Ты в эпицентре боли моей

— Шлюха! Я не успеваю произнести и звука, как получаю звонкую пощёчину. Разумеется, равновесие после этого удержать не удаётся и моё ослабленное тело вмиг падает на пол. Твою мать, это очень больно. С болью в глазах поднимаю веки и понимаю, что ничего толком и не вижу. Всё куда-то словно пропало. Перед глазами наша светлая мебель, которую мы выбирали вместе, этот диван цвета слоновой кости, дорогущий комод, ковёр, за которым так сложно ухаживать... Что-то невыносимо сдавливает грудь. Я не могу дышать. Пытаюсь хватать воздух как можно чаще, но, нет, что-то там внутри мешается, словно барьер. У меня нет сил подняться. Из меня только что выжали все соки. Я не чувствую своего тела и не могу ему подчиняться. — Вставай! Вставай, я сказал! Грубый мужской голос эхом отдаётся у меня в голове, а сильные руки вдруг резко хватают за плечи и поднимают с пола. Я уже знаю, что будет дальше. Не первый раз это происходит в стенах нашей квартиры. И если сейчас я не найду в себе силы подняться, он сделает мне ещё больнее. Мой разъярённый муж чувствует, насколько я слаба в данный момент, и что возразить ему сейчас не могу. Самое страшное заключалось в том, что я знала, как больно мне будет через пару секунд, когда моя спина вновь с неистовой силой ударится о дверцу шкафа. Так оно и случилось. Но вот только в этот раз удар пришёлся настолько сильно, что зеркало, которое так красиво дополняло наш шкаф-купе, разлетелось на маленькие осколки, часть из которых осталась в моей спине. Жуткая боль разнеслась по всему моему телу. По всему, от макушки до пяток. Мне оставалось только вскрикнуть и рухнуть на пол, лицом вниз, издав жалостный стон. Рядом не было никого. Только наша семилетняя дочь за стеной, которая уже давно спит. Мне совершенно некому помочь, и я не знаю, выдержит ли моё сердце в этот раз. Разомкнув пересохшие губы, я жадно хватаю воздух, которого ужасно не хватает. Мне плохо. Очень плохо. Чувствую, что вся спина в ссадинах, из которых сочится кровь. Господи, пожалуйста... — Ещё раз я увижу тебя с этим уродом, живого места не оставлю. Ни от одного, ни от другого. Понятно тебе? — его пальцы с силой сдавливают мои щёки. Нет у меня сил, нет. Не могу ответить. — Понятно?! — ещё сильнее давит на лицо, вплоть до того, что у меня сводит скулы. — Понятно, — совсем хриплым, безжизненным голосом отвечаю я и чувствую, что больше ничего не сдавливает моё лицо. Тут же падаю на пол и соприкасаюсь щекой с холодным паркетом. Кашель атакует меня через несколько секунд и отдаётся дикой болью в груди. Сжав в кулаке руку, я пытаюсь поднять голову и посмотреть, что происходит вокруг, но ничего не выходит. Тишина. Или... Эта тишина только у меня в голове?

