🏰Сладких снов, любимый Хогвартс...💤

Бой окончился, затихли вспышки проклятий. Куда-то постепенно исчезали раненые, и суетились выжившие, унося погибших. Сквозь выбитую мозаику стекла пробивался луч солнца — иррациональный, неуместный здесь, среди руин и пыли. Он медленно описывал круг на полу, выхватывая то битые стены, то лужицы крови и постепенно темнея. Минуты шли, и в коридорах старинного замка становилось всё меньше людей. Луч хмуро скользнул по осколку стекла, коснулся деревянных обломков волшебной палочки и окончательно погас. Наступило время ночи. Когда-то гордый и сильный Хогвартс теперь был разрушен, болен от войны, пропитан кровью и случайными, такими страшными потерями. В подземельях хлюпала вода, в центральном коридоре отвалилась пара булыжников, в Большом зале от проклятий почернел пол, песком и пеплом рассыпались старинные колонны по обе стороны ворот замка, и до сих пор куда-то разбегалась живность из Запретного леса… Лишь тяжёлое, хмурое волшебство осталось висеть в воздухе. Оно потрескивало электрическими разрядами, пугало своей спокойной неотвратимостью. Чёрные ручьи магии медленно растекались по замку. Их длинные щупальца скользили по стенам, коврам и оконным рамам, переплетались между собой прочными лианами, дымной пеленой заволакивали сознание, морочили голову уставшим магам. Если бы где-то неподалёку оказался волшебник, он увидел бы, что над замком нависла огромная тень. Свинцовой тучей она закрыла все выходы, отрезая пути к побегу, густым туманным полотном накрывая и Хогвартс, и квиддичное поле, и Запретный лес. Повсюду царила тишина. Два кентавра в лесу вдруг замолчали и разом повернули головы — туда, откуда ползли серые щупальца тумана. Запахло серой и тленом. В высокой башне Гриффиндора Гермиона взбила подушку, опустила на неё голову и зажмурилась. Голова болела нещадно. Это была первая ночь после победы. Волшебный сон полз по замку, околдовывая всех, кого встречал на своём пути. Дремали призраки в коридорах, сопел и похрапывал Филч, в унисон свистели носами пациенты Больничного крыла, и только в женской спальне ворочалась Гермиона. Она пыталась спрятать нос в подушку или даже разучиться дышать, потому что даже здесь, в гриффиндорской башне, воздух был пропитан запахом крови. Грязное облако тумана просачивалось сквозь приоткрытое окно, накрывало собой всё живое, укутывало, уговаривало заснуть, убаюкивало своей песней. Но быстрые тёмные тени мелькали перед зажмурившейся Гермионой, мешая расслабиться. Они шептались и хихикали, увлекая свою жертву в круговорот кошмаров… Она очнулась внезапно, будто от толчка. Ей показалось, что за окном громыхнуло, будто бы началась гроза и бушует гром. Но молний не было, и, прислушавшись, она не услышала дождя. Белая простыня в темноте отдавала синевой. Полог нависал хищным зверем, и вместо сна заставлял думать лишь о том, как бы поскорее отсюда убраться. Ночь была… жуткой. Окно всё так же было приоткрыто, и по комнате гулял сквозняк. Гермиона нащупала под подушкой палочку и прошептала привычное заклинание. С громким стуком окно захлопнулось, звякнуло стекло, и звонкое эхо разнеслось по комнате. Вздрогнув от этого звука, девушка окончательно проснулась. Осторожно опустив босые ноги на пол, Гермиона медленно поднялась с постели. На ней была длинная ночная рубашка, купленная в незапамятные времена в магазинчике за углом. Лаванда часто хихикала, намекая, что такое старьё давно не носят и пора бы перейти на шёлк, но Гермиона любила этот мягкий белый хлопок, потому что он напоминал ей детство и родительский дом, в котором мама каждый вечер читала ей сказку перед сном. Это была её персональная защита от всех кошмаров. Отдёрнув полог и крепко сжав в руке волшебную палочку, Гермиона огляделась. Всё было как обычно: тусклый свет луны в окне, забытый на стуле учебник по зельям, задёрнутые пологи кроватей соседок и бархатная тишина, разбавляемая лишь громким дыханием самой Гермионы. — Снова бессонница, — прошептала она себе под нос. — Ладно… Каменный пол был холодным, и оттого стоять на нём было неприятно. Гермиона потёрла ногой о ногу, отчасти согреваясь. Взгляд её упал на забытый учебник. — Почитать, что ли… Кивнув своим мыслям, она подхватила книгу и спустилась в гостиную.

