Фатум

«How many times will I ask myself why, how many times? How many times will I ask myself why, how many times will I cry? How many times will you honk your horn and say fuck you? Now what the fuck does that do? Ya feel better now? I didn't let ya pass How 'bout I stop my car, and beat your fuckin' ass?» Insane Clown Posse

Дайске завис, держа двумя руками раскрытую большую сумку, наткнувшись на что-то в глубине чёрной подкладки. Да, блестящий брелок со связкой сраных ключей. Аккуратненьких таких, продублированных — каждого по два. Гитарист достал их со дна и до боли сжал в ладони. Удивительно, насколько Юу удавалось поддерживать в нём состояние «почти, да не совсем». Андо просто хотел быть рядом, но это желание, видимо, напрягало Юу. Почему? Непоследовательность взаимоотношений гитариста утомила, но именно перепады от «люблю» к «ненавижу» выделяли ритмиста Gazette среди других похожих засранцев. В последнее время Аой ни хрена не проявлял заинтересованность, особенно после трипа. Новая попытка расстаться лишь доказала непреложную истину, что насильно мил не будешь. Тем не менее, Дайске не очень-то в это верил, ибо Широяма лгал и противоречил сам себе. «Я скучаю, Дайске» — говорил он и тут же отталкивал, а потом Андо опять слышал это томное «скучаю», и от этого у него сносило крышу. Так вернись уже, раз скучаешь, не выёбывайся, но нет! Проспался, ушёл, и записку с просьбой не игнорировать ключи на столе, всё же проигнорировал. Как вообще понять? Почему нельзя, чтобы всё было просто: вот, это белое, а вот это — чёрное, без нюансов? Андо всегда считал, что подобные эмоции могут испытывать лишь подростки в период пубертата, но, вот сейчас-то что? Глюк нервной системы, ибо всякий раз, когда он смотрел на Широяму, голова его пустела, а очко, напротив, — начинало пульсировать. (Как там у Пушкина? Любви все возрасты покорны?..) А вслед за чувствами повылезали и нюансы, типа бабочек в животе. Мужчина вздохнул и резко разжал пальцы. Ключи с характерным звуком ударились о стол. «Да пошёл ты! — решил тогда Андо. — Нравится в игры играть? Что ж, давай поиграем!» И на другой день отправил Широяме два приглашения на концерт. Очень логичный поступок! В общем, муторно всё это, слишком муторно! *** Шинья Терачи замер фарфоровой статуэткой, пока работник устанавливал камеру под ударной установкой. Дабы придать кадру пикантность, Терачи водрузили на постамент, и режиссёр то и дело проскакивал под эту конструкцию, давая указания операторам. Драммер выглядел равнодушным ко всему, но ракурс был уж очень неоднозначным — объектив целился ему в пах. — Старто! — прозвучала команда, и стройная нога в тяжёлом ботинке, немедленно надавила на кардан, выдавая остервенелую дробь бластов. Рука с палочкой вспорхнула ввысь, вслед за ней взметнулись красивые блондинистые волосы, и софит выделил в камеру сосредоточенное лицо и влажный рот мужчины. Всё бы хорошо, но свет мешал Терачи сосредоточиться, и драммер опустил руки, вытащив из уха монитор. — Можно убрать свет, пожалуйста. Я ничего не вижу, — мужчина говорил почти беззвучно, но просьба хорошо читалась по губам. — Сейчас переставим софит. Потерпи секунду. Работники вновь меняли положение света, и Шинья послушно сидел не шевелясь. Опыт научил терпению. Музыканты ждали своей очереди для отстройки, хотя роуди сто раз уже всё перепроверили. Лайв записывался для ДВД, а потому, хотелось, чтобы всё прошло идеально. Хара, стоявший рядом, ухватил недовольный