Call me in the morning to apologize Звонишь мне на утро с извинениями Every little lie gives me butterflies И врёшь. А у меня в животе бабочки. Something in the way you're looking through my eyes И когда ты смотришь мне в глаза, Don't know if I'm gonna make it out alive Никогда не знаю, выберусь ли живым. ©5 Seconds Of Summer — Teeth
Сердце кричит, завывает, разгоняя по телу боль терпким ядом. Хочется закрыть руками лицо, а лучше — вырвать глазные яблоки, чтобы не видеть этого взгляда, полного ненависти. Шото не может даже моргнуть, всё тело окаменело. Вокруг него кружат десятки глаз такого обожаемого серого цвета, смотрящих неотрывно. У них по-звериному суженные зрачки и лопнувшие красные капилляры. — Твоя левая сторона ужасна, — дикий шепот срывается с женских губ. Эти слова копьем пронзают сердце. Перед Тодороки — та стартовая полоса, с которой в его жизни начался ужас. Перед ним — самый родной человек, любимая мать. Перед ним — та единственная, которой он всецело доверял. И она говорит, что ее сын — монстр, смотрит с отвращением и даже кривится. «Она предатель!» — шипят злые языки, обвиваясь склизкими змеями вокруг тела маленького мальчика, некогда полного жизнерадости. Огонь надежды, что сюжет не повторится, как в тысячах других снах, потухает. Черта старта преодолена. В ушах звенит свист чайника. Тодороки подорвался с кровати. Шрам на глазу болезненно пульсировал в такт сумасшедшего сердцебиения, пока пальцы выискивали в волосах несуществующий кипяток. Но там лишь холодный пот. Когда восприятие мира восстановилось, Шото сглотнул ком, вставший поперек горла, и выдохнул носом горячие струи воздуха. Затем нашарил рукой на тумбочке стакан с водой и бесцеремонно вывернул его себе на голову. Это смыло отголоски сна, — будто бы каждая капля вобрала в себя по мысли и образу, — но не избавило от противно-горького осадка на дне души. Тодороки не боялся монстров под кроватью, убийц за занавесью в ванной, фантомов в коридоре, — да и вообще на корню не признавал существование злых духов. Это типичные страхи типичных людей, что слишком ярко запомнили чьи-то байки. У него свои индивидуальные страхи, неизвестные миру бестселлеры в жанре «психологический ужас», которые он держал в себе строго на замке. И он боялся, что кто-нибудь этот замок заржавеет и падет ниц перед чужим напором. Шото действительно страшился внимания к себе. И это, к сожалению, давно мутировало в паранойю, что в последнее время слишком часто трепала ему нервы. Юноша уже хотел посетовать на будильник в телефоне, который якобы не сработал, но, глянув на календарь, висевший на стене около рабочего стола, вспомнил сегодняшний день недели. Утро воскресенья.***
Видеоповтор спортивного фестиваля не принес ожидаемого стыда. Шото охладел к произошедшему. И даже слишком быстро. Вместо себя он видел чужого человека, всего-навсего идентичного с ним внешностью. Тодороки на экране слишком эмоциональный, слишком агрессивный, слишком не такой, как всегда. Настоящий Шото не повелся бы на столь очевидную уловку Мидории. Но раз тогда был чужой Тодороки, то где же был настоящий? На этот вопрос разум откликнулся черным экраном с белым «ошибка» посередине. Ох, нет, давайте без разговоров о раздвоении личности. Шото не псих, он нормальный, но со своими закидонами. У каких подростков не было подобных проблем? Покажите этого уникума, перешагнувшего кризис переходного возраста. Во время третьего повтора он уже едва держал взгляд на экране. Словно смотрел ужасно скучный второсортный сериал, который мог годиться в колыбельные. Зато запомнил некоторые атаки одноклассников. Взял на заметку, на что они способны — в основном ничего удивительного и животрепещущего. Так, пушечное мясо. Пушечное мясо? Фу, Тодороки, фу. Живот буркнул. Поведя бровью, Шото поднялся из-за рабочего стола, захлопнул ноутбук и взял в руки телефон, чтобы положить его в карман. И прямо в ладони он коротко пискнул. Парень взглянул на загоревшийся экран — двадцать непрочитанных