***
Спустившись к ней, Бен не ответил на её улыбку. Его лицо было почти таким же, как Рей запомнила: крупные черты, бледная кожа, поблескивающие в свете факелов темные волосы. Но теперь ему скоро должно было исполниться двадцать три, он стал таким высоким и крупным, что, пожалуй, Рей едва доставала макушкой до его широкого плеча. Протянув к ней большую ладонь в черной перчатке, он оглядел её с ног до головы. Несмотря на то, что они с дедушкой никогда ни в чем не нуждались, годовой доход семьи Бена был куда больше. От её приподнятого настроения осталось лишь воспоминание. Бен не проронил ни слова; казалось, он даже не смотрел на неё, напряженно задумавшись о чем-то своем: выражение его лица приобрело мрачную сосредоточенность, а между бровей залегла глубокая складка. И еще Рей заметила, как он немного припадает на левую ногу, будто у него разболелась старая рана или неудачно сидят начищенные высокие сапоги. Проводив её в холл большого дома, Бен поспешно откланялся, сухо пожелав ей приятных снов. Время для ужина давно прошло, поэтому управляющая, мисс Фазма, распорядилась накрыть для леди в её комнатах. Рей наскоро поужинала и перед сном немного постояла у окна, любуясь на чистое ночное небо и растущую луну. Ей подумалось, что, когда диск будет полностью круглым, вид на освещенные серебристыми лучами вершины деревьев в отдалении будет еще более завораживающим. И тут на неё нахлынуло странное ощущение. Будто кто-то смотрит на неё оттуда, из леса пронизывающим душу жадным взглядом. Она смотрела и смотрела как завороженная, пытаясь разглядеть кого-то в далеких темных тенях между деревьями. Но, конечно, с такого расстояния она ничего не увидела, сколько ни пыталась. Постояв так немного, Рей легла спать. Ей снился дедушка, укрывающий её старым пледом. И, кажется, родители. Их лиц она уже не помнила.***
Тот высокий бородатый мужчина оказался конюхом. Его походка была косолапой, но уверенной, он вел её лошадь под уздцы по широкой лесной тропинке, время от времени поправляя тяжелый охотничий арбалет на плече. С самого утра он не проронил ни слова, а Рей не решалась заговорить с ним первой. Что-то умиротворяющее было в этом молчании. День стоял на удивление пригожий: солнце разливалось сквозь ветви высоких деревьев на густые заросли папоротника, отчего казалось, будто в воздухе рассеялось теплое волшебство. Тишина в некоторой мере действовала на Рей благостно, она предавалась раздумьям о быстро пролетевшей неделе. Слуги были приветливы и обходительны с ней, но молодой господин так ни разу и не спустился к ужину. В один из поздних вечеров, по обыкновению занятая чтением, она услышала громкое ржание лошади и перестук копыт. Сквозь сгущающиеся сумерки ей удалось разглядеть лишь крупную фигуру в темном плаще, удаляющуюся к кромке леса. Наутро служанка ответила ей, что это, должно быть, молодой господин: он взял моду прогуливаться верхом по лесу вечером, особенно в такие дни, как эти. Рей хотела было переспросить, что же она имела в виду, но служанка спохватилась и спешно откланялась, так ничего и не ответив ей. Все это было странно. Они так и брели, может, еще четверть часа, но тут вдалеке показался молодой камердинер. Он улыбался во весь белозубый рот, темные кудри пружинили при каждом его широком шаге. Представляя его, мисс Фазма сказала, что он очень разговорчив, прост и к нему смело можно обращаться по любой нужде. — Госпожа! — крикнул он, помахав рукой издали. — Добрый день, мистер Дэмерон! — Рей улыбнулась ему в ответ. Он шел прямиком с почты по поручению молодого господина и находился, насколько Рей могла судить, в прекрасном расположении духа. Они разговорились о поместье, о здешних лесах и местных привычках. Оказалось, что много лет назад дом был полностью отстроен заново после ужасного пожара. — Там был и ваш дедушка, мисс. — По ласково погладил лошадь по крупу. — Насколько я знаю, он единственный, кто вовсе не пострадал в огне. В ту ночь родилась наша госпожа и её брат-близнец, но их госпожа-мать погибла при родах. Будто одергивая говорливого По, конюх недовольно заворчал в свою густую бороду. Но тот не обратил внимания. — И хозяин дома, отец нашей