***
— То есть… ты беременна? — Облокотившись на косяк двери небрежно переспрашивает Арнольд, неосознанно загородив Ольге все пути к отступлению от этого неприятного разговора. Но уходить у неё и в мыслях не было. Она сильно нервничает и ещё неосознанно злится на него за то, что он пропал вот так внезапно после секса, за то, что сейчас смотрит на неё насмешливым взглядом, словно она уличная собачка, которая просится обратно. Возникло ощущение, что он ей не верит. — Да, — Кивает на выдохе и поджимает губы. Она, конечно, знала, что Шотмен не обрадуется этой новости, да она и сама не в восторге, но не ожидала, что он будет так холоден с ней. — От меня? — Да. Арнольд закрыл глаза, медленно вздыхая. Пиздец. — Я… — Попыталась что-то сказать Ольга, прожигая взглядом пол. — Ну, что? — С нетерпением спросил Шотмен, всё ещё переваривая полученную информацию. На сегодня ему уже потрясений хватит. — Я ходила сегодня в клинику, и знаешь… — Ты что… — Арнольд запнулся и затих, но через несколько секунд продолжил, — ….сделала аборт? И это прозвучало неожиданно подло и мерзко. Они оба затаили дыхание и наконец подняли взгляды друг на друга, чего так настойчиво избегали весь разговор. И если первые несколько секунд голубые глаза парня быстро скользили по острым чертам лица Ольги, то сейчас… Он перевёл их на её живот. Зрачки мгновенно расширились. Он наконец понял. Всё встало на свои места. Джеральд ошибся. Хельга не признавалась ему в беременности по той причине, что она и не беременна вовсе. Это явно какое-то недопонимание. Ольга встала и подошла к нему. Теперь он был достаточно близко, чтобы она заметила, как напряглись вены на его руке, когда немного опустила глаза, смотря пониже плеча. Её ресницы вздрогнули, возвращаясь к лицу: злому, холодному. Чужому. Вдруг эмоции в его глазах сменились на другие, необычные. Он смотрел на неё как на незнакомку, а не на женщину, которая от него беременна: изучающе, рассматривая лицо так, будто раньше никогда не замечал. — Нет, я не смогла, — Прошептала она и уткнулась ладонями в лицо.***
Арнольд настолько крепко сжимал руку Ольги, что у неё онемели кончики пальцев. Его лицо не выражало ничего хорошего. А должно было? Он что-то там говорил ей, успокаивал, но в её висках барабанила кровь, так что плевать. Они вместе приняли это решение. Как два взрослых человека поговорили и поняли, что так будет лучше. Никто не хотел портить себе жизнь. И видно, Арнольд понял, что Ольгу будто оглушило на пару секунд от волнения, потому что в следующий миг оказался достаточно близко к её лицу, чтобы она посмотрела на его губы, но быстро одумалась, подняв взгляд. — Всё будет хорошо, — Прошептал он, свободной рукой надавил на её затылок и приблизил голову к себе, — Обещаю! Через секунду он поцеловал её в лоб. И в это мгновение Ольга всё же поняла, что что-бы не скрывалось за его маской, намертво к нему приклеенной, он тоже человек. И у него тоже есть эмоции. И ему тоже бывает страшно. Ему сейчас страшно. Тихий щелчок двери показался Ольге ударом гонга. — Мисс Патаки, вы готовы? — В больничный коридор вышла медсестра. Ольга бесшумно открыла рот, быстро отпуская руку Арнольда и тут же прикладывая тыльную её сторону ко лбу, наконец, чувствуя, как пульсирует затылок. — Мы готовы, — Решительно сказала она.***
