***
«Нет! Не в этот раз» — покачала головой Клементина, всем своим видом давая понять, что Шону теперь от нее не отделаться. Уверенная в себе, в своих силах, уверенная в своем желании присоединиться к братьям, девушка не принимала отказов. И Шону, так или иначе, пришлось с ней согласиться. Да, несмотря на то что юноша, вопреки здравому смыслу, рискнул взять Клементину с собой, он до сих пор не был уверен в правильности такого решения. И с каждой минутой посеянные еще в лесу сомнения только укрепляли подозрения Шона. Однако же, явных поводов опасаться девушки он не видел, потому, не имея и малейшего понятия, что теперь делать и куда идти, Шон решил довериться Клементине, нашедшей ответ почти сразу. Железная дорога. Девушка вспомнила, будто рядом пролегали железнодорожные пути, по которым нередко шли товарные поезда — средства передвижения не для трусливых. Она подала Шону идею, подкрепила ее не одним аргументом, и спустя короткое время раздумий юноша таки принял рисковое предложение Клементины. И таким образом братья и их боевая подруга направились через лес дальше, уже вместе, сплоченные одной целью — поскорее сбежать и найти безопасное место, где они наконец смогут прийти к нужному им всем, серьезному разговору. Серьезный разговор… Неумолимое время шло, и Шон понимал, что скоро придет та минута, которую юноша все это время усиленно пытался отложить на потом. Наконец он признается брату. Несколько месяцев. Несколько месяцев Шон боролся с мыслью, с бесконечными сомнениями, стоит ли посвящать брата в эту историю, рассказывать о Клементине, о связи, о постоянных снах, которыми Шон жил последнее время. Юноша боялся, будто брат его не поймет, начнет задавать лишние вопросы или вообще не поверит, ведь одно дело обладать магическими способностями, как Даниэль, — чем-то, что можно увидеть, почувствовать, — и совсем другое — ситуация Шона. С каждым днем Даниэль тренировался все усерднее и добивался в своем деле успехов. У мальчика был заметен физический результат, в то время как особенность Шона заключалась в нем самом, в его голове. Как он покажет Клементину?.. Как докажет, что он не решил развести брата и не прикинулся таким же «чародеем-волшебником» просто для шутки? Шон не знал, как разрешить эти вопросы, не знал, как вообще можно поделиться чем-то подобным, однако жизнь распорядилась с его прошлыми волнениями иначе. Просто поставила перед фактом. Либо рассказываешь сейчас, либо через десять минут — другого выхода, увы, нет. Потому Шон, пока они пробирались по лесу дальше, к железной дороге, несмотря на продолжавшее обуревать его беспокойство, старался усиленно думать, представляя, что он может сказать Даниэлю. Все это время юноша просто пытался приготовить какую-никакую, но связанную, цельную речь, — объяснение. И тем не менее она ему не понадобилась. Действовать пришлось быстро и по наитию. Только компания «путешественников» добралась до железной дороги, как впереди послышался негромкий, но со временем нарастающий, стук колес приближающегося товарника. Клементина коротко объяснила саму суть и, как настоящий специалист, на собственном примере показала братьям, что нужно делать. Только поезд настиг их, как Клементина аккуратно спустилась с пригорка, огляделась и, пока поезд медленно проезжал мимо, сориентировалась, в какой вагон они точно смогут попасть. Первым взобрался Даниэль, за ним последовала Клементина, и, убедившись, что девушка с братом успешно залезли, последним вскарабкался Шон. А это было не так страшно, как он представлял себе по пути, усмехнулся юноша и, устроившись в пустом вагоне, наконец смог спокойно вздохнуть. Теперь они в безопасности, думал он, однако реальность оказалась сложнее. Диалог начался неожиданно и без предупреждения. Стоило Шону расслабиться, как Даниэль тут же возник словно из ниоткуда, полный энтузиазма, энергии и любопытства. Принявшись задавать провокационные вопросы, мальчик желал добиться ответов — чем скорее, тем лучше. И от такого напора вся заготовленная речь Шона просто рассыпалась. Юноша смотрел в горящие глаза брата и не знал, что сказать. Вопросов было много, ответов — еще больше, слов, однако, не находилось. И тогда на помощь пришла Клементина. Подсев ближе к Даниэлю, девушка опустила руку на его плечо и попросила терпения. Мальчик, хоть и с недоверием, но прислушался к чужим просьбам. Успокоившись, Даниэль ждал, когда Шон сам начнет разговор. И Шон в свою очередь начал. Юноша объяснял вкрадчиво, доходчиво, отвечал на каждый новый возникший вопрос, он рассказал брату все — начиная первым видением и заканчивая последним. Да, Шон умалчивал многое, в особенности то, что его с Клементиной из параллельной реальности связывала не просто крепкая дружба. И тем не менее Даниэль слушал. Внимательно слушал и, на удивление Шона, верил каждому его слову. А ведь на самом-то деле. Юноша ожидал от Даниэля многое: шутки, недоверие, возможно, даже агрессию. Шон