***

Здесь весело трещал камин и ласковый огонь облизывал дрова. Усевшись в кресло и с наслаждением вытянув замёрзшие ноги так, чтобы они почти касались каминной решётки, Гермиона раскрыла учебник — и тут же нахмурилась. Книга была пуста. Она перелистнула одну страницу, другую… Пролистала весь учебник. Ничего. — Зачарована, что ли? — и Гермиона взмахнула палочкой. Раз, потом ещё раз… И не добилась успеха. Страницы остались девственно чистыми, будто бы это и не учебник вовсе, а чья-то пустая нелинованная тетрадь в твёрдой обложке. — Ладно, придётся брать что-нибудь другое. Вздохнув, Гермиона с сожалением поднялась с кресла и захлопнула учебник. Её взгляд привычно скользнул по обложке — и тут же замер. На обложке не было ни единого символа. А ведь всего пару минут назад здесь была витиеватая надпись: «Углублённое зельеварение». Девушка пожала плечами. — Какие странные чары… Надо будет узнать, чей он. Быстрыми шагами она пересекла гостиную и поднялась в спальню. В тишине вернула книгу на место, а потом невербально призвала из-под кровати сумку с нечитанными книгами. В ответ под кроватью зашуршало, но сумка так и не появилась. — Ну в чём дело? — прошептала Гермиона. — Акцио сумка с книгами! Снова тихий шорох — и опять безрезультатно. Чертыхнувшись, девушка легла животом на каменный пол и просунула руку в тёмный проём. Но пальцы схватили пустоту. Будто и не было там никогда этой сумки. Поднявшись на ноги, Гермиона нахмурилась и скрестила руки на груди. — Не может быть, чтобы я её не положила. Я же точно помню… Может, Джинни зачем-то взяла? Будить подругу не хотелось, но Гермиона справедливо рассудила, что нечего было брать чужие книги. Раз Джинни что-то понадобилось, нужно было, по крайней мере, попросить, а ещё лучше — попользовавшись, вернуть вещь обратно. И раз уж Джинни не придала этому значения, то пусть теперь расплачивается своим сном. Тихо подойдя к кровати подруги, Гермиона отодвинула полог. Постель была аккуратно застелена и пуста. Никаких вещей не было — ни на тумбочке, ни на полу. Даже ловец снов — тот, который всегда висел в изголовье, — куда-то подевался. Всё выглядело так, будто Джинни, преспокойно собрав вещи, покинула Хогвартс. — Что за ерунда? — вырвалось у Гермионы. Фраза прозвучала громко и гулко, отразившись от каменных стен. Неожиданно Гермионе вдруг пришло в голову, что в комнате слишком тихо. Ни сопения, ни скрипов кроватей ворочающихся девчонок — никаких звуков, кроме тех, что издаёт она сама. Сердце на мгновение замерло от этой догадки. Сделав глубокий вдох, Гермиона подошла к ближайшей кровати — той, где обычно спит Лаванда Браун, — и, на секунду прикрыв глаза, решительно и резко рванула полог в сторону. Постель Лаванды ничем не отличалась от постели Джинни. Пустая тумбочка, полное отсутствие вещей. Но… Как? Может, их кто-то… А она — единственная, кто проснулся, и они не успели?.. Но ведь они победили, вчера победили. Волдеморт мёртв, последователи разбежались… Или нет? Гермиона не дала себе времени додумать. Она в два быстрых шага подбежала к постели Парвати и отдёрнула полог. Постель была точно такой же. Ещё один полог. Ещё одна пустая кровать. — Люмос Максима! Комнату осветил яркий свет волшебной палочки. Гермиона стояла в самом центре женской спальни Гриффиндора, между открытыми, аккуратно заправленными постелями, под ехидным взглядом полной луны. В комнате действительно не было никого, кроме неё самой.