Арнольд второй раз за сегодняшний день вернулся в свою комнату и захлопнул дверь, прижавшись следом к ней спиной. За окном садилось солнце. Они с Ольгой долго разговаривали по пути домой, она на многое открыла ему глаза, они действительно обсудили много важных для него моментов, она немного рассказала ему про Хельгу. За что он был безмерно ей благодарен. Но после того, как он проводил её домой и зашагал к себе — что-то нахлынуло. Слишком много всего произошло, он просто не справляется. Вполне очевидно, что из-за того, что в последнее время он довольно часто курил траву, у него немного изменился характер и поведение. А следовательно и восприятие происходящего. И как он раньше этого не понимал? Думал, что всё под контролем. Что он сам выбирает когда можно с кайфом скурить пять косяков за день, а когда не употреблять ничего неделями. Но это такой неописуемый кайф, когда все проблемы кажутся мелкими и ничего не значащими, а эмоции удаётся запереть где-то глубоко в себе… Иначе у него не получалось. По очевидным для Арнольда причинам он нуждался в отключении своих переживаний. Он сел на диван, сбросил кроссовки с ног и сразу же к ним на пол полетела куртка, после прижал колени к груди, обхватив ноги руками. А как он вообще впервые попробовал дурь? Он не помнил точно, когда. Но отчётливо в его памяти осталось воспоминание, что тогда лежал снег на улице, но воздух уже не был таким морозным, как сегодня. Это было на какой-то масштабной тусе, скорее всего кого-то из друзей Рут, потому что она тогда была с ним. Они были вместе. И некий паренёк с дредами и в широких джинсах-трубах дал ему самокрутку, приготовил зажигалку и посмотрел на него таким взглядом, мол давай, приготовься вдыхать, сейчас я подожгу. Он него пахло ананасовым соком и дешёвым пивом из единственного магазина в Хиллвуде, где алкоголь продавали лицам, не достигшим двадцати одного года, потому что кассиром там тогда работал Вольфганг и ему было плевать на всё и всех. Громкие басы музыки доносились из соседней комнаты, рядом с ним сидела Рут МакДугал и залипала в телефоне, а её рука лежала на его коленке. Он обхватил самокрутку губами, паренёк с дредами щёлкнул зажигалкой, несколько секунд, и… С каждым вдохом он начинал чувствовать что-то новое, неизведанное, но невероятно притягательное и чуток даже пугающее. Неописуемое тепло разливалось по его телу, полностью наполняя его, а музыка, играющая за стеной, проникала в его тело через барабанные перепонки и, смешиваясь с кровью, залезала в каждую клеточку его тела. Он физически чувствовал звуки. С последним выдохом он выпустил весь свой запас кислорода. И резко всё замирает. Сердце, лёгкие, мозг. И всё, что он когда-либо чувствовал, чувствует сейчас или собирался почувствовать, чего желал и что старался забыть — меркнет. Арнольд словно залез в большой пузырь, где всё происходящее вокруг казалось ему в замедленной съёмке. Звуки чуть притихли, цвета немного померкли, притупилось обоняние. Музыка по прежнему лилась через его тело, пронизывала, пускала корни. Ладонь Рут всё ещё касалась его колена, и ему казалось, нет, он был уверен, что это самое приятное прикосновение в его жизни. Никто и никогда не делал ему так приятно. Это были… несколько секунд небытия Несколько секунд в открытом космосе А потом внезапно он дал телу воздух. Дал жизнь. Вдохнул полной грудью. И всё вокруг ожило. Завертелось, звуки стали такие же громкие, как и раньше, и он снова почувствовал запах дешёвого пива от паренька, который поджигал на этот раз косяк для себя. Он открыл глаза. Рут убрала телефон в карман и наконец взглянула на него. Таким нежным и тёплым взглядом, что это пробрало его до мурашек. — Хорошо тебе, зай? — Улыбнулась она. На следующий день он попробовал снова. Приход от травы показался ему неожиданно приятным. А потом ещё раз. И