Hassliebe

Беспутная, зрящая (гончая) — неуравновешенная, беспричинно бросающаяся на всех и на всё, малопригодная для охоты собака.

      Сломленный жрец не вернулся в назначенный срок, хоть и вручил ей ключ от темницы.       Предал? Струсил? Или мёртв?       Гадать можно было сколько угодно, но Майев не любила гадать, она предпочитала действовать, пусть даже необдуманно.       Что хуже всего, она не слишком хорошо представляла, куда ей идти, когда она выберется из клетки. В разреженном воздухе раздаётся тихий звенящий звук. Чертоги Чёрного Храма были постоянно похожи на лабиринт из самого скучного и серого кошмара. Тихие, бесцветные, холодные коридоры с тусклыми лампами на стенах, в которых даже огонь блестел не так ярко.       Если и было что-то, что могло господствовать над этим коридором кроме серости, то это было эхо. Не зря именно с Чёрным Храмом связано множество страшных историй, рассказываемых у походного костра. Статус проклятого места твердыня Иллидана получила совершенно заслуженно. Живое воображение рисовало незадачливым гостям притаившихся недоброжелателей и страшных существ почти в каждой тёмной нише. Идеальное место, подходящее под характер самого опасного существа во Вселенной. Было мерзко.       В воздухе повсюду летал запах смерти. Прах всех тех, кого она потеряла, ложился на её губы. Мэв медленно провела языком, и этот острый вкус запомнился ей навсегда. Она не давала воли эмоциям, а всё так же продолжала себя сдерживать, чтобы остаться незамеченной. А внутри всё горело, и ярость совсем затмила рассудок. Она так близко к своей мечте. И если в воздухе висит ненавистный запах смерти, значит, это Чёрный Храм, и Иллидану осталось жить совсем немного.       Благоразумнее всего было бежать, и не оглядываясь — Чёрный Храм кишел демоническими отродьями, и её шансы добраться до Иллидана живой, да ещё и сохранив при себе руки и ноги, были ничтожно малы, даже если она разживётся оружием.       Но когда это Мэв была благоразумной?       Не была ни единого дня.       В конечном итоге, сдохнуть в бою было намного лучше, чем быть убитой в спину при попытке к бегству.       Мэв никогда не думала, что ей удастся выбраться из этой тюрьмы. Она никогда не надеялась на то, что кто-то осмелится встать на её сторону против Иллидана. Он внушал страх, от него просто несло смертью, и она прекрасно понимала, почему его все так боялись. Нужно быть очень отчаянным, чтобы пойти против настоящего Зла. А Мэв такой и была.       Каждый день её ярость становилась сильнее, а желание отомстить не давало ей жить. Она планировала каждый свой шаг, всё должно было быть чётко, без права на ошибку. Этот мерзавец должен был умереть от её руки. И она жила сладкими мечтами о том, что скоро увидит его труп.       Она начала с караульного, принёсшего ей еду — одного из Пеплоустов. Тот даже вскрикнуть не успел, когда цепь передавила ему горло. Цепь была тяжёлой и широкой, а Мэв порядком ослабла, так что, когда тело караульного рухнуло на пол, она прислонилась к решётке, стараясь как-то успокоить дрожащие, сведённые судорогой руки.       Так дело не пойдёт.       Иллидан убьет её, едва увидев, её сердце даже пару ударов не успеет отсчитать.       Вот только упрямство родилось раньше стражницы. Она сняла с трупа лёгкий доспех — куда легче её привычной брони, до предела затянула ремни, чтобы не болтался на её исхудавшем теле, подхватила короткий клинок — сойдёт, чтобы прикончить хотя бы пару-тройку противников, и устремилась вверх по ступеням, скрываясь в тенях, двигаясь тише и легче ветра.       Тысяча двести тридцать пять шагов и пятнадцать трупов. И две рваные раны — одна на предплечье, а вторая — от когтей иллидари — идёт по ключице вниз. В этой битве Иллидан потерял много «шестёрок», которых полудемон успел завербовать среди нагов или прочих глупцов, ведомых фигурой вождя, или взять в подворотнях трущоб. Тёмные души, жаждущие отмщения и власти. Иллидари такие хрупкие и ведомые существа. Своими клятвами верности Иллидану они только выдавали свои самые потаённые властолюбивые желания и слабости, ибо само прозвище «Ярость Бури» резало ей уши.       