When The Roads Cross

      И так прошло несколько дней. За это время Шон, Клементина и Даниэль успели здорово сдружиться. Некое чувство слепого доверия, которое Шон ставил под сомнение раньше, теперь нашло свой обоснуй. Покинув тот поезд наутро, компания вновь нырнула в леса, но не леса Орегона, где они встретились, а в леса уже Калифорнии, куда так упорно стремились. В города братья соваться больше желанием не горели — им хватило, поэтому они так и не доехали на поезде до станции. Спрыгнули так же, как и взобрались, — с нотками страха, но без происшествий. И после этого тут же направились дальше, обсуждая между собой план следующих действий. Шон предложил пока скрыться в лесу, каждый день двигаясь дальше, на юг. И Клементина с Даниэлем поддержали это решение по многим причинам. Во-первых, в лесу безопаснее, нежели в городских окраинах, шанс встретить служителей порядка в разы меньше. Во-вторых, в Калифорнии не так холодно, в отличие от широт Бивер-Крика, тут хотя бы нет снега, поэтому мерзнуть, как раньше, не придется. Всего лишь два аргумента, а какой вес… какая логика! И тем не менее оставалось несколько нерешенных вопросов, с которыми Шон и Клем обязаны были разобраться и чем раньше, тем лучше.       Первые трудности возникли чуть ли не с самого начала. Еда. Проснувшись наутро, еще в вагоне поезда, Даниэль гордо сообщил, что неплохо было бы позавтракать. Но, как оказалось, еды ни у кого не было. Только одна оставшаяся у Шона еще с вечера печенька, в свое время подаренная Клементиной. Да, возможно, Даниэль такому сладкому завтраку и обрадовался сперва, но очевидно на весь день ему этого не хватило. К тому же и сами Шон с Клементиной тоже не отказались бы поесть. В итоге Клементина, подобно настоящему фокуснику, выудила из своего рюкзака, как зайца из шляпы, одну маленькую, но какую важную вещицу — банковскую карточку. Как объяснила сама девушка, в том, что твои родители тратят все время исключительно на работу, есть свои плюсы. Да и разве бросилась бы она в бега, если бы не имела никакого спасательного круга в запасе? Конечно, нет. Поэтому, только братья задались очевидным вопросом, как им теперь не умереть от голода, Клементина предложила свою помощь. Ей несложно, а Шону с Даниэлем, да и ей, к слову, тоже, это спасет жизнь. Шон, логично, поначалу не обрадовался. Это было уже слишком. Одно дело он потащил ее с собой, это уже создавало проблемы, другое — он сейчас еще и сядет девушке на шею, а брат поможет свесить ноги. Так поступать было нельзя. Но Клементина, пока они шагали вдоль железнодорожных путей, упорно пыталась разубедить старшего Диаса.       И так девушка стояла на своем до последнего — до момента, пока они не уперлись в указатель, гласивший, что рядом располагается небольшой населенный пункт. Было решено, что Диасы в этот поселок не полезут, а вот Клементина, как они условились «в первый и последний раз», сходит и все-таки купит всем троим что-нибудь на ужин. И так компания разделилась: Диасы, обнаружив достаточно укромное хорошее место не так далеко от указателя, решили обустроить какой-никакой лагерь, где они в будущем смогли бы заночевать, а Клементина, запомнив местонахождение братьев, отправилась за продуктами. За то время, что девушки не было рядом, Шон и Даниэль успели многое сделать. Во-первых, они все-таки соорудили стоянку: костер и подобие навеса по близости. Во-вторых, Даниэль нашел время потренироваться, давно он не использовал силы в полную меру, и теперь мальчик просто разошелся, радуясь, что может не прятаться, а управлять телекинезом, как хочет и сколько хочет, — по крайней мере, пока не придет Клементина. Да, они друзья, да, девушка приходится им не последним человеком, да, учитывая, что она их на свои деньги еще и кормит, она заслуживает полного их доверия. «Но нет, — хмуро говорил Шон, смотря расстроенному Даниэлю в глаза. — Никакой магии, правила есть правила» — безоговорочно повторял он, игнорируя возмущения брата. Они даже бабушке с дедушкой этот секрет