Контрафакт - это к счастью

— Дима, тут это, пришли, — вахтёр бульдогом прилепился к трём мутным мужикам, топчущимся в коридоре. — Мужчина, да что вы пристали, сказано же, по делу мы! — подал голос один из «мутных». — По делу, по делу, а мне за вами по этажам, — забухтел не очень-то и старый дед. У него было чёткое ЦУ от начальства: чужих в цеха не пускать, а уж на второй этаж, в офисную часть — тем более. Но эти нахалы прут нахрапом! — Короче, Дим, сдаю тебе! Пипец, как здорово высунулся из кабинета кружку помыть, вздохнул Дима и попытался вежливо улыбнуться. Отлить хотелось дико, выхлебанные в одно горло две нехилые ёмкости кофейку «для бодрости» манили в уборную, но путь к ней перекрывал кордон лосей. — Добрый день! Вы заказчики? — Димка поджал невероятным усилием мочевой пузырь, видимо, кожа на лице из-за этого натянулась, превращая лыбу в оскал. Ему не ответили, кроме: «Бэ-мэ». — У вас заказ на упаковку? Вы уже печатались у нас? Я Дмитрий, дизайнер. «Да что ж за день-то такой!» — взвыл про себя терпила, а мужики тем временем продолжали пялиться, так внятно и не объяснив, что им надо, только топтались в коридоре и с прищуром осматривали двери с табличками. И сами были реально «мутными». Один мелковатый, низковатый, лет под сорок, можно даже сказать, милый, на зайца похож в очёчках, но взгляд — тяжёлый, как гранитная плита на могиле и без духана, бета, значитца. Второй — самый молодой, и двадцатисемилетнего Димки помладше, вертлявый, как щенок, но альфой пованивает, правда не заматеревшей ещё. Третий — огроменный шкаф с антресолями, высок, молод, альфист с перебором и статен, кабы не зверская морда кирпичом. Не, ну, всякие у них в типографии заказчики бывали — и предприниматели с бандитским налётом былых лет, и борзая мелкота, только поднимающая свой бизнЭс, но эти — прямо в новинку. «Блядь, уссусь щас, и отнюдь не от счастья!» — опять со злостью подумал Дима. В живот неприятно впивался, сука, пояс джинсов, мочевой пузырь тянуло. Пиздабола-менеджера сегодня не было, а с каких щей дизайнеру посетителей встречать?! Пусть главбухша разбирается, раз её сынок, тот самый пиздобол, где-то шарится, по официальной версии — у потенциальных заказчиков, но, как справедливо полагал брошенный на амбразуру дизайнер, эта ленивая жопа где-то по личным делам болт гоняет. — Илина Валерьевна, тут заказчики, — Димка сунул белобрысую лохматую голову в пасть тигра — кабинет главного бухгалтера, — что-то хотят, а что, не говорят. Троица скрылась за дверью начальственного кабинета, счастливый Дима умчался в сортир. В процессе помывки рук после облегчения позвонила сестренция, а разговоры с ней никогда короткими не были. Дизайнер всея типографии, честно отлынивая от процесса творчества, забился в пустующую днём рабочую раздевалку и потерялся для общества минут на пятнадцать. К себе в кабинет возвращался с видом крайне делового, вышедшего буквально на минуту сотрудника, встреченные верили, так хотелось думать. У его закрытой двери со скромной табличкой «Отдел разработок» топтался один из пришлых, тот, который «шкаф». И это без пяти минут в перерыв. Димка погрустнел: прощай, ласковое весеннее солнышко и щебетание птиц за окном, хех, а так хотелось прогуляться бесцельно и в удовольствие. Поесть можно и позже, не отрываясь от рабочего процесса, тем более он сегодня один — соседка-коллега на больничном, и пахнуть съестным внеурочно можно сколько хочешь. Но, увы, заказчики приходят, когда им удобно, без учёта перерыва. Больше бесит, только когда без пяти пять вечера, и ты уже на низком старте нестись подальше и побыстрей. — Вы ко мне? — наудачу уточнил Димка у лося под дверью. — К вам, — ответила Немезида хрипловатым голосом. — Ну, проходите, — отомкнул