Тягучий и вязкий смрад от обнажённых багровых скальпов иллидари вперемешку с дерьмом нагов наполнял прохладный воздух Чёрного Храма. При каждом вздохе этот коктейль будто окроплял лёгкие изнутри тяжёлыми тёмными каплями крови, и во рту появлялся отчётливый ржавый привкус. Наверное, после ещё одной такой масштабной битвы вся атмосфера будет состоять только из наэлектризованных от вспышек магии крови и мяса, но женщину, чья точёная фигурка в чёрном мягко, но по-кошачьи уверенно двигалась в пылу битвы, это совершенно не заботило, ведь ей, наоборот, здесь было намного легче дышать, зная, что её конечная цель уже близко.       Мэв ведёт счёт — то ли чтобы не сбиться, то ли чтобы не сойти с ума в тёмной твердыне.       Последнего она потрошит не сразу, убивает медленно, размеренно. Она не получает удовольствия от пыток — она ещё в своём уме и недостаточно озверела во время своего заточения. Ей всего лишь нужны ответы. Всего лишь кратчайший путь до покоев Иллидана, где бы он ни находился.       Расползавшаяся, склизкая плоть прилипала к её массивным каблукам вместе с почерневшей от магического огня травой, и этот влажный звук выдавал её присутствие в месиве солдат, которых с обеих противоборствующих сторон можно было пересчитать по пальцам, но то и дело до её ушей доносилось надрывное «Эльфийская шлюха!», что означало, что со стороны противника есть ещё кто-то немного живой.       Иллидари дёргается последний раз и замирает.       Мэв брезгливо отряхивается, но тёмно-зелёная, почти чёрная кровь всё равно остаётся на ладонях и одежде и слабо мерцает, как споры мха когда-то в Тенистой долине.       Дальше она идёт ещё осторожнее. Бой сразу с несколькими противниками она может и не потянуть, поэтому пробирается в обход по узким коридорам, где оживают тени.       Пару раз она вынуждена отступить, сжав зубы, чтобы не столкнуться со смеющимися, что-то щебечущими на древнем наречии суккубами.       Мэв не вслушивается, лишь снова начинает отсчёт. Шагов, вздохов, собственного пульса в висках. И уговаривает себя, что это не трусость, лишь холодный расчёт. Лишь ещё один способ прожить чуть дольше, чтобы вцепиться в глотку Предателю.       Мэв медленно шла по коридорам, которые всегда наводили страх. Шаги её были плавными и будто таяли во времени. Она держалась уверенно, хоть и сомневалась в правильности своих действий. Она повторяла, что Иллидан заслуживает смерти, это справедливая расплата за все его деяния.       Ярость Бури наверняка знал, что Мэв вырвалась на свободу и намерена продолжить свою охоту. Ничего, видимо, Майев дозволено приблизиться и увидеть изуродованный труп предателя, прежде чем присоединиться к нему. Иллидан ждал её.       Труп Акамы она видит в самом конце коридора, увенчанного замысловатой аркой. Не останавливается, лишь скользит по нему взглядом и перешагивает через истерзанное тело так же небрежно, как если бы это было просто поваленное бревно.       Акама мёртв, но она испытывает сейчас только лёгкое удивление, что Иллидан не приказал прикончить её раньше.       Её слегка мутит, она измотана, и она отчаянно подозревает, что кинжал, удар которого она пропустила, был «с сюрпризом».       — Банду торибас! — прятаться не имеет больше смысла, и Мэв выпрямляется, напряжённая, как натянутая струна, надеясь, что в её голосе не слышно усталости или дрожи.       Она пока не видит Предателя, но каждую секунду ожидает атаки.       В самом конце коридора она краем глаза заметила чью-то тень. Это был он. И он всегда ждал её. Уверенность охотницы граничит с отчаянным желанием просто выжить, что отражается в её бегающем взгляде, который точечно отхватывает части фигуры Иллидана, видимо, представляя, каковы они будут, истерзанные смертельными ранами.       Она резко оборачивается, и с его губ срываются грязные ругательства.       — Скучал по мне, предатель? Я не остановлюсь, я убью тебя и заставлю мух жрать твои кишки, — обещает эльфийка, сузив глаза.