Чимин приходит в музыкальную школу пораньше, в общем, как и всегда. Садится к пианино боком, седлая стул, кладет одну ладонь на лакированную крышку и поглаживает ее пальцами. Играть Чимин не умеет, разве что парочку незатейливых мелодий, но это ничего. Чимин зато умеет танцевать. Зачем ему играть Баха, если он может двигаться под него так, что у людей глаза загораются и челюсти падают? Правильно, незачем. У Чимина даже пальцы под это не заточены. Ни разу не тонкие, ни разу не длинные, а мизинцы и вовсе подкачали.
На самом деле Чимин на пианино играть-то и не хочет. Цели научиться он себе не ставил. В музыкалку он попал случайно. Совершенно случайно. Просто как-то увидел макушку с волосами бирюзового цвета и уловил аромат с тонкими нотами мяты. За этим ароматом и пошел, даже не отдавая себе отчета, куда и зачем.
Уже после он записался в музыкальный класс, нарыл в интернете краткий обучающий курс по игре на фортепиано и трижды в неделю появлялся одним из первых. Садился так же вполоборота и внимательно следил, чтобы никто не занял заветное место возле большого горшка с не менее большим фикусом. И так уже два месяца.
Мятный мальчик, как про себя прозвал его Чимин, приходил одним из последних. Заносил с собой в зал свежий и слегка морозный воздух, хоть на улице за двадцать плюс. У Чимина при одном его виде легкие отказывались работать, а сердце, наоборот, долбило как сумасшедшее. Именно поэтому за все эти два месяца Чимин не смог подойти и банально спросить имя. Боже, он так сильно залипал, что даже не слышал, как мятного мальчика называли другие. Это полный провал.
Возвращаясь в очередной раз домой, Чимин заходил в свою комнату, залезал на кровать, брал подушку, прислонял ее к стене и не меньше пяти минут долбился об нее головой. Потому что слабак, потому что идиот, потому что похож на тех самых героев любовных дорам, которые при виде своего краша замирают истуканами, смотрят восторженно, не моргая, и роняют на чистую футболку шарик подтаявшего мороженного.
Нет, однажды Чимин решился. На ватных, отчего-то подрагивающих ногах он приблизился к мятному мальчику и тихим, срывающимся голосом сказал: «Привет». Мятный мальчик никак не отреагировал, порхая пальцами по клавишам. Где-то через полминуты Чимин увидел тонкие проводки наушников и понял, что музыку он не слышит не потому, что синтезатор отключен, а потому, что чертово чудо-техники.
На самом деле Чимин немного позже обрадовался этому. Теперь он мог уже более спокойно подходить со спины и говорить свое «привет». Тренироваться, чтобы когда-нибудь повторить уже без затычек в ушах мятного мальчика.
Чимин в курсе, что над ним потешаются: не заметить его сталкерство тяжко. Но никто, включая учителя не препятствует. Чимин не вредит ведь, да и на совсем больного не похож. Всем, наверное, интересно, чем закончатся эти его попытки в знакомство.
А заканчиваются они через неделю. И нет, Чимин не готов к этому. Чимин не решается, не дожидается, пока мятный мальчик снимет наушники. Чимин просто в очередной раз подходит со спины и здоровается. А потом по привычке заглядывает через плечо. Именно в этот момент он понимает — что-то не так: длинные пальцы касаются клавиш, но не шевелятся.
Чимин смотрит на непонятную заминку и ждет. Секунду, две, десять. Ничего не происходит. И тогда, в этот самый момент, Чимин отрывает взгляд и поднимает голову. Напротив него окно. Такое чистое, натертое до блеска, а еще оно как зеркальная гладь. В нем Чимин видит себя, а еще видит мятного мальчика. У того тоже голова поднята и взгляд устремлен прямо на Чимина. Вот он — кошмар во плоти.
Мятный мальчик неторопливо поднимает руку, вытаскивает один наушник, тот падает ему на грудь, повиснув на тонком проводе. Мятный мальчик приподнимает одну бровь.
— Что?
Хриплый голос, как похрустывание снега, прошибает снопом мурашек. Чимин отшатывается. Открывает рот, но ответить не может. Он абсолютно не готов к такому повороту событий.
— Н-ничего, — горло сдавливает, Чимин пищит, как кошка, которой прищемили хвост.
Это не просто кошмар, это самый жуткий кошмар. Чимин от него не оправится. Сзади слышится пара смешков. Ну вот, все, кто ждал, дождались — и теперь потешаются. Чимин чувствует неловкость, помешанную на страхе и заправленную стыдом. Вместо того, чтобы подобрать удачный момент, Чимин просто выставил себя на всеобщее посмешище.
Кошмар преобразуется в катастрофу.
— Ты здесь несколько месяцев, это окно несколько лет, а вижу я с рождения. С рождения — все, тебя в окне — пару месяцев. Это не похоже на «ничего».
Чимин думает, но прежде, чем успевает осмыслить, говорит вслух:
— А ты сможешь сыграть похоронный марш?
