dysfunction.

— Добрый день, Тэхён-щи. Прежде всего от себя лично и от лица всего нашего издания хочу поблагодарить вас за то, что согласились на это интервью. Надеюсь, наша беседа выйдет уютной и плодотворной. — Я тоже на это надеюсь, — очаровательно улыбается кудрявый черноволосый парень. — Вы очень редко радуете журналистов возможностью побеседовать с вами, в связи с чем пресса охарактеризовала вас закрытым человеком. Так ли это? Или шлейф некой замкнутости — это часть вашего медийного образа? — Определённо нет. Я говорю о себе много и часто. Через свои фотографии. Но многие обделены умением чувствовать и понимать это. К сожалению, — брюнет смотрит на блестящий ободок чашки кофе, стоящей перед ним. — В таком случае, что бы вы посоветовали людям, чтобы они научились улавливать ваш посыл? — Ничего. Этому нельзя научиться. Либо ты видишь в вещах глубину и заложенный в ней смысл, либо нет. Это не может произойти по щелчку пальцев, только по мере взросления, с возрастом, — всё так же смотря на поблёскивающий серебряный узор, пущенный по каёмке чашки, отвечает он. — Хорошо. Тогда наше интервью будет возможностью узнать вас лучше для тех обделённых, что не могут похвастаться умением читать между строк. Начнём с истоков. Как началось ваше увлечение фотографией? И сразу ли это были те откровенные снимки, за которые вас любят и ненавидят сейчас. — Сначала это была еда. Один мой близкий человек очень красиво готовит. Да-да именно красиво, — замечая приподнятую бровь интервьюера, делает акцент на последнем слове фотограф. — Это точно можно есть? — с восторгом во взгляде осматривает стоящий перед собой десерт Тэхён. В невысоком, пузатом фужере находится одно из красивейших блюд кулинарии, по мнению Тэхёна. На дне хрустального фужера красуется толстый слой клубничного желе с кусочками ягод. Сверху на нём таким же толстым слоем выложены варёные сливки красивого кремового цвета, а на них расположились крупно нарезанные кусочки клубники, политой сиропом. Завершает композицию сеточка тёртого шоколада. — Это нужно есть, — усмехается чужому явному восторгу Хосок. — На вкус божественно. — Выглядит тоже. Как это называется? — брюнет крутит в руке фужер, рассматривая десерт с разных сторон. — Трайфл панна кота, — надеясь, что не ошибся с произношением, произносит Хосок. — Делал по итальянскому рецепту. Фужер в руках Тэхёна ловит солнечный блик, когда он в очередной раз прокручивает его, и брюнет замирает с выгнутым от себя запястьем. — Хоби, иди сюда. — Ммм? — мычит тот вопросительно, но сиюминутно поднимется со своего места, становясь рядом. — Возьми его в свою руку, на этом же месте. Нам нужно не сдвинуть его ни на миллиметр, — почему-то шёпотом произносит Тэхён. Хосок послушно нагибается рядом с его стулом и накрывает чужую руку своей, удерживая бокал в прежнем положении, пока Тэхён, аккуратно высвободив свою ладонь, столь же аккуратно встаёт из-за стола, чтобы достать из переднего кармана телефон. Он шустро открывает камеру и с нескольких ракурсов запечатляет в памяти телефона красивый десерт и блеск хрусталя на солнце, что делает яркую картинку ещё насыщеннее. — Вау, — рассматривает получившееся фото он. — Теперь мы можем есть? — с искоркой смеха смотрит на него Хосок. — Да, — присаживается на свой стул Тэхён, но, ещё раз окинув сладость взглядом, меняет своё мнение. — Нет. Хосок, ещё не севший на своё место, вопросительно на него смотрит. — Мне жалко это есть, — смешно морщит нос брюнет. Хосок молча берёт ложечку и щедро зачерпывает ей верхний слой ягод, поднося к чужим губам, что растягиваются в улыбке. — Мне сказать «ам»? — Можешь молча открыть хавко-приёмник, — смеётся Хосок, касаясь краем ложечки нижней губы брюнета. — А ты сделаешь ещё что-нибудь подобное? — Только если ты как следует отблагодаришь меня за это, — ухмыляется Хосок. — Это я могу гарантировать, — наконец-то съедает протянутое угощение Тэхён, лукаво глядя в глаза Хосока. — Он любил поэкспериментировать с новыми рецептами десертов. И удачными экспериментами делился со мной. Они были настолько красивы, что перед тем, как их есть, я