За Вами к небесам

       В ушах оглушительно звенело, а в висках пульсировало так, что отдавало куда-то вовнутрь. Сам мой мозг, будто превращался в кашу с каждой секундой всё больше и больше.               Служанка Леона упала мне под ноги. Я смотрела на то, как багровое пятно, что было под её худощавым телом, увеличивалось. В какой-то момент кровь достигла моих ботинков, просочилась сквозь подошву. Казалось, что моя обувь была наполнена ей, обволакивала пальцы, попадала под ногти.               Я не чувствовала ничего, кроме шока. Будто, я не знаю, весь мир перестал существовать? Вот это всё вокруг — это нереально. Сон. Я сейчас в казарме.        — Что сказала? — послышалось спереди из-за невидимой стены. Я слышала всё так глухо, будто мы не стояли на улице. — Повтори!               А с моих губ слетало.        — Я в казарме, я сейчас в казарме. Этого нет. Я в казарме. Титаны. Да, титаны. Нам нужно за стены. За стенами титаны. Они убили Томаса. Титаны это сделали. Титаны. Мне нужно в Разведкорпус. Нужно срочно доложить капитану… капитану… как его зовут…        — Леон, девка сошла с ума… — послышалось сбоку. Это был член банды.        — Заткнись! — звук выстрела совсем рядом, но я не дрогнула. Крик оглушил меня ещё сильнее. Совсем рядом. Леон пальнул прямо по своему товарищу. Тот отпустил меня и схватился за плечо, истошно вопя. Из-под его толстых волосатых пальцев сочилась кровь. Сколько же её… здесь? Как же много крови…        — Сколько же её… здесь? Как же много крови… — сорвалось снова с губ. И я засмеялась. Истерично. Я почувствовала себя дулом огнестрела, из которого без остановки палили. Не могла остановиться.        — Лиз, иди ко мне, — мягко проговорил Леон. Я подняла взгляд. Всё это время я смотрела на седой затылок женщины. Кто она? Почему отдала за меня жизнь?               «Я не смогу помочь тебе…» — отголосок. Кто это? Чей он?               Я продолжала смеяться. Смотрела куда-то вперёд, но ничего не видела. Как, когда слушаешь, но не слышишь. Пыталась выцепить взглядом хоть что-то, но всё расплывалось. Почему я так плохо вижу?               В груди давило, будто на неё кто-то наступил. Нос был забит. Открыла рот, чтобы сделать вдох, и в этот момент по щекам что-то быстро побежало вниз. Щекотно. На губы попало что-то. Закрываю рот и проглатываю. Солёное.               Кто эта женщина? Кто все вокруг? Кто этот…?               И тут меня хватают за волосы, а у горла оказалось холодное лезвие.        — С меня хватит, ёбаный псих! — орал басом тот член банды, в которого выстрелил Леон. — Нас всех достали твои игры! Ты ненормальный! И девчонка твоя ненормальная! Мы воры, а не преступники, но теперь, когда ты насиловал её, мы оказались, мать твою, соучастниками. Ты грёбаный выродок!        — Да как ты…        — Закрой пасть или я ПРЯМО СЕЙЧАС ЕЙ ВСКРОЮ ГОРЛО! — он заляпал своей кровью всю мою одежду. Я чувствовала, как та пропитывалась ей. Откуда только сила — продолжать стоять на ногах, ещё и угрожать… как его зовут?               Насиловал?..               Больно. Больно. Больно!               Я не могу дышать. Тяжелые грубые руки держат меня за горло, переключаются на волосы и вдавливают в грязный матрас. Я рыдаю. Кричу. Плавная, но сильная боль на лице — удар, ещё один удар. Толчок внизу. Ещё один. Меня разрывает, будто что-то вбивается в преграду и вот-вот её порвёт. Кричу так сильно, что теряю голос.        — Малышка Ли-и-и-из… Ну же…               Лиз. Эли.за… Элиза? Эли… Лиза?        — Ох, дружище, — засмеялся парень. Его зовут Леон. Точно. И эта женщина — его служанка. Служанка Леона. Да, точно. Только что я думала об этом. Да… — Положи нож. Не усугубляй ситуацию.        — Не усугубляй ситуацию?! Я сейчас лишу тебя дырки, выродок! — нож впивался в горло. Щиплет.               Я закрываю глаза. Как тут сыро. Воняет. Почему-то на долю секунды я представила… огромное зеленое поле с высоченной травой, которая колыхалась свежим ветром. Яркое солнце ослепляло. Разноцветные круги перед глазами постепенно пропадали, и я снова могла увидеть голубое небо с кучерявыми белыми облаками. Я была на лошади. Коричневой лошади, грива которой щекотала мне руки. Её мощное тело всегда блестело, ведь наши кони должны быть безупречны. Грязный конь всё равно, что брошенная человеком скотина. Так говорил… кто?               