the dragon boy

Холодно, но солнечно. Юэ Лун застывает на тротуаре, смотрит прямо в ослепляющее пятно на небе сквозь темные очки, пока глаза не заболят. В руках — пачка с печеньем. Розовая, как дурацкий свитер Эйджи. Его любимое печенье, с карамельной прослойкой и орешками. Юэ Лун сжимает зубы. Плакать нельзя, сегодня придет Син, а красные стрелки получились слишком хорошо. И Син будет ругаться. Домой идти не хочется, там Эш. И Эйджи, конечно, но Эш — фу. Они позвали кучу народа на вечер, а Юэ Луну совсем некуда деться, и придется остаться с ними на их нелепой прощальной вечеринке. Кроме того, Эйджи его даже вроде как пригласил. Точнее, просто сказал «ты же будешь здесь вечером?», и смотрел своими щенячьими глазами так, что сердце заскрипело. Завтра Эйджи и Эш улетают в Японию. Юэ Лун чувствует, как сморщивается лицо, и перестает смотреть на солнце. Слезы все-таки потекли. Но он не плакал. Эйджи и Эш сидят на диване как тошнотворные голубки, тихо говоря о чем-то; лица в пару сантиметров друг о друга, и никто из них не смотрит в экран телевизора, конечно. Юэ Лун решает побыть отвратительным в последний раз и громко откашливается, разбивая их идиллию. — Ой, — хихикает Эйджи, дернувшись от неожиданности, и расплывается в ласковой улыбке. — Привет! Юэ Лун улыбается в ответ, нежно — Эйджи, ехидно — Эшу, как только Эйджи отворачивается, чтобы встать. Эш закатывает глаза так сильно, что, кажется, у него отвалится голова. Грустное осознание сжимает грудь — он будет скучать по этому месту и этому времени, тихим, солнечным дням, когда он не один. Завтра все закончится, ему придется вернуться в особняк, из которого давно высосана жизнь, и заняться делами. Син что-то разнюхал, и ему не терпится рассказать, но они договорились, что все это будет завтра, а сегодня они проведут день с друзьями. Син так сказал, «с друзьями», как будто Юэ Лун тоже часть всего этого. Син улыбался, от ямочки на его щеке было почему-то особенно горько. Между ними происходит что-то странное. Юэ Лун не хочет давать этому название, надеется только, что это не дорога к разрушению того, что они так сложно строили последнее время. Юэ Лун уже признался себе, что потерять Эйджи будет больно, ха-ха, кто бы мог подумать, но если и Син вдруг закончится с последними минутами сегодняшнего дня — вот такой, смотрящий на него темно и внимательно, только-только начавший ему доверять — можно будет лечь и умереть. Юэ Лун достает печенье и протягивает Эйджи. Тот издает радостный возглас и награждает его объятием. Эш предсказуемо оказывается рядом в мгновение ока и ощетинивается сарказмом, и Юэ Лун даже находит в себе силы ответить тем же. Они поливают друг друга изысканными помоями, пока Эйджи не начинает сердиться и пихать их локтями. — Слушайте меня, я старше вас! — рявкает он наконец, топнув ногой. Он такой миленький, когда злится, щеки пунцовеют в цвет свитера и глаза блестят. Юэ Лун смотрит на него с нежной грустью, и видит краем глаза, что Эш смотрит примерно так же. — Они-и-чан, — тянет он. — Сегодня мой последний шанс сказать ему все гадкие слова, которые я знаю, дай мне закончить! Эйджи рычит и кидает в него подушку с дивана, Эш со смехом отпрыгивает и кидается на него в ответ. — Вы идиоты! — кричит Юэ Лун и тоже получает подушкой по голове. Когда в квартиру приходит Син с одуряюще пахнущими пакетами из «Чанг Дай», в комнате полный хаос. Эш носится за хохочущим Эйджи в попытке поймать и защекотать, а Юэ Лун стоит на диване, вооруженный подушками, и пытается ударить ими Эша всякий раз, когда он оказывается рядом. — Что за?.. Лицо Сина прелестное, он как будто успел загореть за несколько солнечных дней и теперь похож на карамельную конфету. Юэ Лун кидает в него подушкой, но он уворачивается. — Вот так значит, да, — фыркает Син и, сгрузив пакеты под стол для безопасности, включается в игру. В его глазах азартный блеск, и Юэ Лун сразу понимает, что он будет целью, так что соскакивает с дивана и пытается убежать, кидает в Сина вторую подушку, но тот шустрый сукин сын, так что приходится выбежать за дверь, чтобы не попасть в его руки. Мысль об этом почему-то пробуждает в нем какое-то искристое веселье, будто смех бурлит где-то в горле, готовый мелодично разлиться в воздухе, если ему позволят. Но Юэ Лун пока слишком занят, ловя дыхание на лестнице — кеды