Ну потому что ладонь Чимина сама собой прижалась к груди и потому что Чимин слабенький. Нет, он выносливый как танцор, сильный как парень, занимающийся тхэквондо. Но голос мятного мальчика, который произнес столько слов разом... У Чимина дрожь в коленках и в мозгах тоже.
— У тебя кто-то умер?
— Да... Мое сердце, только что.
На самом деле у Чимина умер мозг — и не только что, а давно. Хотя странно, ведь то, что мертво, умереть не может, но Чимин всегда верил в чудеса.
Мятный мальчик хмурится, а потом закатывает глаза. Чимин тоже готов закатить свои, потому что хочет грохнуться в обморок. В фильмах, например, девушки часто падают в обморок, картинно прижав ладонь ко лбу, и им все сходит с рук. Чимину это надо, потому что за спиной не просто хихикают, там ржут в голос не стесняясь.
Чимину бы круто развернуться и убежать с позором, но он продолжает стоять. Смотрит на мятного мальчика и ждет чего-то. Возможно, чтобы его послали далеко и надолго с такими инвалидными подкатами.
Вместо этого мятный мальчик встает и, быстро собрав свои вещи, идет к выходу. Чимин идет следом, потому что его взяли за запястье и потащили за собой.
— Это что, развод какой-то?
Чимин отрицательно качает головой.
— Тогда что?
Чимин тупо смотрит, потому что все слова закончились и он не может заставить себя произнести ни звука.
— Решил развлечь этих придурков? Клоуном подрабатываешь?
Чимин тяжело вздыхает. Пусть и со скрипом, насмешки ребят пережить он может, а вот недовольство мятного мальчика — нет. А тот и до оскорблений опуститься может. Чимин видит это по его прищуренным глазам и плотно сомкнутым губам.
— Ты мне нравишься.
Прищуренные глаза становятся удивленно-расширенными. Губы размыкаются, сначала Чимин слышит непонятное мычание, а после неуверенное:
— Ты идиот?
— Нет, я гей.
— Одно другому не мешает.
Чимин глупо кивает. Пожалуй, он готов согласиться сейчас с чем угодно.
— Я могу угостить тебя кофе? — спрашивает с надеждой.
— На улице плюс тридцать.
— Тогда газировка? Со льдом? — и мысленное «пожалуйста».
— С мороженым.
Чимин расплывается в улыбке и счастливой лужицей тоже. Потом берет себя в руки и ведет мятного мальчика в кафе.
Он ошибся. Оказывается, это не кошмар, а самый лучший сон.
***
Чимин больше не посещает музыкальную школу. Он уже знает, что мятного мальчика зовут Юнги. Так что сидеть там смысла нет. Но к школе Чимин ходит регулярно. Встречает Юнги с занятий и берет его за руку. Точнее, это Юнги берет его за руку. Не ладонь в ладонь, а всего лишь обхватывает пальцами запястье, но этого больше чем достаточно.
Чимин влюблен, у него в голове стая бабочек, в животе — стадо огненных саламандр, в сердце — ярко выраженная аритмия. Юнги может отвесить ему подзатыльник, и Чимин сочтет это за благо. Шутка. Чимин прикусит губу, посмотрит обиженно и поверженно, и следующие тычки по клавишам синтезатора останутся безнаказанными.
Это тоже потому, что он влюблен. Все его естество жаждет внимания, а Юнги жаждет музыку. Чимин портит музыку своими короткими пальчиками и получает порцию нагоняя. Это не страшно. Черный пиар тоже пиар. Выданные пиздюли тоже внимание.
Их отношения развиваются крайне медленно. Сначала Чимин думает, что это для него. Такого стеснительного, чуть что краснеющего и мечтающего отключиться. Но потом оказывается, что нет. Что это для Юнги. Для Юнги, который спокойно приглашает в гости. Делится вкусняшками, включает фильмы, которые любит Чимин... мультики, которые любит Чимин... И сидит рядом на диване. Близко-близко, так что плечи и бедра соприкасаются. Но на этом все.
К концу подходит второй месяц с признания Чимина, а Юнги все еще держит только за запястье и ни сантиметром ниже. Чимин уже даже умирать перестал с каждым таким касанием и начал размышлять.
Просто Чимин думал, что раз он признался и на его мороженое с газировкой согласились, значит, симпатию приняли и зашифрованное предложение встречаться — тоже. Но, анализируя все происходящее, Чимин понимает, что в таком случае Тэхен не его лучший друг, а парень класса эдак с пятого. Потому что с Тэхеном они тоже сидят рядом, периодически складывая конечности друг на друга, едят всякие вредности и смотрят мультики. Разницы никакой, разве что Тэ может спокойно схватить за руку, переплетая пальцы. Может копошиться в волосах, массируя кожу, заставляя Чимина чуть ли не мурчать, и может даже отвесить смачный шлепок по заднице.
