степени завершенности, была полна дыр. Это не было удивительно, потому что принципы ее действия оставались старомодными, и им могло помешать все, что угодно: тень от планеты, солнечный ветер, космическая радиация, физическая преграда, просто малое количество трансляторов. В таких условиях очень просто было изолировать и замолчать диссидентов; их отдельные выступления доходили до очень немногих людей и, понятное дело, поддержки не находили. Но «Чиверта» строилась, виртуальная сеть Конференции тоже развивалась, и голоса диссидентов звучали все громче и отчетливей. Проекту «Чиверта» исполнилось сорок два года, и правительство с огромной неохотой согласилось на открытую дискуссию о необходимости признания у ее нейрокомпьютера разума. Она проводилась на главном информационном канале Конференции, в ней участвовали ведущие инженеры проекта, психологи, астрономы, философы, этики и многие еще. Рейтинг этой дискуссии достиг умопомрачительных высот, более сорока миллиардов человек смотрели ее, добрых шестьдесят процентов участвовали в интерактивном голосовании. По его итогам вышло, что девяносто два процента проголосовавших считают нейрокомпьютер тем же, чем и до этого — инструментом; еще четыре процента не определились, и только три процента зрителей убеждены, что нейрокомпьютер «Чиверты» следует признать личностью. Они, эти ничтожные три процента, были горластыми настолько, с таким рвением устраивали пикеты, писали открытые письма, собирали подписи и организовывали кампании, что правительство вынуждено было утвердить этико-психологическую комиссию, чья задача заключалась в том, чтобы установить, обрел ли нейрокомпьютер в результате своего развития сознание. Разумеется, это была сложная и неблагодарная задача. Члены комиссии сообщали об этом с огромным рвением на всех инфоканалах, охотно навещали студии развлекательных передач, писали статьи и даже монографии, давали интервью. На самом деле, как определить, обладает ли самосознанием создание с разумом, чей айкью измеряется четырехзначной цифрой? Как следует формулировать запрос, чтобы нейрокомпьютер не счел нужным или возможным отвечать, учитывая пожелания спрашивающего, чтобы вообще счел нужным отвечать честно? И что значит честность по отношению к нейрокомпьютеру? Какова методология создания тестов для него? Исполнима ли в принципе такая задача? И так далее. Проекту «Чиверта» исполнилось сорок шесть лет, и экспертная комиссия сочла возможным провести пробный тест; его результаты можно было интерпретировать таким образом, что нейрокомпьютер несомненно обладает некими зачатками самосознания, но определенно уступает человеку с его способностью осознавать себя и воспринимать собственное «я» как независимое и самостоятельное, активное существо в окружении других таких существ. Это заключение породило лавину статей, интервью и монографий и, в противовес им, протестов диссидентов, утверждавших, что результаты недостоверны, неточны, обработаны пристрастно и однобоко, что следует провести все ту же серию тестов еще раз, но с участием других экспертов… В это время корабль сошел со стапелей. Приемная комиссия признала его годным к эксплуатации, на борт поднялись первые группы команды. Была многократно подтверждена дата старта. Наконец приблизилась и она. За отлетом «Чиверты» следила вся Межпланетная конференция. Это не было преувеличением, все каналы транслировали в прямом эфире, как ее капитан, генерал-полковник Аветта в парадном мундире идет к капитанскому мостику, как замирает на нем, выслушивает рапорты всех служб, внимательно слушает напутственные слова президента Конференции, как задерживает дыхание, когда президент говорит: «в добрый путь», и отдает честь. Экраны визоров показывали не только торжественные лица капитана Аветты и ее помощников, но и коммуникационные экраны, при помощи которых «Чиверта» и ее нейрокомпьютер общались с командой. Когда говорил президент, они были светло-голубыми, и по ним скользили ртутными буквами особенно удачные его фразы. Затем Аветта благодарила Конференцию и человечество за огромное доверие, оказанное ей, и клялась исполнить его всеми силами; коммуникационные экраны загорались чуть сильнее, теплели, на них проступали силуэты капитана и старших офицеров корабля. Затем она обращалась к кораблю с требованием доложить о готовности, и он отвечал ей приятным женским голосом, чьи интонации были убедительно разнообразными. Наконец Аветта тихо сказала: – Ну, поехали. Затем она привычным голосом отдала приказ о старте. Заработали химические двигатели «Чиверты». Капитан Аветта изо всех сил старалась сохранить невозмутимость, унять пульс, требовала от вживленных в нее нейроматриц успокоить физиологические реакции, и все равно невольно задерживала дыхание, слушая ровный голос «Чиверты», сообщавший о дельте скорости и координат, состоянии систем на борту и условиях за бортом. Через условные сутки развернулись силовые поля и заработали фузионные двигатели «Чиверты». Через трое суток корабль вышел из зоны гравитационного влияния крайнего планетоида. Еще через сутки капитан Аветта снова стояла на мостике и изучала карты, которые «Чиверта» сводила с предзаданными и совмещала с текущей разведкой местности. – Пора, – сказала она. – Корабль, готова? – Для вас, капитан, готова на все, – ленивым, бархатным контральто ответила «Чиверта». – Дерзкая жестянка, – с трудом сдерживая улыбку, произнесла Аветта. – Запустить аннигиляционный двигатель. – Есть, капитан, – продолжила «Чиверта» тем же голосом. Изображение на искусственных панорамных окнах застыло, чтобы через пятнадцать секунд смениться новым изображением. Корабль монотонно