Ненастоящий самурай

С улицы доносились весёлые выкрики бродячих торговцев, которых никакая жара не брала, болтовня служанок у чайного домика, иногда и нахальные шутки самураев, которые то ли шли с занятий в додзё, то ли туда возвращались. Стоя в тени веранды, Очако наблюдала замысловатый танец пыли на свету. На солнце выходить было немного тревожно: вчера матушка снова подняла крик, что бледная кожа Очако станет чернее сажи, а распахнутые в вечном любопытстве глаза пропадут под морщинами — нельзя никуда с отцом отпускать, раз тот так разбрасывается красотой своей незамужней дочки. Благо, отец был в хорошем расположении духа и лишь ласково пожурил свою чрезмерно нервную жену. Та и остыла быстро, и улыбка на полные губы вернулась, но на Очако предостерегающие взгляды бросать не перестала. От этих воспоминаний она нахмурилась, продолжая обмахиваться веером, пока отец переговаривал со служанкой. Капелька пота скатилась по виску, и Очако с трудом удержалась, чтобы не вытереть влажный след рукавом. Время близилось к полудню. Наконец сёдзи отъехали в сторону и их с отцом впустили внутрь. Отец с бережно укутанным свёртком тут же скрылся в глубине дома, оставив Очако в одиночестве в комнате, где на циновках уже лежало несколько мушкетов и хорошо заточенных катан. Любопытство взяло верх, и она направилась к циновкам. Продолжая обмахиваться веером, она плавно двинулась вдоль ряда оружия, уже намётанным глазом выбирая то, что можно было бы продать подороже — где гарда тонкой отделки, где клинок без зазубрин и трещин, а где и придраться не к чему — хоть сразу в бой. Очако прикусила губу: взять бы в руки хотя бы деревянный меч… Уединение Очако было прервано запыхавшейся служанкой, которая торопливо подала чай и позвала присесть поудобнее чуть поодаль от циновок, пока она ждёт отца. Кивнув, Очако последовала за служанкой, крепко сжимая в руках веер: маленькие ладони жаждали дотронуться до искусно скованных катан и вакадзаси, но вместо этого ощутят вес прохладной пиалы с зелёным чаем. Спустя пару глотков в комнату вошёл ещё один человек. Он пробурчал проклятье себе под нос, запуская пятерню в светлые волосы. Очако подумала, что они похожи на солому, которую слишком долго держали на солнце, раз такой светлый цвет. Отогнав от себя лишние мысли, Очако подобралась: одно дело, когда с отцом по лесу бродишь, а совсем другое — когда поблизости бродит подозрительный ронин, в чистоте помыслов которого волей-неволей усомнишься. Отец всё ещё о чём-то переговаривался с Деншичиро — старым оружейником, известным в Киото мастером меча и огромной коллекцией оружия из всех уголков страны, — и единственной компанией его дочери была моложавая служанка, украдкой зевающая в широкий рукав простенького кимоно, да и та уже покинула её ради других домашних дел. — Эй, мелкая, что там с катанами? — Очако вздрогнула и настороженно посмотрела на новоприбывшего: на неё смотрели со скукой и даже долей недовольства. Но голос! Очако была уверена, что именно его она вчера слышала у ручья. — Что ты пялишься? Глухая, что ли? — Вам стоит обратиться к Деншичиро-сану — он вон там, и про мечи вам всё расскажет, — улыбнулась сдержанно Очако, хотя лихорадочный румянец уже расцеловал её щёки: никто с ней так грубо не разговаривал раньше! И даром, что дочь торговца — отец в прошлом тоже самураем был! — Кто ж детей оружие сажает сторожить, а? — фыркнул незнакомец, опаляя злым взглядом алых глаз. Очако поджала губы и едва заметно нахмурилась, стараясь удержать гнев в узде. Но уж слишком просто было определить, что юноша перед ней был далёк от самурая высокого ранга: ни причёски, ни кимоно, ни даже катаны с вакидзаси за поясом нет. Зато в руках деревянный меч крепко сжат — из додзё прямиком пришёл, что ли? — Тебе сколько лет? Давно в дом служить пришла? — Шестнадцать, — выдохнула Очако, продолжая следить за деревянным мечом в чужих руках. Вот бы и ей было позволено такой! А то отец научил самым основам для пробы, а дальше только о кинжале рассказывал и тренироваться требовал, чтобы смогла защитить свою честь от врага. Но даже отбросив правила чести для невысокой Очако кинжал был удобнее, чем катана. Завидовала мужчинам Очако страшно. — Так ты уже невеста, что ли? Или не берут разиню? — фыркнул юноша и нагло уселся рядом с Очако, не обращая внимания на её возмущённый взгляд. Налил себе чаю и выпил в один глоток. — А вам сколько лет? — не удержалась она от вопроса: в конце концов, она имела право знать чуть больше о человеке, которому совершенно наплевать на то, как он себя ведёт. Даже если он простой ронин, которому солнце слишком уж голову припекло. — Семнадцать, — буркнул юноша, почти сразу же поворачиваясь к стойке с мечами и разложенным рядом циновкам, чтобы получше рассмотреть. Его затылок красноречиво говорил о том, что к Очако он потерял всякий интерес. — А ведёте себя как старый дед! — недовольно