Честно говоря, этот нож у горла. Не знаю, не страшно мне. Он должен сейчас всё закончить. Чувствую, что это правильно. Почему-то они, каждый из присутствующих, отстаивают какую-то свою правду. А какая правда у меня? Кто я вообще?               Отчаянно рылась в своей памяти, но ничего не могу вспомнить. Отдельные фрагменты пролетают прямо перед моими закрытыми глазами, но они такие блёклые и размытые, что нет ни единой ниточки. Ни единой подсказки к тому, зачем мне сейчас подавать голос. Зачем попытаться не дать лишить себя жизни.        — Привязанности тоже важны. Они дают нам силы для того, чтобы сражаться, они позволяют нам двигаться вперёд и сражаться за них. Если же нет какой-то привязанности, неважно, будь то человек или цель, — сражаться боец уже не будет. Ему незачем.        — Значит, я завтра погибну.        — У тебя нет цели?               С кем же я говорила?        — Больше нет.        — Почему ты думаешь, что цель не оправдала средств? Ты ожидала чего-то другого?        — Да. В своей голове я построила образ, к которому стремилась все эти годы. Я хотела показать, что я достойна этого образа, но, как оказалось, всё это было выдумкой. Этому всему не суждено было сбыться с самого начала, просто я отчаянно верила в это до самого конца. А каков смысл?..        — Смысл был в том, что у тебя было желание достигать цели. Да, она оказалась несбыточной, как ты говоришь, но она была и позволяла тебе двигаться вперёд. Ты хотела её достигнуть и верила в то, что достигнешь. Ты старалась, ты становилась лучше, ты совершенствовалась.               Перед глазами деревянный стол, куча бумаг. Приглушенный свет свеч. Запах… этот запах… мыла? Утонченный подбородок, тонкие губы, уголки которых никогда не поднимались. И эти глаза…        — Я сбежала оттуда, где лишь сплошная пустота и вечный мрак. Нищета, голод, преступность и болезни, наплевательское отношение к нам от верхушек. Отчаянная попытка выжить и выбраться оттуда — это первый этап, который мне пришлось преодолеть, вопреки всем преградам и испытаниям. Второй этап — поступление в кадетский корпус. Меня не пугали ни тренировки, ни моральное давление. Мне всегда было всё равно — это и страшно. Третий этап — нападение на Трост. Тогда я впервые увидела тех, против кого пришла сражаться. Я увидела титанов. Огромные уродливые рожи с пастями, полными зубов, что разрывали тех, кто учился со мной. Я впервые увидела то, с какой жестокостью эти чудовища рвут и поедают людей. В тот момент я усомнилась в своей цели, но всё равно я продолжила идти к ней. Идти, вопреки всем страхам. Я шла, продолжала двигаться вперёд. И вот он, последний, четвёртый этап. Этап, когда я оказалась в Разведкорпусе так близко к цели и поняла, что всё это было зря, что всё было напрасно. То, чего я хотела, оказалось вовсе не таким, каким я себе это вообразила. Всё разрушилось. У меня нет тех, за кого бы я могла сражаться, и нет того, ради чего бы стала. Больше меня ничто не двигает вперёд, а отсутствие цели лишь тянет меня назад, в ту пропасть, откуда я вылезла и, боюсь, что однажды я вернусь туда. Хотя, мне там и место.               Застучали зубы, а вместе с ними задрожали и губы.        — Не останавливайся. Ты не закончила последний этап. Ты была близко, но не закончила. Ты не можешь знать, стоило ли это всё того или нет, если не достигла этого. Слушай теперь мой приказ, Зегер, — я затаила дыхание. Его голос стал громче и настойчивее. — Теперь твоя цель — достигнуть того, зачем ты сюда пришла. Пройти этот путь от начала и до самого конца, как полагается солдату. И постарайся не погибнуть при этом.               Элизабет Зегер.               Через мгновение мои руки отяжелели, а дыхание сбилось. Ловким движением я вынырнула из рук амбала и выбила из них нож. Не успел тот открыть рот, как я впилась в его глаза большими пальцами. Горячо, очень горячо и тяжело. Я стиснула зубы. Лопнули. Рукам стало очень тепло, а пальцы липли друг к другу. Мужчина попятился, упал на землю и стал закрывать лицо. Я замахнулась и что есть силы ударила по нему ногой. Поваленный, он стал отползать, по-прежнему закрывая лицо рукой. Я взяла нож. Пошла к нему.        — Не надо, п-пожалуйста! П-п-п-прошу! — умолял он. Он кричал от боли и повторял одни и те же слова. Снова и снова. А я шла к нему. Казалось, это длилось вечно. Ни единый мускул не дрогнул на моем лице. Я пнула его так, что руки раскрыли лицо. Очень много крови, что продолжала сочиться. Мой ботинок придавливал его к земле, а сама я прикладывала некоторые усилия, чтобы давить ему на грудь сильнее с каждой секундой. Он застонал. Так застонал, что мне его боль принесла удовольствие. Я присела перед ним на корточки, прислонила лезвие ножа к горлу.        — Мне насрать на твои просьбы, — я замахнулась, а затем ударила его.               Крик.               Нож проткнул его ладонь, прибив её к земле. Я встала и повернулась к Леону        — У-у-у-умница, моя девочка. Моя хорошая… Иди ко мне, нам пора домой! — его совсем не смущало происходящее. Меня, в принципе, тоже.               Я пошла к нему. Пора домой?               Оказавшись прямо перед ним, я остановилась. Спокойствие. Я улыбнулась ему и раскрыла объятия.        — Пошли домой? — спросила я. Его глаза загорелись, будто я сделала ему самый лучший на свете подарок.        — Да, солнышко! — и он засмеялся. Кинулся обнимать меня да покрепче. Я ответила тем же, гладя его по широкой спине и общупывая каждый мускул. — Я так рад, что ты, наконец-то, поняла, что мы созданы друг для друга. Мы ведь так похожи с тобой, и наши души связаны. Я… Агх!               Вонзила нож в спину и сразу отошла. Я вытащила холодное оружие, чтобы Леон истекал кровью. В его ремне был клинок, который я заметила сразу, как только владелец показался в полный рост.               Парень смотрел на меня растерянно, словно перед мной ребенок, у которого отобрали его любимую игрушку. Или его любимая игрушка сделала ему больно — тут, как удобнее. Но совсем скоро его брови сдвинулись к переносице, и он с криком бросился на меня, повалил на землю, а мое лицо встретило череду ударов. Первый, второй, третий, четвертый. На пятом стало трудно дышать. Мое лицо пылало от боли, а нос изливался кровью, фонтанируя на щеки и лоб.               Сначала я сопротивлялась, а затем просто опустила руки. Стала грушей для битья. Видимо, моих сил оказалось недостаточно, чтобы ударить правильно и закончить… всё это.               Опять звон в ушах. Перед глазами двоится. Наконец-то всё закончится.               В какой-то момент удары прекратились, а с грудной клетки пропала тяжесть. Я смогла сделать короткий вдох, наполнить лёгкие кислородом и выдохнуть. И ещё раз. И ещё. Открываю глаза. Сбоку доносятся звуки и слова, которые я не могу разобрать. В паре со звоном стал работать какой-то свист. Краем глаза замечаю, что вокруг меня много крови. Моей.               Чуть дальше вижу два силуэта: одна фигура лежит, а другая нависает над ней и наносит той удары один за другим. Слышу хруст. Ещё один. Кажется, что ломаются кости. И я рада, что теперь это не только мои. Пытаюсь сфокусировать взгляд, и у меня получается.               Эмблема Разведкорпуса на коричневой куртке и выбритый затылок.               Кто?..               Опять расфокус. Ещё один вдох дался тяжелее — кашляю. Из рта вылетает сгусток крови. Глаза закрываются, а я не могу сделать ровным счетом ничего, чтобы хоть чуточку дольше подержать их открытыми и увидеть, что происходит.               Лежу. Кажется, будто прошло мгновение. Ощущаю, что кто-то подходит ко мне. Вслепую пытаюсь коснуться этого человека, его ботинков. Тот присаживается перед мной на корточки, а затем аккуратно просовывает руки под колени и лопатки. Ещё доля секунды, и я отрываюсь от земли со всхлипом: то ли кровь под моим телом, то ли я сама издала этот звук. Чувствую, что меня прижимают. Так тепло. И пахнет… как же противно пахнет. Такой надоедливый запах. Он похож на…              … мыло?               Приоткрываю глаза. Всё размыто. По лицу текут слёзы вперемешку с кровью. Щурюсь.               Лицо. Это лицо.        — Леви?.. — прошептала я, глядя в глаза мужчины. Затем я горько усмехаюсь. Нет, это не он. Закрываю глаза. — Нет. Ты не он.        — Пора домой, Зегер, — послышался мне голос капитана, и свет погас.