Сина бомбят ступени вслед за ним, на крышу. Ветер бросает Юэ Луну волосы в лицо, приходится отбрасывать их, пытаясь спрятаться, но они вероломно заслоняют ему обзор, и в конце концов Син ловит его, сгребая в объятия. — Попался! В руках Сина тепло. Юэ Лун даже позволяет себе прикрыть глаза и на секунду опереться на него, просто чтобы почувствовать, каково это. Приятно. Син сначала смеется, но потом хрипло закашливается и отпускает его. Неловко протягивает руки и убирает волосы с лица Юэ Луна, заправляет за уши. Юэ Лун смотрит на солнце поверх его плеча и жмурится, чувствуя на коже тепло. Кончики пальцев покалывает, а сердце ухает в груди так сильно, что отдает будто по всему телу. Син молчит и смотрит на него со своим неопознаваемо сложным лицом. — Что? — не выдерживает Юэ Лун. — Ничего, — бурчит Син и отворачивается. На его щеках расцветает легкий румянец. — Ну что? — повторяет Юэ Лун, забавляясь. Подходит ближе, заглядывает в его смущенно потупившиеся глаза. Син избегает его взгляда, и скулы краснеют еще больше. — Ты красивый, — говорит наконец Син и робко трогает кончики его распущенных, растрепавшихся на ветру волос. Юэ Лун держит лицо, но это сложно, оно готово рассыпаться как треснувшее зеркало, за которым больное, жадное до добрых слов чудовище, которое жаждет ласки. Он растягивает губы в улыбке и медленно поднимает ладонь к щеке Сина, тронув совсем чуть. — Спасибо. Син неловко хмыкает, отвернувшись, и откашливается, уши полыхают ярче, чем закатное солнце. Когда они возвращаются, Эйджи и Эш уже успокоились и прибрались, и теперь, похоже, составляют список покупок. Во всяком случае, Эйджи его составляет, сосредоточенно вписывая что-то в блокнот, а Эш просто сидит на стуле, пялится на него и болтает ногой. Эйджи краснеет. Ничего нового. Они собираются в магазин, купить что-то к вечеринке, и зовут их с Сином с собой. Син соглашается. Юэ Лун смеряет всех уничтожающим взглядом. — Ты помогать не собираешься? — насмешливо спрашивает Син. — Разве что уничтожать запасы вина. И я купил печенье! Эш в коридоре фыркает, но Эйджи шикает на него. — Мы пошли, догоняйте, если пойдете с нами! — кричит он, и они уходят. Син смотрит на Юэ Луна с кривой ухмылкой. — Не будь задницей, пошли с ними. Юэ Лун отворачивается от его пристального взгляда. На душе неспокойно и сердито. Почему хочется сердиться на Сина, он и сам не понимает, но Эйджи точно не заслужил его капризов сегодня. — Ладно, — говорит он, закатив глаза и состроив максимально недовольное лицо, чтобы Син вдруг не решил, что у него есть дар убеждения. Они догоняют Эша и Эйджи на полпути, Син включается в их болтовню, а Юэ Лун по привычке осматривает все вокруг. Замечает пару знакомых лиц по пути. Винг позаботился о их безопасности, это хорошо. Син тоже заметил, и ободряюще улыбается ему. Пока еще есть время. Эйджи в магазине наконец отлипает от Эша и берет Юэ Луна под руку — он гораздо лучший помощник в выборе продуктов, чем Эш, которого устроит бургер и банка газировки. — Я буду скучать по этому, — говорит Эйджи, сжимая руку Юэ Луна чуть крепче. Юэ Лун кивает. В горле собирается ком и в носу щиплет, но он поджимает губы, запрещая себе все эти душные чувства. Они с Эйджи всего несколько раз шатались по магазину вот так, подолгу останавливаясь вместе у полок, разглядывая этикетки и немного разговаривая. Но эти моменты приютились в уголке сердца. Юэ Лун часто задумывается, было ли это все искренним. Хочется думать, что да. Эйджи всегда находил смешные картинки на упаковках и показывал ему, пытаясь состроить похожие гримасы, чтобы его рассмешить. Сказал, что Юэ Лун милый, когда улыбается. И немного рассказал о своем детстве. Юэ Лун тоже рассказал однажды, было сумрачно и прохладно, в магазине мелькала лампочка, и они стояли у полки с соусами. Юэ Лун рассказал о маме — только хорошее. Немой вопрос в беспокойных глазах Эйджи вызвал у него слегка истерический смешок. После такого рассказа, конечно, ему было интересно, что с ней стало. — Лучше тебе не знать, — сказал Юэ Лун, пытаясь проглотить горечь. Эйджи поставил соус на полку и обнял его. Глаза Эйджи были влажными. Юэ Лун попытался обнять его в ответ, но руки были будто чужие. В итоге он просто беспомощно опустил подбородок Эйджи на плечо, и они постояли так несколько секунд. — Мне очень жаль, — прошептал