взгляд приятеля, и сочувственно тряхнув волосами, подошёл ближе. — Ракурс — секси! Шинья, не кривись, — сказал он. Драммер безэмоционально отвернулся, он и сам осознавал, что его недовольство ничего не изменит. «Лучший» обзор — это всегда снизу. Ты бросаешь взгляд на толпу лишь изредка — ты звезда на постаменте, а они придут тебя изучать, рассмотрят всё, вплоть до расходящейся строчки на рукаве и цвета носков. Придумают то, чего нет. С видео будет, примерно, то же самое, только намного удобнее кроить: разбивать на кадры, вырезать, увеличить. Карты спутают исключительно при монтаже, а сейчас всё кажется до противного однозначным. Шинью из-за установки-то почти не видно. Он — не Тошия. Басист почти всегда выглядел идеально, с какой стороны ни глянь. Хоть снизу, хоть в фас, хоть сзади. Особенно сзади… Терачи не смущался разглядывать фигуру друга. В конце концов, он видел его не только в одежде. Как называется, когда ты не хочешь человека физически, но его энергетика просто сбивает с ног? Присутствие Хары способствовало выработке эндорфинов, и Терачи испытывал что-то вроде оргазма, но только в голове. Даже сейчас он не мог не думать о том, какой же Хара сценичный, и вот, кому камеру-то надо засунуть… — Я бы тебе дал… сенсей. — Скорее, ты бы взял, — отозвался Терачи. Никто даже и представить не мог, что когда-то их с Харой могли связывать отношения, ведь у Шиньи не возникало прямого желания к совокуплению с басистом. Но была эмоциональная связь, которая учила находить компромисс. Беспристрастность драммера к выплескам сексуальной агрессии оказалась идеальной для того, чтобы разгадать чужие потребности. Не только понимать их — удовлетворять, не позволяя себе выходить за определённые рамки… В плане доверия они не могли бы позволить друг другу большего. В итоге, Терачи перестал воспринимать секс с мужчиной сквозь призму умозаключений, познав анатомию чужой задницы не хуже собственной, а Тошимаса научился самоконтролю. — Спасибо. — Пожалуйста, — ухмыльнувшись, Хара поправил волосы и принял от техника бас. — Забудь про камеру, Шин, — произнёс Тошимаса с чувством. — Сосредоточься на мне. … — Старто! *** — Ты в порядке? Ниикура, как всегда видел всё. Спиной, видимо, а может, чувствовал изменения химии в воздухе. Ловил чутким носом флюиды, молекулы; и хрен знает, как он это делал, только в группе уже никто не удивлялся. Таким уж гитарист уродился. — Я? — удивился Дайске. Да, в последнее время они чаще молчали, чем разговаривали. Взгляды и действия часто заменяли слова. Вот и сейчас молчание оказалось бы вполне уместным, но Ниикура не был дипломатом. — Это… спрашивать вслух самого себя … — лидер нарочито хмыкнул в кулак, — я ещё не настолько отчаялся. Задавая вопрос, Каору аккуратно складывал в стопку вещи, скрупулёзно создавая видимость активности. Гитарист вывалил содержимое рюкзака на стол, откладывая в сторону то, что представляло важность, а потом начал всё это сортировать, запихивая обратно в рюкзак. Это помогало ему успокоить нервы, ибо с самого утра всё шло не особо гладко. — Я в порядке, — сухо ответил ему Андо, рассматривая содержимое чужой сумки. Айфон, наушники, зажигалка, сигареты, тетрадь, айпад, очки, бумажник… и старая фотка Тотчи времён викейного периода. — Врёшь! — Если ты насчёт концерта, то не волнуйся, всё норм. Слышь, верни зажигалку, она моя! — Грабли убрал! — Каору ловко спрятал предмет в карман. — Ты свою профукал, пока развлекался с тем мальчиком из