дверь усердный работник. — Что вы хотите упаковывать? Шкаф посмотрел пристально, снимая мерку для гроба на глазок, и ткнул Димке в нос полицейской корочкой. Нужно было признать, что капитан МВД Степан Александрович Сивушкин в форме вид имел бравый и сугубо положительный, не то что он же в чёрной кожанке — бандит бандитом. — Дмитрий Владимирович, это вы делали упаковки для гражданина Алиева Олега Ильхамовича? Димка присел на краешек своего стула и сложил лапки перед клавиатурой, кирпичный капитан без приглашения уселся на скрипнувший под его весом стул для посетителей. «Зачем такую рожу зверскую делать, как будто расстреляет сейчас?» — кисло подумалось хозяину кабинета. — Да, их печатала наша типография, а отрисовывал я, по образцам заказчика. Что, ему не понравилось? Так зачем же сразу в полицию? К нам он жаловаться не приходил… — Дима попытался включить лопуха и заморгал невинно глазками. То, что они делали для Алиева, да и для ряда других производителей, было упаковкой для откровенного контрафакта. Но хитро выделанная хозяйка в договорах всю ответственность за принесённый материал для работы оставляла на заказчике, мотивируя, что не обязана проверять, настоящий производитель круп-чаёв-порошков-мыл и прочего к нам пришёл, или нет. Димка макеты выполнял честно, даже если это с принесённой упаковки «один в один, как на оригинале», и, естественно, знал, что производитель не настоящий. Друзьям и близким настоятельно не советовал закупаться фасованной бакалеей на рынках и в мелких ларьках-магазинчиках, только в крупных магазинах, у которых строгий контроль над поставщиками. Не, ну, а чо?! Все так делают, тырят друг у друга идеи и дизайн, никому не в кайф изобретать велосипед, если его можно взять у соседа, разобрать, посмотреть и сделать такой же. Говном дизайнер Дмитрий себя не чувствовал, просто тупо работу работал за денежку. И потом, были и нормальные же заказчики, причём больше половины, которые приходили с рабочими материалами, и оставалось только подкорректировать, отредактировать, провести препресс. А были и самые любимые, которые говорили: «Димочка, сделай нам красиво!» и не лезли в процесс. По служебной лице-морде капитана Сивушкина становилось понятно, что разговор приятным не будет, чай, не на балах рассиживаются. — Гражданин Алиев на данный момент находится в федеральном розыске по обвинению в изготовлении контрафакта пищевой продукции в особо крупных размерах. Илина Валерьевна сказала, что вы можете дать его телефоны, электронную почту и распечатать рабочую переписку с ним, в общем, окажете содействие следствию. Претензий к типографии у нас нет. Пока нет. «Вот стерва! Сама бы и давала, всё же у неё есть!» — Да что вы говорите! А такой человек на вид приличный, обходительный… — Димка посмотрел кисло на свою немытую от кофе кружку под монитором, вот голова дырявая — забыл, втянул воздух, пропитанный альфьими феромонами, и полез в почту. Распечатал письма с согласований рабочих макетов, нашёл в блокноте записанные номера телефонов заказчика и его помощников, ещё парочку отыскал в контактах на сотовом — сохранил их, когда Алиев звонил и матом на него орал, что на упаковке для макарон «цвет в цвет» не попали по оттенку. Дима пробрался к принтеру. По пути открыл форточку, в его крохотном кабинетике «три на три» с двумя рабочими столами, шкафами и холодильником становилось непереносимо тесно и душно от альфьего духана, не то чтобы неприятного, с запахом дымка и туалетной воды, но гнетущего. Всё весна чёртова! Тут щепка на щепку лезет, а Димке и поебаться не с кем, последний вариант оказался не вариант и растаял, как дым, аккурат перед Новым годом, давая уникальный шанс провести НГ с любящим