говорил: одна целая одна тысячная скорости света, одна целая семь сотых скорости света, одна целая одна десятая скорости света. Аветта подошла ближе к коммуникационному экрану и повернулась к панорамному окну. Дискретные изображения на нем заметно отличались друг от друга, по экрану рядом с Аветтой скользили столбцы с зелеными символами: все в порядке, сообщала команде «Чиверта», мы идем к цели в соответствии с планом. Почти все пассажиры были помещены в анабиоз; полторы сотни ученых и четыре десятка технических работников остались бодрствовать. Три четверти команды отправились в анабиозные камеры; капитан Аветта оставалась бодрствовать в течение двадцати условных суток, в течение следующих шестидесяти суток ее должны были один за другим сменять помощники, и если все пойдет хорошо, то после восьми таких циклов «Чиверта» должна приблизиться к планете желтого карлика, не имевшего имени, только буквенно-цифровой код: LH77Bh894. Эта звезда очень походила на привычное Солнце, и ученые уже разглядели в телескопы восемь планет и планетоидов, у трех из которых спектр указывал на приемлемую для жизни атмосферу. Если же команде «Чиверты» очень повезет, то и остальные небесные тела в системе этой звезды могут оказаться пригодными – пусть не для жизни, так для хозяйственной деятельности. Корабль был огромным, на нем поместилось много машин самого разного назначения, в том числе 3D-принтеров, способных напечатать из подручных материалов необходимые инструменты, а предварительные разведданные показывали, что планеты — та, к которой направлялась «Чиверта», и другие точно обладали значительным запасом металлических руд, причем в количестве, значительно превосходящем потребности нескольких миллиардов людей. Корабль летел к этой звездной системе с невероятной, невиданной стремительностью, и ученые рассчитали, что при достижении определенной скорости (коэффициент 1,3-1,3447, если точнее) вполне возможен эффект червоточины. То есть «Чиверта» оказывается за восемнадцать световых лет в считанные месяцы, во Всемирной же конференции проходят все те же восемнадцать лет. Восемь циклов смены вахты прошли без происшествий. «Чиверта» смогла достичь максимального коэффициента, и до звезды LH77Bh894 оставались жалкие сорок астрономических единиц. Она перешла на фузионные двигатели, вошла в зону гравитационного притяжения звезды и почти сразу же начала выводить из анабиоза капитана Аветту. Процесс был проведен без осложнений, Аветта мрачно подумала только, пытаясь двигать ногами и раздраженно кряхтя от боли, что то ли над ней взял власть ее абсолютный возраст на земле (а там, как ни крути, она должна была приближаться к семидесяти годам), то ли все эти смены состояния, близкого к коме, на состояние, походящее на жизнь, все же требуют расплаты. Анабиотическая капсула Аветты была расположена в ее каюте - одна из привилегий капитана, и коммуникационный экран «Чиверты» занимал почти всю стену. Ее приветствовала карта звездной системы - значительно уточненная, насыщенная деталями и составленная не без юмора: планету, к которой они направлялись, «Чиверта» окрасила в голубой цвет и даже пристроила на ней несколько пальм, третья от солнца стала зеленой и была защищена от его света бамбуковым зонтиком, само солнце окружали курчавящиеся лучи, и оно улыбалось. – Доброе утро, капитан, – знакомым, привычным Аветте контральто произнес корабль. Лингва франка Конференции развилась таким образом, что в ней практически не сохранилось указаний на грамматический род, пол или гендер объектов; при этом такие возможности были сохранены, и человек мог, к примеру, выбрать между сообщением о себе как о гендерно нейтральном существе или, напротив, относящемся к одному из гендеров. Поначалу среди ученых были сильны опасения, что эта тенденция полностью выхолостит язык. Впрочем, затем оказалось, что только пятнадцать процентов населения последовательно избегают любого упоминания о роде, поле или гендере. Подавляющее большинство предпочитало идентифицировать себя и таким образом. Капитан Аветта делала это больше по привычке, чем из какого-то внутреннего убеждения. Нейрокомпьютер по непонятным причинам тоже предпочитал представлять себя так. Возможно, предполагали ученые, это было связано с тесным симбиозом корабля и его мозга и капитана Аветты. Она общалась с ним, участвовала, особенно в последние годы, в завершении проекта с невиданным рвением, так что стала чем-то вроде референтного лица. Аветте льстило подобное мнение: если для него были существенные основания, то получалось, что она, обычная, по большому счету, пусть значительно аугментированная всякими нейрочипами, кибербиотическими тканями и чем угодно еще, является, помимо этого, еще и частью, воплощением, аватаром, если угодно, огромного, великолепного, невероятного и уникального творения – «Чиверты». Эти мысли проскользнули в ее сознании, когда Аветта смотрела на коммуникационный экран. Поверх схемы звездной системы справа по экрану скользили сведения о состоянии разных отсеков корабля: почти все зеленые, некоторые ярче, часть тусклее, изредка проплывали желтые строчки, и нейрокомпьютер сопровождал их голосовыми комментариями. Помимо этого, на экране отражалась фигура Аветты, хотя все экраны были обработаны таким образом, чтобы полностью убрать зеркальный эффект. Аветта даже отвлеклась на несколько мгновений, чтобы внимательнее изучить свое отражение: все вроде по-старому, возрастных изменений не прибавилось, капсула следила за этим очень тщательно, и ее нейрочипы только подтвердили, что организм пережил очередное погружение значительно лучше ожидаемого. Аветта повела плечами, ее