***
Оповещение касательно удачного захвата неизведанного самоцвета пришло ровно в три часа ночи, если верить времени, установленному по общей сети на всех компьютерах штаба. Забавно, ведь для Ротерс всю жизнь стрелки часов мало что говорили, как и цифры в углу устройства. Это было своеобразной суперспособностью, тайным козырем героя без маски — уметь контролировать свой суточный биоритм и менять его в зависимости от потребности, не подвергая при этом организм особому дискомфорту. Некое преимущество перед коллегами, которые сейчас, наверняка, беспробудно дрыхнут, в то время как сама Перонелл в нетерпении после нежданной новости штудирует крупицы информации, имеющейся в общем для некоторых членов компании, доступе. Буквы на экране расплывались, превращаясь в невнятное, словно размыленное, зашифрованное послание, что заставляет блондинку с негодованием снять очки, пару раз зажмуриться, потирая уставшие глаза, а затем вновь напялить окуляры обратно на нос. Результата существенного то не принесло, но всё же картинка стала лучше, чем была. Треклятое зрение, кажется, всего за пару месяцев упало на единицу или даже полторы. С повседневной работой за компьютером и с мелкими инструментами это неудивительно. Проклятье. Откладывать посещение Мистера Бирнса не стоило. Девушка фыркает себе под нос нечто нецензурное, продолжая всматриваться в чудовищно короткое досье.Вид: Лазуриты. Основной окрас: от тёмно-синих тонов до различных оттенков голубого. Предназначение в своем мире: бойцы (?), целители (?), ухаживают за Детскими садами (?) — точно не подтверждено. Основные способности: умение летать (?) — не подтверждено. Возможное наличие крыльев или иной другой способности поддерживать себя в воздухе. Гидрокинез. Не исключена вероятность всех подвидов данного умения, включая замораживание жидкостей. Владение телесными жидкостями — неизвестно. В прочности уступают другим камням. Распространенность: редки, относительно ценные. Оружие: неизвестно. Характеристика темперамента/поведения: неизвестно. Влияние действия повреждающего фактора в виде удара электрическим разрядом…
Пытливый взор учёной пробегается вдоль пустых полей с прочерками и раздражающим «не подтверждено». Увы, заполненные худо-бедно четыре блока были всем тем, что удалось добыть из последних трёх разумных образцов. Стоит отдать им своеобразную, несколько извращённую, свойственную только сотрудникам этой организации, дань уважения. Камни оказались крепкими созданиями — «До чего же стрёмный каламбур!» — но даже самый упорный и верный своей расе рано или поздно выдавал пару-тройку фраз, а иногда и короткий рассказ. Следовало знать, куда давить, и за шесть лет контактной работы P.R.R.A.P* её члены знали несколько методов для того, чтобы развязать язык неразговорчивым инопланетным тварям. Напуганные, жалкие, разлучённые со своими устройствами, они были точно загнанные в угол крысы. Опасные, дикие, готовые перегрызть глотку или, в их случае, прожечь огненным плевком, раздавить сверхчеловеческой силой неосторожного лаборанта. Подобные случаи не редки, их нельзя просто вычеркнуть из протокола, теперь жизнь каждого служащего была на счету, и за любую промашку страдать приходилось всему отделу. Именно для этого и были проведены серии опытов с применением различных инъекций, оказывающих обездвиживающее влияние на оболочку существ. Кратковременное влияние, но всё же достаточно действенное, если вводить в огромных количествах. Предложила его, увы, не Ротерс. И все же, чёрт возьми, знаний о новой гостье в их дружной команде явно не хватало. Это урезало шансы действовать быстро. Перонелл желала знать, с кем ей придется работать, страстно горела планами на исследование структуры и физиологии этой поставки, ведь теперь она САМА будет управлять экспериментом. Не с каким-то искажённым животным, а со здравым, вероятно даже разумным представителем враждебной