семейством. Вручив представителю закона и порядка распечатки, Дима уже было понадеялся, что кэп свалит, а он сам, распахнув окно на полную, оставит кабинет на проветривание и махнёт всё-таки, хоть на чуть-чуть минут, на улицу. Бойтесь своих желаний… — Илина Валерьевна сказала, что вы ездили к заказчику в цех оборудование смотреть и можете дорогу показать. — На Яндекс-картах? — Нет, необходимо лично, в рамках следственного дознания, как свидетель. — У меня паспорта нет, — мявкнул Димка, переименовывая главбухшу из стервы в суку. — В отделе кадров заверенную копию возьмите, — по-волчьи оскалился Сивушкин. — Но цех в области, туда ехать часа два… — сказать «неохота» — это промолчать о намечающейся прогулке для Дмитрия. — Ваше руководство желает сотрудничать со следствием. — Так, а я-то при чём?! Пусть и едут, — последняя попытка слиться казалась вялой. — Дмитрий Владимирович, вы отказываетесь сотрудничать? — капитан подался вперёд и ещё больше посуровел лицом, нависая центнером давящей аурой. — Никак нет, гражданин начальник, — брякнул Дима что-то киношное из памяти. — Я пойду за копией? — Жду! — бросил капитан и, не меняясь в лице, принялся разглядывать стёбные цветные распечатки, пришпиленные к стене. Дима заглянул к кадровичке, попросил копию, заверенную печатью, и тенью шмыгнул в соседнюю дверь к главному бухгалтеру. В кабинете отчётливо пахло валерьянкой, дородная дама, похоже, вылакала солидную дозу. — Илина Валерьевна, меня настойчиво зовут в цех к Алиеву съездить, — тётка приложила руку к солидной груди в районе сердца, только справа, Дима испытал мелко-пакостную радость — не ему одному мандражировать. — Чуяло моё сердце, не нужно этого Алиева брать, но у него такие тиражи, грех отказываться! Хорошо, у нас всё по договору, и печати на месте, и проплата через банк. Езжай, Димочка, поаккуратней там! «Поаккуратней» — это не в смысле того, что тебя могут убить и съесть на природе, а не болтай лишнего. Соколов дураком не был, понял. В кабинете всё так же недвижимым имуществом зависал капитан полиции. Димка побросал в цветастый рюкзак зарядку, блокнот, планшет, сунул сотовый в задний карман дырявых на коленках джинсов — вот он я весь, берите меня полностью. В машине трясло, пахло бензином, новой кожанкой и альфой. Отговорившись укачиванием, Дима отвоевал себе открытое окошко и пялился на зеленеющие луга. За город выбрались быстро, до вечерних пробок было ещё часов несколько, а по трассе так и вовсе припустили с превышением. Как ни странно, кроме шкафа-Сивушкина и дизайнера Соколова, смотреть цех никто не поехал. На робкое Димино любопытство Степан свет Александрович нехотя пояснил, что всё важное типа документов наверняка Алиев уже вывез, они едут на осмотр практически для галочки. После капитан снова замолчал на час с лишним. Особого беспокойства у Дмитрия не было: если и есть предъявы какие-то, он — всего лишь рядовой сотрудник, все вопросы к начальству. Потому развлекал себя сам, нацепил наушники и зашуршал музыкой, изредка поглядывая на суровый профиль у руля. Молодой альфач же, чего из себя морщить такого сурового мэна? Или это у полицейских по служебному предписанию? Лицо выдают при заступлении на смену? Трудно представить, что капитан Сивушкин с вот такой вот недвижимой маской ходит в магазин за хавчиком или ну с собакой там гуляет. Да собака обделается со страху, не отходя от порога. Димка хихикнул про себя и продолжил тишком изучение под плавные покачивания старенькой, но бодрой БМВехи. Итак-с… Профиль капитана Сивушкина зачётный. Если бы Димитрий не задушил в себе давным-давно зачатки художника, то, возможно, захотел бы нарисовать этого альфу этак в римской тоге, с голыми мощными ногами в высокой