доверить не смогли, а тут Клементина — человек, который к их семье прямого отношения не имеет. Мало ли, как жизнь сложится дальше, мало ли, сколько они пробудут вместе. И таким образом братья договорились о том, что…       — «Никакой магии при Клементине», да-да, я понял. Кошмар, ты такой зануда! Как она тебя только терпит? Как я тебя только терплю?! — в очередной раз закатил глаза Даниэль, на что Шон просто глубоко вздохнул и ответил:       — Нет, ну согласись тоже, из нас двоих у кого-то должен оставаться рабочий мозг в голове, — парировал юноша, за что соответственно и получил шишкой в плечо.       — Ой, да заткнись, — буркнул Даниэль.       И в конце концов на том вопрос и решили. А через время вернулась и сама причина бурных споров, однако вместо еды на ужин Клементина притащила с собой целый пакет продуктов, обосновав это тем, что дальше так просто на населенный пункт они могут и не наткнуться. Шон вздохнул, показав тем самым свое неодобрение, но смирился, от сердца поблагодарив инициативную девушку. Возможно, в ее словах была логика, к тому же других вариантов у Шона не было, и все равно принципы упорно не позволяли юноше сдаться и принять наконец чужую помощь. Он не хотел просто пользоваться ситуацией, поэтому весь следующий вечер Клементина, как королева, не делала ни-че-го. Шон настоял на том, чтобы девушка не напрягалась, ведь свою часть работы она уже перевыполнила, и все же в стороне сидеть Клементина отказывалась, вызвавшись помочь с готовкой.       Зато Даниэлю наслаждаться моментом ничего не мешало. Счастливый, мальчик сидел и молча наблюдал за дискуссией Шона и Клем, которые спорили, кто чем должен заниматься, а кто чем не должен. Единственная обязанность Даниэля — не использовать магию, и с этим мальчик справлялся отлично, а большего от него и не требовалось. По крайней мере, пока.       И таким образом прошел целый вечер, за бурными спорами, подтруниваниями младшего брата над старшим, за душевными разговорами у костра после ужина. С губ Клементины не сходила усмешка. Она не обижалась на Шона за то, что тот продолжал отказываться от ее помощи, наоборот, ей было смешно и приятно. Такая реакция юноши не говорила о том, что он глупый или неблагодарный, напротив, это раскрывало его как человека доброго и хорошего, воспитанного. И Клементина была рада находиться в подобной компании. Ей было приятно внимание братьев, приятно было сидеть рядом, разговаривать. Если в поезде между ними еще витала эта атмосфера неловкости, то теперь все стало хорошо. Девушка наконец почувствовала то, что давно не ощущала, давно — это практически с детства; она наконец почувствовала к себе семейную любовь и поддержку.       И в такой обстановке прошла следующая пара дней. Уже почти неделю Диасы жили вместе с Клементиной. К этому моменту все условности между ними полностью стерлись, девушка стала для Даниэля и Шона такой своеобразной — для кого-то старшей, для кого-то младшей — сестрой. И ситуация дошла даже не до простого доверия к человеку, в конце концов у братьев не осталось от Клементины никаких секретов. А дело вот в чем.       Даниэль тоже человек и долго терпеть он не смог, в один момент все-таки раскрыв свою тайну. Это произошло очень глупо и ненарочно. Мальчик думал, что Клементина слишком занята и не заметит, как он при помощи магии уберет лежавшее на пути, большое бревно, но Клементина в свою очередь заметила. Сказать, что она удивилась, — ничего не сказать. С широко раскрытыми глазами и шоком на лице, с минимумом слов на языке и с массой вопросов в голове, она обернулась к Шону, а юноша только и мог, что с таким же удивлением ответить глупой улыбкой. Он не ожидал, что все это всплывет вот так, но в конце концов разрешилось даже это. Братья объяснились перед девушкой, извинились, что скрывали такую тайну от нее, но Клементина все поняла и обижаться не стала. Не каждого человека можно посвятить в такие семейные секреты, и правда.       