так долго скрывал от брата неотъемлемую часть своей жизни, хотя Диасы давно условились никогда больше друг другу не врать. Любой бы человек на месте Даниэля почувствовал себя преданным, но не сам Даниэль. Удивляясь каждому новому факту, мальчик приходил в тихий восторг и настоящий шок. И, кроме Даниэля, в историю Шона с не меньшим интересом вникала и Клементина, которая изредка вставляла в речь юноши свои пять копеек, но по большей степени сохраняла молчание. Девушке было любопытно выслушать Шона, историю его связи, но еще интереснее Клементине было узнать о другом — о ней самой из параллельного мира. Сильная, смелая, беспрецедентная, уверенная в себе девушка с характером, которая встречает опасность холодным сосредоточенным взглядом, а провожает неизменной победной усмешкой. Говоря о Клементине из параллельного мира, Шон использовал массу сравнений; специально для Даниэля он приводил примеры ситуаций, когда девушка показывала свою хищную сущность. И, кроме всего прочего, Шон не забывал другую, не менее значимую черту Клементины. Девушка была живой — несмотря на ходячих мертвецов и превратности параллельного мира, Клементина не теряла свою человеческую сторону. Она тоже умела смеяться, тоже умела отдыхать — хотя возможностей было и не так много — она была человеком, интересным, со своей душой и позицией. Она была… настоящей, вспоминал Шон, а губы его трогала едва заметная улыбка. Озвучив все свои мысли вслух, юноша ощутил понятную только ему свободу. Он наконец выговорился, выразил свои чувства, перевел эмоции в слова, и общий настрой подогревала реакция Даниэля. Мальчик был просто в восторге. Выслушивая рассказы Шона, Даниэль сидел с открытым ртом, а в глазах прямо сверкали искры. Шон знал, как его младший брат любит истории о выживающих, тема зомби для Даниэля всегда была самой любимой, и теперь, узнав, что Шон не просто поддерживает его интерес, но еще и так близко знаком с кем-то из его фантазий, Даниэль просто не мог найти слов, чтобы описать свои чувства. Чем больше Шон рассказывал, тем больше Даниэль хотел слушать. Больше подробностей, больше историй. Смотря на Клементину из их с Шоном мира, Даниэль только в удивлении вскидывал брови. Неужели она — эта обычная, ничем не примечательная, милая девушка — в другом мире была бы такой… — …такой крутой! — радостно говорил Даниэль и качал головой. С его губ не сходила улыбка. И это параллельно тому, что на лице Клементины она даже не появлялась. Девушка внимательно слушала Шона и хмурилась, погруженная в свои мысли. В ней поселились сомнения, которые с каждой минутой пускали в сознание девушки острые, давящие на больное шипы. Клементина смотрела на Шона, на то, с какой теплотой он говорил о ее другой версии; смотрела на Даниэля, который с не меньшим восторгом слушал его и в красках представлял каждую деталь. И в конце концов для Клементины это стало как-то… обидно? Ее альтернативная версия «такая крутая», такая сильная, интересная, необычная, в то время как она — всего лишь ничем не примечательная, милая «просто-девушка». Клементине стало неприятно, и это не ускользнуло от Шона. Постепенно сбавив тон и отойдя от темы, юноша предложил Даниэлю познакомиться с той Клементиной, которая, в отличие от «крутой», находилась здесь и сейчас, рядом с ними. И брат послушно откликнулся, словно по щелчку переключив внимание на девушку. Клементина была этому рада, хотя до конца и не могла раскрыться перед двумя братьями. Она говорила тихо, осторожно. И Шон видел в глазах девушки явное смущение. Такая хрупкая, слабая, кроткая. Вот какими были первые аналогии, что проходили через мысли Шона, и теперь, в сравнении, после того как он изобразил словами портрет противоположной версии Клементины, юноша наконец понял, что девушка перед ним — это совершенно точно не она. Да, возможно, раньше Шон и замечал в этой девушке черты настоящей Клем, но сейчас он их упорно не видел. Это не она, другой человек, а все то, что делал Шон прежде, — это были лишь тщетные попытки убедить себя, что, вот он, его шанс, беспроигрышная возможность. Чепуха, понимал Шон и продолжал держать слабую натянутую улыбку, не желая выдавать своих истинных мыслей. Да, пускай юноша и дальше слушал девушку так же внимательно, как если бы с ним говорила сама Клем, и тем не менее с каждой минутой этот напускной интерес постепенно стал растворяться. Клементина из этого мира не была плохой, нет. Шон видел ее красоту, душевную милость. Она прекрасный человек, прекрасная девушка, и все равно она — другая. Не его. А тем временем Клементина успела рассказать многое. Она начала с самого малого: представилась, немного поведала о себе. Оказывается, ей всего четырнадцать лет. И Шона этот факт удивил. Странный парадокс. Шону шестнадцать, Клем из его мира четырнадцать. А так как Клементине из апокалипсиса тоже, как и ему, шестнадцать, значит параллельному Шону — восемнадцать? Сложная математика, и