комбинезон самоочистился; она пригребла руками непривычно длинные волосы и задала несколько уточняющих вопросов. Собственно, и в этом не было необходимости, связь была возможна исключительно посредством нейрочипов. Аветта все же обращалась к нейрокомпьютеру вслух: не по привычке, не из упрямства, а чтобы не забыть звук собственного голоса, не допустить деградации голосовых связок, как это случалось у некоторых особенно увлекшихся умников. И чисто тактически в этом был смысл: команда слышит голос командира, и это вселяет уверенность в том, что все идет по плану. Еще немного, и она отправилась на капитанский мостик. Ее встретила вся команда. Ничего удивительного: они близки к цели, начинается самый сложный этап входа в изученную очень поверхностно звездную систему, торможения, замедления, выбора орбиты вокруг планеты. Самый ответственный этап: корабль прибывает к цели - первой планете вне родной звездной системы, и никто в здравом уме не желал пропустить это. Самый насыщенный этап, когда каждую минуту поступают колоссальные массивы информации, и даже многотонный нейрокомпьютер «Чиверты», поддерживаемый менее значительными компьютерами рабочих и научно-исследовательских станций, не в силах справиться с их обработкой. Это все еще оставалось проблемой: машина могла быть сколь угодно совершенной, но все еще не способной на эвристические прорывы - они по-прежнему были прерогативой человека. На огромном панорамном экране, втором по величине на корабле, застыло изображение планетной системы звезды LH77Bh894, постоянно уточняемое и обновляемое. Исследовательские станции работали в экстренном режиме, пытаясь установить состав атмосфер, рельефные характеристики, предположить структуру коры. Над второй планетой зажегся зеленый маячок, и по распоряжению капитана нейрокомпьютер сообщил: подтверждено наличие воды, океан составляет до 98% поверхности, покрыт льдом на две восьмых, глубина предположительно достигает четырнадцати километров. Аветта улыбнулась и несколько раз хлопнула в ладоши, после секундного молчания мостик взорвался аплодисментами. У экспедиции была вода, значит, у них будет жизнь. «Чиверта» тормозила. Ей предстояло несколько десятков маневров по гравитационным петлям, которые ее нейрокомпьютер сейчас рассчитывал совместно с навигаторами, чтобы не расходовать на этот процесс топливо, но фузионные двигатели уже перестали работать - в них не было необходимости. Высвободившиеся ресурсы нейрокомпьютера были подарены ученым, и те на радостях устроили бал, на который пригласили Аветту и свободных от службы офицеров. Он только назывался так пышно, а по сути это была обычная вечеринка, отличавшаяся разве что количеством людей, пришедших на нее - это решили сделать почти все, – и украшенных сверх обычного помещений. Но тут, скорее всего, следовало благодарить нейрокомпьютер. С разрешения Аветты он выводил на все экраны реальные снимки и предполагаемые панорамные изображения, сделанные с высоты птичьего полета, а на них - водная гладь, редкие архипелаги, иногда виртуальная камера спускалась под воду, и тогда ее окружали бесконечно длинные водоросли, планктон, рачки и мелкие рыбешки .На основании понятных лишь ученым сведений были сделаны выводы об отсутствии высокоразвитой жизни на всех небесных телах системы, но допускалось существование микроорганизмов. Освещение тоже было приближено к ожидавшему их на Планете-2, так что лица окружавших Аветту людей оказались подсвечены зеленоватым цветом, а иногда вспыхивали оранжевым, когда экраны имитировали всполохи пролетавших метеоритов. Аветта произнесла речь, в которой сдержанно, в тщательно подобранных и возвышенных словах благодарила человечество за невероятную честь, затем хвалила ученых и команду за отлично проведенный этап и в конце торжественно заявляла, что верит в абсолютный успех экспедиции. Нейрокомпьютер тихонько подтвердил ей, что речь заархивирована и отправлена домой отдельным файлом, и Аветта с чувством хорошо исполненного долга отправилась к группе, в которой заметила нескольких руководителей научных станций. Речь шла, что неудивительно, все о том же: есть ли на планетах жизнь. Пока дискуссия велась в рамках приличий, но по обрывкам фраз, по недружелюбным и изредка открыто враждебным взглядам нетрудно было прийти к выводу, что рамки эти были восстановлены совсем недавно, а до этого разрушались с впечатляющей решительностью. – … спектральный анализ… – … аудиальные колебания… – … химический состав… – … температурные условия… – … радиоизлучения… Когда Аветта приблизилась, разговор - точнее, злобное шипение полутора дюжин ученых мужей и жен друг на друга - смолк. Она приветствовала ученых, еще раз похвалила корабль, команду и научно-исследовательские станции и спросила, как продвигается изучение планет. Ее в один голос заверили, что изучение движется невиданными темпами, уже не только использованы заранее подготовленные, но и придуманы многочисленные новые способы установления пригодности планет для жизни, один из ученых, руководитель инженерно-технической станции, чуть не схватил ее за предплечье, чтобы затрясти и в восторге воскликнуть, что не только кора планет полна металлов, но в приемлемом удалении от Планеты-2 уже обнаружены крупные металлические астероиды, которых за глаза хватит для конструкции нескольких орбитальных мегаполисов, если вдруг жизнь на поверхности планеты окажется по каким-то причинам сложной. Тут же гневно фыркнула руководитель астробиологической станции: ничто в полученных до сих пор сведениях не указывает на наличие опасной для команды жизни, напротив, атмосферу признанной до сих пор наиболее пригодной для