их фотографировал. — Неожиданно. Как так вышло, что с фуд-съёмки вы перешли на откровенные ню-фотосессии? — Очень просто. Со временем я заметил, что рука, держащая бокал с десертом, не менее красива. Что запястье очень изящное, а нити вен, виднеющиеся из-под тонкой кожи, уникальны. Мне захотелось отобразить это на снимке. Так постепенно я начал видеть в чужих телах искусство. — Когда вы поняли, что хотите заниматься фотографией на профессиональном уровне? — Когда захотел, чтобы мою фотографию увидел весь мир, — уголок губ непроизвольно ползёт вверх. — Прогнись чуть сильнее, я хочу чтобы был виден чёткий изгиб, — командует Тэхён. — Я не гимнаст, Тэ. Моя спина предназначена только для того, чтобы гнуться вперёд. Не назад, — ноет обнажённый Хосок, лёжа на тёмно-фиолетовых простынях на животе. Его ягодицы и ноги прикрыты тонким покрывалом, в объективе видна лишь спина, плечи и нижняя часть затылка. — Ну же, ты сможешь, — Тэхён ласково скользит рукой между выделяющихся лопаток. — Нифига. Чем тебе мой прогиб не нравится? Фотай так. — Ты можешь прогнуться глубже. Тогда линия поясницы будет выделяться сильнее и на контрасте с широкими плечами выглядеть утончённо и эстетично, — настаивает брюнет, не прекращая поглаживать чужую спину. Кожа Хосока настолько мягкая и приятная на ощупь, что хочется в тысячный раз исследовать её губами. В голове раздаётся щелчок, и Тэхёна осеняет. Аккуратно присаживаясь на чужие бёдра, он просит: — Расслабься. — О, ты решил забить на это? — в голосе Хосока слышится облегчение. — Ни в коем случае, — шепчет брюнет, прежде чем нагнуться и размашисто и мокро провести языком вдоль позвоночника лежащего под ним парня. Тот вздрагивает от неожиданного и влажного скольжения чужого языка по коже и прогибается, пытаясь уйти от щекотного прикосновения. Идеально прогибается. — Замри, — напряжённо произносит Тэхён, быстро садясь прямо и щёлкая камерой, делая партию снимков, отличающихся друг от друга лишь небольшой сменой угла ракурса. Сделанные фото станут самыми первыми в его профессиональном портфолио. — И вы своего добились. Но для того, чтобы заниматься съёмкой на профессиональном уровне одного желания мало. Расскажите о своём образовании? Вы закончили художественную школу? Как вам давалась учёба там? — Училище, — поправляет журналиста Тэхён. — Учёба была лёгкой. Я впитывал информацию, как губка, потому что мне было действительно интересно, и я горел изнутри. — Это так вдохновляет. Вы помните своё самое первое задание? — Да, конечно. Нам всего лишь нужно было сфотографировать цветы в несвойственной для них среде обитания. — Доджер опять убежал, — плюхается рядом на траву Хосок. — Ничего страшного, Крис найдёт своего сына, да, малыш? — треплет шерсть лежащего рядом пса Тэхён. — А вот найдем ли мы дорогу домой — вопрос. Зачем мы ушли так далеко? — Мне нужны цветы, — как нечто само собой разумеющееся произносит Тэхён. — Прямо под нами цветочный, какого чёрта, Ким Тэхён? — возмущённо смотрит на него Хосок. — Мне нужны полевые. Маааааленькие такие, мне нужно поместить их в очень небольшое место. — Несвойственное для их обитания, да, я помню. — Давай разделимся: я ищу цветы, а ты Доджера? — предлагает брюнет. — Ты гуляешь по полю, а я бегаю за нашим псом и его щенком? — щурится Хосок. — Именно, — подмигивает Тэхён и, не принимая возражений, чмокнув парня в щёчку, поднимается на поиски искомого. Часом позже, придя домой и поставив цветы в воду, Тэхён нежно обнимает уставшего Хосока, которому пришлось нехило поноситься по парку за неугомонным щенком. — Я собираюсь навести тебе ванну и выполнить своё задание, — мурчит в хосокову шею Тэхён. — Эти два пункта связаны? — улыбается тот. — Естественно. На оценку преподавателю отправляются фото лежащего в ванне парня, голова которого откинута на бортик, выставляя на передний план мощную шею и хорошо выделяющиеся, зацелованные ключицы, в ямочках которых уместились цветы незабудки в обрамлении прозрачных капелек воды. — На какую камеру вы делали свои снимки? — Я экспериментировал с разными моделями. Но сработался только с двумя. Для съёмки