кожаной оплётке сандальных ремней, и чтобы вздувшаяся мышцами рука держала копьё за секунду до того, как максимально сконцентрированное напряжение сил метнёт смертельную «палку» во врага… Но увы, художник отказался выползать и развиваться. Всё затмил графический дизайн и гаджеты с приблудами. Осталось только эстетически глазёнками воспринимать инфу и наслаждаться контуром не пухлых, но и не узких упрямых губ, носом, требующим к себе уважения, с горбинкой от перелома, а может, и нескольких, чёткой линией соболиной, как сказали бы встарь, брови. Да и сам молчун был чёткий, по всему видно. Лишнее слово не скажет, лишнее движение не сделает. Когда Димку попустило первое волнение и он попытался докопаться до гражданина полицейского, разговорить, тот только челюстью квадратной повёл, типа «разговорчики неуместны!», и пришлось вернуться к созерцанию природы за окном. Димка на местности разбирался нормально, с папкой-то рыболовом и регулярными поездками на «клёвое место» с самого детства. Потому до посёлка добрались быстро, вот по улочкам пришлось поплутать, пока не нашли нужный ангар на самой окраине. Дед-сторож, притворяющийся совсем древним, но из-под густых бровей смотрящий коршуном, долго расшаркивался, не желая отворять ворота, дескать, нету тут хозяина, и давно не появлялся, приказал охранять, за два месяца заплатил. Срок истек уже, так что Макарыч, считай, по доброте душевной хозяйское добро от шпаны местной оберегает, и то, потому что в сторожке «телехвизор есть, показует хорошо, и бабка не достаёт». Димка не слышал, что сказал кэп Макарычу, в стороне стоял, но, судя по морде лица сторожа, слова дошли до адресата и были весьма вескими. К металлическому ангару за высоким забором пошли втроём. Сивушкин деда не отпустил, справедливо подозревая, что тот сразу примется по телефону стукачить, и велел свет в помещении зажечь да на виду быть. — Идите, посмотрите всё оборудование на месте? — повелел страж закона Димке. — А вдруг там пауки! Я один не пойду! — встал упрямым осликом в широких воротах Дима. Не, ну, реально страшно же! Как в фильме ужасов, полумрак и лампочка вдали моргает, б-р-р-р-р! — Да что может там быть, в закрытом цеху! — Сивушкин ругнулся в зубы. — Увидите паука — кричите, он сам сдохнет. — Не пойду! — зажмурился свидетель не Иеговы*, он реально боялся. — Ладно, — смилостивился капитан, видя, что белобрысого парня реально трясёт. — Вместе пойдём. А ты тут стой, на свету, и чтобы я тебя видел, — пригрозил пальцем деду. Побродили по застывшему цеху-ангару между замершим оборудованием. Соколов не совсем трус был, но в игрушки-кошмарики резался на компьютере часто, а натурой был творческой, ранимой и впечатлительной, потому к теням и тёмным углам присматривался особо пристально, готовясь при любой опасности сигануть на ручки представителя закона и порядка. — Вот тут упаковочное оборудование стояло. Совсем новая машина, меня потому и отправили посмотреть, с какой стороны фото-датчик стоит, и какие швы получаются. Алиев в этом не разбирался, а инженера у них не было, только работяги. А тут конвейер фасовочный стоял, тоже на вид новенький, хром ещё не потёрся. Вон на полу контуры не все затоптаны, видите? Остальное старьё вроде как было, но я не очень уверен. Товарищ начальник, можно уже выйти из этого места, куда солнышко не заглядывает? Стрёмно тут реально, — Дима скорчил жалобную рожицу. — Ладно, подождите на улице, я ещё пару моментов гляну и скоро подойду, — смилостивился Сивушкин и, бог ты мой, даже изобразил нечто краем суровых губ. Соколов в приятном удивлении посмаковал про себя метаморфозу лица, оказавшегося вовсе не зверским, а «ничё так», и потрусил к теплу и свету. У распахнутых ворот сторожа, который