расы. Это ли не счастье для изголодавшегося по опытам учёного? Около двух часов прошло, прежде чем Перонелл смогла покинуть свою комнату. Два оборота стрелки на циферблате для целенаправленного поиска по всем допустимым источникам информации, касательно самого минерала на Земле и десятка раз перечитывания уведомления от начальства о скорейшей доставке той самой Лазурит. Ротерс ждёт. Нетерпеливо ёрзает на твёрдом кресле, записывает планы возможных первоначальных осмотров бессознательного тела, переправляет собственные каракули в печатную основу на планшете и заправляет себя остывшим мерзким горьким напитком для поддержания энергии в организме. Эти сутки она проведёт без сна. Кому нужны глупые часы отдыха, если их можно потратить на то, чтобы увидеть привезённый образец первой?***
Белый халат, бледная кожа, тёмные круги под глазами, планшет под мышкой и несколько самодовольный вид, точно у главврача в одной из известных больниц. Всё это — своеобразная визитная карточка для работающих в лабораторно-исследовательском отделе. На самом деле, всё гораздо более контролируемо и строго, но Ротерс нравится думать, что лишь один взгляд на неё и бейджик на груди с эмблемой Немезиды может заместить реальную карточку-пропускной со всеми данными, которые позволяют ей продвинуться дальше коридоров и собственной комнаты. Она больше не стремится перейти на бег. Он ни к чему, ведь теперь дело за электроникой и проверяющим персоналом. Как быстро её пропустят, проведут дезинфекцию и проверят наличие допуска к доставленной гостье? Может то потребует десять минут, а может и все тридцать. Точно сказать сложно, но Перонелл всё равно облегчённо расслабляется. Помимо неё никто из остальных учёных не торопится ознакомиться с инопланетянкой. И это прекрасно, о Господи, просто чудесно. Прошло всего несколько минут с момента объявления доставки Лазурит на саму базу, а Перонелл уже здесь, наготове. Кто-то ещё может похвастаться подобной прытью и жаждой к работе? Сомнительно. — Эта сучья мразь закинула Метью в океан, словно какую-то невесомую детскую игрушку, как, блядь, грёбаного котёнка сразу после рождения. Предыдущие, видимо, не могли поднять человека в воздух, если не подойти слишком близко, но эта… — грубый мужской голос за спиной девушки, приближаясь, становился всё громче. Очередное витиеватое ругательство заставляет её поморщиться и мысленно пожелать собеседнику на утро вместо зубной пасты воспользоваться гелем для мытья посуды. Воспринимать поток грязи и выискивать среди него крупицы полезной информации — то особое умение, которым следовало обладать, если ты желаешь пообщаться с членами военного блока, но у Пери это умение защищено не более чем на слабую четверку. — Я был уверен, что она его утопит, уж, что-что, а убивать эти гальки умеют… вспомнить хоть тот пузырь, в который она затащила хиляка Дрю. Небось, пару раз глотнул солёной водицы, ведь слишком долго пробыл без воздуха, — речь на мгновение прервалась, но вместо неё коридор разразил мерзкий смешок. — Того, конечно, не жалко, он первый подставил нас в нападении. Идиот точно позабыл, как держать оружие, прикидываешь? Направил на неё сеть и… пуф! Ротерс, уже не скрывая своего любопытства, оглянулась, и как раз вовремя, чтобы застать театральный жест, который, должно быть, и обозначал тот самый «пуф», вздёрнутых рук военного в полном облачении. Губы его дрожали, а глаза отдавали неприятным блеском человека, которому расколоть камень исследуемого образца — заместо сладкого подарка на Рождество. Плохое качество. Самоцветы следовало беречь. До поры до времени. Идущий рядом с ним светловолосый мужчина был постарше, заметно серьёзнее, и пока ещё не проронил и слова, без особого интереса внимая своему напарнику. — Придурок промахнулся с восьмидесяти ярдов. Да там даже меньше было. С таким же успехом он мог просто ей крикнуть: «Привет, мы тут тебя на опыты отловить