сообщений в беседе «1-А the best» и новая заявка в друзья. Рядом со значком заявки горело Акэйн Хаттори, а с аватарки на него смотрели те самые белые глаза, выглядывающие из-под черных ресниц и подведенные оранжевыми стрелками. Шото хмыкнул и всё-таки положил телефон в карман. Дома никого — сказал почти пустующий угол в прихожей, где обычно стояла обувь. Честно, Тодороки уже не помнит те дни, когда вся его семья была вместе, сидела за одним столом, выбирала фильм для просмотра, учитывая вкусы каждого, ходила в кафе, да и вообще: когда близкие, относительно, стояли ближе, чем на три метра от друг друга. Именно в подростковом возрасте Шото становится особенно тоскливо от воспоминаний о своём детстве. В холодильнике обнаружился недопитый пакет клубничного молока, любовь к которому юноша старательно скрывал перед посторонними людьми, а в хлебнице нашлась стопка мелких булочек. Шото понимал, что такие беглые легкие перекусы сказываются на организме далеко не положительно, однако, поделать с собой ничего не мог. Когда тихое гудение холодильника и мерное тиканье часов начали уже давить на мозг, Тодороки достал из кармана телефон и нажал на кнопку питания. На экране блокировки висели те же оповещения о сообщениях и заявке в друзья. Нога под столом нервно задергалась, пока ее хозяин отвечал взглядом на взгляд Акэйн с аватарки. На короткий миг отвернувшись к окну, из которого был виден гамак и забор с выглядывающим из-за него соседским домом, Шото развернулся обратно и отточенными движениями ввел графический ключ. На экран выползла незакрытая вкладка в браузере, чье наименование гласило «Навязчивые мысли. Как бороться?». Ненадолго зависнув, юноша вышел из браузера. У Шото много социальных сетей, но пользовался он ими не часто и в основном ставил фейковые никнеймы. На самой популярной площадке стояло не только настоящее имя, но и еще там были выставлены некоторые его фотографии. Их там совсем немного, всего две. Они почти идентичны, ведь ракурс один и тот же — полуоборот головы с правой стороны. Да, Шото не любит фотографироваться. Да, у Шото комплексы насчет собственной внешности. Да, Шото дико смущается своего шрама. Для других он стойкий и даже эгоистичный индивид, что никогда не смотрит на людей дольше пяти секунд, — ведь такому поразительному человеку нет дела до других. Чувствуете? Черт возьми, от него несет силой за версту. Сынок Старателя. Обладатель двух сильных причуд. Претендент на первое место в рейтинге в героев. Шото хочется верить, что все хвалебные слова, сказанные обществом, правда про него. Он именно такой, каким его видят. Шото, ты действительно не смотришь на людей дольше пяти секунд только потому, что они якобы не заслужили твоего внимания? Что-что? «Да»? А твой внутренний голос дает другой ответ. Давай ты наконец с ним нормально всё согласуешь, хорошо? А то выходит так, что в очередной раз врешь себе. И ещё: спорить с самим собой — звоночек для кое-чего… Ты знаешь для чего. Да и кто вообще пустил такой идиотский слух про пять секунд? Палец Тодороки, дрогнув в воздухе, всё-таки нажимает на «принять». Оповещение о заявке исчезает. Страница обновляется. Число «друзей» увеличилось на одного человека. Будто преодолел какое-то препятствие. Парень положил телефон на стол, на экране которого загружался профиль Акэйн, и нашел рукой молоко. Закусил трубочку и сделал маленький глоток. Левая ладонь сжала край сидушки стула. Аккаунт Хаттори пестрел различными фотографиями с самыми разнообразными ракурсами, — их число двадцать восемь. В статусе стоял смайлик в виде солнца. Дальше дата рождения, — родилась она первого августа и, да, старше Тодороки на два года, семнадцать лет. Родной город, родители, брат, место обучения… Старшая школа, второй год. Прочтение прервало оповещение — новое сообщение. Шото бы проигнорировал, как делал практически всегда, но интуиция настойчиво подтолкнула посмотреть. Акэйн Хаттори: Привет. Затем прибавилось ещё одно. Акэйн Хаттори: Как твоё самочувствие?