Эйджи. Юэ Лун кивнул и сжал онемевшие пальцы на его толстовке. Потом они вернулись домой и смотрели кино. Эш еще был в больнице тогда, они были одни. Эйджи старательно пытался не уснуть, видимо, чтобы подбодрить Юэ Луна, но он не привык сидеть часами перед молчащим телевизором, пялясь в одну точку и посасывая вино, так что все равно отключился, нелепо скрючившись на диване рядом. Юэ Лун смотрел на него, до боли переплетя пальцы, и не мог поверить, что хотел его убить. Теперь этого не будет. Юэ Лун весь день пытается сжиться с этой мыслью. Это какая-то шутка, еще месяц назад он хохотал бы над этим до слез, так это глупо. И вот теперь — плюс один в списке людей, которые бросили его, едва он к ним привязался. Вот только обычно таких людей он ненавидел, а Эйджи не получается. Наверное, это что-то другое. Не то чтобы он разбирается. Юэ Лун не знает, о чем говорить, пока они идут вместе между полок. Не говорить же о своих тупых чувствах посреди магазина. Эйджи тоже молчит, ревнивая рысь пыхтит сзади, переговариваясь о чем-то с Сином вполголоса. Син взрывается хохотом и в два шага доходит до них с Эйджи, вешаясь им на плечи. Эйджи тоже смеется, ловя руку подошедшего Эша. Юэ Лун ворчит, потому что дурацкий Син придавил ему волосы. Ну зато хоть плакать больше не хочется. Все время, пока они готовятся к вечеринке, Юэ Лун пьет вино на диване и смотрит мыльную оперу. — И все, вся твоя помощь закончилась? — пыхтит Син, пытаясь повесить гирлянду из шариков. — Правее, — командует Юэ Лун. — И чуть выше. — Вот так? Син тянется выше, чтобы закрепить край гирлянды, футболка на нем задирается, обнажая подтянутый живот. Юэ Лун опускает глаза в бокал с вином, сжимает ножку так, что еще секунда — и она переломится, поранив ему пальцы. — Да, так нормально, — ровно говорит он. — Я помог? Син фыркает, закатив глаза. — Поел бы хоть, не бухай на голодный желудок. — Не учи меня жить, сопляк. — От сопляка слышу. — Замолчите оба и помогите мне все расставить! — кричит с кухни Эйджи. Эш с кривой ухмылкой дает подошедшему Сину «пять». Юэ Лун пару секунд думает, как приятно было бы прибить их обоих, но потом грустно осознает, что даже Эш уже не вызывает в нем былых чувств. Ему даже удается поймать какое-то подобие умиротворения, помогая Эйджи расставить на столе в гостиной многочисленные закуски. Эйджи радуется, хоть вид у него и слегка нервный, и Юэ Лун ничего не может сделать с глупой нежностью внутри. Люди потихоньку прибывают, веселые, шумные — здесь и ребята из банды Сина, и ребята из старой банды Эша. Тот нелепый детина-журналист, Макс, с порога начинает рыдать и сгребает Эша в объятия, а потом долго шепчется с ним в уголке. Приходит и его жена, которая звала Юэ Луна сниматься у себя в журнале, кивает ему, но ближе не подходит — он периодически ловит на себе ее оценивающий взгляд, будто она примеряет, как он будет смотреться на обложке. Ибе-сан тоже приходит, с камерой, и все кучками позируют ему для снимков. Надия появляется немного позже, принеся с собой пакеты с едой и смущенного детектива полиции. Ее появление вызывает бурную реакцию у всех. У Юэ Луна оно вызывает тошноту. Она выцепляет его в углу комнаты через толпу, и ее взгляд снова неуловимо высвечивает в его сознании образ Шортера, а за ним и стылый ужас в венах. Музыка, разговоры, смех, обещания писать письма и слать открытки, веселые и не очень истории, Юэ Лун погружается в кресло и винное опьянение, и все это фоном шуршит в его пустой воспаленной голове. Ему хочется спрятаться от чужих взглядов. Часть из этих людей он пытался убить, части угрожал убийством или пытал. Они его сторонятся, кое-кто окидывает откровенно враждебным взглядом. Он слышит, как кто-то, почти не понижая голоса, спрашивает Сина, зачем он здесь. Юэ Лун отвлекается на вино, стекающее ему в горло, и не слушает, что Син отвечает, закрывает глаза в своем царстве одиночества и неприкаянности в кресле с вином. Вот уж кто его друг. Вину все равно, что там с ним было, сколько людей он убил и еще убьет. Вино не осуждает его, ничего от него не ждет. Оно просто здесь, терпко прокатывается по языку, на секунду перебивая горечь. Эйджи успел всосать какой-то симпатичный яркий коктейль, которые Надия наворачивает на кухне, и румяный и довольный хохочет над любой шуткой. Эш прилип к нему как жвачка, ловит его