хотим! Ты не против?». Эффект бы не изменился. — Не стоит его винить, Бэнджамин, — впервые за это время подал голос светловолосый. — Первая вылазка, первое столкновение с самоцветом, да ещё с таким, которого нет в учебной практике. Вы сами виноваты. Решили поглумиться над новичком, дав основную атаку? И чего вы ожидали? Что у него стальные нервы? Помню, ты чуть не обделался, когда увидел искаженного на нашей с тобой охоте. А уж тогда, когда он высунул свой язык, чтобы… — Не продолжай, ладно? — по лицу Бэна проходит волна отвращения, но тот отбрасывает эту слабость и продолжает, словно оправдываясь: — Он сам вызвался, никто ему в руки «паутинку» не вставлял. — О, правда что ли… Блондинка недовольно фыркает. Тема пошла совсем не в то русло. Пара из группы захвата остановилась недалеко от неё, продолжая вести свой маленький спор — горячий с одной стороны и совершенно отстранённый с другой. Ни слова более о Лазурит. И что они тут делают? Неужели им также дозволено будет войти в святая святых — лабораторию с подопытной? Губы упрямо поджимаются лишь при одной мысли, что придётся начинать разговор с этими двумя. И если второй был ещё ничего, то вот тот самый Бэнджамин не производил впечатления приятного собеседника. Но информация была дороже всякой гордости. — Прошу прощения за то, что прерываю ваш важный разговор, — она изо всех сил пытается скрыть неприязнь в голосе. — Вы говорили о поимке самоцвета, верно? Про того, что сейчас за той дверью, вероятно, ещё досыпает свои спокойные часы после инъекции? Лазурит, так? Оба представителя военного блока с удивлением переводят взгляд на «лабораторную крысу», которую до этого и вовсе не замечали. Пери с дрожью воспринимает такое пристальное внимание и даже, кажется, чуть съёживается, уже жалея о заданном вопросе. Слишком давно она не контактировала с кем-то помимо коллег и электроники; чужой взор для неё словно настоящая пытка. Девушка с трудом берёт себя в руки, повторяя в голове напыщенное: «Они, чёрт возьми, просто одно из звеньев этой структуры. Ничтожное, вероятно даже ржавое. Их с лёгкостью можно заменить, в отличие от тебя. Ты — выше. Так чего боишься?» — Да, эта штуковина как раз то, что ты назвала. Я помню, что отмечал в протоколе, когда вынимал из её шкуры серию шприцов. Противилась как бешеная, я даже подумал, что потребуется достать шокер и жахнуть посильнее для профилактики. А что? Ты теперь её новая нянька-дрессировщица или типа того? Мужчина получает тычок в бок от напарника, возмущённо оглядывается и лишь после этого, протянув многозначительное «э-ээ», поправляет свою речь. — Вы её теперь воспитывать будете? — Типа того, — в тон предыдущему вопросу неохотно отвечает блондинка и поднимает взгляд на, предположительно, более разумного члена этого дуэта. — Что вы можете рассказать об образце? Понимаете, мне бы хотелось знать больше об её поведении, атаках и всём прочем, так сказать, из первых уст. Расположение камня было бы очень кстати! — Приношу свои извинения, мисс, но такими знаниями обладает только мой напарник, — светловолосый понимающе улыбается. От его взгляда не укрылась неприязнь учёной. — Вы не обращайте внимания на этого полудурка. Ему серия тренировочных кукол последние крупицы умения разговаривать отшибла. А так, поверьте, он почти не глупый. Если речь идёт о вылазках, конечно, — за словами следует смешок, но отнюдь не зловредный. — Премного благодарен. Я оценил твой комплимент. — Между этими двумя на секунду завязывается прочный зрительный контакт, в котором военные друг другу явно не обещают ничего хорошего, но затем Бэн всё же возвращает внимание Перонелл, утомлённо вздыхает, а затем продолжает: — Я бы поболтал с вами завтра, после того, как набью свой желудок хоть чем-то, приму душ, заодно схожу на горшок и, наконец, высплюсь, но, если вам нужно всё именно сейчас… Он потирает макушку, словно вспоминая что-то, но быстро