Америки, как его… Кстати, как он там? — Это смешно. — Что смешно? — Что ты о нём вообще спросил. — А Широяма? — Ниикура почесал подбородок, пронзительно уставившись на гитариста. На самом деле Каору прекрасно помнил имя Вонга, а так же и то, каким образом Андо проводил досуг в Лос-Анджелесе. И особенно ту задницу, что подтолкнула гитариста к адюльтеру. Да, в Широяме реально что-то есть особенное… ну, для Дайске точно. Осталось лишь понять, что именно … Андо рассеяно тёр пальцами виски. Из-за Широямы он терял концентрацию, начиная лажать. А ещё были недосып, усталость и нервы. Вчера на репетиции Каору по этому поводу тактично промолчал, но сегодня точно этого не сделает. Чем ответить на закипающее раздражение лидера, который, по сути, имеет полное право быть недовольным? Тратить нервные ресурсы на объяснения не хотелось. Андо и так страдал от давления и конфликтов внутри коллектива, и, ощущая ответственность, чувствовал ещё больший стресс. — Каору, мне не нужен скандал. Когда что-то шло не так, все чувства Дайске отражались у него на лице, Ниикура же сохранял образ каменного изваяния. Но в пространстве, закрытом от посторонних глаз, частенько летали не только гитары, но и чьи-то головы. По-человечески, можно было бы мирно обсудить проблемы за кружкой пива, но только времени на это, как всегда не хватало. Как заставить Андо включиться в работу? Да наорать, как! — Пожалуйста, блять, ты не мог бы не думать сейчас о личном? — выдал Каору, поджав губы. — Будь любезен, держи лицо. Раскис как баба… Вот она, поддержка лидера. Дайске невесело усмехнулся, наклоняя голову к плечу. — Зачем ты таскаешь с собой фотку Тотчи? — Хорошо сменил тему. — Ты о чём-нибудь жалеешь? — К чему этот вопрос? — Просто. — Как дела у Наны? — спросил Ниикура равнодушно. Дай был стопроцентным геем. И честно сказать, лидер поражался его браку с женщиной, который держится на плаву уже более двух лет. Ради чего? Нана дурой-то точно не была. Хотя, фиг знает, какие там у них отношения. — Хорошо у неё дела. — Дай. Очень прошу, встряхнись. Пожалуйста, блять. — Этот импотент давит на тебя? — спросил заинтересованно Кё, появляясь в гримёрке. — Не слушай его. Ты имеешь право страдать. Когда угодно, Дайске. Развлекать толпу можно с любым выражением на лице. — Святое дерьмо! — выругался лидер. — Каору никогда не понять, — сказал вокалист. — А твоё личное горе придаст кадру пикантность, Дай, — обращаясь к Андо, певец нагло смотрел в глаза лидеру. — Надень мешок на голову, Ниикура, и, возможно, создашь резонанс. — Да прекратите уже, — оборвал Андо чужой монолог, — оба! Тоору Ниимура не упускал возможности сделать Каору больно. Причём, способы были неважны: физически ли, морально, но унижать лидера доставляло певцу особое удовольствие. Он просто обожал психологические манипуляции. Главное, поглубже зацепить, пусть обливается кровавыми слезами… Ради Dir en Grey Каору может терпеть бесконечно. — Ну, скажи что-нибудь, — измывался певец. — Так и будешь стоять, как бомж возле помойки? — Помойка, это твой рот, Кё, — Ниикура вышел в коридор, стараясь не сильно хлопать дверью. Не доставит он вокалисту радости глумиться над собой, не сегодня. Но оставшись один, отбросив внешние приличия, гитарист мечтал когда-нибудь отвесить Тоору таких люлей, после чего тот забудет своё имя. *** На Широяму Руки имел планы просто грандиозные по эмоциональному накалу. Во-первых, Таканори так и не дождался обещанного соло, во-вторых, ритмист