должен томиться в ожидании, не оказалось. — Э… — Димка раскрыл рот, чтобы сигнализировать капитану о покинувшем своё место деде, но из тени высокого ржавого станка на него двинулся силуэт, и со всего маха прилетело чем-то твёрдым по затылку. Обожгло болью, накрывая всю голову целиком и простреливая по позвоночнику в ноги. Соколов крайне удивился, испугаться не успел. Качнулся, начал заваливаться по воле неумолимой инерции и притяжения Земли, приложился виском о бетонный пол, последней мыслью в затухающей системе было, что если на него напал болотный гуль, то семье и кроссовок от него не останется. К счастью, болотный гуль так и не добрался до ушибленной тушки. Пролежал Димка в бессознанке, видимо, недолго, потому как тело не совсем окоченело от холода, так, лёгкая охлаждёнка, как в продуктовом. Сначала поднял тяжёлую руку и ощупал гудящую пожарной сиреной голову — на месте, но пальцы, сука, в крови! Спасибо, что хоть не в мозгах, хотя откуда там. Перекатился на бок. Картинка качнулась, но окружающая действительность не изменилась: всё тот же плохо освещённый ангар и грязный бетонный пол, окроплённый невинной кровушкой дизайнера. Существенным отличием были громкие голоса где-то не так далеко. По опыту фильмов и книг Дмитрий знал, что отдалённые голоса — это не есть хорошо, особенно те, которые зовут тебя в тоннель на небо или под землю, по результатам подсчёта грехов. Жить захотелось со страшной силой. По здравом размышлении Соколов решил, что ангелы не ругаются, да и черти вряд ли знают отборный русский, потому за жизнь ещё стоит побороться и вообще выбираться отсюда, вот только одним глазком посмотрит, кто там орёт. Не поднимаясь с коленей, чего уж там, всё равно извазюкался весь, Дима прополз вдоль громоздкого оборудования и, пригибаясь, как опытный следопыт, выглянул, тут же закусывая губу, чтобы не зашипеть: всё тело болело, как отбитая котлета, голова как особо выдающаяся часть норовила расколоться перезрелым арбузом, и только открывшееся зрелище отвлекало от собственных невзгод. «Вот же носки штопанные!» — ругнулся Соколов. На площадке, освободившейся от вывезенного загодя оборудования, на коленях, руки за голову, стоял капитан Сивушкин, тот, который Степан Александрович по докУментам, а на прицеле его держал зам сбежавшего Алиева, второй помощник колыхался рядом. Видел их Димка раньше — неприятные личности. «Толстый и тонкий». Один длинный, как жердина, глаза бегают, истеричный, брехливый. Права качал, всё ругался. Второй сладкий, как рахат-лукум, и такой же круглый, лыбился обычно и своего нервного товарища успокаивал. Оба — молодые парни, беты. Сейчас «жердина» совсем неприятный стал, в Сивушкина холодным дулом тычет, а «лукум» рядом с битой трётся, нервный весь, ещё один пистолет, видимо, бравого полицейского на полу, чуть поодаль лежит. «Ах, так вот чем он меня, бейсболист херов!» — затаил злобу Димитрий и огляделся в полумраке. На глаза попался кусок металлической трубы, вставленный в проём между щитками станка. Труба извлеклась, почти не лязгнув, кэп как стоял, так и стоял, даже в образе заложника являясь невозмутимым монолитом, а Соколов начал операцию «обиженный дизайнер — мстительный дизайнер». Коммандосом парень не был, конституцию тела имел среднюю и рост не так чтобы очень, но наезжало, накатывало на него иногда нечто бесшабашное, когда не о животе человек думает, а чертовщинку ловит — то купаться его в шторм тянет, то с парашютом сигать, то в драки встревать справедливости ради. «Ничего путного из тебя не выйдет», — вздыхала мама, когда родаки в очередной раз забирали его помятого, но не сломленного из очередной передряги в буйной подростковой юности. Ну, как не выйдет?! В тюрьму