***

Спустя десять минут Гермиона спустилась в гостиную. Выяснилось, что не только сумка с учебниками, но и все остальные вещи куда-то пропали. Спальня мальчиков, куда она заглянула, чтобы разведать обстановку, тоже пустовала. Оставался только один вариант… Толкнув портрет, девушка — как была, в рубашке и босиком — вышла в коридор. Портрет Полной Дамы оказался пустым, как и все остальные портреты, которые встречались на пути. К директору Гермиона почти бежала: холод скользил по ногам, поднимался почти до коленей и изо всех сил старался замедлить её шаг. И ей казалось, что он намертво приморозит её к полу, если она позволит себе притормозить хотя бы на секунду. И вот, наконец, знакомый поворот! Последние несколько метров, горгулья у входа и… совершено голая каменная стена. Двери нет. Гермиона не поверила своим глазам. Подошла ближе, коснулась холодного камня… И вдруг противный громкий писк рассёк коридор. Где-то за поворотом захлопали многочисленные крылья, нахлынуло чувство неотвратимой опасности, и забила тревогу интуиция. Что бы это ни было, оно приближалось. Инстинкт сработал вовремя. Гермиона пригнулась и отскочила за мгновение до того, как облако чёрных летучих мышей влетело в тупик у директорского кабинета. Они били кожистыми крыльями, пищали и царапались об каменную стену, под которой корчилась Гермиона, руками закрывая лицо. Она не смела поднять глаза, пока над головой бушевал чёрный смерч, а этот поток казался бесконечным. Вдруг одна мышь неудачно отскочила от стены и упала прямо на голову Гермионы, запутавшись в густых волосах. Писклявое красноглазое существо царапнуло кожу, что-то взвизгнуло, и вдруг весь поток замер, перестроился… и рванул к Гермионе. Девушка завизжала. Она пыталась отмахнуться, наколдовать Люмос, прикрыться рубашкой, сделать хоть что-нибудь — но тщетно. Летучие мыши облепили её со всех сторон, впиваясь в руки, в ноги, в беззащитную шею, путаясь в волосах. Гермиона безуспешно барахталась, чувствуя, как проигрывает, как из тела толчками начинает вытекать жизнь. Где-то вдалеке двинулась лестница, и послышались чьи-то осторожные шаги. Крупная летучая мышь описала круг и ринулась в самый центр собратьев, впиваясь в запястье Гермионы. Другое существо ударило крылом, и волшебная палочка, выскользнув из слабеющих пальцев девушки, покатилась по полу, затерялась в смутных тенях. — Нет… — прошептала Гермиона. И вдруг совсем рядом раздалось громкое: — Иммобилус! Летучемышиное облако затихло. Твари медленно барахтались в воздухе, переворачиваясь и попискивая в недоумении. Гермиона, наконец, убрала ладони от лица и подняла голову. На неё уставился Драко Малфой собственной персоной. В тёмно-серой шёлковой пижаме, явно фирменной и очень дорогой, он мог бы выглядеть великолепно. Но всклокоченные волосы и круги под глазами, да ещё эти тонкие пальцы, судорожно сжимающие волшебную палочку, с головой выдавали его недавнюю панику. Разобравшись, кого спас, Малфой зло прищурился. — Грейнджер, — брезгливо процедил он. — Малфой, — в тон ему ответила она. Отыскав палочку, Гермиона медленно поднялась, опираясь на стену. Её слегка шатало. — Что ты здесь делаешь, Малфой? Он выдержал небольшую паузу. — Ты серьёзно думаешь, что я буду перед тобой отчитываться? Победа ударила в голову? Гермиона поджала губы. Больше всего ей хотелось прямо сейчас оказаться в гостиной Гриффиндора, в тепле у камина, и лучше — в компании Гарри и Рона. Но для этого их сначала нужно отыскать. — Не начинай, пожалуйста. — Она подняла руку, защищаясь. — Я пришла сюда, чтобы поговорить с директором, но почему-то вместо двери наткнулась на каменную стену. И сразу… — её передёрнуло, — сразу прилетели эти мыши. Спасибо, что помог. — Если бы я знал, что это ты, Грейнджер, — Малфой мерзко ухмыльнулся, — оставил бы как есть. Наверняка они бы отравились твоей грязной кровью и сдохли. Гермионе нужно было выяснить, что делал Малфой у кабинета директора этой ночью. И она действительно хотела разговорить его, но вот этот коронный малфоевский сарказм оказался последней каплей для её нервов. Тёмная ночь, пустой замок, летучие мыши… и этот мерзкий тон. Голос, который она ненавидит с первого курса. Который опять над ней насмехается! Старые обиды всколыхнулись в памяти, выбили остатки почвы из-под ног, и Гермиона взмахнула палочкой. — Петрификус Тоталус! Малфой каким-то чудом увернулся и отскочил за угол. — Ах ты, тварь! — прошипел он. — Инкарцеро! Заклинание пролетело мимо. Пригнувшись, Гермиона спряталась за горгулью, оценивая свои шансы. Но Малфой больше не собирался атаковать. Он только пренебрежительно бросил: — Так вот чего на самом деле стоит твоя благодарность, Грейнджер? А потом, резко развернувшись, быстрым шагом покинул коридор, оставив её в растерянности сидеть среди парящих в воздухе зачарованных летучих мышей.