на плёнку у меня была Mamiya RB6, а для дигитальной Canon 200D Kit. Которой я пользуюсь до сих пор. — Какое постоянство. А в своих моделях вы также постоянны? — Да. Неэтично так говорить, но у меня уже много лет есть самая любимая модель, которая меня вдохновляет на мои лучшие снимки. — Мы сделаем это интервью бомбой и назовём её имя? — в глазах представителя прессы загорается предвкушающий огонёк. — Мы сделаем это интервью ностальгическим и оставим это в тайне, — обаятельно улыбается Тэхён. — Действительно, зачем расстраивать поклонниц, — отвечает улыбкой на улыбку журналист. — Мы уже подобрались к финальному блоку вопросов, следующий звучит так: есть ли что-то, что отличает ваши работы от работ других фотографов? Кроме направления вашего стиля, разумеется. — Ммм… — задумчиво прикусывает нижнюю губу брюнет. — Наверное, сюда можно отнести мою нелюбовь к фотошопу. Я минимально использую эффекты, никогда не накладываю на фото фильтры, если того не требует тематика, и не ретуширую фотографии. Мне важно, чтобы была видна каждая пора на коже. — Это довольно смело. Как и выбранный вами стиль. Почему именно ню-фото? — Потому что наши тела заслуживают гораздо большего внимания, чем им оказывают. Многие девушки и парни приходят ко мне, чтобы почувствовать себя привлекательными. Чтобы убедиться, что они таковыми являются. Все тела красивы. С растяжками, со шрамами или родимыми пятнами. Абсолютно все. Мне нравится доносить эту мысль до людей, помогать побороть барьеры и принять свои недостатки наравне с достоинствами, понять, что их недостатки идеальны. — Идеальные недостатки… невероятно мощное и сильное словосочетание. Критика, что непрерывно льётся на вас, тоже сильна и очень жестока. Как вы справляетесь с ней? — С помощью близких. Раньше меня задевало, когда люди назвали мои работы откровенной порнухой, использовали в их отношении слова «пошлятина» и «разврат». Но один близкий для меня человек помог мне понять, что люди недолюбливают то, чего они не в силах понять. Они не виноваты в том, что не видят большего. Поэтому я не концентрируюсь на чужих словах и не трачу свою энергию на чужую ненависть. — Очень мудро, — кивает с уважением в глазах журналист. — И завершающий наше интервью вопрос: ваша самая запоминающая фотосессия? — Париж. Пять лет назад я был фотографом на свадьбе молодых людей, — с тёплой улыбкой произносит брюнет. — Ты не можешь быть женихом и фотографом одновременно! — хмурится сидящий на диване Хосок, скрещивая руки на груди. — Что мне мешает? — Тэхён встаёт с компьютерного кресла, чтобы предпочесть ему колени будущего супруга. — Длинна твоих рук? — Хосок на абсолютном автомате укладывает ладони на бёдра брюнета. — Ты же знаешь, что мои камеры имеют возможность дистанционного управления? — Но ты не сможешь видеть, что именно находится в кадре. В чём тогда смысл? — недоумевает Хосок. — В том, что когда мы окажемся на верхушке Эйфелевой башни, мы будем только вдвоём, но не останемся без профессиональных памятных снимков, — массирует плечи жениха Тэхён. — Мы можем отфоткаться и отпустить фотографа. Я хочу, чтобы ты наслаждался нашим днём, чтобы твоя голова не была забита мыслями о съёмках. — А я хочу лично заснять наш первый поцелуй в качестве молодожёнов. И несколько моментов с брачной ночи тоже, — приближается к любимым губам Тэхён, чтобы через секунду ощутить их тепло на своих. Хосок не спорит. Не потому что его рот занят более приятным делом, а потому что железобетонно уверен в своём без пяти минут муже. — Почему она самая запоминающаяся в вашей карьере? — Потому что эти двое до сих пор часто появляются в объективе моей камеры и любят друг друга так же сильно, как тогда. — На этой тёплой, прекрасной ноте предлагаю закончить наше интервью. Хотите ли вы сказать, что-нибудь начинающим фотографам? Дать наставления? — Не думаю, что могу наставлять, но дать пару рекомендаций в моих силах: любите себя, учите любить себя других и никогда не останавливайтесь на полпути, — произносит с тёплой улыбкой Тэхён. «И пусть вам также повезёт с любимой моделью, как и мне» — договаривает мысленно.