не сел, даже приводов не было — судьба отвела, институт закончил, трудится, с мужиками, правда, не везёт, так какие наши годы?! Но когда так откровенно наших бьют, что, Дима Владимирович крыса какая, шкуру свою спасать?! Как ниндзя, обожравшийся «Сникерса», Соколов мелкими переползками подобрался ближе к месту действия, не раскрывая себя, просверкал глазами Сивушкину. Тот отсемафорил страшным взглядом: «Пиздуй отсюда, уёбок, я сам разберусь! И в полицию позвонить не забудь!» — расшифровал морзянку Димка и транслировал в обратку: «Не-а!» Сильно гримасничать Сивушкину было нельзя, а то спалился бы. Кэп затих напряжённо, размышляя, что делать, пока преступный элемент истерит и пытается дозвониться своему подельнику Алиеву, потому как сами не знают, что делать с трупом убиенного дизайнера и будущим телом мента, живее всех живых работник мышки и карандаша подполз ближе с выражением маниакальной шизофрении на лице, а до выбитого из руки исключительно от большой неожиданности ствола никак не дотянуться. Совпало всё удачно. Когда камикадзе с железякой понёсся на тощего с пистолетом, Сивушкин, спружинив змеёй, поднырнул вниз, уходя с линии возможного огня, и подбил под колени второго упыря. Тот грохнулся мешком с навозом на пол, моментально лишился биты и, пока барахтался его тощий подельник, ушибленный трубой по спине, уже лишился пистолета, получил локтем в рыло и был завален рядом. Не давая преступным элементам прийти в себя, Степан перебросил наручник через литую трубу-ступень, выступающую из ближайшей машины и прихватил каждого за запястье, споро обшмонал по карманам, кроме ножа и сотовых, ничего не нашёл, отодвинул изъятое подальше от матерящейся и приходящей в себя кучи. Делов на минуту. Дима всё так же стоял с занесённой над поверженными трубой, на перемазанном грязью и кровью лице блестели шальные глаза с расширенными зрачками. — Спокойно, самурай! Давай мы отпустим это… — капитан перехватил за конец железки и потянул на себя. — Я его убил? — А надо? Успокойся, малой, чего ему сделается? — Сивушкин приобнял за плечи напряжённого гражданского и толкнул ногой в спину прикованного «тощего», тот завозился в ответ, обещая противоестественное сношение. — Если хочешь, можем добить? И толстого тоже, типа они сами застрелились с горя, что бизнес накрылся. Пистолет их, я пальчики потом сотру… Толстый завизжал, потянул общие наручники на себя и, кажется, обмочился, уж очень рожа у «оборотня в погонах» была зверская. Димка понял, что кэп — тот ещё приколист, хоть по нему и не скажешь, и улыбнулся кровожадно, что на перемазанной курносой мордахе смотрелось жутковато: — А куда стрелять, чтобы не сразу умер, а от потери крови? — Месье знает толк в развлечениях, — широко оскалил пасть Степан, а толстяк всхрюкнул и обмяк, утягивая более лёгкого напарника на себя. — Впрочем, это лирика, ты как? Сейчас я опергруппу вызову, там и медик есть. — Да норм вроде, только башка раскалывается, этот меня битой стукнул, — пожаловался Димка. — И вообще! Чтобы я ещё раз вписался свидетелем быть! Дудки! В приехавшей на двух «Газелях» группе были и те двое «мутных», которых Дима видел днём в типографии, прошло всего ничего часов, а как будто в другой жизни. Один оказался начальником Сивушкина, а второй — стажёром отдела. Бодрые парни в камуфляже горохом рассыпались по территории, привели деда-сторожа, который отзвонился «толстому и тонкому» и, бодро собрав вещички, ушаркал домой, нарушив приказ полицейского оставаться на месте. Арестованных, оказавшихся местными, заперли в автозак, сторожа допросили, Димку осмотрели и выслушали. Начальник обозвал его «Соколом» и обещал грамоту за содействие полиции, но больше Соколов обрадовался бумажке от