тем не менее Шон посчитал, хотя много ответов ему это и не принесло. Почему связь объединила их не в один период времени, а разбросала столь хаотично, юноша так и не понял, впрочем, забивать голову всякими загадками он не хотел, поэтому оставил дело открытым. Кроме возраста, Клементина раскрыла еще свою родину. Город Атланта, штат Джорджия. Девушка упомянула, что у нее есть родители — отец и мать, и Шон тут же задал логичный вопрос: тогда почему она здесь, в Орегоне, на секундочку, на другом конце Америки. Клементина ответила просто и по существу: «Я сбежала» — с улыбкой говорила она, и, когда братья резко напряглись, не совсем поняв, что, к чему и почему, девушка поспешила пояснить. Как она выразилась, Атланта — ее родной город — никогда на самом деле и не была ей домом, как родители никогда и не были настоящими папой и мамой. Из-за их частых командировок Клементина почти не виделась с родными, все детство проводя в компании няни. И в один момент, когда девушке наконец доверили остаться в городе одной, без чужого присмотра, Клементина решила сбежать. Родители не бросились на поиски, ведь каждый раз, когда они приезжали обратно, Клементина успевала вернуться домой, а в школе никто о ней и не беспокоился — сидит девочка на домашнем обучении, пусть сидит дальше. И таким образом Клементина поведала о своей жизни, о том, как она со временем научилась использовать товарные поезда, в качестве средства бесплатного передвижения, а главное она поведала о том, как попала в Бивер-Крик: — Меня всегда тянуло на север, не знаю точно почему, — пожимала плечами Клем, смотря прямо в глаза удивленного Шона. — Айдахо, Монтана, Орегон, штат Вашингтон. Что-то подсказывало мне, что именно там я найду свой дом. Возможно, я его и нашла, — двусмысленно заметила Клементина и натужно вздохнула. — А ты, Шон? Юноша усмехнулся. — Забавно. А я, наоборот, всегда мечтал побывать на юге. Флорида, Луизиана, та же Джорджия. Видимо, по той же причине, что и ты, — говорил он, встречая светлый взгляд Клементины слабой улыбкой. А Даниэль тем временем слушал двоих, не зная, что и добавить. Постепенно на мальчика стала накатывать усталость. Шон заметил это и тут же предложил им поужинать. Вечерело. Солнце постепенно садилось за горизонт, а поезд все шел дальше, направляясь куда-то в глубь Калифорнии — следующего пункта в их маршруте до Пуэрто-Лобоса. Шон улыбнулся. Удачно они, конечно, встретили Клементину и так же удачно узнали от нее о товарниках. Если бы не она, братья наверняка потратили бы не одну лишнюю неделю, пытаясь пройти все это расстояние пешком. «Спасибо, Клем» — думал Шон с усмешкой. — Спасибо, Клем! — повторял за ним вслух Даниэль с яркой, светлой улыбкой. Рассматривая печеньку в форме мандаринки, которую девушка приобрела еще на ярмарке, мальчик радовался находке. Несмотря на то что он уверенно не хотел показывать, будто давно мечтал о какой-нибудь сладости, — это было бы слишком эгоистично по отношению к Шону и их незавидному положению — Даниэль заметно обрадовался неожиданному подарку. Клементина, как настоящая фея, исполнила желание ребенка, хотя тот и не просил угощений. А Шон тем временем улыбался, наблюдая за ними. Вопреки собственным двояким впечатлениям от Клементины, юноша был рад, что она заботится о его брате. Это мило с ее стороны. — А ты будешь? — кивнула Клем, обернувшись к Шону и посмотрев тому прямо в глаза. Шон прищурился. — Ну, печенье. У меня три штучки, каждому хватит. Держи, — улыбнувшись как ни в чем ни бывало, Клементина протянула Шону угощение. Юноша кивнул в знак благодарности и продолжил молчать, так и не притронувшись к печенью. Если Даниэлю понравится, Шон отдаст свою порцию ему. Все равно есть особо не хочется. И таким образом прошло еще какое-то время. Даниэль и Клементина тихо переговаривались. Ребенок рассказывал о Бивер-Крике, о Крисе, о бабушке с дедушкой, считай, заполнял пространство бесконечными разговорами, свойственными любому ребенку его возраста. И Клементина внимательно слушала Даниэля. По непонятным Шону причинам девушка видела в его брате кого-то особенного, и, разговаривая, она общалась с ним, словно со старым другом. И это Шона несколько напрягало. Он до сих пор помнил необычную, странную реакцию Клементины на Даниэля. «Словно увидела приведение» — вспоминал он и хмурился. За время, которое братья успели провести с девушкой, Шон успел отметить многие особенности Клементины из этого мира. Он проводил аналогии, параллели, самостоятельно искал ответы на какие-то вопросы, замечая их в чертах девушки, в ее характере, в словах, которые Клементина использовала, когда говорила о себе. И все же оставалось много недомолвок, о которых Шон поставил себе цель спросить. Спросить, но не при Даниэле. Когда солнце совсем пропало за горизонтом, а окружающий мир погрузился в темноту приближающейся ночи, Шон все так же сидел в углу пустого вагона, наблюдая за братом и девушкой. Постепенно Даниэля стало клонить в сон, он стал меньше активничать, говорил тише, и тогда Шон решил предложить брату поспать. С поезда они сойдут либо утром, либо ночью, смотря, куда успеют доехать, и пока есть время поспать — пусть Даниэль спит. Мальчик спорить не стал, и спустя пару минут беспрерывного ворочанья на рюкзаке он наконец-то уснул. Шон так и не сдвинулся с места, как и Клементина, расположившаяся в противоположном от него углу. И парень, и девушка — оба молчали. И вот тогда-то Шон и поймал себя на мысли, что разочарование, смешанное с рассеянным замешательством, — это то еще двоякое, неприятное чувство.***