руки, которыми он размахивает, рассказывая какую-то историю про свою бабулю, и пытается усадить его к себе на колени. Эйджи вполне себе усаживается, но хватает его ненадолго — ему все хочется всех накормить и всем угодить. Эш сажает его почти насильно, но им неудобно, Эйджи постоянно скатывается с его колен и веселится от этого еще больше, и толкает Сина, который сидит рядом. Тот стремительно свирепеет. Юэ Лун, потягивая вино в своем кресле, с удовольствием наблюдает за разворачивающейся сценой. — Может, вы уже сядете рядом, как нормальные люди? — рявкает Син, не утерпев. — Это так не работает, — снисходительно отвечает Эш, усадив Эйджи и зафиксировав его наконец в своих объятиях. У Эйджи безумный взгляд. Юэ Лун за любой маской увидит трещину, и видит ее сейчас: в том, как у Эйджи дрожат руки и уголки губ дергаются в лихорадочной улыбке; его повело от коктейлей, но все же не настолько, чтобы так. Эш тоже это видит, ломкая морщина между его бровей никак не разгладится, но когда он раздвигает ноги, чтобы Эйджи провалился между ними, и оплетает его руками, так, чтобы он лег ему на грудь, Эйджи наконец успокаивается. Хотя это все и сопровождается улюлюканьем и ругательствами Сина, который отсаживается от них. Эйджи закрывает лицо руками, отбрыкиваясь от шуток, но Эш затыкает всех одним взглядом, а потом утыкается Эйджи в шею. Син делает вид, что его тошнит. А у Юэ Луна все бледнеет перед глазами, и тяжело дышать. Слишком много выпил на голодный желудок, дурацкий Син был прав. Похоже, и вино ему больше не друг. Раньше он бы утешился и развеселился, пусть и душным весельем, а сейчас вино просто колышется в нем кислым морем отвращения к себе. Что он вообще здесь делает? Сидит темной массой в своем кресле, подобрав ноги, закрыв себя волосами как покрывалом, потягивает вино и чувствует себя отколотым куском льдины, который дрейфует рядом с ледником, но никогда уже не станет его частью. Среди этих людей, которые так рады друг другу, которые смеются и болтают, пьют на спор, делятся общими воспоминаниями — Юэ Лун лишний. Они впустили его к себе, но он ущербный, сломанный, неподходящий, неспособный разделить их радость. Почему он просто не может быть нормальным? Он мог бы притвориться, как раньше, но на самом деле нет, не мог бы, не сейчас. У него нет сил кому-то нравиться. Он ненавидит их, он им завидует, он хочет быть таким же, как они. Каждый из них переживает свои беды, но справляется, а не тонет в болоте, как он, почему так? Что за суперсила? Жаль, у него не хватит смелости подойти к кому-то из них и спросить: как ты справляешься со своей жизнью? Юэ Лун смотрит на хохочущего раскрасневшегося Сина, которому Надия разрешила выпить немножко вина, — и он так далеко, как же он далеко. У Сина все просто — он заботится о банде, и это дает ему силы справляться. А еще он не копается внутри себя, он проживает все эмоции бурно и коротко, а потом забывает о них. Надия… наверное, тоже посвящена заботе о своих близких и работе. И у нее есть этот нелепый детектив, который любит ее. У Эша и Эйджи есть Эйджи и Эш. И новая жизнь вдали отсюда, которая ждет их впереди. У Юэ Луна нет никого. Кажется, ему нужно сломать себя, чтобы хоть немного приблизиться к нормальным людям. Отломить от себя прошлое как сухую ветку и дать возможность прорасти чему-то новому. Ведь растение живет дальше даже с засохшими листьями? Оно сбрасывает их и выпускает новые. Юэ Лун хочет так же. Вот бы только его прошлое было сухими листьями, а не гнилыми корнями. Взрыв смеха где-то за спиной возвращает его в реальность. Болит голова. Никто не обращает на него внимания. Он как наполненный до краев бокал, надо выйти на воздух, чтобы сохранить достоинство и не плакать при всех. Он тихо выскальзывает из кресла и выходит из квартиры на площадку пожарного выхода. К вечеру похолодало, он дрожит в легкой рубашке, выпуская пар изо рта. Слезы замерзают в глазах, ну и хорошо. Он делает несколько глубоких вдохов, наполняя легкие холодом, и задерживает дыхание, позволяя холоду распространиться в груди. Он закрывает глаза. Шум города бьет по вискам. Дверь на лестницу со скрипом открывается, и Юэ Лун поворачивается, чтобы рассердиться на Сина, который наверняка пошел за ним. Но это Эйджи. В его руках плед, и он накидывает его Юэ Луну на плечи. — Заболеешь, — хмурится он. — Не