госпожи, сгинул тогда. Ни тела не нашли, ничего. Чертовщина, не иначе. — Никогда не слышала об этом, — сконфуженно откликнулась Рей. — Да вы что! — По рассмеялся. — Об этом столько всего рассказывают! Это настоящая местная легенда. — Не сочтите за труд… — начала было Рей, но осеклась: заросли справа от тропинки шумно заколыхались, а с веток кустарника вспорхнула стайка встревоженных птичек. Только сейчас она заметила, как необычайно тихо стало вокруг. Казалось, что даже солнце притаилось от страха за пузатым белым облаком. Конюх, мистер Чубакка, снял арбалет с плеча и вложил стрелу в ложу. — Чуи, не переживай ты так, это дикий кабан или лисица, кому тут еще быть! — Несмотря на успокаивающие речи, тон мистера Дэмерона сделался напряженным. Рей вцепилась в седло побелевшими пальцами. Она была не робкого десятка, дедушка не давал ей спуску: она хорошо держалась верхом, умела стрелять, но все же её никогда не брали на охоту. — Чуи, я тут вспомнил, в деревне сказали, что вернулись волки. — Мистер Дэмерон громко сглотнул. — Но разве они бывают днем так близко у опушки? Словно отвечая на его вопрос, из зарослей медленно вышел огромный волк — на первый взгляд, никак не меньше лошади, на которой она ехала. Рей никогда еще не видела таких зверей; казалось, это чудовище из страшной сказки. Её лошадь развернулась, перетаптывась на месте, рванула на дыбы и понесла по тропе. А Рей не удержалась и упала на спину прямо перед зверем, беззащитная и испуганная. Он возвышался над ней неподвижно. Кое-где к его темно-коричневой шерсти пристали колючки, но это не портило его могучего гордого вида. Умные, горящие жарким пламенем глаза вперились прямо в её лицо, изучающе разглядывая, и она застыла, боясь даже вздохнуть. В лесу стояла гробовая тишина. Зверь чуть наклонил морду набок, будто бы задумавшись. Ничего не происходило. По медленно наклонился, чтобы подобрать ветку, кстати оказавшуюся под ногами. А волк просто стоял и смотрел на них, словно ожидая, как они поступят дальше. Сцена затягивалась, напряжение нагнеталось с каждой секундой. Мистер Чубакка медленным движением натянул тетиву и прицелился. Волк перевел взгляд на конюха и слегка, будто даже скучающе, обнажил острые, как кинжалы, молочно-белые клыки. — Мистер Чубакка, не надо! — неожиданно для себя прошептала Рей. — Он не тронет меня. Это знание было неожиданным, как гром среди ясного неба, и пришло само собой. Будто бы она всегда знала это. Провидение, интуиция — Рей была уверена, что это так. Неуклюже приподнявшись на локте, повинуясь предчувствию, она протянула оцарапанную руку перед собой, прямо к звериной морде. Волк вытянул толстую шею и обнюхал её дрожащие от страха и волнения пальцы. И отстранился. Еще раз, напоследок, взглянув прямо ей в глаза, он в два могучих прыжка скрылся в лесу — там же, откуда и появился.***
Этот случай еще несколько недель обсуждали в доме. Рей показалось, что слуги были больше озадачены, чем испуганы такой удивительной историей. Будто это происходило с ними каждый день, будто нет ничего странного в произошедшем. Они таинственно перешептывались у неё за спиной, замолкая всякий раз, как она замечала их. Каждый в этом доме будто что-то знал, но не торопился открыть ей это знание. Рей стискивала зубы до боли в челюсти. Это ужасно раздражало. Сначала мистер Чубакка отказывался вести её на прогулки снова, но потом с неохотой согласился на условии, что их всегда будут сопровождать мистер Дэмерон и её Финн с оружием наперевес. Больше волк не выходил к ним напрямик, но Рей несколько раз замечала его холку неподалеку от тропинки, по которой они прогуливались. Как тихий и грозный страж, он следовал в отдалении среди надежного укрытия из зарослей, и ни одно животное больше не пересекло им дорогу. А вечерами, утомившись за книгой и наслаждаясь рассеянным светом растущей луны, она слышала вой. Тоскливый и пронзительный, он сливался с шепотом сквозняка в дымоходе камина и устремлялся куда-то в темное небо.***