ему стало нужно это постоянно. Эти несколько секунд небытия Несколько секунд в открытом космосе Арнольд помотал головой, чтобы прогнать из головы эти воспоминания о первом косяке в своей жизни, ещё сильнее обхватил руками ноги и упёрся лицом в колени. Он вдруг понял, что тот же самый кайф, который он ощутил, когда попробовал траву, он получил сегодня, когда стоял в грёбаном медицинском кабинете в школе и держал за лицо Хельгу Патаки. Момент, когда их губы почти соприкоснулись. Чёрт. Может поэтому он постоянно хочет курить?***
Арнольд сидел, опустив голову на парту и не шевелился. Первые несколько минут урока Джеральд лишь искоса посматривал то на одноклассника, то на учителя, опасаясь, как бы тот не заметил витающего в облаках ученика. Но в один момент… — Эй, Арнооольд… — Шёпотом позвал друга и ткнул ручкой в плечо, — Ты там как? Тот лишь дёрнулся и снова замер, однако через несколько секунд всё же поднял голову и вопросительно вскинул брови. — Я не хочу давить, — Начал отрепетированную речь Джеральд, — Но… — Почему всегда есть какое-то «но»? — Вздохнул Шотмен и придвинул к себе такую-же коробочку, как и у остальных учеников: сегодня они препарировали лягушек. — Я не знаю, чёрт возьми! — Джеральд нахмурился и развернулся корпусом к товарищу, — Я понимаю, что тебе не легко: твоя симпатия к Хельге, которая залетела от другого, твоя вчерашняя драка с Лоренцо, твой разбитый лоб… — Она не беременна, — Спокойно сказал Арнольд. — Повтори? — Не беременна она, ясно? Только не спрашивай, как я это выяснил, — Поджал губы. — Ну, конечно. Не у неё же спросил, ты на такое не способен, — Усмехнулся баскетболист. Арнольд почувствовал на себе взгляд. Тяжёлый, злобный, кожа почти загорелась. За ним сидел Лоренцо и искоса поглядывал на него одним своим здоровым глазом, потому что второй заплыл в огромном синяке после их вчерашней драки. Арнольд не мог не сделать это сейчас. Он должен был добить его морально. Поэтому… — Кстати, Джер, ты с Фиби давно разговаривал? — Погромче спросил парень. — А почему ты спрашиваешь? — Тот замер от неожиданности. — Да так… После вашего, ну… происшествия в ванной на той вечеринке у Лиама, больше ничего такого не повторялось? — Старик… — Замялся Джоханссен, начал боязливо оглядываться и так же наткнулся взглядом на развесившего уши Лоренцо, — Ты что? Нет, конечно. Арнольд довольно пожал плечами. Можно было поклясться, что на его лице промелькнула первая улыбка за день. — Что с тобой? — Джеральд повернул голову к Арнольду, странно улыбаясь, — Ты ведёшь себя странно. Баскетболист отодвинул подальше от себя коробку с трупом лягушки. Его всегда устраивало «Удовлетворительно» по биологии. — Странно? — Поднял брови Арнольд, — Да, нежелание вскрывать мёртвую лягушку… Что может быть более странным? — Я не о том. Ты с самого утра, пока я с тобой не заговорил, и двух предложений не сказал. Джеральд был слишком наблюдательным, и иногда Арнольду хотелось выколоть ему за это глаза. Шотмен понимал, что друг хотел узнать, но увиливал от темы, осознавая, что не стоит втягивать кого-то в то, в чём он сам до сих пор не разобрался. — Не выспался, — Пожал плечами Арнольд. — Хельга… Ночью? — Расплылся в заговорщической улыбке друг. — Хельга, — Кивнул он. Это было правдой. Не в том смысле, о котором подумал Джеральд, но… Чёрт. Ему это показалось уж слишком жалким. Он только что соврал другу о том, что ночью у него был секс, хоть на самом деле он пол ночи курил траву, лежал в кровати и пялился в небо сквозь прозрачный потолок, непрерывно размышляя о том, что он чувствует