надо так. — Какая тебе уже разница, — пожимает плечом Юэ Лун. — Ты все равно завтра уедешь. Эйджи внимательно смотрит на него и вздыхает. Юэ Лун кутается в плед. Стыд уже обжег его — не стоило говорить с Эйджи так грубо. Видимо, ему стало обидно, потому что он разворачивается и уходит. Вот так. Вместо сухой ветки ты царапаешь сам себя, идиот, по живому. Юэ Лун оборачивается, но видит только себя в отражении окна. Темная масса горечи и печали, вот он кто, сломанный, сломленный, жалкий. Пожалуйста, любите меня, любите меня, любите меня, кричит все в нем, но он вгрызается во всех, кто пытается его хотя бы принимать, не то, что любить. Слезы успевают скатиться и замерзают уже на щеках. Дверь хлопает снова — Эйджи возвращается. — Перед тем, как мы уедем, — говорит он, опуская взгляд в пол, — я хотел кое-что оставить тебе на память. Знаю, мы не особо ладили, но… спасибо тебе, что был со мной в сложные дни. Он протягивает Юэ Луну сверток из шуршащей красной бумаги. Подарок? Юэ Лун неверяще разглядывает его, пока Эйджи не начинает неловко смеяться. — Это немножко глупость, но я надеюсь, что тебе понравится. Может быть. Разверни уже. Обертка рвется от его дрожащих пальцев. Сначала пряники дружбы, теперь это. Эйджи решил довести его до слез или что? Только мысль о том, что здесь Син, сдерживает Юэ Луна от слез, когда он разворачивает наконец бумагу, и там его ждет совершенно нелепая мягкая плюшевая змея. У нее хитрый разрез глаз, подведенных красным, и высунутый язычок. — Змея? — фыркает Юэ Лун. — Серьезно? — Она милая, смотри, — поспешно говорит Эйджи, показывая на мордочку, — видишь, улыбается! Не знаю, я увидел ее и подумал о тебе. Я назвал ее Хэби-чан, но ты можешь дать другое имя. Ну или… — он сникает, сцепив пальцы, — можешь выбросить, если захочешь. — Нет, — резко отвечает Юэ Лун, прижав змею к себе. На лице Эйджи появляется робкая улыбка. — Я оставлю ее себе, чтобы иногда вспоминать о том, какой ты глупый. Эйджи кивает с улыбкой, его глаза влажнеют, пока он смотрит в пол. Юэ Лун сжимает змею и зубы. — Пожалуйста, обещай мне, что у тебя все будет хорошо, — говорит Эйджи. — Зачем ты так говоришь. — Я правда очень этого хочу. Мне очень грустно уезжать и оставлять тебя одного. Дай хотя бы Сину быть рядом с тобой. Он правда старается. — Знаю, — говорит Юэ Лун. Слезы горят в горле, но он все еще сдерживается. — Это все… много значит для меня. Спасибо. Эйджи всхлипывает и тянется обнять его, и Юэ Лун даже не вздрагивает, и даже раскрывает руки ему навстречу, и трогает его лопатки, пока они обнимаются в неудобной позе. Но это одно из лучших объятий в жизни Юэ Луна. Надо же, теперь он даже может вести список. — Обещаешь? — спрашивает Эйджи, сжав его сильнее. Юэ Лун очень хочет пообещать, хочет иметь уверенность в том, что сможет хоть что-то, но уверенности в нем нет, только усталая честность. — Я попытаюсь, — шепчет он. — Хорошо, — Эйджи отпускает его и смеется, вытирая глаза. — Не плачь, размажешь свою красивую подводку. — Это все ты виноват, — ворчит Юэ Лун, аккуратно промакивая уголки глаз. — Конечно, я, — охотно соглашается Эйджи. — Ну… вернемся к остальным? — Да, иди, я сейчас. — Я тебя жду! Эйджи уходит, а Юэ Лун все-таки плачет, закрывшись в туалете, — головой вниз, чтобы слезы падали сразу на пол, как дождь, не задевая его макияж. Трех спазмов до боли в груди достаточно, чтобы слезы закончились, но теперь его тошнит. Музыка играет громко, заглушая его судорожный кашель. Впрочем сразу становится легче, и на секунду даже кажется, что жизнь не так уж плоха. Похоже, придется завязать с вином. Юэ Лун полощет рот, аккуратно промакивает лицо, поправляя свою маску, прячет Хэби-чан в укромное местечко за корзиной для белья (туда Эш уж точно не заглянет), и возвращается обратно в своем обычном ореоле величия. Син, конечно, заметит, что он плакал, но на это Юэ Лун решает забить. Син справится как-нибудь. А если и нет, то будет беспокоиться о нем, а потом зажмет где-нибудь, чтобы поговорить. Юэ Лун усаживается обратно в свое кресло и смотрит, как Син хохочет над чьей-то шуткой. Юэ Лун хочет его внимания, и хочет, чтобы Син беспокоился о нем. Признавать это страшно, но он ловит ободряющий взгляд Эйджи с дивана и улыбается в ответ. Можно подумать об этом позже, в конце концов. А сейчас попробовать насладиться компанией