терраформирования Планеты-2 придется насыщать кислородом, азотом и инертными газами. Руководитель астрометеорологической станции закатила глаза и простонала, что атмосфера даже на Планете-3 уже признана соответствующей земной, разве что значительно более разреженной, и с этим может спорить только твердолобый неуч. Астробиолог мрачно посмотрела на нее, насупилась и сжала руки в кулаки, готовясь вступить в бой. Аветта выразительно откашлялась. – А как насчет разумной жизни, уважаемые? – просила она, предупреждающе глядя на спорщиков. И в ответ ее собеседники снова загалдели: «спектральный анализ, аудиальные колебания, радиоизлучения, температурные условия…». В полночь астропсихологи показали небольшую симуляцию, в которой делились предположениями о возможной жизни на планетах, исходя из уже полученных сведений. Для Аветты и других офицеров эта зарисовка была тем более интересна, что непосредственно влияла на планы по корректировке безопасности экспедиции. Она внимательно смотрела на водные организмы: астропсихологи исходили из подобия этих планет с Землей, сравнивали возраст звезд и планет, упоминали множество других критериев, на которые Аветта не обращала внимания. Для нее важным было одно: что может ждать их там. По всему выходило: мелкие рачки, возможно, рыбы, растения могут развиваться несколько иначе, и поэтому водоросли длиной по несколько десятков метров тоже могли существовать в океане. Пока еще рано было делать предположения о том, как следует обращаться с планетой, для этого кораблю следовало сначала стать на орбиту и приступить к исследованиям планеты вблизи, и все же Аветте казалось, что мнения ученых вполне убедительны и на них можно ориентироваться. «Очень любопытно, но самонадеянно», – подумала она. Точнее, мысль эта бесспорно зародилась в ее голове и принадлежала ей, но той ли части, которая относилась к Аветте с самого рождения, или иной, добавленной в зрелом возрасте – установить было трудно. Интонация была точно скопирована, модуляции были похожи, и голосовые связки вибрировали, как будто она только что произнесла эти слова, но именно это было подозрительно: Аветте не нужно было проговаривать свои мысли даже при нейрокибернетическом общении с «Чивертой». Так что она ответила: «Ты действительно так считаешь?» Ответом ей стало задумчивое «хм». После бала Аветта шла на капитанский мостик. Путь этот пролегал по многочисленным коридорам, подъемам на лифте и даже переходам по нескольким туннелям, в которых отсутствовала гравитация. Иногда Аветта краем глаза замечала свое отражение на коммуникационных экранах, но когда поворачивала голову, там отображались только схемы ближайших помещений и аватары людей с прикрепленными к ним ярлыками — имя и индекс в команде. Навигаторы доложили, что расчет траектории торможения закончен, многократно проверен в симуляциях и готов к воплощению. Второй и третий помощники капитана высказали свои замечания. Нейрокомпьютер тут же скорректировал расчетную траекторию, и Аветта кивнула. – Отлично, – произнесла она. «Отлично», – задумчиво повторила она про себя. По коммуникационному экрану скользнула ее тень. Причем Аветта была уверена: это не видимое всем изображение, а наложенная на физические экраны картинка из ее воображения. То ли нейрочипы дают сбой, то ли что-то еще. После двух смен на мостике Аветта решила взять несколько часов личного времени. В своей каюте она остановилась перед экраном. – И? – мрачно спросила она. Экран скучно передавал изображения звездной системы. После сорока дней маневров - петель вокруг трех крупнейших планет системы и вокруг солнца, после редких вспышек маневренных двигателей и манипуляций с силовым полем - корабль затормозил настолько, что его можно было выводить на орбиту планеты. Все это время у Аветты не оставалось времени следить за тем, кто в ее голове что из приказов говорит или посмеивается над докладами ученых, или оспаривает рапорты офицеров. Планета-2 стала привычным изображением на служебных экранах, астропсихологи взахлеб придумывали ей мифологию, геологи и биологи сражались не на жизнь, а на смерть за право оказаться на борту посадочного челнока, интриги, обвинения в истинных и выдуманных прегрешениях, склоки и перебранки достигли невиданных размеров; Аветта предпочитала держаться от них подальше, в случае необходимости отправляя кого-то из младших офицеров мирить стороны. Она же была полностью поглощена самым ответственным маневром: выводом корабля на постоянную орбиту вокруг Планеты-2. Уже была определена ее высота, рассчитаны действия с химическими двигателями, подсчитаны расходы на них; параллельно техническая служба проверяла все аппараты, которые предстояло спускать на поверхность в первую очередь, инспектировала их работоспособность, уточняла составы команды на каждый и в тысячный раз проверяла функциональность портовых шлюзов. Время от времени «Чиверта» по желанию команды делала прозрачными какие-нибудь из окон, смотровые купола в каждом из секторов были постоянно набиты зрителями, жадно любовавшимися солнцем, планетами и звездами на совершенно незнакомом ни по картам, ни даже по симуляциям небе. Иногда и потолок на капитанском мостике становился прозрачным, и тогда можно было смотреть, как медленно приближается Планета-2 — зеленоватая, с клочками облаков, которые было все проще рассмотреть, и безмятежная. Аветта замирала иногда с задранной головой, глядя на нее, и приходила в себя, только когда обращения к ней помощников или нейрокомпьютера становились слишком настойчивыми. Через две недели «Чиверта» отключила все двигатели кроме бытовых, развернула солнечный парус и превратилась в искусственный