— Слушай, Клем, — через какое-то время шепотом позвал Шон, наконец набравшись сил начать с девушкой личный, свой диалог. Клементина тут же откликнулась, подняв голову и посмотрев юноше напротив прямо в глаза. Она словно ждала, когда Шон обратится к ней — будет готов, потому теперь, услышав заветные пару слов, Клементина вся обратилась во внимание — в слух. Склонив голову набок, она внимательно смотрела на парня и слабо улыбалась. Однако, юноша медлил. Щурясь, Шон прокручивал в мыслях десятки вопросов, которые хотел задать Клементине, и тем не менее правильного — самого главного — не находил. Столько всего хотелось услышать, узнать, что сам Шон не понимал, с чего ему стоит начать. И тогда Клементина бережно взяла инициативу в свои руки: — Ничего, я понимаю, не торопись, — только проговорила она и, поднявшись со своего места, тихо, практически беззвучно отошла ближе к открытой двери грузового вагона. Даниэль в это время все так же мирно спал, потому, дабы не разбудить его, она осторожно опустилась на пол, свесив ноги через край. Впереди изредка мелькали хвойные деревья, укрытые темным, ночным покрывалом. Подняв взгляд, Клементина заметила чистое звездное небо над головой, и все же она продолжала молчать. Шон тем временем так и сидел, не решался к ней подойти, и тогда девушка внезапно заговорила: — Ты упоминал корабль. Дельту. Что ты знаешь об этом? — перешла она сразу же к делу, чему Шон удивился. Видимо, девушка не терпела ходить вокруг да около. Осторожная, но все такая же прямолинейная. И хорошо. — Дельта — община, напавшая на Эриксон — школу-интернат, где находится — находилась — параллельная ты. Лилли руководила операцией, а тот самый корабль — это временная база Дельты. Клементина, вместе с другими, собиралась брать ее штурмом, — вкрадчиво выложил Шон, не упуская ни одной детали. — Это все, что я знаю о Дельте. А что известно тебе? Клементина глубоко вздохнула и опустила голову. На коленях у нее лежал ее любимый рюкзак, который девушка бережно обнимала, словно искала поддержки. От Шона не укрылось настроение Клементины. Она была подавлена и в то же время напряжена, словно юноша озвучил те слова, которые девушка вовек не хотела бы слышать. Он, словно палач, вынес приговор и теперь ожидал последних слов своей жертвы. Клементина горько усмехнулась и обернулась к Шону, встретившись с ним глазами. — Ты тоже был там, — тихо произнесла она и прыснула, словно сказала что-то смешное. Шону, однако, было совсем не до смеха. Он знал. Интуитивно, но он предполагал, что девушка скажет что-то подобное. Это было очевидно, они оба знают о Дельте, о корабле, а как иначе они могли знать об этом — только, если их версии из апокалипсиса оба находились где-то по близости. Ну, конечно. Клементина встретила тяжелый взгляд Шона неизменным улыбчивым. — Смешно получается. Так вы тоже потеряли связь после той ночи, когда «альтернативная-я» встретила «альтернативного-тебя»? — покачала головой она и игриво вздернула бровями. — Что смешного? — не совсем понял юноша и нахмурился. Настроение девушки Шону совершенно не нравилось, словно она специально говорила так безразлично, с такой усмешкой. Вопрос только: зачем? — «Что смешного»… — а что должно быть грустного? — неоднозначно проговорила она и отвернулась. Шон замер, в удивлении посмотрев на девушку, но Клементина не обращала внимания. — Это ведь очень забавно, так ведь? Ты — рейдер из Дельты, она — тот взбунтовавшийся подросток из Эриксона. И пропасть из приказов, условностей и непонимания между вами, — тихо, словно обращаясь вовсе не к Шону, говорила Клем и смотрела в точку перед собой. Она много думала, видел Шон, но, кроме того, девушка аккуратно подбирала слова. Что-то скрывала за всеми этими образами и громкими фразами. Юноше никогда не нравилось подобное отношение. Шон предпочитал людей, которые говорят прямо, искренне, без утайки. Не выбирают информацию, а выдают ее открыто. Что на сердце, то и на языке. Эта Клем поступала иначе, потому, не выдержав, Шон перебил: — Предположим так. «Забавно», да. Но давай разберемся. Какое видение было последним, ты помнишь? — напрямую спросил он. — Ты видела себя? Видела тот штурм? Хоть что-нибудь?.. — Нет, — просто ответила девушка и выпрямила спину. — Последнее, что я помню, это как Шон патрулировал