Утром ей передали, что сегодня Бен Соло спустится к ужину. Рей распорядилась подготовить лучшее из тех платьев, какие она привезла с собой. Ей хотелось быть неотразимой, чтобы встретить разговор лицом к лицу со всей уверенностью, какую только смогла бы найти в самой себе. Она намеревалась набраться смелости и высказать ему все, что наболело. Как она устала от его невнимания, как устала от неопределенности, как устала от безделья и изоляции. Она наконец смогла бы спросить его: может, он уже передумал жениться? Может, данное почившим родственником слово для него ничего не значило? Бен Соло был неприветлив с нею все это время. Так неприветлив, что это переходило рамки всякого приличия, но Рей не с кем было поговорить об этом. Даже для Финна такой рассказ был бы слишком личным: она не имела права жаловаться и должна была всегда сохранять достоинство, как настоящая леди. А Бен Соло откровенно бегал от неё, находя всевозможные предлоги и причины, чтобы не заводить долгого разговора, чтобы даже не глядеть на неё. Несколько дней назад они столкнулись в просторной библиотеке. Его щека была оцарапана, а сам он выглядел так же угрюмо, как и раньше. Сухо поприветствовав её, он развернулся на каблуках и вылетел из комнаты, даже не обернувшись на её ответ. Она скучала по дому, по дедушке, по привычной еде от старой поварихи, по небольшому аскетичному саду. Ей хорошо жилось там, даже несмотря на одиночество. В этом огромном особняке, почти во дворце, было еще более одиноко. В часы между рукоделием, чтением и прогулками с прислугой она бродила и бродила по широким коридорам и лестницам, разглядывая старинные вазы, витражи и картины. Здесь были не только пейзажи, нет, но и те немногие портреты, которые, как ей рассказали, удалось восстановить после пожара. Особенно её завораживала одна из картин: огромное полотно, изображающее красивого мужчину с наглым и слегка самоуверенным взглядом непередаваемо синих, как небесный свод ранним летом, глаз и женщину рядом с ним — с осанкой как у королевы, со сложно уложенными темно-каштановыми волосами и в невероятном платье, расшитом самоцветами. Однажды Рей спросила у мисс Фазмы, кто эта пара, и та ответила, что это дедушка и бабушка молодого господина. Прогуливаясь мимо этой картины, Рей всегда останавливалась и подолгу разглядывала мужчину. Что-то знакомое было в нем, в этом его взгляде, в мягких волнах светло-русых волос. Может быть, это оттого, что Бен был так на него похож.***
Ужин сервировали и подали непривычно рано, около шести, когда солнце только накренилось к кромке горизонта, но еще и не думало переваливаться через него. Рей была удивлена, но не подала виду: на её вопросы о распорядке жизни молодого господина слуги не отвечали, и ей начинало казаться, что с этим связана какая-то тайна. Она слегка нервничала, сидя на противоположном конце длинного стола и зачерпывая серебряной ложкой овощной суп. — Мистер Соло, я хотела спросить вас, если позволите, — начала неуверенно Рей, с каждым словом все более и более набираясь смелости. Бен поднял на неё взгляд, и только тогда она заметила, как ходят желваки под его кожей, как напряжена шея и руки под тканью перчаток. Это пугало, но отчего-то придало Рей еще большей решимости. — Почему вы избегаете меня? Я вам противна? Он набрал в грудь воздуха, чтобы ответить, но будто не нашелся и шумно выдохнул через нос. Взгляд карих глаз был мягким и выражал трепет перед её прямотой. — Нет, что вы, моя леди. — Его низкий голос звучал резковато, но искренне. — Мне необходимо выдержать паузу до... — он замялся, — до моего двадцатитрехлетия. Это традиция нашей семьи. — Традиция? — удивилась она, — Мне не рассказывали раньше. — Молодые леди и джентльмены нашего рода соединяют себя узами брака, когда им исполнится двадцать три, и ни днем раньше. Это звучало таинственно, как и все остальное, что она слышала о Скайуокерах, но Рей не стала расспрашивать: трудно было не увидеть, насколько собеседнику неприятен разговор. Он стискивал свой нож так, будто еще чуть-чуть — и переломил бы его пополам. Потом они еще долго говорили о детстве, её дедушке, старых знакомых — словом, о разных пустяках. Пожалуй, беседа тянулась дольше, чем в те беззаботные дни, когда они оба были детьми. Солнце село совершенно незаметно — за большими расшторенными окнами смеркалось. Небо затянуло