И тем не менее просто так ситуация не забылась. После произошедшего возник вопрос, вылившийся в целую вечернюю дискуссию между Шоном и Клем, дождавшихся, пока мелкий уснет. При Даниэле упоминать его альтернативную версию никто не хотел, дабы избежать лишних неприятных вопросов, поэтому приходилось ждать глубокой ночи. И вот, когда дождались, парень и девушка все-таки решили этот всплывший вопрос обсудить. Обоим было интересно, а мог ли Даниэль из другой реальности обладать такими же способностями, что и Даниэль из этой? Обсуждали долго, но в конце концов к одному решению Шон и Клем не пришли. И во многом потому, что постепенно каждый их диалог, так или иначе, перетекал в совершенно другое русло.       Затрагивая тему альтернативных версий самих себя, Шон и Клементина часто вдавались в своеобразные воспоминания, делились своими мыслями. Подростки стали друг для друга такими «товарищами по несчастью», но дальше в отношениях продвинуться не могли. Клементину как девушку Шон упорно не воспринимал, особенно учитывая, что она постоянно напоминала ему свою противоположную версию, впрочем, и Шон точно так же не смог заменить Клементине ее возлюбленного. Со временем тоска, которая раньше отходила на второй план, стала усиливаться и откровенно мешать. Особенно это касалось Клементины.       Спустя какое-то время после диалога в поезде, девушка поймала себя на мысли, что она все-таки тоже что-то чувствует. Чувствует, что Шон из параллельного мира где-то есть, и не просто где-то, а где-то близко. Она не могла объяснить, что это за ощущение, но уперто верила в его правдоподобность. Шон, однако, так не считал. Юноша боялся, что Клементина просто пытается себя в чем-то убедить — в чем-то, чего на самом деле нет. Да, возможно, это могло показаться эгоистичным с его стороны, но как есть, Шон девушке не верил. Не говорил открыто, но подозревал. После того, как он узнал, что до их разговора Клементина совершенно не чувствовала присутствие альтернативного Шона, юноша сделал очевидный вывод: наверное, она ничего не чувствует, потому что на той стороне больше никого и нет?.. Это было бы логично, но вдаваться в такие мысли Шон себе запрещал; он чувствовал, что поступает неправильно, если думает об этом. Клементина ему так доверяет, с такой надеждой каждый раз рассказывает об этом чувстве, что Шон просто не хотел огорчать даже образ девушки в своей голове, не то что ее физическое воплощение. Однако, как оказалось позже, правило «Доверяй, но проверяй» работает и в обратную сторону. Ставь под сомнение, но не исключай возможности. В этом Шон впоследствии и допустил ошибку.

***

      Это произошло на следующее утро. Когда Шон и Даниэль еще мирно высыпались после долгого вечера и короткой ночи, Клементина уже стояла на ногах, молча орудуя в их «походном лагере». Такими методичными действиями девушка пыталась себя успокоить. Всю ночь ее мучили странные ощущения: Клементина ворочалась, не в силах найти удобное положение, в котором прекратился бы этот навязчивый зуд где-то под сердцем; ей было холодно или жарко — девушка сама толком не могла объяснить то состояние, в котором она провела целую ночь. Подобное уже случалось раньше, но гораздо тише и ласковее. В то время как прежде ее новая «болезнь» больше напоминала приятный морской бриз, сейчас она превратилась в настоящий пугающий ураган. С каждым днем Клементина чувствовала, как что-то в ней заметно менялось. Она все чаще и отчетливее испытывала один и тот же спектр эмоций: необъяснимый страх, тревогу, волнение — и, кроме всего прочего, пульсом под сердцем бьющее ощущение, которым она все это время так хотела поделиться с Шоном. Но, как ни странно, тот отказывался ей верить. Возможно, юноша и не озвучивал свои мысли вслух, но Клементина спокойно читала это по его глазам. Хотя старший брат Диас из ее мира по характеру больше напоминал противоположность ее Шона, нежели копию, мимикой парни соответствовали друг другу, не допуская ошибок. Поэтому увидеть скрытое Клементине не составило большого труда, однако, несмотря на то