палубу, было утро. Помню, как Лилли — главная — проводила инструктаж, акцентируя на том, что «эти дети не такие простые, как кажутся». Помню, как она просила всех выспаться и приготовиться, ведь «рано или поздно паршивцы могут попытаться отнять свое». И все. Больше ничего — ни намека, ни подсказки. Видимо, в ту ночь все и случилось. Я не понимаю! — в один момент девушка вздернула плечами, и это движение показалось Шону таким искренним и настоящим, что он тут же забыл о прошлых претензиях. Юноша видел, как Клементине больно и неприятно говорить об этом; она словно пыталась отмахнуться, стряхнуть свои переживания, и тем не менее девушка не останавливалась: — Правда, я просто не понимаю. Что должно было произойти, чтобы все сложилось вот так?.. — она глубоко вздохнула и зарылась пятерней себе в волосы, словно это движение могло ее успокоить. — Наш последний «разговор» с Шоном, если так вообще можно назвать, — это настоящая катастрофа. Я не знаю, честно. Вот, Шон, представь, — Клементина обернулась к юноше, и тогда тот заметил в ее янтарных глазах истинные эмоции — тревогу и беспокойство. Девушка была растеряна, она хотела высказаться ему, поэтому Шон не осмелился перебивать. А Клементина тем временем продолжила, все так же шепотом говоря неясными фразами: — Серьезно, просто представь такую ситуацию. Целыми месяцами ты пытаешься добиться хоть какой-то реакции от человека, хоть какой-то эмпатии, интереса к себе. Ты долбишься и долбишься в условно закрытую дверь, стучишь, звонишь, пытаешься докричаться, а никто не открывает. И вот спустя столько времени ты наконец получаешь хоть какой-то ответ. Малейший. И ты этому так рад, что не можешь найти себе места. Ты понимаешь: наконец-то я добился своего, и, ведомый целью просто не потерять эту возможность, решаешься на отчаянный поступок — остаться. Ты терпишь все злые слова, терпишь все неприятные выходки и в конце концов добиваешься от человека какой-то искренности. Решаешься влезть дальше, зацепиться за что-нибудь и в конце концов оступаешься, сказав одно слово неправильно. Одно! А на следующий день, когда осознаешь, что облажался, уже становится поздно. Человек пропал, а двери закрылись. Окончательно. М? Что думаешь?! — не выдержала девушка, выдав все и сразу. Шон, мягко говоря, удивился. Мягко говоря, на деле же он был просто в шоке. Уставившись на девушку перед собой, юноша пытался подобрать правильные слова, чтобы ответить, но, по сути, он даже не понимал, как на такое надо отреагировать. Удивиться? — Он удивился. Посочувствовать? — А чему посочувствовать-то? Он так и не понял. Попытаться вникнуть, узнать, а о чем Клементина вообще говорила? — Нет, этим он может все только испортить. Девушке и так было неприятно говорить обо все этом, так еще и Шон начнет давить своей настойчивостью и любопытством. Тогда что ему делать? — Прости, — выдохнула тем временем Клементина и отвернулась. — Я не должна была срываться. Прости, — снова повторила она и крепче сжала рюкзак, принявшись теребить пальцами нашивку буквы «D». — Тебе не за что извиняться, — наконец ответил Шон и, все-таки покинув свой укромный угол, подошел к Клементине, опустившись рядом с ней на край возле двери. Он так же, как и она, свесил ноги и обратил внимание на девушку. В лунном свете черты лица Клементины производили совсем другой эффект. Она показалась Шону потерянной, сломленной, слабой. Не милой и безобидной, какой она представала перед ним днем, а одинокой. Ночь расставляла все на свои места, как и в случае с настоящей Клементиной. Шон помнил, как девушка по ночам любила сидеть у костра. Сильная и смелая днем становилась оставленной, опечаленной ночью. В этом они были похожи. Как и раньше, Шона стало одолевать желание коснуться девушки, приобнять ее, показать, что она всегда может найти в нем поддержку. Шон до сих пор помнил свое желание утешить Клементину, но сейчас он медлил, не решаясь сделать первый шаг. Юноша понимал, что, несмотря на схожую внешность, перед ним сидел чужой человек, и из-за этих сомнений Шон осмелился только сказать: — Расскажи. Все держать в себе очень трудно, выскажись — и тогда, возможно, я смогу тебе помочь. Хоть чем-нибудь. Просто сейчас я не понимаю, — заключил он и пожал плечами, устремив взгляд вперед, туда, где широкое ночное небо встречалось с неровной линией горизонта. Клементина так же смотрела вдаль, стараясь не обращать внимание на рядом сидящего юношу. Хотя она и хотела с ним поговорить, она все равно стеснялась Шона. Странные чувства. С одной стороны ты понимаешь, этому человеку можно доверять, ты узнаешь его взгляд, его улыбку, его голос, и тем не менее ты его не знаешь, не понимаешь, как он может отреагировать. — А что я должна говорить? — наконец спросила Клементина и вздохнула. — Понимаешь… — не знаю, как это объяснить, — но ты совершенно не похож на того Шона, к которому я привыкла. Это доходит до крайности какой-то. Ты, наверное, думаешь