плотной серой пеленой, через которую не проглядывали звезды. “Если сегодня будет ясно, я смогу полюбоваться полной луной над лесом!” — подумала Рей, промакивая уголки губ столовой салфеткой, как вдруг Бен соскочил со своего места и, будто опомнившись, глянул на старые часы: часовая стрелка недавно перевалила за отметку в десять часов. Рыкнув что-то мистеру Дэмерону, прислуживавшему им за ужином, он стремглав вылетел из комнаты и направился к выходу — Рей следовала за ним по пятам, снедаемая любопытством и желанием наконец все выяснить. Обернувшись на пороге, он гневно глянул на неё: — Не ходите за мной, леди Кеноби, — неожиданно холодно сказал он и поспешно вышел, громко хлопнув массивными дверьми. В смятении Рей поднялась к себе и, не сумев ничем себя унять, так и не могла уснуть: она все прислушивалась, когда же он вернется. Но за окном стояла тишина: ни шагов, ни стука копыт, ни скрипа дверей — ничто не свидетельствовало о возвращении. Тучи расступились, и огромная луна брызнула серебряным лучом на её постель. Не сдержавшись, Рей откинула одеяло, встала, наскоро оделась в старое дорожное платье и плащ и тихо вышла из покоев, сжимая в руке тяжелый подсвечник. Разбудить Финна была непросто, он спал крепким беззаботным сном в своей маленькой комнатке. Он не обрадовался её визиту среди ночи, сразу почуяв неладное. Несмотря на боевой и верный характер, молодой слуга не любил рисковых авантюр. Задавая множество вопросов и бухтя себе под нос, он все-таки согласился пойти с ней: не отпускать же госпожу одну? Прихватив ружье под мышку, он второпях нелепо поправлял свою все еще новенькую форму. — Мисс, может, посмотрим завтра? Ночью в лесу хорошего не жди, — громко шептал он ей, обувая высокие сапоги. — В деревне говорят про чертовщину и волшебных волков, они даже не удивились, что вы видели такого! Говорят, что он непременно раздерет вас, если мы с ним еще раз повстречаемся… — Тс-с-с, Финн! Не будь трусом, пойдем! Рей решительно вышла из его комнаты, все еще сжимая подсвечник. Она изо всех сил старалась не выдать, насколько ей на самом деле страшно. Они шли тихо, как только могли. Финн показал ей выход для прислуги, и они юркнули в него, надеясь остаться незамеченными. У Рей не было никакого плана: как она найдет там Бена Соло, что делать, если ей повстречается тот самый волк или какой-то другой страшный зверь? Она доверилась интуиции, как и в прошлый раз, молчаливому и твердому наитию, которое никогда еще не подводило её. Дедушка всегда говорил, что нужно слушать себя, свое сердце и его зов, оно никогда не обманет. Финн догадался захватить с собой факел, и теперь, когда они подожгли его от свечи, вокруг стало почти так же светло, как днем. Луна заливала собой пространство вокруг так плотно, что лес почти не казался зловещим. Стояла тишина, ночь была безветренной и казалась спокойной. Финн шел чуть позади её, держа ружье наизготовку. Но он не успел даже взвести курок. Огромная черная тень прыгнула на него сзади, повалив к толстым узловатым корням дерева. Финн неуклюже выронил факел, а его одежда, разодранная огромными лапами зверя, тотчас пропиталась темно-бурыми в свете луны пятнами. Не теряя времени, волк, придерживая тело лапой, без усилий вырвал кусок мяса и поспешно заглотил его, измазав пасть теплой кровью. Рей хотелось кричать, но она зажала рот и лишь не то простонала, не то прохрипела в собственную ладонь. Он был почти таким же, как тот волк, с которым она повстречалась тем солнечным днем. Только шерсть его была всклокоченной и черной как смоль, а глаза сверкали потусторонним красным блеском — ни тени разума не видела она там. Он, оторвавшись от трапезы, хищно переступил с лапы на лапу и стал приноравливаться для прыжка. Не помня себя от ярости, она двинулась навстречу, замахнулась на волка подсвечником и ударила прямо по черной оскаленной морде. Несколько крупных капель звериной крови брызнули на неё: она сумела рассечь его шкуру длинным порезом наискосок. Из горла волка послышалось глухое рычание, и он отмахнулся от неё тяжелой лапой. Боль была острой, и у неё помутнело в глазах. Крови было столько, сколько она видела, может быть, раз в жизни — когда умер дедушка. Отступив на несколько коротких шагов и не удержав равновесие, Рей повалилась набок. Она не надеялась на помощь: никто не знал, что они с Финном были здесь. Она понимала, как бесполезно кричать: они зашли слишком далеко в чащу. Она истечет кровью, если он не добьет её раньше. Она просто умрет здесь. Прошло несколько тягучих, как смола, мгновений. Рей не поняла, что произошло, зрение потеряло остроту, и сознание медленно уплывало куда-то в темноту. Вторая тень снесла черного волка, резко оттолкнув его от тела её друга куда-то в заросли. Она отдаленно слышала рычание, шелест листьев и ломающихся веток. Потом раздался громкий извиняющийся скулеж, тяжелая удаляющаяся поступь, и лес снова накрыла тишина. Рей закрыла глаза. Она почти не чувствовала себя, когда чья-то тень загородила свет луны, заливший веки. Ткань была порвана и свисала клочьями, бесстыдно обнажая её грудь; влажный теплый язык зализывал глубокую некрасивую рану, оставляя прохладные дорожки на окровавленной коже. Боль отступала, но её руки и ноги начали замерзать, даже губы потеряли чувствительность. А потом она услышала сиплый голос. — Ты так на неё похожа. — Голос умолк, и чья-то рука погладила её по бледной щеке. — И ты умрешь здесь. — Он со свистом вдохнул воздух. — Если я не сделаю этого, ты умрешь. Незнакомец не сильно, но звонко ударил Рей по щеке, от чего туман перед её глазами немного прояснился. — Тебе повезло, что сегодня полнолуние и я смогу сделать это. — Он еще раз тяжело вздохнул. — Мне нужно твое согласие. Кивни, если ты хочешь жить. Рей не знала, о чем он говорил, даже не могла разглядеть его лица, но одно сознавала точно: она хотела жить. Никогда раньше это желание не было таким сильным, как сейчас — в момент, когда жизнь стремительно покидала её. Смаргивая слезы, она кивнула. Он подхватил её на руки, будто она ничего не весила, и понес. Рей то погружалась в безвременье, то снова ненадолго просыпалась. Они вышли на небольшую поляну, всю целиком заросшую цветами. Он аккуратно положил её на зелень, и лунный свет наконец осветил его лицо. Его кожа была бугристой и неестественно бледной, все его тело, даже облысевшую голову, полностью покрывали уродливые ожоги. Было всего несколько мест с живой, нетронутой пламенем человеческой кожей. Но она узнала его, она поняла. — Энакин Скайуокер... вы должны быть мертвы! — прошептала она ослабевшим голосом. — О, нет, меня так просто не убить. — Он ухмыльнулся, и его черты приобрели то самое мальчишеское выражение с портрета, которое так запомнилось ей. — Но как… Он не дал ей договорить, коснувшись обескровленных губ пальцем. — Сначала я должен сделать это. — Он вмиг посерьезнел и честно предупредил её: — Будет неприятно. Он перешагнул через неё одной ногой и опустился на колени, оперевшись на вытянутые руки по обе стороны от её плеч. У Рей не было сил, чтобы бояться, она согласилась довериться ему и ради крохотной надежды выжить смирилась с любым исходом. Но Рей все равно вяло вздрогнула, когда он укусил её в то самое место, где шея сходится с плечом, а потом так же порывисто отпрянул и протяжно завыл, так, как не может ни один человек. Его клыки были такими длинными, что заходили на нижнюю губу, а глаза желтыми, волчьими, хоть тело и оставалось человеческим. Её соски встали торчком от холода и запоздалого страха. Не церемонясь, он задрал ей юбку и раздвинул колени, не встретив никакого сопротивления, и без приготовлений резко вошел в неё, от чего судорога болезненно свела все её тело. Жгучее тепло разливалось от каждого быстрого и беспощадного толчка; она перестала ощущать свою рану и холод в руках и ногах, перестала чувствовать прохладную зелень под собой, перестала понимать, кто она и где. Он слегка переменил позу, опустившись на один локоть и освободив вторую руку, чтобы с силой сжать её небольшую, совсем еще девичью грудь. Он гладил её грубовато, совсем по-животному. Неуместная бодрость и невозможно острые переживания хлынули на неё ушатом отрезвляющей холодной воды. А он все двигался и двигался, зализывая свой укус почти ласково, почти нежно. Несколько размашистых толчков спустя его лицо приблизилось к её