что ей и было несколько неприятно чувствовать недоверие, умом она все понимала. Это была не ситуация, а сплошное невероятное совпадение, больше походящее на выдумку больной детской фантазии. Только Шон упоминает о своем чутье, как Клементину посещает точно такое же чувство. И самое интересное, что при этом, последние пару дней, когда девушка ловила на себе косые взгляды Шона, она не расстраивалась, напротив, лишь усмехалась, глубоко в душе смеясь сама над собой. Кто бы что ни говорил, а она привыкла к такому отношению. Сколько бы ни старалась, на фоне других Клементина всегда будет оставаться всего лишь глупым ребенком с ее детскими выдумками. И это факт.       Закончив задумчиво перебирать и пересчитывать остатки еды, Клементина поднялась с колен, отряхнулась и уверенно решила насобирать хвороста для костра. К тому моменту, как братья проснутся, девушка хотела закончить приготовления к завтраку самостоятельно — порадовать их, принести хоть какую-то пользу. И тем не менее такие благородные мысли, если и занимали какое-то место в голове Клементины, то совсем незначительное. Она просто хотела побыть одной, все обдумать, и маломальское «партийное задание» вполне могло создать ей внушительное алиби для этого. Снова и снова, несмотря на какие-либо попытки отвлечь себя, Клементина возвращалась к одному и тому же. Она — глупый ребенок. И всегда была им. Для родителей, для друзей, даже для Шона — что для одного, что для другого. Вот какие мысли занимали голову девушки и занимали ее далеко не первый день. Казалось бы, откуда Клементина могла взять подобные громкие выводы, а главное — зачем ей думать об этом? Все дело в Шоне. И даже не в том, который спит не так далеко, в лагере, нет. Дело в Шоне из ее снов. Из-за мучающего ее чувства близости к парню, близости к разгадке произошедшего, Клементина все чаще ловила себя на мыслях о нем. Вспоминая диалог в поезде, девушка думала: Шон так много может рассказать о ее параллельной версии, столько хорошего, мол, она его многому научила, — а она что, сама Клементина? Говоря о своем Шоне из апокалипсиса, что она может назвать хорошего? В чем он ее изменил? Где помог? Почему они все-таки связаны? Вот какие вопросы наталкивали Клементину на мысли о том, что она всего лишь глупый ребенок. Ведь это был не кто иной, как Шон, кто наконец раскрыл ей на это глаза. Он помог ей в этом, в этом и изменил. Вот причина, особенность их связи.       Все проблемы человека идут из его детства. Слыша эту фразу, юная Клементина лишь уверенно кивала головой и соглашалась. Во всех своих бедах девушка привыкла винить родителей, их несерьезное отношение; это они сделали из нее «глупого ребенка», и именно этот предлог использовала Клем, когда сбегала из дома. Она хотела доказать, что способна жить самостоятельно, способна быть взрослой, и не нужна ей помощь мамы и папы. Однако встречи с Шоном из ее снов, образовавшаяся между ними связь, со временем изменили ее позицию. Благодаря Шону, Клементина наконец поняла, в чем заключалась ошибка. Нельзя винить родителей во всех своих неудачах. И Шон из апокалипсиса, который лишился этих родителей еще в первый год конца света, дал ей понять почему. Каждый человек формирует себя сам, а вместе с тем меняет и отношение окружающих к себе. Не люди виноваты, что они смеются над тобой, а ты виновата, раз даешь им такие поводы и возможности. Клементина всю жизнь обвиняла родителей за то, что, уезжая в командировки, они ей не доверяли, не давали шанса самой о себе позаботиться, даже в тринадцать лет оставляя на попечительство няни. Всю жизнь она обвиняла друзей и одноклассников за их временами деланные улыбки, прямо кричащие: «Хотя ты и сморозила глупость, мы все равно тебя любим». И среди этой толпы лицемеров один только Шон — как оказалось, не вечный спутник ее снов — не улыбался, молча глядя на то, как Клементина в очередной раз оступалась, по детской глупости допуская ошибку. Он не поощрял ее, как другие, наоборот, лишь упрекал и насмехался. Конечно, легко судить ребенка, будучи восемнадцатилетней «сознательной личностью», думала Клем сперва, но впоследствии именно этот жестокий суд и стал для Клементины тем костылем, на который она могла опереться.       