обо мне так же, — нахмурилась она, и Шон поспешил ответить, кивнув. — Вот именно. Ты из параллельного мира и ты, вот какой есть сейчас, — два разных человека. Шон другой. Вот, в сравнении с тобой, он очень закрытый человек. Угрюмый, отчаявшийся. Когда связь только возникла, я впервые сбежала из дома. Мне было не к кому обратиться, я осталась одна, но я понимала, что поступаю правильно. Дома мне было плохо, неуютно, а здесь — в свободном мире — это совершенно другие ощущения. Я выбралась на волю. Но в то же время я почувствовала, что я не просто забытая родителями девочка, я поняла, что на самом деле все еще хуже. Объективно, ты не нужен никому в этом мире, люди вокруг не замечают тебя, всем плевать. Ну и что, что ребенок, которому даже четырнадцати еще не исполнилось, слоняется по улице, почти ночью, один. И вот в такой период моей жизни появился Шон. Я видела в нем шанс отвлечься от собственных проблем, я быстро привязалась к нему, к его жизни, к этим снам. Но ему все это время, пока я ломала голову, переживала, было как будто плевать на связь, на все сны, на меня. Нет, он не плохой, ты не подумай, просто он… отрешенный?.. Наверное. Он через многое прошел, не представляю, кем нужно быть, чтобы суметь вытерпеть все это. Это самый сильный человек, которого я только знаю. И тем не менее он недосягаемый. Сколько бы я ни пыталась, он не воспринимал меня, не хотел даже попробовать понять или услышать. Ему просто это, будто… было не нужно никогда. И вот недавно, всего пару дней до того, как связь пропала, он открылся мне. Наконец принял факт, что мы связаны, что я тоже живой человек. И я это все так… — Клементина вскинула руками, — так тупо испортила. — Что случилось? — Случилась моя любопытность, — горько усмехнулась девушка и повернула голову к Шону. В янтарных глазах юноша обнаружил смутную грань между истеричной радостью и сжимающим легкие отчаянием. Клементина попыталась улыбнуться, заметив волнение в глазах Шона, и продолжила: — Все из-за Даниэля. — Даниэля? — Да, Даниэля, — голос девушки надломился, и она поспешила отвернуться, сжав со всей силы кулак, дабы скрыть дрожь в руках. — Или нет. Не Даниэля. Из-за семьи. Я посчитала нужным поделиться с Шоном своими переживаниями насчет родителей, рассказала о своих радужных детских воспоминаниях, которые разбились о настоящую действительность. Они меня не любили, или любили, но просто не умели показывать эту любовь. Слишком заняты. И я решила спросить Шона о его — о твоей — семье. Мне всегда было интересно, кто его близкие люди, где они и так далее… — А он один?.. — шепотом спросил Шон и нахмурился. Краем глаза посмотрев на Даниэля, свернувшегося в клубочек и крепко обнимающего игрушку, прихваченную им еще из хижины в лесу, Шон не смог сдержать своего волнения. В его взгляде отразилась искра мимолетного страха. — Даниэля с ним нет, — заключила девушка, поняв, что Шон и без того догадался. — Шон вступил в Дельту, как я поняла, не от хорошей жизни. Он не хотел делиться со мной, но невольно стал прокручивать в голове воспоминания, и я все видела. Когда Шону было шестнадцать, как тебе сейчас, Даниэль тяжело заболел, была зима, а лекарств у них не было. Они были сами по себе, выживали самостоятельно. Да, Шон пытался помочь Даниэлю, они искали помощь, хоть что-то за что могли бы зацепиться, но в итоге ничего не вышло, — выдохнула Клементина, а Шон тем временем молча прожигал пустоту перед собой. Апокалипсис начался, когда ему было десять лет. Даниэлю тогда было вообще три года — три! И они протянули так долго, думал Шон, и все равно… — Даниэль не смог, — заключила Клементина. — Болезнь сморила его, и Шону, когда ничего не осталось, пришлось… — Нет… — Он его застрелил! — с надрывом прошептала Клементина, не выдержав. Ногтями вцепившись в рюкзак, она старалась сдержать непрошеные слезы, но ничего не получалось. Все эмоции, что девушка скрывала еще с утра, вырвались наружу. Клементина дрожала, а Шон не знал, как ей помочь. Он сам в шоке пытался переварить эту информацию. Шон не мог этого сделать. Ни один, ни второй. Но Клементина продолжала разубеждать: — Я видела, с какой любовью тот Шон относился к Даниэлю, он вспоминал это так. Шон был совершенно другим, не таким, как в Дельте. Он был любящим, открытым, но случившееся с Даниэлем сломало его. И я об этом напомнила. А потом еще и ярмарка… — Клементину уже откровенно трясло, она говорила рвано, путалась в словах, и тогда Шон придвинулся ближе и приобнял девушку, позволяя ей вцепиться в его куртку. — Тш-ш-ш, — успокаивающе прошипел юноша, мягко поглаживая девушку по спине, но она, казалось, вообще не замечала его попыток успокоить. — И на ярмарке. Когда я увидела тебя и Даниэля, я не знаю, у Даниэля такие чистые глаза, такой добрый взгляд, а я смотрю и вижу только тот вечер, когда он… — девушка снова дернулась в руках Шона. — После этого Шон изменился. Он стал жестоким, закрылся ото всех, ты