сказала Очако, осознав, что они, по сути, ровесники, значит, не так страшно показаться немного грубее, чем надо. Пусть у неё не такой острый язык, как у прачки, но она и не придворная дама, чтобы и слова не молвить поперёк. — Что ты мелешь? Хочешь, чтоб палками за неуважение наказали?! — прошипел юноша, но с места не сдвинулся, с головы до пят оглядывая Очако, словно это был его противник. Надо бы встать и отойти подальше от этого ужасного человека, позвать служанку или, на худой конец, самовольно пойти за отцом. Но Очако заупрямилась, сжала веер покрепче и недобро сощурила глаза, не желая отступать. — За неуважение к кому? К тому, кто сам грубит? — Очако гордо выпрямила спину и строго посмотрела в алые глаза, которые, казалось, пылали пламенем самой войны. Настороженно проверив, где остался лежать тренировочный меч, Очако с удивлением заметила, что тот был по левую сторону от владельца, а это значит, что этот ронин не доверял ей, пусть она и молоденькая девушка. — Очако, ни минуты покоя с тобой! — сёдзи отъехали в сторону, впуская в комнату усмехающегося отца Очако. — Только отвернись, а уже привлекаешь к себе лишнее внимание. Простите мою непутёвую дочь, — мужчина вежливо поклонился незнакомому юноше, который тут же вскочил и поклонился в ответ. Очако была уверена, что в алых мелькнуло узнавание — этот грубый человек знает её отца? — Моя вина, — пробормотал неожиданно спокойно юноша. Отвесив короткий поклон, он отошёл к Деншичиро, появившемуся следом. — Очако, мать расстроится, если до неё дойдут слухи, что её дочь совсем не умеет вести себя в обществе, — тихо засмеялся отец Очако, укладывая увесистый мешочек за пазуху. — А ведь тебя на службу в хороший дом берут — надо держать лицо. — Отец? — удивлённо распахнула глаза Очако: она была уверена, что её из отчего дома сразу замуж спровадят за кого-нибудь подходящего. А здесь работу подыскали и у матери из-под носа увели. — А дом этот, надеюсь, не на Симабара? — и пусть её голос прозвучал шутливо, а от неизвестности всё равно стало немного страшно. — Правильно делаешь, что никому не веришь, — отец пошёл к выходу, отодвинул сёдзи и вышел наружу. Очако торопливо отвесила поклон старому оружейнику, обменялась настороженными взглядами с неизвестным ей ронином, который как раз приценивался к катане, с трудом отобранной у вчерашнего мертвеца, и засеменила за отцом. — У нас так плохо идут дела? — стараясь оставаться спокойной, спросила Очако. Она никогда не боялась своих родителей, зная, что они приложат все усилия для благополучия семьи, но ведь нужда или долги могли вынудить их совершить вещи, которые им самим не по вкусу. — Не думаю, что посетителям весёлых домов будет нужна женщина, способная убить их одним взмахом катаны, — фыркнул мужчина. Очако чувствовала растерянность, но продолжала идти следом. Пока она надевала плетёную шляпу, чтобы скрыть лицо от солнца, отец вывел лошадь, успевшую прикорнуть в тени стойла. Отец помог Очако сесть верхом и повёл вниз по улице. — Деншичиро сказал, что ищет в один богатый дом помощницу — им нужна сообразительная девушка, — туманно продолжил отец, то и дело поглядывая по сторонам. — И нам стоит поторопиться, пока глава клана не уехал в Эдо — дело не терпит отлагательств. — А что мне нужно будет делать? — с любопытством спросила Очако, когда они завернули за угол и продолжили путь в сторону Верхнего Киото. — Всё узнаешь по прибытии. Очако прикусила губу и усердно замахала веером: всё же ехать по такой жаре было слишком легкомысленно, а выглядеть помято перед почтенными людьми никак нельзя. Совсем скоро они подошли к высоким воротам. Очако попробовала отыскать взглядом начало стены, которая окружала дом, но ей это не удалось сделать. Стены казались бесконечными. Отец коротко постучался. В ветвях акации, склонившихся над воротами, стрекотали цикады. Где-то вдалеке было слышно песню флейты. — Яойорозу… — одними губами прошептала Очако, вчитываясь в табличку у ворот. Вглядываясь в иероглифы, выведенные искусной рукой, Очако почти удалось смириться с мыслью, что они у ворот дома главнокомандующего армией сёгуна. Отец помог Очако сойти с лошади, взял ту под узды, затем приосанился. Будь у него сейчас за поясом не один, а два меча, то и от самурая не отличить — воинская выправка никуда с годами не пропала. — Почтенные гости, что вам угодно в доме Яойорозу-доно? — калитка ворот приоткрылась, являя юношу крепкого телосложения в поношенном кимоно. Его красные, точно кровавые, волосы, горели пламенем в солнечных лучах. Очако уронила веер от неожиданности и лишь мгновение спустя бросилась его поднимать, не обращая внимания, как смешно она выглядит со стороны — никакой чинности и неспешности. И прежде, чем отец успел ответить, Очако подскочила и, глядя на юношу у ворот, выдохнула: — Вы, наверное, Бакуго-сан? В ответ ей хитро улыбнулись. — Бакуго-сан стоит за вашей спиной.