У Чимина чуть мир вокруг своей оси не переворачивается, но в голове вовремя появляется Чонгук. Гадкий маленький Чонгук, который выше на голову и острее на язык. Фантазия рисует, как этот язык дразняще высовывается и как эфемерный Чонгук, закидывая эфемерного Тэхена на плечо, уходит с ним прочь.
Точно. У Тэхена есть Чонгук, поэтому он не больше, чем друг. Но и Юнги пока не больше, чем друг, что нужно менять в срочном порядке. Чимин не хочет, чтобы когда-нибудь рядом появился еще кто-то на голову выше с более проворным языком и унес Юнги в закат. Чимин такого не переживет. Чимин дует губы, отворачивается от экрана телевизора и смотрит на профиль Юнги.
Раз. Два. Три. Выдох.
Чимин своими губами врезается в щеку Юнги, задерживается на два удара сердца и отстраняется.
— Ты мне все еще нравишься.
Юнги поворачивается, его брови как-то медленно приподнимаются, а вот уверенность Чимина, наоборот, скатывается, подгоняемая нервным сглатыванием. Устремляется вниз по пищеводу и кишкам, плюхается куда-то в яйца. Чимину бы взять эти яйца в кулак и быть мужиком, но под взглядом Юнги Чимин не больше, чем герой любовных дорам. Снова. Уже. Все еще.
— Я догадывался.
— Ладно.
Ладно.
Ладно?
Чимин, ты олень. Тот самый олень в свете фар. Замер безмолвным памятником самому себе на могиле собственной смелости и подхороненными к ней яйцами. Ну что же, так случается. Походим еще пару месяцев подушечками пальцев к запястью, а там, может, и видно будет. Там выпуск из школы, универ, работа и старость. Зато все в свое время. Положат в гроб близко, бедром к бедру и плечом к плечу, а впереди целая вечная бесконечность. На той стороне сложится.
Чимин размышляет. А что, если правда? Что, если так произойдет, но вечной бесконечности не существует? И страшно так становится. И смелости с яйцами вдруг тесно, хоть они и поджались.
— А я тебе?
— Ты мне тоже.
— Ладно.
Чимин не хочет быть оленем, но что еще скажешь? Ничего. Поэтому вместо слов только вздох тяжелый, но такой многозначительный. Ясно же, что чего-то не хватает. Верно? Не просто так Чимин разговор начал. Но Юнги не понимает? Или?..
Юнги закидывает руку на плечи и притягивает к себе. Мягко целует в висок. Касается носом уха и щекочет теплым дыханием.
— Что ты хочешь от меня?
— Я...
А что Чимин хочет? Он хочет больше, чем есть, но без особых определенностей.
— Ты?
— Ну... целоваться.
Губы снова приникают к виску, а после к кончику брови.
— Так?
Чимин не герой дорам, он шарик мороженого. Такой же тающий и падающий. Он бы еще и потек, да физиология не позволяет.
— И так тоже...
Щеки горят и не только щеки. Чимин поворачивает голову. Он не пил ни разу, но сейчас как будто да. Заставь пройти по прямой — и не сможет. Обязательно качнется и обратно к Юнги завалится. Указательным пальцем в кончик носа тоже не попадет, он-то и в губы не попадает. Тянется вперед, и вроде траектория верная, только промазывает. Снова в щеку клюет и моргает осоловело. У Чимина с тригонометрией нелады, с расчетами — тоже. Но есть Юнги. Как же хорошо, что он есть.
Юнги попадает безошибочно. И в губы, и в скулу, и в шею тоже. Руками под футболку и под резинку спортивных штанов.
Так бывает. Два месяца только ладонью к запястью, а потом вдруг раз — и по всему телу. Где-то мягко и нежно, а где-то крепко и с нажимом. И все это без ужина, без свечей. Зато в компании чипсов и мультиков.
***
Чимин снова ждет. Потому что, если Юнги спросит теперь, чего Чимин от него хочет, ответить будет сложно и стыдно. Чимин держал член Юнги в руках и не раз, свой тоже доверял Юнги. Но дальше застой. Взаимный петтинг — это здорово, но Чимин хочет больше. Теперь даже с определенностью. Только как сказать? А сказать надо, потому что Юнги за взаимную дрочку, за пальцы в заднице Чимина, за его громкие оргазмы с последующей приятной дрожью и шепотом всяких милостей. Но вот заменить свои пальцы членом ни в какую.
А Чимин хочет. Чимину надо. Чимин желает раствориться окончательно и разлететься на тысячу и один осколок. Чимин доверяет Юнги и знает, что тот как разобьет, так и соберет обратно.
Чимин в итоге слов так и не находит, но решает снова собрать яйца в кулак. Потому идет в аптеку, покупает смазку, презервативы и с этим добром заваливается к Юнги. По телевизору крутят старые короткометражки. Дятел Вуди заразительно смеется. Чимин мнется и собирается с мыслями. А потом достает покупки из рюкзака, показывает Юнги и:
— Ну... вот.