не представляешь, что он делал в Дельте. Я столько раз видела, как он убивал, не ходячих… людей, вообще без задней мысли, с таким хладнокровием. Это страшно. Ты не представляешь… И я боюсь, что… Если ты говоришь, что Клементина хотела проникнуть на их корабль, то он же ее… Он точно мог бы… — Клементина замолчала, не в силах озвучить главное свое предположение — главный свой страх — вслух. Шон слушал ее, но слова в голове не укладывались. Только юноша представлял себя на месте того Шона, как его передергивало. Он помнил о том, каким стал мир в апокалипсисе, люди шли на отчаянные поступки, но себя в таком мире он упорно не мог представить и Даниэля… Он убил его, застрелил ребенка, младшего брата, Даниэля. А после хладнокровно резал и других, воюя за Дельту. Шон видел человеческие смерти, тот же отец… Но он никогда не убивал. Он никогда не видел, как убивают намеренно. Какие чувства человек испытывает в эти моменты. Даже с Клем. Сейчас, сидя с ее альтернативной версией, утешая ее, единственное, о чем мог думать Шон, — это его Клементина. Юноша прокручивал в голове все дни, что они были вместе, и упорно не мог вспомнить, чтобы Клементина убивала кого-то. Не уже мертвого, не ходячего, а живого, дышащего человека. При нем — никогда, но это же не значит, что она вообще не убивала. Шон замер, отчаянно думая. Он всегда считал, что знает Клементину лучше кого-либо, но сейчас вдруг понял, что на самом деле это не так. Как альтернативная Клементина видела в альтернативном Шоне только то, что он ей показывал, так и настоящая могла поступать так же. И тем не менее, даже если Клементина от него что-то скрывала, Шон все равно был в ней уверен, он знал, на что девушка способна, а на что нет. — Встреться они, он бы ее не убил, — спустя время тихо произнес Шон, и его на секунду пронзило уверенностью. Точно. Тут что-то другое. Он чувствовал несколько недель назад, что Клементина жива, чувствует и сейчас. Да и сама девушка не позволила бы даже Шону себе навредить. Она выше этого, сильнее. — Я чувствую, что она жива, — наконец выдохнул юноша, и в этот момент Клементина, уткнувшаяся Шону в плечо, резко отстранилась, заглянув тому в глаза. — Я не знаю, это на уровне просто чутья. Шон бы ее не убил. Не смог бы. Я верю в нее. И тут Клементина рассмеялась. Тихо, чтобы не разбудить Даниэля, и все же. Шон непонимающе посмотрел на девушку, но ничего не сказал. — Даже сейчас, — через смех проговорила Клем. — Даже сейчас ты так о ней говоришь, — она улыбнулась, стараясь спрятать бывшие слезы. — Видимо, она и правда такая. Или еще лучше. Кто знает. — Шон нахмурился, почувствовав в словах Клементины какой-то скрытый подтекст, но внимания на том заострять не хотел. — Нет, правда. Я не знаю, как объяснить, но… ты хороший человек, Шон. Серьезно. Ты так говоришь о той Клементине, с такой теплотой, верой. И причем я вижу, что ты говоришь искренне. Ты ведь ее любишь. Не важно, что ты там говорил Даниэлю про «хорошие друзья», но я вижу, что ты ее любишь. Так, как мой Шон никогда бы не полюбил меня… Он меня ненавидит. Юноша застыл, смотря девушке прямо в глаза. Он видел в ее ясном взгляде странный восторг и все такую же очевидную, яркую печаль. Она правда имела в виду то, о чем говорила. И все же девушка испытывала гораздо больше чувств, нежели показывала. Зависть, чувство несправедливости смешалось с искренней радостью за другого, чувством окрыленности, какого-то осознания. И Шон, читая все это между строк, не знал, что будет правильным ответить. Да, он любит Клементину как девушку, да, он скрыл это от Даниэля, да, его чувства очевиднее некуда, и да, Клементина во многом была права, но все-таки. Шон сомневался, будто он из альтернативной реальности мог испытывать к Клементине, к версии из этого мира, какие-то другие чувства. Он не мог ее не любить. Возможно, он это иначе показывал, да, но ведь правда, в Клементину невозможно не влюбиться. — Ты не права, — наконец озвучил свои мысли Шон. — Шон не мог ненавидеть тебя, подумай сама, — покачал головой юноша, и Клементина нахмурилась, внимательно слушая то, что же Шон скажет дальше. — Ты говоришь, что Шон отталкивает тебя, потому что ненавидит. Нет. Понимаешь, если человек, которого ты знаешь, имел такое же детство до апокалипсиса, что и я, он бы знал, что такое любовь и семья. Мой отец научил меня ценить это. Ты говоришь, что после… смерти Даниэля Шон изменился. Стал жестче, хладнокровнее, что он отчаялся. Вот в чем дело. — Клементина непонимающе, с вопросом раскрыла глаза, но Шон, не обращая внимания, продолжал: — Я не представляю, что бы я сделал, каким бы я стал, если бы мне пришлось пройти через то же самое, что и ему. Даниэль — самый близкий мне человек, он мой брат, моя семья. И, если сейчас он дает мне смысл двигаться дальше, если сейчас я вижу в нем, в моей семье, свою силу, то другой Шон мог распознать в ней свою слабость. Он убил Даниэля — и это его сломало. Его