всех этих странных разношерстных людей, которые вроде как, пусть даже на один вечер и под воздействием алкоголя, сочли его приемлемым для себя. Когда он возвращается, тех, кто смотрел на него волком, уже нет, похоже, кто-то ушел. Разумно, Син не оставил бы Чайнатаун без присмотра. Остальным, похоже, вполне достаточно того, что Син явно ничего против Юэ Луна не имеет, и Эш тоже не испепеляет его взглядом, занятый разговорами с Эйджи, Максом и Джессикой. Юэ Лун спокойно просачивается обратно в свое кресло, и слабость нападает на него как ласковый зверь, обнимает за плечи, вдавливая в мягкую обивку. Его немного трясет, нужно бы что-то съесть, но нет сил двигаться. Он смотрит на людей как на кино перед глазами, почти засыпает даже, пока в кадре не появляется Син с дымящейся тарелкой на подносе. — Поешь, — тихо говорит Син, усаживась на подлокотник и водружая поднос Юэ Луну на колени. — Я не хочу, — привычно ершится Юэ Лун. Но у него и правда нет сил, тело вдруг такое тяжелое, что кажется, трудно даже двигать глазными яблоками, чтобы посмотреть Сину в его сложное лицо номер семь: сердитое осуждение. — Тебя из ложки накормить что ли? — Да, — капризно говорит Юэ Лун. — Накорми меня. — Обойдешься, — тут же щетинится Син и всовывает ему ложку в руку. — Ешь давай. Смотреть на тебя больно. Юэ Луну вдруг снова хочется заплакать от того, как тепло звучит его голос даже несмотря на то, что он злится. Син смотрит выжидающе, и он со вздохом пробует немного супа. Он легкий, но вкусный, и, похоже, изможденный желудок принимает его с благодарностью. После еще пары ложек руки перестают дрожать. — Кто приносит суп на вечеринку? — говорит Юэ Лун, почувствовав достаточно сил, чтобы продолжить язвить. Син отворачивается, поджав губы, его уши полыхают красным. Юэ Лун улыбается. — Не похоже, что ты способен употреблять хоть что-то кроме жижи, так что вот, — сварливо говорит Син, окинув его таким взглядом, что любой потерял бы аппетит. Но суп слишком вкусный, так что Юэ Лун отправляет в рот еще ложку бульона и сочный кусочек мяса. — Ты что, заказал его специально для меня? Син гневно выдыхает и становится похож на сердитого бычка. — Заткнись и ешь уже. Юэ Лун не особо разбирается в вечеринках. Обычно вечера, куда его приглашали, заканчивались примерно одинаково — либо он рыдал у себя в комнате от ненависти к братьям, либо пытался отключить все чувства, пока его вдалбливали в чью-то кровать. Это первый раз, когда вокруг так много людей, и никому нет до него особого дела. Это даже приятно. После супа он чувствует себя значительно лучше, устраивается полулежа в кресле, забравшись в него с ногами. Син уносит его тарелку, и потом возвращается, и садится на пол рядом. К нему тут же подгребают несколько парней, кто-то предлагает партию в карты. Юэ Луну даже становится весело наблюдать за тем, как Син позорится — он вспыльчивый, и у него все написано на лице, и его собственные подчиненные его обыгрывают. Юэ Лун садится в кресле, опустив ладони Сину на плечи. — Ты все делаешь абсолютно неправильно, — говорит он ласково. Син предсказуемо вскидывается, раздувая ноздри. — Садись тогда вместо меня и победи их, раз такой умный. Юэ Лун с торжеством улыбается. Кто-то из парней выглядит так, будто хочет сбежать. Юэ Лун обыгрывает их всех, и, поскольку они глупые дети и играли на щелбаны, с удовольствием раздает всем по легкому щелбану. Сину достается сильный, просто так. Эйджи, который довольно давно наблюдал за ними, рассмеялся. Кажется, эта вечеринка проходит неплохо. Все размякли под конец, музыка стала тише, разговоры тоже. Надия долго разговаривала о чем-то с Эшем на кухне, потом обнимала его. Попрощалась с Сином, окинула нечитаемым взглядом Юэ Луна и ушла вместе со своим детективом. Вместе с ней ушла и последняя капля напряжения. Все остальные не представляют угрозы для его самоощущения, так что Юэ Лун наконец расслабляется. Син провожает своих ребят и возвращается обратно, снова усевшись на пол рядом. Хоть Юэ Лун и оставил содержимое своего желудка в туалете, но в голове осталось еще что-то шалое, и он тянет руку погладить Сину шею. Тот вздрагивает, но не отстраняется. Юэ Лун обводит позвонки на его шее, а потом глаза вдруг закрываются, и он падает куда-то вниз. Что-то теплое обнимает его, лепестки магнолии ласково касаются его лица, и