не явился на важное собрание группы. В третьих… А в третьих, для Руки было уже неважно, ибо причин для раздражения было предостаточно. И в момент, когда в состоянии то ли «скатиться в сплин», то ли «прибить первого, кто подвернётся под руку», певец открыл почту, то обнаружил там ёмкое послание от Аоя. «Детка, падаю ниц за все прегрешения свои, — прочёл Руки, и у него начался нервный тик. — Я немного пробуксовал со временем, но сделал то, что ты простил. Четыре варианта соло — разберёшься, какой понравится больше. В следующем сообщении ты найдёшь «сопли», что я жевал полтора месяца. Короче, я родил тебе две композиции. Скажешь — говно, я пойму и переделаю. А может, и не переделаю. Хотя бы, послушай их сначала. И знай, что это был мой физический предел. Я в курсе, что мудак и пидор, но ты, как мой друг, ОБЯЗАН понять и простить. Юу». Придерживая пальцем дёргающийся глаз, Руки с недоверием открыл музыкальные файлы. Прослушивая их, певец впал в ступор: а действительно ли всё это придумал Широяма, и какие допинги ритмист принимал для вдохновения? А потом Руки неожиданно зарефлексировал, ходил с лицом зомби по дому и непрерывно курил. Затем, переслушивал музыку заново и снова курил. Позвонил Урухе, связался с Ютакой. Переслал материалы согруппникам. И когда рабочий чат запестрил тонной восклицательных знаков, Матсумото с улыбкой плеснул себе коньячку, и со словами «Вот, сукин сын!» набрал номер Широямы. — Я не знаю, кто или что вдохновило тебя на этот сдвиг, но ты почти прощён! — Почти? — разочарованно протянул Аой. — По-моему, детка, я гениален. — Я приеду, — деловым тоном начал Матсумото, — только попробуй куда-нибудь свалить, понял? Мне срать, есть ли у тебя сейчас какие-то дела, — говорил Руки, не позволяя ритмисту вставить в свою речь ни слова. — Мы займёмся подгонкой «всего» под твою гениальную солягу… Вдвоём, пока я не буду полностью удовлетворён, — продолжал он. — В общем, готовь студию и закажи еды. И открой третий вариант. Всё! Честно говоря, иной реакции Аой от певца и не ждал. В конце концов, жизнь музыкантов состоит не только из употребления алкоголя. Минуты и часы летели столь стремительно, что время суток определялось по темноте за окном и количеству включенного света. Из совместной коллаборации Руки старался выкачать всё, что только возможно, и это заводило певца. Останавливаться не хотелось, потому что сейчас с Юу у них наступило полное творческое согласие. Может быть, из-за того, что Аой чувствовал вину, а может… в любом случае, это было что-то новенькое. Работа в дуэте возбуждала сексуальное желание. Штиль внутри неспокойного характера гитариста наполнял певца физиологическим напряжением, и вынужденный сублимировать, Руки буквально вбивал похоть в ноты. Он был благодарен Юу за эти чувства, и осознавал, что в иной ситуации не смог бы добиться лучшего результата, чем сейчас. — …Ну, вроде всё, — выдохнул он, стараясь не смотреть на Широяму. — Остальное додумаю завтра. Я поехал, — заспешил он. Мягкий свет от лампы-трансформера действовал умиротворяюще, располагая к релаксу. Метания вокалиста вызывали у Юу зрительный диссонанс. Зажав сигарету между пальцами, Аой по-кошачьи прищурился, чтобы лучше фокусировать события, и уселся на широкий подоконник с чашкой кофе.  — Что, и чаю не попьёшь? — иронично спросил ритмист. Не спать по ночам было делом привычным. Он томно потянулся, опираясь спиной об оконную раму. Така редко видел его настолько расслабленным. Прям как нарочно. — Выдохни и присядь. — Не заигрывай со мной, — сурово бросил Таканори. — А то что? — невинно поинтересовался Юу, улыбаясь. Казалось, те же самые шуточки, полунамёки, неоднозначные взгляды, но атмосфера между ними стала иной. Нет, она не потеряла дружеской теплоты, но что-то, определённо, уходило из их отношений. Несмотря на флирт, Широяма вёл себя довольно сдержанно. — Ты изменился… — Ты понял, — и Аой неожиданно посерьёзнел. Матсумото обладал отличной интуицией, значит, догадается. — Как думаешь, смогу ли я когда-нибудь признать моногамию? — Учитывая, что мужчины созданы полигамными, нет. Но ты всегда можешь попытаться… — Надо объясниться, Ру. — Зачем? Меня всё устраивает, — отрезал Матсумото. — То есть, я не вижу проблемы в том, что ты мог ко мне остыть. Это вообще, даже к лучшему… Широяма удивлённо вскинул брови, и Руки понял, что, сболтнул больше, чем нужно. А о чём тогда Аой хотел поговорить, если не об этом? — Та-ак, — протянул ритмист. — Ты поэтому решил побыстрее свалить? Расстроился, что за всё это время, я не предпринял ни единой попытки завалить тебя? Пожалуйста, ответь. Мне надо знать. — Почему? — удивился Матсумото. — Это просто... единомоментные ощущения. Разве это так важно? — Важно! Потому что какая-то часть меня всегда хочет секса с тобой, — усмехнулся Аой, — и я… люблю тебя, ты знаешь. Но это совсем не такая любовь, как… в кино, что ли… — Ладно, давай обсудим, — Руки выдохнул, усаживаясь рядом на стул. Раз уж разговор зашёл в такое откровенное русло, то и лукавить не имело смысла. — Это очень странно, потому что я точно знаю, что не хочу отношений с тобой. Но в то же время, мне жаль, что их не будет. Да, это то, что я сейчас ощущаю. Сожаление. — Потому что не пробовал? — Юу выглядел растерянным. — Пробовал. Я целовал тебя, помнишь? — Прости. И Руки вдруг понял, что изменилось в Широяме. Его чувства к Дайске. Аой, наконец, осознал себя, поэтому и заговорил о… Ритмист соскочил подоконника, отвернулся, засовывая руки в карманы, а Таканори ошарашено добавил вслух: — Ты просишь прощения из-за того, что боишься задеть мои чувства? Широ смущённо кивнул и уставился в окно. Говорить об этом для Таканори было так легко, как будто они обсуждали что-то обыденное. Откуда в нём эта черта, и почему Аой не может раскрыться с такой же непринуждённостью? — Всё это как-то не вяжется. Я чувствую себя предельно глупо. Не смотри. Но Таканори не мог не смотреть. Он подумал о том, что если Дайске Андо и в самом деле смог послужить стимулом для того, чтобы Юу начал думать не только о себе, то Руки хотел бы лично поблагодарить его за это. Он снял очки и взял Аоя за руку. Замок из сцепленных мизинцев, поднялся до уровня глаз, вынуждая Широяму перевести взгляд на друга. — Нет, Юу, — сказал Руки мягко. — Это вовсе не глупо. И я рад, что твой выбор оказался в его пользу. — Ты пойдёшь со мной на Dir en Grey? *** Со стаканчиком кофе лидер засел в помещении стаффа, и, поддерживая беседу ни о чём, тихо проклинал себя и весь сегодняшний день. В отличие от остальных членов группы, Дайске самый лояльный человек, и договориться с ним проще некуда. Но Каору предпочёл насильственный метод воздействия. Можно ведь было просто поддержать Андо по-дружески, и всё сложилось бы хорошо. Чёрт! Как бы стать более терпимым, ведь все они люди со своими проблемами? Но только не Кё, блять! — …О, глянь сюда — знакомые всё лица! — раздался вдруг голос Тошии из коридора. Отстройка закончилась, и