Их отношения с Шоном нельзя назвать идеальными, потому время с ним Клементина привыкла делить на своеобразные периоды. Были моменты, когда Шон особенно старался отгородиться от девушки, закрывался в себе. Холодный, жестокий и неприступный, он пытался оттолкнуть Клементину от себя, но девушка продолжала терпеливо игнорировать такие попытки, ведь каждая его темная полоса сменялась по-своему светлой. Несмотря на колючий характер, Шон умел улыбаться, умел шутить, пускай иногда и чересчур некрасиво, даже обидно. Наблюдая за тем, как Клементина в очередной раз оговаривалась в магазине из-за волнения перед страшной и наверняка кусающейся продавщицой; или, например, чувствуя, как сердце девушки резко ускоряло свой ритм, стоило очереди продвинуться еще хоть на одного человека вперед, вечно хмурый Шон искренне смеялся. «Ты такой ребенок, ей-богу, — говорил он поутру, улыбаясь, — у тебя такие «серьезные» проблемы по жизни, я в шоке, мне бы так». А Клементина в ответ лишь смущалась, что, конечно же, не мог видеть Шон из-за особенностей их связи. И такими урывками, перепадами от светлой идиллии до беспросветного мрака, протекали их отношения, лишь одно оставалось неизменным: «Клем, ты глупый ребенок» — неустанно повторял Шон, время от времени меняя лишь интонацию. Иногда он срывался, иногда говорил по-доброму и шутя. И Клементина это запомнила. Больше всего от жизни в то время девушка хотела доказать. Доказать Шону, что он ошибается, что она давно уже выросла, хотя по невеликому росту и возрасту так не скажешь. «Ты хочешь доказать… — хмуро повторял ее слова Шон и закатывал глаза, в очередной раз слыша одно и то же. — Невозможно доказать, что ты взрослая, ведь именно такое «доказательство» делает из тебя гребанного ребенка» — читал нотации он, но девушка не слышала, продолжая гнуть свою линию. Однако, так думал Шон, будто Клементина глухая, на деле же она все понимала. Понимала и ничего не могла с собой поделать. И сейчас, ловя себя на мысли, будто все их отношения с Шоном представляли из себя сплошную скачку от света к тьме на фоне ее «детской глупости», Клементина ощущала горькое разочарование. Разочарование в себе, в потраченном времени. Шон убил несколько месяцев на то, чтобы сделать ее лучше, на то, чтобы она наконец поумнела, а на деле как все сложилось? Вот Клементина встречает его альтернативную версию из обычного мира, и все, что она видит в глазах, это знакомое: «Я знаю, что ты сморозила глупость, но я все равно на твоей стороне». Шон не верил ей, когда она говорила о «чутье», Шон не хотел доверять ей что-то важнее сбора хвороста в лесу — она для него младшая сестра, второй Даниэль, но чуть постарше, и разве к этому стремился Шон из апокалипсиса? Разве этому он ее учил? Столько времени прошло, столько сил было потрачено, а она все так же осталась глупым ребенком, над которым когда-то любил подтрунивать «рано повзрослевший» Шон.       — Я все испортила… — прошептала одними губами Клементина и выпрямилась, подняв с земли очередную веточку для костра, и в этот момент она почувствовала резкий укол в сердце, а по спине прошел знакомый табун мурашек, похожий на тот, что посещал ее каждый раз, когда она погружалась в «особые» сны. Выронив из рук хворост, девушка замерла, отбросив все горькие мысли на второй план. Холодный страх сковал руки девушки, а мысли словно выветрились из головы. Она чувствовала опасность, но не понимала, что могло стать причиной. В это время позади послышался шорох листвы, а сразу за ним воздух разрезал тихий, угрожающий рык. Клементина медленно обернулась, не в силах произнести и малейшего слова. И тогда взгляд янтарных глаз встретился с пристальным карим, а тишину леса разрушил пронзительный девичий вскрик…       «Ставь под сомнение, но никогда не исключай возможности…».