ему хорошо и спокойно. Позже он просыпается все там же, в кресле. Кто-то укрыл его пледом. Уже ночь, несколько ребят остались, все спят вповалку как попало. Син все еще рядом, сгреб подушку и как ни в чем ни бывало спит прямо на ковре. Его лицо такое открытое во сне, нет обычного сердитого взгляда и изломанного ухмылкой рта, он выглядит таким юным и милым, что у Юэ Луна свербит в груди. Он осторожно вылезает из кресла, разминая шею и смахнув навернувшиеся слезы. Жажда гонит его на кухню, а там обнаруживается Эйджи, застывший изваянием с чашкой в руках, бледный в ночном свете. Юэ Лун наливает себе воды и опирается бедром о столешницу, в ожидании, что Эйджи заговорит. Но тот молчит, и лицо у него как тогда, когда Эш еще лежал в больнице, и Эйджи сходил с ума от беспокойства. — Не спишь, — тихо говорит Юэ Лун. — Не могу спать перед полетами, слишком переживаю. Да и вообще… — он косится на спящего Эша, — переживаю. — Почему? Ты же везешь его в безопасное место, что не так? Эйджи молчит, все еще разглядывая Эша; тревожная морщинка между бровей. Отворачивается наконец, вздохнув так, будто небо упало на его плечи. — Мы останемся только вдвоем, — тихо говорит он. — Разве это не то, чего вы оба хотите?.. Эйджи кусает губы. — Да, но… — поворачивается снова, и смотрит снова, в глазах беспокойная нежность, и у Юэ Луна болезненно, завистливо сжимается сердце. — Я хочу верить, что этого достаточно. Что меня одного ему будет достаточно. — Только ты ему и нужен, — тихо говорит Юэ Лун, неуверенно тронув его плечо. — Вряд ли кто-то способен помочь ему лучше, чем ты. Эйджи все еще выглядит несчастным. — Он очень изменился, уже, — продолжает Юэ Лун в надежде стереть это выражение с его лица. — И продолжит это делать ради тебя. — Я не хочу, чтобы он делал это ради меня, я хочу, чтобы он делал это ради себя. Юэ Лун садится рядом. Тяжесть этой мысли давит его к земле. Он пытается собрать хоть какие-то слова, чтобы это объяснить, но для этого нужно расцарапать и свою собственную рану. Эйджи смотрит так несчастно, что Юэ Лун со вздохом пытается. — Это не так-то просто, — тихо говорит он. — У нас с ним похожий опыт, как ты знаешь, — Эйджи стискивает руки так, что костяшки белеют. — И, если его мироощущение хоть немного похоже на мое, то… постараться ради себя почти невозможно. Когда ты сломан так сильно, что не осталось никакой опоры, чтобы встать, если рядом есть кто-то, кто заботится о тебе в этот момент… это бесценно. И очень нужно. Возможно, сейчас он будет стараться только ради тебя, но рано или поздно найдет опору и в себе самом. Вы будете в порядке. Он выдавливает улыбку, надеясь, что она не выглядит фальшивой. Но Эйджи, кажется, улавливает его чувства, потому что тут же смягчается, отвлекаясь от собственных переживаний. — Ты тоже будешь в порядке, эй. Юэ Лун наливает воды и медленно пьет. Он уже пообещал Эйджи, что постарается, но тогда ему в основном просто хотелось закончить разговор, грозящий слезами. Теперь же, глядя в мягкое лицо Эйджи, который смотрит на него с надеждой, он думает, что и правда попытается. Бросит пить, наверное. Наведет порядок в делах семьи. Перестанет ругаться с Сином. Может, займется каким-нибудь искусством, чтобы выливать из себя эмоции или вообще снимется-таки на обложке журнала Джессики. А потом, когда-нибудь, он приедет к Эйджи в Японию новый, чистый и целый: смотри, я справился, скажет он, и Эйджи рассмеется и обнимет его. Юэ Лун и сам не замечает, как начинает улыбаться. — Приедешь к нам когда-нибудь? — спрашивает Эйджи, улыбнувшись в ответ, будто читая его мысли. — Обязательно. Утром Син надевает на Юэ Луна свою черную толстовку. Ему приходится быть осторожным, вряд ли кое-кто ожидает, что он поедет в такое людное место, но все на всякий случай одеты неприметно, даже Син меняет свою яркую куртку на что-то блекло-серое. В аэропорту шумно, и неловко прощаться слишком эмоционально. Но никого это не останавливает, парни рыдают в три ручья, прощаясь с Эйджи и Эшем, Ибэ-сан тоже плачет, хоть и приедет к ним через некоторое время. Макс ревет так, что даже немного смешно. Даже у Сина грустные влажные глаза. Юэ Лун держится и кусает уголки губ с внутренней стороны, чтобы не дать им опуститься вниз. Его разбирает смех от того, как жалко выглядят все остальные, но при этом у самого разрывается