улавливает мысль, не тратя время попусту. — Поведение весьма агрессивно, как, впрочем, у всех галек. Не думаю, что кто-то из них спокойно воспринял бы попытку вколоть себе что-то или же напялить электрическую «паутинку», верно? Диалогов с нами не вела, так что, сказать про способность коммуникаций, увы, ничего не могу. Атаки исключительно посредством водных манипуляций, других не заметил. Когда она пыталась взлететь… — У них всё-таки есть крылья? — Пери не смогла сдержать изумлённого восклицания, за что в награду словила самодовольный взгляд. — Ага. Причем не какие-то там пёрышки, как у птичек, а-ха-ха. Успел подметить, что они из некой жидкости. Камень где-то на спине, особо не всматривался. Выглядит как обычная земная ба-а… женщина. Если бы не синяя кожа, я бы даже клюнул на её симпатичную мордашку. Интересная галька. До этого таких не было. Но меткая и злобная, как сто чертей. — Благодарю. Спасибо за то, что рассказали… — девушка делает пару заметок в своём планшете, а парень тем временем молча пожимает плечами, мол, было бы за что. — Так вы тоже сейчас пройдете к ней? — Именно так, мисс Учёный. Эд… точнее, Эдвард Бернэро, это вот этот верзила рядом… — молодой мужчина делает пас рукой в сторону, не блистающего высоким ростом или резко боевой комплекцией, напарника и показушно ухмыляется. Эпитет «верзила» к светловолосому явно неуместен. Но Перонелл не интересует основополагающая таких прозвищ, — у нас типа за главного. Среди одной из групп «Энио», поэтому не спешите видеть в нём большую шишку. — Слишком много болтаешь, — зевая, проговаривает Эд, заставляя молодого коллегу закатить глаза. — Позволь мне продолжить, а сам отдохни, — он оборачивается к девушке. — Мисс Ротерс, полагаю, завтра, а точнее, уже сегодня, вам придётся ещё раз столкнуться с членами военного отдела. Самоцвет поступил новый, ещё не изученный, его повадки, внешний вид и сила важны для кадетов. Нам нужна новая стратегия, вероятно даже иное оружие. Сочетание воды и электроники — не слишком часто даёт положительный результат, знаете ли. Детальная информация появится не скоро, поэтому сейчас нам нужна хотя бы минималка. Мне и некоторым моим коллегам дано разрешение на посещение образца. Естественно, в присутствии того, кто отвечает за исследование… — Смотрителя зоопарка! — Бэн почти прыскает в кулак, пытаясь не рассмеяться в голос. Светловолосый же тяжело вздыхает, разводит руки, словно говоря этим «видите, с кем мне приходится работать?». — Мы не будем мешать вам. Обычное нахождение за смотровым стеклом и не более того. Желательно застать образец в момент пробуждения, но… — Хорошо, я вас поняла. Как видите, доступ ещё не дан. Вы пришли слишком рано, и поэтому не лучше ли… — она не задумывается над тем, каким образом обосновать своё раннее присутствие, как характерный звуковой сигнал за спиной оповещает троицу о дозволенном доступе. По датчику с разъемом для карты проходит волна зелёного света и сохраняет эту подсветку. Нужды в разговорах больше нет. Девушка отрывисто кивает военным и разворачивается, спеша приложить пропускной к датчику. Ураган нетерпения возрождается в ней с новой силой, буквально сметая все остальные мысли и камни негодования, касательно сопровождения мужчин позади. Плевать на них. Эти двое останутся за стеклом, а вот она будет иметь возможность прикоснуться к тому, что её коллеги увидят лишь через несколько часов.***