лицу, и она подумала, что он поцелует её, но нет, он лишь провел языком по её нижней губе: звери не целуются. Повинуясь инстинкту, она вцепилась ногтями в его спину и забросила лодыжки ему на талию. Его член выходил из неё практически полностью, а потом растягивал её снова — немного болезненно и томно. Поглощенная происходящим, она не сразу заметила, что где-то в её грудной клетке клокотало тихое рычание. Запрокинув голову, она полностью отдалась этому чувству, а потом перед глазами вдруг вспыхнул сноп искр, и она соскользнула в темноту, полностью обессиленная. Когда Рей очнулась, уже забрезжили первые лучи рассвета. Она полулежала, прислонившись к его груди, а он перебирал её спутанные волосы. — Проснулась? — Он ласково провел костяшками пальцев вдоль её шеи. — Ты цела. Но это еще поболит. — Он коснулся укуса на плече, и Рей ощутила садняющую боль. — Это заживет только само собой. Она отстранилась и попыталась обернуться, но он не позволил, удержав её за плечи. — Что произошло… — растерянно спросила она. — Мой внучок напал на вас. Не сердись на него, он не может контролировать себя, пока ему не исполнится двадцать три. — Энакин с сожалением цокнул языком. — Сейчас он на грани, и его превращения хаотичны. Я уже несколько раз доходчиво объяснял ему, что стоит запираться в подвале, а не разгуливать по лесу. Но он ищет моего общества. — В его сиплом голосе мелькнула ирония. — Любая рана заживает на нас очень быстро, но только не от зубов вервольфа. — Да, он прихрамывал в тот день… — прошептала Рей скорее сама себе, чем собеседнику. — Это проклятие. Если ребенок доживает до двадцати трех, он становится волком и только волк может убить его, а если умирает раньше, то бродит под луной немертвым до скончания веков. Скайуокеры обречены на это. Моя дочь успела выносить этого молокососа до того, как мой сын обратил её; он-то сразу родился мертвым и забрал с собой мою жену. — Его голос казался безразличным, но в нем все равно звучал надрыв. — Так вот почему Бен бегал от меня! — устало воскликнула Рей, потирая опухшие веки. — Нет. Если бы он полюбил тебя до двадцати трех, он бы не смог оставаться человеком в волчьем обличьи. Он убил бы тебя, как я почти убил свою жену. — Энакин помолчал. — Она отказала мне. Не захотела воссоединиться со мной под луной, и только после её смерти я целиком овладел собой. Ах да, это твой дед почти одолел меня тогда, я чую в тебе его запах. — Он горько хмыкнул и со свистом выдохнул. — Вряд ли он рассказывал тебе. — Нет, никогда. — Рей была поражена. — Но что теперь будет со мной и как… — А во второй раз у него не получилось. Искал меня полжизни, старый хрыч. — Он будто и не слушал её, предавшись воспоминаниям. Как громом пораженная, Рей вскочила с места и обернулась к нему, оскалившись. Он смотрел на неё в упор и ухмылялся, но его синие глаза на обезображенном ожогами лице были серьезными. — Полнолуние продлится еще два дня. Завтра ты обернешься, хочешь ты того или нет, и попробуешь убить меня или моего внука. Ты одна из нас. И это теперь навсегда. — Он тяжело поднялся с земли и выпрямился во весь рост. — Судьба это или рок, но теперь я всегда найду тебя. А ты меня. Мгновение спустя на неё снова смотрел тот самый волк. Он лениво потянулся, выпустив когти в полную длину и подошел к ней. Ласково толкнулся в её оголенное плечо мохнатым лбом, а потом потрусил в лес, не оборачиваясь. Рей провела по голой груди ладонью — не осталось даже шрама, лишь грязные потеки крови на совершенно гладкой юной коже.***
Они встретились на ступеньках парадной лестницы, когда солнце показало из-за горизонта лишь самый-самый краешек своей ослепительной короны. Бен выглядел помятым, избитым и придерживал окровавленный бок, но на его лице не было и следа от её удара — лишь несколько застывших капель крови. Как и сказал Энакин, волка не может ранить человек. Его рассеянный взгляд скользнул по её фигуре мимо грязного подола порванного платья, мимо прикрывающих грудь рук на плечо, на котором еще слегка кровоточил ровный след от зубов, и его глаза округлились от удивления. «Завтра я оставлю тебе настоящий шрам», — подумала Рей и прошла мимо. Она не обернулась.