***

Сколько я пролежала на холодном полу, я не знаю. Но когда открыла глаза, осознала, что за окном светло, а часы на стене показывали семь утра. — Ммм, — пытаясь поднять для начала голову, а затем и полностью тело, я чувствую волну возмущений от рук, ног, и особенно спины, которая вчера прям от души проехалась по дверце шкафа-купе. Всё же поднявшись на колени, я стянула резинку и потрепала спутавшиеся волосы, мельком осматривая всё вокруг себя. Очень холодно. По коже мурашки, а внутри всё колотится. Я потёрла ладонями плечи, хотя это и не помогло вовсе. Мои руки словно две ледышки. Удивительно, что они не синие, а обычного «живого» цвета. Такие ситуации в нашей семье происходят зачастую. В последнее время подобное случается по несколько раз в неделю. Почему я не разведусь с мужем? Только ради дочки. Ведь она папу любит, папа для неё всё, папа - авторитет. Только вот она ещё слишком мала, чтобы знать всю правду. Именно поэтому мне приходится терпеть боль, унижения, только чтобы моей единственной любимой девочке было хорошо. — Мамочка, — между кухней и гостиной я заметила свою принцессу. Девочка, в пижаме с медвежатами, стояла и хлопала большими чёрными глазками. — Малыш, ты уже проснулась? — опустив руку от волос, я стараюсь как можно естественней улыбнуться. Конечно, то, что я сижу на полу, а за моей спиной разбитое стекло, никого не смутит. Как я это объясню дочери, я понятия не имею. — Мамочка, а почему ты на полу? — её маленькие босые ножки пробежались по паркету, я только потом опомнилась, что на полу осколки. — Дочь, аккуратно! — неожиданно громко отозвалась я, от чего Сонька слегка вздрогнула и остановилась, — Видишь, зеркало разбилось, повсюду осколки, можешь порезаться. — я беру девочку за руку и отвожу в сторону, дабы она не наступила на стекло и не порезала ножки. — А ты почему босиком, кстати? Заболеть хочешь? Ну-ка, быстро беги надевай носочки! Заболеть Сонька боялась всегда. Ну, правильно, кому хочется лежать с температурой и больным горлом? Поэтому, лишь при упоминании этого «заболеть», она была готова сделать всё, чтобы этого не допустить. Пока девочка отвлеклась на поиски своих носков, я поднялась с пола. К зеркалу было подходить страшно. Неизвестно, что у меня на лице и на теле в целом. Раз Соня ничего не сказала, значит, не так страшно. И правда. Сильно в этот раз пострадала только спина, её я закрою свитером или какой-нибудь плотной блузкой. Ну, а с лицом разберётся тональный крем. — Мамочка, всё, — я быстро повернулась к девочке лицом, чтобы она не увидела мою спину и в её чистой головушке не появилось плохих, ненужных мыслей. — Малыш, а ты уже почистила зубки? — присев перед ней на корточки, беру за ручки и смотрю в любимые тёмные глазки. Соня отрицательно помотала головой, и это спасло ситуацию в этот раз. Я тут же отправила её в ванную. Моя жизнь, до поры до времени, казалась мне сказкой. Наконец-то я смогла найти достойного мужчину, полюбить его, испытать эти волшебные чувства, о которых твердят все как о самых лучших в этом мире. И, наверное, я могу сказать, что была счастливой эти годы. Я была самой счастливой. Я вышла замуж за любимого мужчину, родила ему ребёнка, у нас было всё так, как пишут в самых красивых романах, но я и предположить не могла, что вся эта сказка вдруг превратится в сущий кошмар. Изначально, я мирилась с положением в своей жизни, в нашей семье. Не верила слухам, закрывала глаза на происходящее, но, если бы я знала, что этим только подливаю в огонь масло... Нормальной семейной жизнью мы с Муратом не живём уже два года. Вечные ссоры, скандалы, претензии с его стороны в мой адрес однажды мне надоели и я высказала всё, что думаю об этом человеке. Лучше бы я этого не делала. Наша жизнь и так катилась к чертям, а своим срывом я уничтожила всё окончательно. Холодная вода помогла мне прийти в себя, и только спина «кричала» от того, как ей больно. Я поворачиваюсь к зеркалу боком и наконец решаюсь посмотреть, что там творится. Это ужас. Живого места не было, всё в садиках и царапинах, а дотронуться просто невозможно. Накинув халат обратно, завязываю ремень и поднимаю взгляд, посмотрев в свои собственные глаза. В который раз спрашиваю саму себя: «Зачем ты это терпишь?», и тут же отвечала: «Ради дочери». Я прекрасно понимала, что при желании Мурат отберёт у меня Софию и даже глазом не моргнёт. Я давно перестала быть для него любимой женщиной, теперь он просто пользуется мной для удовлетворения своих физических потребностей. Кажется, за два года такой жизни, я научилась с этим мириться. Всё, лишь бы у меня не забрали мою единственную малышку. — Мамочка, а папа яичницу с колбаской сделал, — радостная София сидела на своём месте за столом. Плазма на стене показывала мультики, на столе, помимо посуды, лежали игрушки. Всё обыденно, как будто ничего и не происходит. А оно ведь и не происходит. То, что было ночью, я должна благополучно забыть. Мужу нужно было выпустить пар, а дальше, глядишь, снова будем жить спокойно. — Вкусно? — натягиваю улыбку и прохожу вглубь кухни. В присутствии дочери я чувствую себя безопасно. Если без неё Мурат позволяет себе причинять мне боль, то, при ней-никогда. Поэтому я могла не бояться. Сонька положительно мотает головой, а сама никак не может оторваться от мультиков, параллельно пихая ложку в рот. Тяжело вздохнув, я сажусь за стол рядом с ней и провожу ладонью по тёмным длинным волосам, которые Мурат не удосужился убрать ей на время завтрака. По этому поводу я, конечно, промолчала. Мне уже давно нет слова в стенах этого дома. Больше я напоминаю прислугу: готовлю, убираю, стираю, слежу за ребёнком, а ещё выполняю функцию проститутки, как бы грубо это сейчас не звучало. Мурат ставит перед моим носом тарелку с яичницей, посыпанной зеленью, а у меня внутри полное отвращение от всего, что вижу и чувствую. Запах кофе, который я раньше любила больше всего по утрам, сейчас не вызывает ничего, кроме каких-то неприятных ощущений. Порой мне кажется, что я постепенно утрачиваю интерес к жизни. Ничто не приносит мне удовольствия так, как это было раньше. Даже работа стала для меня каждодневной рутиной, которую я должна выполнять не потому, что хочется, а потому, что надо. Желудок урчал от голода, последний раз я ела вчера в обед. Но, смотря на еду, я понимала, что меня выворачивает наизнанку, поэтому от завтрака я любезно отказалась, а вот чёрный крепкий чай, думаю, будет очень кстати. Так как никто не заварил мне чёрный крепкий чай, я делаю это сама, не уронив в сторону мужа и взгляда. Такая тишина между нами витает не только по утрам на кухне, это происходит постоянно, и сейчас мы оба прекрасно знаем и понимаем, что живём в одной квартире, как соседи, только ради нашей общей дочери. Уже и не помню, когда в последний раз чему-то радовалась, когда искренне улыбалась. Я давно не слышала слов о любви, и больше любимой я себя, к сожалению, тоже не чувствую. Как женщине, мне этого, конечно, безумно хочется. Хочется снова чувствовать себя нужной. Куда всё это делось? Я превратилась в Золушку. Через несколько минут София сообщает нам о том, что она наелась и вылезает из-за стола. Я, не желая оставаться наедине с Муратом, встаю за ней и уже на ходу придумываю следующую реплику, чтобы покинуть кухню вместе с Соней. — Пойдём, я помогу тебе собраться, – беру девочку за руку и уже одной ногой ступаю за порог кухни, но не тут-то было. Мурат просит меня остаться, а Софию пойти и начать собираться в школу. У меня вновь всё сжимается внутри, но я послушно разворачиваюсь и отпускаю маленькую ручку дочки, которая сразу убегает в комнату, ни о чём и не подозревая. — Надо поговорить, – очень холодно говорит Мурат, а я молчу. Он настолько запугал меня, что я не позволяла себе и слова лишнего произнести при нём. – Садись. – слушаюсь и сажусь на своё место, ожидая вердикта от него. Если бы я только знала, что услышу в следующую минуту...