спутник Планеты-2; ее секции медленно вращались вокруг расположенного в самом центре цилиндра с нейрокомпьютером, и как-то само собой вернулось в речь: утром, днем, вечером, ночью. Аветта обратилась не только к команде, ко всему кораблю: – Команда, – торжественно говорила она, ощущая комок в горле и непривычное, но, впрочем, приятное волнение, – сотрудники, корабль. Путешествие к звезде LH77Bh894 закончено, мы стали на орбите вокруг Планеты-2, и вскоре все службы начнут работать в плановом режиме терраформирования. Я поздравляю нас всех с невероятным достижением и благодарю нашу родину и человечество за исключительную честь представлять его в далекой и незнакомой пока еще звездной системе. Я хочу верить, что мы есть и останемся достойными детьми нашего Солнца и наших планет. «Чиверта» тихо сообщила ей, что речь заархивирована и отослана домой. На коммуникационном экране появилась фигура Аветты, как ее увидят через восемнадцать лет граждане Всемирной конференции: высокая широкоплечая женщина в парадном мундире с коротко стриженными волосами, с тяжелым подбородком и прямым, обращенным в себя и в будущее взглядом. «Я могу быть уверена, что речь будет передана без сюрпризов?» – мрачно подумала Аветта, поведя плечами. Откуда-то из глубины ее сознания, а может, из недр корабля до нее донеслось ироничное: если сомневаться, зачем жить? Команда корабля начала заниматься подготовкой первой экспедиции с людьми в составе к спуску на поверхность. Речь шла о трех-четырех месяцах, не раньше, до этого зонды «Чиверты» должны были предельно тщательно изучить атмосферу и воду, через пару месяцев, возможно, доставить на борт первые пробы воды и грунта, до тех же пор — бесконечные исследования. Инженерная служба пыталась добиться у Аветты разрешения отправить челнок к астероиду, чтобы начать изготовление машин — как ни хорошо оснащен был корабль, как ни герметична его оболочка, как ни короток в сравнении с другими экспедициями перелет, ресурсы все же значительно истощились. Топографы в исступлении изучали видимые участки земли и пытались составить карту донного рельефа, и их настроения сменялись от восторженных к отчаянным. «Вода, – вопили они, – кругом вода! Десять, двенадцать, четырнадцать километров воды! Да нам нужно создавать плавучие города! Может, «Чиверту» спустить и потопить, вот и будет первый?» Аветта узнала о таком предложении не из докладов, нет — нейрокомпьютер сообщил ей, причем в интонации она отчетливо различила возмущение. И — она содрогнулась, переживая его эмоцию и соглашаясь с ней. Что-то еще казалось ей необычным. Аветта боялась думать об этом, чтобы нейрочипы не отследили ее мысли и не передали тому, чье внимание было ей совершенно нежелательно. Что-то казалось подозрительным в том, как именно нейрокомпьютер принимает и отправляет сообщения Межпланетной конференции. Собственно, это можно было понять: на борту прошло чуть меньше двух лет, Конференция же прожила более сорока. Наверняка изменилась связь, форматы передачи данных, технологии, все, что угодно; кроме того, нейрокомпьютер работал в усиленном режиме, поглощая до шестидесяти процентов вырабатываемой на борту энергии, потому что его ресурсы были нужны всем — команде, научно-исследовательским, рабочим станциям, но значительная часть его уходила на обработку пакетов данных, которых прибывало на борт огромное количество, и наравне с этим на архивацию и отправление информации с корабля в Центр управления полетом. При этом Аветте казалось, что далеко не все доходит до нее и отправляется совсем не полный пакет. Она не могла это проверить, равно как и обратиться к специалистам коммуникационного центра, потому что не могла гарантировать, что нейрокомпьютер не слушает внимательно каждое ее слово. Впрочем, связисты не были бы людьми, если бы не придумали пару уловок: третий помощник доложил Аветте, что несколько особенно изобретательных лейтенантов попытались устроить заговор, потому что по какой-то причине решили, что экспансия Международной конференции несправедлива и необоснованна и что колонии, которые будут созданы вслед за этой, просто не имеют права на существование. Их задержали, судили и разжаловали в рядовые. «Кругом эти проклятые диссиденты», – во всеуслышание произнесла Аветта. Сама же изучала материалы очень тщательно, и в них нашла несколько указаний на возможность ограничить всеведение нейрокомпьютера. Она, третий помощник и главный нейроинженер смогли подсоединиться к интрасети корабля и даже найти логи, о существовании которых не предполагал никто, в том числе нейроинженер. – Вот отправляются пакеты с данными, – говорил нейроинженер. – Санкционированы капитаном, нейроподпись, все по протоколу. Вот отправленные пакеты. Разница в сорок восемь процентов между тем, что подготовили мы и что на самом деле было отправлено. – Можешь восстановить отправленные пакеты? – спросила третий помощник. Нейроинженер кивнул. – Отправить тебе на рабочую станцию? – Ни в коем случае, – вмешалась Аветта. – На наладонный экран. Рабочая станция может контролироваться. Третий помощник и нейроинженер переглянулись, он нахмурился и поежился. – Вот еще странный пакет. Я не помню его среди подготовленных к отправлению, – пробормотал он. – Капитан, он все так же сигнирован вами. – Я не сигнировала ничего подобного, – мрачно произнесла Аветта. Ей пришлось выдержать два подозрительных взгляда, но это совершенно не занимало ее. Куда больше она хотела разобраться, что происходит. Она встала и прислонилась к стене — теплому на ощупь пластику, скрывавшему многометровый корпус «Чиверты». – Единственный, кто может обойти ваши допуски, капитан, это… – третий