Проходит не более пятнадцати минут, в течение которых была совершена проверка не только допуска в приёмную лабораторию, но и выдача спец. одежды, а вместе с этим и общая дезинфекция. О самоцветах пеклись больше, чем о больных с подорванным иммунитетом. Но то ли не чистый эксперимент, исключающий всяческое стороннее вмешательство? Наличие огромного количества ламп в помещении ослепляет вошедших. После освещения за стенами лабораторных комнат глаза с трудом привыкали к такому насыщенному и яркому обилию практически белого света, вынуждая на первых порах щуриться, точно слепой крысёнок, а затем и вовсе подавлять в себе желание утереть влагу в уголках глаз. Но со временем и этот эффект прошёл. Обычно в «дортуаре», как в шутку называли анастезионную комнату для погруженных в сон самоцветов, не было настолько светло. Этого попросту не требовалось. Первичное обследование для пойманной предстояло через пару-тройку дней, а сейчас ей надлежало лишь… выспаться, пока идёт приготовление специальной капсулы или даже целой комнаты для содержания объекта. Перонелл предпочитала второе. Даже у этих инопланетных пленников должно быть своё небольшое пространство, иначе какой прок в том, чтобы содержать их без движения? — Чёрт бы побрал эту систему… на проверку уходит больше времени, чем на само исследование… — бормочет под нос девушка, напяливая резиновые перчатки, а после набирает одноразовый код, данный от той самой «чёртовой системы», и входит в саму анастезионную, оставляя умолкнувшую пару военных по ту сторону наблюдательного стекла. Пери настолько торопилась, что позабыла прежде взглянуть на объект с безопасного расстояния, как того требовал устав, а уж после покинуть предбанник. Впрочем, излишняя осторожность сегодня ей не пригодилась. Человекообразное существо, конечности и шею которого украшали браслеты и некое подобие ошейника, обездвижено лежало на боку, открывая вошедшей учёной беззащитную спину и голубой затылок. С постоянным немалым финансированием о другом способе фиксации и речи быть не могло: металлического стола, пары приборов и мгновенного удара токовым разрядом вполне хватало для того, чтобы обезвредить самоцвет, который, что маловероятно, но всё-таки мог проснуться. Никаких клеток, толстенных неудобных ремней (те всё равно не спасали, Пери помнила), излишнего оборудования… лишь сплошной ток и свободные, так называемые, кандалы, что не позволили бы объекту сделать резкое движение без последующего наказания. Зато доступ к телу оставался абсолютно полноценным. Девушка замирает у самого порога, не решаясь сделать шаг вперёд. Её взгляд блуждает по маленькой тонкой фигурке, желая даже с такого расстояния поглотить каждую чёрточку, каждую мелочь, изгиб, уловить едва заметные движения при дыхании, редкие подрагивания, словно у замёрзшего ребёнка, но на самом деле являющиеся эффектом действия огромной дозы… Внимание с маниакальной жаждой сосредотачивается на поблескивающем камне между лопаток. Роттерс сглатывает вязкую слюну во вмиг пересохшем горле и, словно оживая, делает несколько неровных шагов вперёд, останавливаясь прямо у фиксационного стола, почти касаясь тканью халата чужой кожи. «Нужно отдать должное тому безмозглому олуху, сходство с привлекательной человеческой особью просто потрясающе. За исключением кожи». Руки в перчатках замирают над синей макушкой. Торжество пропитывает весь воздух, точно сладкий аромат праздничного свежеиспечённого долгожданного торта. Девушка медлит, с каким-то извращённым ожиданием не торопится вкушать первый кусок, как будто всё ещё дозирует удовольствие, придаваясь невероятному наслаждению от разглядывания той, что безропотно лежит под её взором. «И в этот раз тебе никто не будет отдавать ничтожные приказы и советы, Ротерс. Понимаешь, насколько велик спектр твоих исследований?» Перонелл не желает делиться этим образцом ни с кем. Даже с той парой коллег. Но придётся, и тем не менее… Пальцы осторожно касаются голубых прядей, мягко опускаются вниз, точно исследуя поэтапно. Структура кажется мягкой, совершенно не такой, как у гривы предыдущих Рубинов. Учёная готова поспорить, если ей вдруг вздумается взлохматить эти локоны или же нацепить на них пару крохотных бантиков-резиночек, то подобное непременно выйдет. Но с этим позже. Почти трепетное, словно знакомство с крыльями диковинной бабочки, движение вдоль плеча, а затем и лопаток. Пери