сердце. Эйджи дал ему свой адрес и номер телефона и сказал звонить, если понадобится, и слать красивые открытки. Сам тоже обещал прислать открытку или даже письмо, сказал, что это очень мило и трогательно. Юэ Лун для проформы закатил глаза, но про себя согласился: будет приятно иметь физическое доказательство дружбы, написанные собственной рукой Эйджи добрые слова. Эйджи еще не уехал, а Юэ Лун уже ждет его первое письмо, которое будет ехать к нему через океан. Все неловко обнимаются, а потом расходятся попрощаться кучками. Юэ Лун подойдет к Эйджи чуть позже, когда ребята из банды уже развеселят его, а пока подождет. Но его вдруг перехватывает Эш. Юэ Лун вопросительно вглядывается в зелень его глаз, ловя укол в сердце — он и правда будет скучать. Не столько по Эшу, наверное, сколько просто по этим дням — дивной передышке между сумасшедшими главами его жизни. — Эйджи почему-то привязался к тебе, — говорит Эш скучающим тоном. — Так что постарайся не помереть, будь так любезен. Юэ Лун сладко улыбается и бьет в ответ. — А ты постарайся не разбить ему сердце. Лицо у Эша такое, будто его снова пырнули ножом. Юэ Лун чувствует холодок по спине и передергивает плечами. Неприятное чувство осело в животе, и он жалеет, что это сказал. — Уверен, ты справишься, — добавляет он тихо, тронув Эша за руку, и неловко поджимает губы. Эш фыркает, покачав головой. — Сделаю все возможное, поверь. Юэ Лун надеется, что так и будет. Он отпускает руку Эша и отпускает его самого — все, закончилась эта эра, теперь будет что-то новое. Когда-то он думал, что они с Эшем похожи. Что они прошли по одному пути, с которого уже не свернуть, что все хорошее в них уничтожено, растоптано алчностью, похотью, злобой, властью. Но вот он Эш Линкс, Аслан Калленриз — обнимает облепивших его пацанов улицы, которых пытался защитить от всего зла. Эш Линкс, который чудом сумел себя спасти и дал любви проклюнуться сквозь грязь. Эйджи смотрит на него ласково. Эйджи больше не даст ему упасть, да и сам он выглядит спокойным и собранным, стоя на пороге перемен. Эш улетит, рысью в прыжке оторвавшись на много-много шагов вперед. А Юэ Лун останется здесь, все еще покореженный, но живой. Теперь будет новая жизнь, его собственная, за которую ему придется отвечать самому. Он никогда не доходил в своих мечтах до этого момента, все заканчивалось драматично и одинаково — он убивает своих братьев, а потом убивает себя, и вот такой вот бесславный конец семейства Ли, прогнившего до корней. Он улыбается, когда думает об этом. И вдыхает полной грудью. Ничего в конце концов не исправится за секунду. Это грустно, но нормально. И, кажется, он шаг за шагом все ближе и ближе к осознанию того, что ничего не кончено, все только начинается. И да, он в ужасе. И это, скорее всего, тоже нормально. Эйджи тоже страшно начинать новую главу своей жизни, а у него все гораздо лучше, чем у Юэ Луна, так что, да, вероятно, так это и происходит. Ты в ужасе, но живешь дальше и стараешься справиться со всем, что преподносит жизнь. Теперь он хотя бы принадлежит сам себе — страшная и одновременно освобождающая перспектива. Юэ Лун закрывает глаза на секунду, пытаясь уложить эту мысль в голове — больше никто не заставит его делать то, чего он не хочет. Больше никто не прикоснется к нему, если он этого не позволит. Больше никто не будет использовать его как пешку в своих играх. Никогда. Эшу и Эйджи пора на паспортный контроль. Рядом остались только Макс, Джессика, Ибэ-сан и они с Сином. Эйджи обнимает всех по очереди еще раз. — Я буду ждать тебя в Японии, — говорит он, сжав Юэ Луна в крепком объятии. — Живи, ладно? И живи хорошо. Юэ Лун кивает. Теперь и у него щиплет в носу, хотя он потешался над влажными глазами Сина всего несколько минут назад. Придется постараться, но сейчас он верит, что впереди что-то есть, что-то другое, кроме одиноких дней в роскошном особняке в ожидании смерти от алкоголизма или ножа в сердце. В конце концов, у него тут тоже кое-что остается. — Ты как? — говорит Син, оказавшись рядом. — Нормально, — Юэ Лун улыбается ему, и он растягивает губы в ответ, но тут же хмурится. — Вечером что-то будет. — Знаю. — Мы же справимся, да? — Син легко касается его руки. — Вместе. Юэ Лун смотрит в его чистое открытое, в кои-то веки простое лицо, и улыбается, легко сжав его ладонь. — Да. Вместе.