ментовского, пардон, полицейского доктора из группы с рекомендованным больничным в две недели, пока не пройдут симптомы лёгкого сотрясения по случайности имеющегося мозга, а также обильные гематомы и ссадины на всём Диме. «Вот так вот вам, Илина Валерьевна, ценного сотрудника бросать свой срам прикрывать! И хрен вам работа на удалёнке, я в голову раненый и на больничном!» Примерно это написал Соколов по ватсапу начальнице, но, разумеется, другими словами. В ответ получил охи-ахи и заверения, что премия Дмитрию и больничный будут в лучшем виде. «Ага, лишь бы лишнего не ляпнул», — додумал Димка. Странный день и вечер закончился для Соколова дома в его родной кроватке под родительским кровом. Тело было вымыто, густо обмазано бриллиантовой зеленью и мазью от ушибов, ссадина на виске залеплена пластырем, шишка на затылке помалкивала под действием конской порции обезболивающего, а немного успокоенная мама перестала лить над ним горячие слёзы. Прошедший день виделся безумным шутером и бредом, одно только воспоминание не отпускало никак и точно имело место быть. Капитан Сивушкин, которого коллеги величали Сивым, оказывается, умеет улыбаться! Да, он лыбился Димке, ну, или скалился, всё время, пока доктор пытался оказать первую помощь свидетелю, и всё сам порывался подуть на намазанную субстанцией щипающую до слёз ранку. Вот же в натуре оборотень «на лицо ужасное, доброе внутри», а улыбается как — м-м-м-м! Утром Дмитрий Соколов вяло жевал бутерброд под остывший кофе и продумывал коварный план, как бы оставить маму дома. Она со страшной силой рвалась с ним в поликлинику. Димке всего-то нужно было участковому бланк от полицейского врача отдать и открыть официальный больничный, чё он, как маленький, с мамой попрётся. Милая, добрая, до ужаса хлопотливая и излишне заботливая, очень любимая мама Цербером вцепилась в идею сопровождения. Что если сына внезапно в обморок хлопнется?! С головой шутки плохи! От коварных замыслов отвлёк дверной звонок. Дима насторожился: неужели сестра, давно женатая деятельная альфа, пришла тоже всплакнуть над его потрепанной тушкой, папа отбыл на работу, больше никого не ожидалось. Мама пошла открывать, визга в прихожей не последовало, значит, не сестра. В кухню вслед за родительницей просочился бочком шкаф с антресолью — Сивушкин. Степан смущённо потоптался на входе, превышая габаритами холодильник по левую руку от него, Димка пронёс бутерброд мимо рта: — Драсте! А как вы тут? — Протокол вчерашнего происшествия принёс. Ознакомиться, подписать. — Димочка, а это кто? — Мама, это капитан Сивушкин, из-за которого меня вчера чуть не убили. Капитан Сивушкин, это мама, — проглотил уже откушенный кусок Соколов. — Кофе? — предложила гостеприимная мама, для неё «чуть» не считалось — дитятко живо, значит, полиция работает хорошо, да и капитан вон как на Диму смотрит заинтересованно, а этот поросёнок хоть бы сел нормально! — Спасибо, но лучше чаю, — улыбнулся Степан хлопочущей у плиты женщине и сел на выдвинутый для него ногой из-под стола табурет. Капитан проводил взглядом приятную во всех смыслах ногу, упакованную в серые домашние штаны, и когда под нависающей скатертью скрылся розовый тапко-заяц, опять улыбнулся, только уже Соколову. Дима, вернув конечность после пиха табуретки, как сидел в любимой позе кузнечика — одной согнутой коленкой вверх, так и остался, только жевать перестал. Не, ну, а чё?! Не президент же к ним пришёл, чтобы бежать в смокинг переодеваться и спинку прямо держать, он вообще-то дома и потерпевший к тому же, ага! Парень вытер руки об кухонное полотенчико и, перегнувшись через стол, потянул на себя протокол, положенный кэпом, тот странно на него таращился и улыбался, как заведённый, лицо