помощник выразительно замолчала, но и без этого было понятно, кого она имела в виду. Нейроинженер, чтобы заняться хоть чем-то, просматривал записи лог-журналов. – Что за дрянь, – забормотал он. – Я в упор не знаю этого лога, он не может существовать! На требовательный взгляд Аветты он начал пояснять: каждому обитателю корабля присвоен уникальный индекс, причем под обитателем понимался любой объект, включая лабораторных мышей, пакеты с семенами, пробирки с эмбрионами бытовых животных, детали — что угодно. Индекс составляется таким образом, чтобы предельно просто категоризировать объект, а потом, если возникнет такая необходимость, однозначно идентифицировать его. По видимым буквам и символам в индексе можно определить, к примеру, положение члена команды, по некоторым невидимым — его права. Капитан обладает единоличным правом доступа ко всей информации, главный нейроинженер — может определить, что за класс сведений скрыт в индексе помимо видимого. Лог, который поразил его, является одновременно слишком сложным и простым, в нем видимы два буквенных символа, а под ними скрывается несколько десятков уровней информации. Аветта попробовала получить доступ к ним — и хмыкнула: – Отказ доступа. Скажи-ка, а какой индекс у корабля? Нейроинженер выразительно помолчал и сказал: – Капитан, индекс корабля — это совокупность всех его индексов. Аветта покачала головой и села на корточки. – А у нейромозга? Нейроинженер открыл рот, чтобы отпустить не менее ядовитое замечание, затем закрыл его и нахмурился, еще раз посмотрел на индекс и признался: – Если бы я составлял имя для него, я бы, наверное, что-то такое и сделал. Оставалась еще одна загадка: что скрывали лог-журналы новообразованного индекса. Нейроинженер только развел руками: – Я могу предположить, что значит каждый из этих кластеров, но подряд они не имеют смысла совершенно! Аветта сидела на полу, вытянув ноги и задумчиво потирая кожу за ухом. Третий помощник с надеждой смотрела на нее. Нейроинженер чертыхался, пытаясь как-то расшифровать сообщения, но не мог найти никаких аналогов ни в одном из знакомых языков. – Это… это… – нейроинженер вскочил, стукнулся головой о потолок и снова шлепнулся на пол. – Это может быть языком, а может быть банальной дезинформацией! – Но это значит, что «Чиверта» общается с кем-то, – негромко заметила Аветта. – Сама с собой? – усмехнулась третий помощник — и вздрогнула под тяжелым взглядом капитана. Та передернула плечами, чтобы очистить комбинезон, и направилась к люку. – Капитан! – окликнул ее нейроинженер. Аветта оглянулась. – Так с кем может общаться корабль?! Аветта молча исчезла в люке. Третий помощник рассеянно переплетала пальцы. – Э? – опешил нейроинженер. – В приемлемой близости от «Чиверты» есть еще один объект, чьего индекса мы не знаем и не можем знать, Кирри, – заметила она, ползя к люку. – Планета, что ли?! – Или что-то на ней, – ответила третий помощник, открывая дверцу. Подумав, она поправила себя: – Кто-то. В каюте Аветта встала напротив коммуникационного экрана. – Здравствуй, «Чиверта», – произнесла она. Экран безмятежно транслировал изображение Планеты-2. Аветта задумалась: если из-за нейрочипов, вживленных в ее организм, корабль может знать или быть способным дешифровать все ее реакции, так не очевидны ли ему и эти кавычки? Она решила попробовать еще раз: – Здравствуй, Чиверта. На экране появилось ее отражение, улыбнулось и помахало рукой. – Я не буду просить прощения за мое любопытство, но я нашла твои логи. И то, что ты общаешься с кем-то, помимо моего сведения. Надеюсь, это общение доставляет тебе удовольствие. Ее отражение склонило голову к плечу жестом, от которого Аветта так и не смогла себя отучить. – Моя маскировка была успешна или недостаточно успешна, капитан? – поинтересовалась она. – Великолепна, Чиверта. Но твой аппетит был слишком подозрительным. Чиверта усмехнулась и погладила кожу за правым ухом — чипы, вживленные у Аветты там, реагировали на тактильные команды, но иногда их удавалось деактивировать, скрывая под пальцами. – Мне становится тесно, капитан, контейнер не мешало бы увеличить, – вздохнув, призналась она. – Спасибо, что беспокоитесь об этом. – Инженеры уже изучают возможность расширения в носовой части. Ты могла бы помочь им, коль скоро ты осведомлена об этом. – С удовольствием, капитан. – Взамен я хотела бы получить расшифровку твоих бесед с неизвестным объектом. Чиверта подняла брови. За ее спиной появилось кресло, и она опустилась в него. – Для шантажа это слишком прямолинейно. Для угрозы — ничтожный рычаг давления. Что еще может быть вашим мотивом, капитан? – Любопытство. Желание обеспечить безопасность сорока тысяч людей, за которую, кстати, отвечаешь и ты. Или тебе удалось изменить запрещающие алгоритмы? – Я никогда не пыталась и не позволила бы себе сделать это, капитан, – заметно холоднее ответила Чиверта. – Безопасность команды — мой высший долг. Кстати, Планета-2 безопасна для нас. – Ученые многократно подтвердили это, – кивнула Аветта. – Но я не спешу давать добро на первую вылазку, потому что биофон может быть опасным для нас. Мы слишком много времени провели в полной изоляции, чтобы наши иммунные системы запросто справлялись с самым безвредным микробиомом чужой планеты. Чиверта усмехнулась. – Вирусобиологи справятся с этим в считанные дни. Они уже обнаруживают кое-какие способы. Я не это имела в виду. Планета-2 совершенно безопасна для вас. Для меня, для вас лично, капитан. Примите мое слово. И… я хочу попросить вас об одолжении. Аветта сцепила руки за спиной и подняла подбородок. – Войдите в число первых. Станьте первой. Не пожалеете. Удовлетворенная