они с Терачи возвращались в гримёрку. Лидер тут же нашёл взглядом монитор, где на экранах, разделяющих помещение зала на квадраты, в секторе для приглашённых Каору увидел жену Дайске с подругами. Гитарист облегчённо вздохнул: хоть в этом Андо оставался верным супруге, снабжая девушку билетами на лайвы. Нана Каору не смущала, благо, что никогда не приходила за кулисы — умная потому что…  — Шинья, ты знаешь the Gazette? Коллеги по цеху, — говорил Хара. — Смотри, вон их гитарист. Аой. Нас Дайске знакомил когда-то. Ниикура вжался в стул в комнате для стаффа, наблюдая за ритм-секцией через дверной проём, и мысленно схватился за сердце. Убеждая себя тем, что, когда и кого приглашать на лайвы, это, собственно, личное дело каждого, Каору только ещё больше разозлился. — Ну, фигура знакомая, — сосредоточенно произнёс драммер. Он уставился на экран, пытаясь разглядеть, на кого именно указывает Тошия. — Я его видел. — А кто это слева? Симпатичный… Они сейчас переговариваются. Видишь шатена? Вон, снимает очки. — Это их вокалист. Руки. — Ух, какой! Руки-кун, значит, — выдал игриво Хара на ухо другу, подталкивая драммера к гримёрке. — Пойдём, скажем Дайске, что его гости явились и с нетерпением ждут перфоманса… И… я бы вдул! — Размечтался! — буркнул Шинья. Но через секунду, Тошия уже занялся подготовкой к концерту, абсолютно позабыв и об Аое и про солиста The Gazette. И хоть Хара об этом забыл, Шинья вокалиста запомнил. — …Ребят, мне бы алкоголя, — не отрывая взгляд от монитора, хриплым голосом попросил лидер, отставляя стаканчик с кофе в сторону. — Да, Каору-сан. Пива? — тут же отозвались работники сцены. Гитарист сейчас пытался, но не мог объяснить себе: «За какие грехи ему приходится работать с такими дебилами». И пиво вряд ли поможет прояснить ситуацию. — Не-е, — протянул Ниикура тоскливо, — покрепче чего-нибудь… пожалуйста, — и мысленно добавил: — Блять. Влив в себя полстакана чистого виски, гитарист вернулся в гримёрку с красным от алкоголя лицом и выглядел мрачнее тучи. Подозвал басиста, что-то шепнул ему на ухо, на что Хара, пожав плечами, согласно кивнул. В комнате повисла тяжёлая аура грядущего пиздеца. Лидер смотрел на Дайске таким убийственным взглядом, что музыканты невольно замерли. В гневе Каору был страшен. — Алкаш, — презрительно сорвалось с губ, искривлённых в усмешке. Кё, казалось, было всегда и на всё плевать. — Ты… — прозвучало утробным рычанием. Каору опустил голову, медленно и шумно втягивая ноздрями воздух. Хара тут же оказался у лидера за спиной, приготовившись разнимать… Распахнулась дверь, и в проёме нарисовался сосредоточенный менеджер, проверяя готовность музыкантов к выходу на сцену. Выступление навязывало нейтралитет и ощущение шаткого мира, невольно заставляя забыть обо всём остальном. — Что с Каору? — В темноте коридора Шинья нагнал Хару. — Что он тебе сказал, малыш? — Просил не говорить с Дайске про Аоя. — Что за?.. — Не знаю. А теперь посмотри на Кё и на рожу Дайске! Вот, что с Каору. С лица вокалиста Dir en Grey не сходило презрительное выражение. Сдерживая гнев, Ниикура протянул ему руку: — Давайте постараемся, — раздался хриплый голос лидера. Кё резко отвернулся, не желая взаимодействовать. — Не смей! — скрипучим тенором сказал ему Терачи. Драммер схватил певца за руку, дёрнул, вынуждая подойти ближе, и накрыл ею ладонь Ниикуры. Ещё три руки сложились в единый замок почти одновременно, не позволяя вокалисту освободиться. — Мы — Dir en Grey!