любовь сыграла с ним злую шутку, и я уверен, на его месте я бы возненавидел весь мир за такую несправедливость. Я бы возненавидел себя, свои чувства, свою слабость. Я бы возненавидел само чувство привязанности, ведь за ним последует только вот это. И представь, в такой ситуации в его жизни появляется новый человек — появляешься ты. Я уверен, он любит тебя, тебя невозможно не любить, просто он боится, что, потеряв тебя, испытает те же эмоции, что испытал после смерти Даниэля. — Ты правда так думаешь? — неожиданно произнесла Клементина, заглянув Шону в глаза. Юноша кивнул. — Я уверен в этом. Клементина выдохнула и улыбнулась. Вытерев остатки слез, девушка отвернулась и опустила взгляд на все так же лежавший у нее на коленях рюкзак. Погладив любимую нашивку, девушка выдохнула и спустя время произнесла: — Как ты думаешь, что все-таки произошло той ночью, на корабле? — едва слышно прошептала она и повернулась. Шон пожал плечами. — Не знаю, но я думаю с Клементиной все хорошо. Я чувствую это. — Ты чувствуешь это? Как? — нахмурилась Клем, стараясь разглядеть в юноше ответ. — Я ничего не чувствую. Шон нахмурился, услышав девушку. Несмотря ни на что, он считал свое чутье касательно Клементины безошибочным. Он точно знал, что чувствует, почему так и отчего. И, узнав, что другая Клементина подобного не испытывает, Шон насторожился. В его голове сразу возникли десятки догадок, почему так могло произойти, но ни одну из них Шон не решился озвучить перед девушкой вслух. Не лучшее решение сейчас давить Клементине на больное, и потому, единственное, что он произнес, было: — Возможно, это я просто так думаю. Не знаю, — Шон пожал плечами и отвел взгляд, пока Клементина продолжала безотрывно смотреть на него. Девушка видела, что юноша что-то недоговаривает, но уличать его в чем-либо не хотела, тем более, если не знает, как оно там наверняка. Вновь опустив руку на рюкзак, девушка снова нащупала нашивку буквы «D» и, что-то про себя решив, резко сдернула ее с кармана, оторвав. Шон тут же обернулся, услышав звук рвущихся ниток. — Что ты делаешь? — задал он соответствующий вопрос и непонимающе посмотрел на девушку рядом. Клементина лишь улыбнулась и, протянув раскрытую ладонь к Шону, негласно попросила его вложить свою руку в ее. Юноша послушался, хоть и до конца не понимал, что Клементине нужно. — Эта нашивка — мой талисман. Раньше она была на кепке. Отец подарил, когда мы с ним еще общались. Кепку я долго не носила, она быстро испортилась, но этот значок сохранила. Не знаю, он напоминал мне о том времени, когда я была совсем маленькой и не понимала всего, что знаю о своей семье, о своем доме, теперь. — Клементина из параллельного мира до сих пор носит ту кепку, — улыбнулся Шон. Клементина его словам рассмеялась. — Уверена, я бы на месте той Клем тоже эту кепку не снимала. Но вот, — вложив в раскрытую ладонь Шона нашивку, Клементина самостоятельно закрыла его кулак, а после положила свою ладонь сверху. — Она твоя. — Что? — тут же встрепенулся Шон и уже было хотел вернуть подарок, как Клементина его удержала, сильнее сжав пальцы на кулаке. — Мне она приносит больше грустных воспоминаний, нежели радостных. А, учитывая твое трепетное отношение ко мне из параллельного мира, я хочу, чтобы ты забрал эту нашивку. Не знаю, восстановится ли когда-нибудь связь и будем ли мы к тому времени вместе, но так я буду уверена, что у тебя осталась какая-то часть той Клементины. Шон удивился. А Клементина в это время отпустила его руку, чем юноша тут же воспользовался, решив рассмотреть нашивку. Старая, потрепанная, но такая же, как у другой Клементины. Смотря на нее, Шон представлял, как Клементина в другой реальности так же сжимает в руках свою кепку, аккуратно проводя пальцем по шершавой поверхности буквы «D». Он повторил этот жест. — Спасибо, — спустя минуту кивнул Шон и отвел взгляд, не желая показывать девушке то, что он правда расчувствовался. — Я не знаю, как тебя можно отблагодарить, что подарить в ответ… Клементина ослепительно улыбнулась, а остатки ее печали будто растворились в прохладном ночном воздухе. Она внимательно смотрела на Шона, а взгляд ее — мягкий, светлый, согревающий — сверкал в лунном свете. — Мне ничего не надо, — усмехнулась она и пожала плечами. — Для меня, если честно, счастье просто видеть вас, — девушка невольно отвела взгляд в сторону спящего Даниэля, — вас обоих целыми и невредимыми. Это лучшее, что я могла бы сейчас получить. Правда. Шон улыбнулся, а в груди его вспыхнуло приятное теплое чувство. Хорошо, что они во всем разобрались; хорошо, что он вообще встретил Клементину на той новогодней ярмарке. Хорошо все, что, так или иначе, хорошо кончается. А ведь так и есть. Теперь Даниэль знает правду, теперь Шону не придется искать перед ним какие-то глупые оправдания. Теперь все станет иначе. Изменится. И изменится в лучшую сторону. Что-то подсказывало Шону, что так оно и будет. Рано или поздно.