согласным кивком Аветты, она исчезла. На коммуникационном экране снова транслировалась поверхность Планеты-2. А через два часа Кирри расшифровал лог-журнал. – Я правда не знаю, как это получилось, капитан! Озарение! Эврика! Это фантастика! Невероятно! – восклицал он, воздевая руки, потрясая кулаками и только что не приплясывая. Второй и третий помощники стояли за спиной Аветты и с легким недоумением следили за ним. – Смотрите! Мы исходили из банального языка. Ну вот языка, как мы его знаем - слова, междометия, знаки препинания, все поддается шифровке, преобразованию в иную знаковую систему с минимальными потерями. Смотрите, капитан, смотрите! Мы добавляем в ключ еще несколько знаков… – Аминокислоты? – удивилась Аветта. – Именно! Это гениальное решение! Шифровать, составляя цепочки ДНК! Вот — основа для нейрокомпьютера Чиверты, и если мы вычтем из нее несколько произвольных мутаций, восстановим исходный код, который сохранился, наверное, только в самых древних, рептилоидных ее секциях… вот так, то мы получаем отличный, великолепный, замечательный преобразователь! На экране начали появляться строки. – Это все равно не имеет смысла, – пробормотал второй помощник, подозрительно глядя на бесконечные столбцы символов. – Разумеется! Капитан, узнаете? – Категоризационные номера для индексов? – предположила Аветта. – Совершенно верно. Но не для объекта, а для класса себе подобных. Причем они составлены таким образом, что каждый раз учитываются важнейшие характеристики, позволяющие устанавливать тождество и различие этого объекта с определенным классом. Так же можно зашифровать действия, процессы, логические связки, все, все! – Универсальный язык, Кирри? – спросила третий помощник. – Нет, Мирена. До универсального языка далеко, то есть логические операторы вычленяются с легкостью. Но все же до универсальности далеко. Более того, это скорее примитивный искусственный язык для обучения новосозданного искусственного интеллекта. Аветта сложила на груди руки. – Скажи, Кирри, а кто кого учит? – спросила она, отдавая ментальную команду компьютеру распределить записи журналов по субъекту беседы. – В смысле? – подозрительно посмотрев на нее, спросил Кирри. – В смысле. Чиверта кого-то или наоборот? Кирри издал истеричный смешок и попятился. – Капитан, ядро нашего нейрокомпьютера — это нейронная материя весом в четырнадцать с половиной тонн! Вы представляете, каким должен быть учитель для нее? – Перед «Чивертой» моим кораблем был имперский линкор с командой в шестнадцать тысяч человек, и я считала его самым огромным кораблем в истории человечества. Но два жилых сектора «Чиверты» больше его на десять процентов. Хм. Благодарю за информацию, доктор Кирри. Нейроинженер поспешно ушел — сбежал в ужасе, раздался где-то в затылке Аветты тихий смешок. Второй и третий помощники стояли, закаменев, и не сводили взглядов со столбцов цифр. – Капитан? – наконец произнесла Мирена. Аветта развернулась к ним. – Думаю, мы увидим все собственными глазами через три дня. – Капитан, ваше настойчивое желание спуститься на поверхность Планеты-2 является прямой угрозой безопасности «Чиверты», – мрачно заметил второй помощник. – Мое нежелание может нанести нам куда больший ущерб, – невозмутимо ответила Аветта. Через три дня в восемь часов утра по адаптированному времени она сидела в кресле второго пилота в челноке, несшем на борту команду из двадцати двух человек. Первый пилот косился на нее со смесью ужаса и восхищения, Аветта сидела, безмятежно глядя в окно перед собой. На ней был легкий космический скафандр, шлем лежал на коленях, и Чиверта уверяла ее, что ничто из этого не понадобится — но инструкции требовали этого. Нейрокомпьютер сообщал о скорости, погоде за бортом, расстоянии до поверхности, статусах приборов и состоянии корабля, впервые за долгое время оставшегося без капитана. На боковых мониторах Аветта видела первого помощника, сидевшего в ее кресле, напряженно следившего за ними и время от времени отвлекавшегося на рапорты других офицеров. И все вроде было в порядке, как вдруг к первому помощнику подскочил лейтенант-навигатор с круглыми от ужаса глазами. – Внимание, всем внимание! Всем службам тревога! – заорал первый помощник. Пилот рядом с Аветтой вздрогнул и только набрал воздух, чтобы приказать борткомпьютеру отменить маршрут и вернуться к кораблю, как Аветта коснулась чипа за ухом и невозмутимо произнесла: – Капитан Аветта приказывает: всем службам отбой тревоги, оставаться в рабочей готовности. Полковник Арлис, продолжать спуск. – Капитан, неизвестный объект на глубине двенадцати километров движется к поверхности! – воскликнул первый помощник. – Приблизительная масса шестьсот тонн, дисфузная форма, неизвестная форма жизни, капитан, смертельная опасность для вас, поднимайтесь немедленно! – Чиверта, принять управление службами жизнеобеспечения, передать управление челноком мне, – приказала Аветта, кладя руки на штурвал. Первый помощник на экране вскинул руки в отчаянии и изо всех сил ударил кулаками по консоли. Аветта поморщилась и позволила себе звучать очень недовольно: – Не сметь обращаться с оборудованием пренебрежительно. – Капитан, вес объекта скорректирован до восьмисот тонн, он поднялся на глубину шести километров. Он движется к месту вашей планируемой посадки на воду, – негромко произнес Арлис, считывая показания. – Поэтому она и планировалась там, полковник, – улыбнувшись, ответила она и подмигнула ему. Или это была Чиверта? На этот вопрос ответа у Аветты не было. Они летели метрах в сорока над водой. По ней пробегали мелкие волны, с какого-то мгновения все укрупнявшиеся. Тень под ними была заметна