нарочно обходит камень стороной, прикладывая чудовищные силы для того, чтобы не потрогать его в первую очередь — самое вкусное следует оставить на потом. Ладони переходят на синий подол, чуть приподнимая его сбоку, прощупывая ткань и тут же опуская. На это нет времени. Но одеяние кажется Ротерс весьма интересным. Оно не прирастало к телу, на первый взгляд, как было у других объектов. Это следовало зафиксировать. По ту сторону стекла взор пары глаз продолжает наблюдение за этой картиной. Один, куда более легкомысленный, то и дело обращается на стены помещения и напарника. Бэнджамин не умолкает, вещая что-то свое, выдавая всё новые и новые шутки. Он уже успел насмотреться на эту треклятую Лазурит. Ещё одного сеанса не требуется. Спасибо. Можно опускать занавес. А вот второй всецело серьёзен. Очевидно, что шутки рядом стоящего — это то, что ему нужно меньше всего. Мужчина делает какие-то записи, увеличивает картинку на мониторе подле себя, бесконечно чёркая и набрасывая очередные заметки. Перонелл тем временем обходит столик и с глубоким вздохом упирается взглядом в лицо самоцвета, буквально прожигая его своим нездоровым (а для учёного как раз наоборот) вниманием. Ровные, чуть заострённые черты, несколько взлохмаченная чёлка, приоткрытые губы… Как правило, членам исследовательского отдела было глубоко наплевать на лица их подопытных. Это не имело особого значения. Так оставалось и теперь, но Пери могла сказать, что этот самоцвет был достаточно… миловидным. По сравнению с остальными, конечно. Блондинка хмыкает себе под нос, произносит нечто нечленораздельное, прерывая этот нелепый контакт и возвращаясь к привычному, куда более любопытному занятию. Её пальцы с манерой врача при пальпации пробегаются по руке Лазурит, которую она чуть более резким движением поднимает, прощупывает от плеча до самых пальцев, ощущая лёгкий холодок от кожи. Именно такой температуры бывают остывшие трупы. Но что она ожидала? — С чего же мы начнём… Полагаю, для начала, следует провести тесты на чувствительность, затем уже перейдем к соскобам и взятием мелких образцов, анализов. Было бы неплохо поместить тебя в тепловую камеру… Рубины спокойно реагировали на воду, но вот что насчёт жара для… — голос на мгновение замолкает, а затем вновь набирает силу. — Да, чёрт, это будет интересно, не так ли? Стоит выпросить разрешение ещё и на ультразвук! Мысли её бесконечно тянутся, олицетворясь вслух, пальцы двигаются по кроткому телу дальше и дальше… Пери даже не замечает этого, продолжая односторонний диалог то ли с собой, то ли с самим самоцветом, который, увы, или наоборот, к счастью, продолжает находиться во сне. Закончив свое маленькое исследование, девушка, прежде чем вернуться к камню между лопаток, вновь буравит взглядом голубое лицо, а затем не сдерживается, подходит к нему вплотную, опускается на корточки, прищуриваясь. Постояв так с минуту, она, вопреки норме, прикладывает подушечки больших пальцев к верхнему и нижнему веку самоцвета, оттягивает их, открывая сам глаз. Внутри всё горело каким-то огненным любопытством: какого цвета радужка у этой особи? Взору учёного предстает некая зеркалоподобная субстанция, совершенно непохожая на обычный глаз, не имеющая зрачка или же белка — абсолютно ничего, только голубоватое окошко, в котором Перонелл с дрожью видит собственное испуганное отражение. Даже сквозь этот цвет она может заметить румянец на своих щеках и капельку пота на виске. Проклятье, в какой момент она рассталась с защитной маской? Учёная резко отстраняется, позволяя веку опуститься и закрыть столь ужасающее зрелище. Ей бы не хотелось, чтобы эти глаза, но уже вживую, смотрели на неё. Но ведь бояться нечего, да? Она должна думать о другом. Например, о том, насколько велика честь, бесподобен вклад в дело компании! Да никто не достигнет таких успехов, какие задала своей целью Перонелл Ротерс. Сильный самоцвет с