к Патаки. Он не знал, зачем это всё. По какой причине он всё это делает. Почему так себя ведёт. Нет, может и знал… Но это даже хуже. Это гораздо хуже. Это реальная проблема. — Ёбаный в рот, она здесь… В кабинет зашла Хельга, на лице которой не было и капли стыда за очередное опоздание. Она без всякого страха сразу бросила взгляд на Арнольда, точнее, на его ссадину на лбу, и поспешила занять своё место в другом конце кабинета. И теперь… Он что-то почувствовал. Хельга постоянно заставляла его что-то чувствовать. На этот раз это был лязг пробивающихся эмоций сквозь его черепную коробку. Все вчерашние размышления, все его мысли, все оставшиеся неопределённости в его голове… растворились. Арнольд точно знал, что ему нужно сделать. Ему стало свободно и легко как только он её увидел, поэтому он только что признался самому себе. «Кажется, меня к ней влечёт» — сперва. «Меня влечёт и я не могу сопротивляться» «Меня влечёт, я никогда не хотел и сейчас не хочу сопротивляться» — после. Наконец — он сказал этому чувству «да». Открылось второе дыхание. Он родился заново. На грёбаном уроке биологии, возле трупа лягушки. Ну да, так и есть. Он не просто смирился, он принял себя. Он… стал собой. Поэтому в неожиданном порыве он снял крышку с несчастной коробки с трупом лягушки. — Блять, какая мерзость! — Вырвалось на весь класс. — Следите за речью, мистер Шотмен! — Сразу сделал замечание преподаватель не отрываясь от своей газеты. Арнольд заметил на себе взгляд Хельги, которая даже не думала его отводить, как обязательно сделала бы раньше. Она упорно пялилась на него через весь класс, глаза у неё были по прежнему ярко-голубые, мокрые и усталые, а взгляд тревожный, немного ненавидящий, но в то же время… наивный и преданный, даже скорее о чём-то безмолвно выпрашивающий. Через полминуты Патаки всё же отвернулась, потому что Фиби ткнула её пальцем и начала выяснять что-то. Но Арнольд не отводил глаз. Хельга посмотрит на него снова. Он знал это. И она посмотрела. Но на этот раз её глаза были пусты, как его тетрадь по биологии — ни единой зацепки, что сейчас творилось в её белобрысой голове. Поэтому он облокотился предплечьями на парту и чуть наклонился в её сторону. — Я. Хочу. Тебя, — Произносит он одними губами, глядя на неё с другого конца класса. Хельга забывает выдохнуть. Замирает. Её глаза расширяются, это почти незаметно, но он заметит всё — он по прежнему жадно впивается в её лицо своими голубыми, которым теперь совершенно нечего скрывать ни от неё, ни от всего остального мира. — Что? — Тихо переспрашивает та. Зачем? Хельга не дура. Она поняла его. — Я хочу тебя, — Терпеливо повторяет одними губами Шотмен и тут же ловит себя на мысли, что это не так уж и страшно… говорить о том, что думаешь. Патаки пытается подавить улыбку, но безуспешно. Но на секунду — лишь на секунду отводит взгляд в сторону, смотрит на кого-то, а потом стыдливо опускает глаза и отворачивается. Он достаёт телефон и набирает сообщение «Приходи в кабинет информатики на перемене». Доставлено. Прочитано. Она не пишет ответ. Демонстративно положила телефон на край парты, чтобы он мог лицезреть то, как она его игнорирует. Мелкая дурочка. «А в начале года она была ёбаная сука» — Съязвил внутренний голос. Арнольд смотрит на соседний ряд — с кем она переглянулась? Кто потушил в ней разгорающийся интерес? И встречается взглядом с Сидом Гифальди, который поджав губы смотрит на него и нервно стучит пальцами по парте. Шотмен понял всё без слов. Его друг явно имеет что-то против Хельги. И он выяснит, что именно. Сейчас.