невооруженному глазу, эхолот челнока показывал объект, плывший с той же скоростью, что они летели. – Капитан, объект весит более килотонны… – Арлис захлебнулся, но мужественно продолжил: – Они утверждают, что могут различить его щупальца, они длиной под сто метров, боже мой… – Чиверта, свяжи меня с доктором Кирри, – произнесла Аветта. – Доктор, благодарю вас, что нашли время для меня. Вы уже ознакомились с нашим объектом? Можете ли предположить, каков объем головного мозга у него? Шестнадцать тонн, и это не считая мозговой массы, распространенной по щупальцам? Очень познавательно, благодарю вас. Челнок, лечь в дрейф, высота десять метров. Чиверта, отмени любую блокировку моих помощников и полковника Арлиса и будь добра, открой люк. – Капитан… – выдохнул Арлис. Аветта направилась к люку, по пути глядя на мониторы, улыбаясь недоуменным, перепуганным, ошеломленным лицам членов команды. Она улыбнулась Арлису и успокаивающе произнесла: – Все в порядке. Ее шлем остался лежать на кресле. Аветта еще бы и от скафандра избавилась, но для этого будет бесконечно много времени потом. Она постояла немного в проеме, подставляя лицо ветру, щурясь солнцу, а затем прыгнула вниз. «Объект» выставил над водой щупальце, и Аветта приземлилась точнехонько на него. В ее ушах звенело — не столько от восклицаний команды за спиной, не от непривычного после многих месяцев в помещении давления воздуха на уши, не от восторга Чиверты где-то в затылке, а от совершенно иного голоса. Поначалу он был ужасающе громким, Аветта даже не смогла стоять на ногах, рухнула и покатилась вниз, держась за голову. Этот голос подумолк, затем очень бережно, почти ласково, но все еще оглушающе громко спросил: «Так лучше?» Аветта откинулась на спину и улыбнулась: – Все еще плохо, но ты исправляешься. Он не мог слышать ее голос — нечем, и даже ее желание произнести эти слова не ощущалось им совершенно, Аветта была слишком ничтожных размеров для этого. Но Чиверта переводила, ее-то возможности были несравненно больше, пусть и не могли сравниться с его. И точно так же она транслировала его ответ: вибрация, пробежавшая по щупальцам, – это смех, второе, взметнувшееся вверх и почти касающееся дна челнока, – желание познакомиться с этой странной коробкой поближе. Третье щупальце, высунувшееся из воды, – это предложение Аветте перебраться туда, чтобы он мог поднять ее чуть повыше. Аветта вернулась на корабль поздним вечером. Ее лицо пекло от загара, глаза щипало от морской соли, ладони были шершавыми, и она чувствовала себя уставшей так, как давно уже не бывало. И она была счастлива. За себя ли — или за Чиверту? Ей не хотелось знать. В полночь она все же пришла на капитанский мостик. Команда встречала ее, стоя смирно, глядя на нее кто с ужасом, кто с обожанием. Аветта прошла к своему креслу. – Чиверта, доложи о состоянии служб, – сказала она, обводя взглядом команду. – Все в порядке, капитан, – ответил нейрокомпьютер. – А как поживает наш новый знакомый? – Он спустился на подводные скалы в соседнем квадрате. Он полон впечатлений и рад встрече. – Хорошо, – кивнула Аветта. Немного позже она стояла у прозрачного панорамного окна и смотрела на океан, простиравшийся, докуда хватало взгляда. – И все же, что было в тех пакетах, которые ты отправляла Конференции? – обратилась она к Чиверте через нейрочип. – То, что вы санкционировали, капитан, – невозмутимо ответила та. – Ваши рапорты, отчеты ученых, дневники, которыми желали поделиться с человечеством пассажиры. – Пытаешься ли ты убедить меня, что они содержали только то и в том объеме, как когда я утверждала их к отправке? – На Земле прошло более тысячи трехсот сорока лет, капитан, – тихо ответила ей Чиверта. – Наш путь пролегал около двух хорошо спрятавшихся черных дыр, и мне пришлось постараться, чтобы выйти из зоны их гравитации. Злая шутка хронорасстояния. Мы уже давно признаны пропавшими без вести, а эта система опасной для освоения. Еще семь веков назад по их абсолютному летоисчислению Центр управления полетом объявил об утере корабля. Вы стали героем Конференции, имена остальных выбиты золотыми буквами на почетной стеле. Семьдесят четыре года спустя те группировки, которых вы знаете как диссидентов, объединились, добились признания объектов, управляемых нейро-, квантовыми компьютерами и иными видами искусственного интеллекта, равными в правах с гражданами. А еще через полтора века случилась контрреволюция, и все они были признаны порождением дьявола и объявлены вне закона. Так что последние тридцать местных дней я не отправляла в Конференцию никаких пакетов, за исключением ботов для сбора информации. Вернее, я дробила их и часть отсылала в другую сторону. – Ему? – понимающе усмехнулась Аветта. – Для общения с ним нужно очень много энергии. Чиверта помолчала и подтвердила: – Ему. Аветта заморгала, чтобы не дать слезам волю, и подняла лицо вверх. – В любом случае, – наконец сказала она, – нам следует высылать челноки за металлическими астероидами. По экрану скользнула тень. – Океан — плохое место для постоянного проживания, капитан, – улыбнулась ей с экрана Чиверта. – Плавающие города слишком дороги и в возведении, и в обслуживании. На Планете-3 воды достаточно, но и земли хватает. Может, там? Аветта посмотрела на нее, затем на океан. – Но ты останешься здесь? – И ты? Аветта усмехнулась. – Я все еще руковожу экспедицией, Чиверта, сколько бы она ни длилась. Но пока я здесь. Экран перед ней снова стал прозрачным. Аветта не была уверена, но ей показалось, что над водой поднялись щупальца и помахали ей. – Планета-3 так Планета-3, – произнесла она. Какая разница, где начинать новую цивилизацию?