не расслаблял. «Ты смотри-ка, то кирпич, то зубами светит! Что за психический дисбаланс?!» — Что? — на всякий случай уточнил Соколов. — Руки чистые! Давайте прочту, — после пятиминутной паузы он взялся за ручку. — Изложено верно, но литературный стиль на троечку. Куда оценку ставить? Степан поперхнулся чаем, чуть не забрызгав официальный документ, мама похлопала его по широкой спине, маленькой ладошкой давая шанс на бесперебойное дыхание, так что у гостя зубы щёлкнули, и укоризненно посмотрела на Димку. Тот только бровью повёл: «Нежные все какие! Уж и не пошутить…» и поставил подпись. Следующие полчаса выпали из Димкиной реальности, потому что каким-то невероятным образом мама спелась с капитаном «Не Америкой», и Соколов оказался у двери родной поликлиники с Сивушкиным чуть ли не под ручку. Мама согласилась, что если сыночке поплохеет, то бравому полицейскому сподручней будет его домой на себе тащить, чем хрупкой женщине. Насколько хрупка мама семейства Соколовых, Степан чувствовал до сих пор тянущей болью между лопаток, но тем не менее легенду поддержал. — Степан Александрович, а вам на работу не надо? — с надеждой поинтересовался Дмитрий. Хуже, чем появиться в поликлинике с мамой, было только прийти туда же в обществе полицейского. Тем более половина здания была занята детской поликлиникой, Димку тут с пелёнок на анализы разбирали и знали как облупленного. — Зачем же так официально? Можно просто Степан и на «ты». У меня выходной, вот только протокол подписать нужно было. Так что могу сопроводить, помогу, если что… «Ой, Сивушкин покраснел, кажись!». Но выходной чётко вписывался в причину отсутствия на лице кирпича в понимании Димы. Покинув стены медучреждения, Дмитрий не переставал удивляться и начал подозревать, что кэп пытается за ним приударить, в смысле, яйца подкатить. Когда Степан позвал его в кафе, подозрение окрепло. — Зачем? — прищурил левый глаз Димка. — Ты мне, вероятно, жизнь спас, отблагодарить хочу, — заюлил Сивый и как-то даже меньше стал, глаза спрятал. — Не-а, не верю! В благодарность грамоты выписывают. Кстати! Мне твой начальник обещал, я её на работе повешу в рамочке, пусть в следующий раз думают, какие заказы брать и у кого. Так всё-таки, что это за танцы с бубном? — Нравишься ты мне! Чего непонятного? — гаркнул Степан. — Почему я не могу пригласить в кафе в свой законный выходной понравившегося мне бету?! Дима раскрыл рот, но что сказать, не нашёл, а такое редко случалось. На кафе он согласился, как и на последующие свидания тоже. «Дядя Стёпа милиционер» оказался прикольным типом, всего на пяток лет старше, а вовсе не тупым мордоворотом, как показалось по первому впечатлению. Выгуливал, не нахальничал. Димка всё ждал, когда его в койку потянут. Любопытно было, насколько у Степана выдержки хватит — романтику устраивает, целует так, как будто сожрать готов, член аж ширинку рвёт, но терпит пока, вместо кровати ведёт в кино или театр, с друзьями перезнакомил, в типографии страху навёл, приезжая забирать по вечерам лучшего и единственного дизайнера захудалой конторы. Соколову интересно было со Стёпой, и хоть самому трахаться хотелось до крошащихся зубов, он тоже не форсировал. Парню льстило безмерно, за ним ухаживали, как в бывалые времена офицеры за своими избранниками-избранницами. Дмитрий в моменты ненавязчивого петтинга в рамках, установленных Стёпой, пуская слюну вожделения, огладил всё, что привлекало внимание, и решил — надо брать! Тем более, у самого сердечко ёкает и заходится, пытаясь рёбра пробить. Но ещё была одна проблемка… Как сказать Стёпе, что он не бета, а омега? Да, неярко выраженная, почти без запаха вне течки, но всё же. Или до скорой течки подождать, а там сюрприз будет?