***
Сердце Сэма заколотилось в груди, он резко открыл глаза, не понимая, что его разбудило, и где он находится. Когда он рассмотрел комнату, в которой находился, то вспомнил, что он у Бобби, в комнате Дина. Услышав стон, полный боли и тоски, от чего разрывалось сердце, Сэм резко повернул голову к брату. — Дин, — прошептал он, шагнув к кровати. Увидев, как резко подымается грудь Дина, услышав, как из его горла вырывается стон, Сэм почувствовал отчаяние. Дин ворочался на кровати, на лбу выступил пот, голова металась из стороны в сторону, на лице застыла гримаса боли и отчаяния. Сэм робко протянул руку и положил ее на щеку Дина, желая успокоить и забрать боль. Но Дин никак не отреагировал на это прикосновение, от чего у Сэма в груди поднялся страх. Не убирая руки с лица брата, он снова позвал: — Дин? — в этом единственном слове была мольба и страх. И почти мгновенно, одной рукой Дин вцепился в его запястье, а другой в горло Сэма. Сэм ответил на насилие улыбкой, чувствуя облегчение, даже счастье, что его брат в достаточной степени чувствует себя нормально, раз может оборонятся. Он знал как вести себя с воинственным Дином. А вот бессознательный Дин… разрывал ему душу. — Ты в порядке? — спросил он, когда увидел, что старший брат достаточно проснулся, и понял кого держит. Дин пытался отогнать кошмар, который частенько снился ему по ночам. Моргая, чтобы очистить зрение, он увидел своего ночного посетителя. Отдернув руки, словно от огня, Дин прохрипел: — Сэм? Сэм сел на край кровати, заметив, как напрягся брат. Он понял, что Дин пытается взять себя в руки, и его голос хрипит не только из-за сна. — А у тебя есть еще один брат? Поморщившись от боли, Дин подтянулся вверх, и оперся об изголовье кровати, потерев глаза. Он поднял взгляд и нахмурившись, посмотрел на младшего брата. — Нет, у меня один брат, у которого есть своя кровать, в соседней комнате, — сказал он, приподнимая брови. — Не мог уснуть, — пробормотал Сэм, не сводя с Дина глаз. Он не хотел ему лгать, не сейчас, не здесь. Вообще никогда. И так много всего развело их в стороны. — Мне жаль, — тоскливо сказал старший Винчестер, словно извинялся, что сам спал, хоть и с кошмарами, пока его младшего брата мучила бессонница. Удивляясь, что хотя Дин выглядит как дерьмо, он еще и извинялся за то, в чем не был виноват, Сэм покачал головой. «Сейчас речь не обо мне, Дин. Я не позволю тебе говорить обо мне, я хочу поговорить о тебе.» — У тебя был кошмар, — заявил мягко Сэм, выполняя свое раннее обещание, отказываясь закрывать глаза на боль брата. Готовясь к отпору Дина, к любому язвительному ответу, Сэм знал, что с готовностью вытерпит любой комментарий, если это сможет уменьшить бремя, которое затмило свет в глазах брата. Но Дин не ответил сердитыми словами. Вместо этого во второй раз за ночь, в комнате наступила тишина. Наблюдая, как Дин тяжело сглотнул и опустил глаза на изношенное одеяло, Сэм сжал челюсть - не в гневе, а в отчаянии. Такое молчание всегда причиняло ему боль больше всего, пугало больше всего. Не тишина ночи в одинокой спальне, а тишина Дина. Ужасная тишина, которая наступила, когда он сказал Дину, что уходит в колледж, удушающее молчание после его убийственных действий в том убежище, разрушительная тишина в палате Дина, когда единственным звуком было дыхание брата, хотя даже это за него делала машина. А теперь была неумолимая тишина из-за смерти отца. Сэм чувствовал себя наказанным молчанием Дина, наказание, от которого Сэм рушится. И его более ранние слова, на той охоте на клоуна обретали больше смысла: «Я имею в виду твое желание казаться сильным и спокойным. Все это дерьмо, вот о чем я говорю. С меня хватит». Теперь Сэм знал, что лежало за теми словами, которые он говорил: отчаяние, боль, удушающий страх. «Это твое молчание… Я ненавижу его, не могу его выносить. Это убивает меня, как будто мне нужно снова взять спиритическую доску, чтобы просто поговорить с тобой, заставить тебя ответить. Почувствовать, что ты все еще здесь, что ты не ушел». Молчание - это было самое худшее из всего. Все слова, которые Дин не сказал, не мог сказать. Это разрывало Сэма, причиняло боль сильнее, чем любые слова Дина, когда он обвинял младшего брата в том, что поздно заботиться о желаниях их отца. Что этого слишком мало и слишком поздно. Это отрезало Сэма от того, кем был Дин, чем был Дин, чем они были вместе. Дин не должен был молчать, или быть неподвижным, или сломанным. Никогда. И все же он был таким, и Сэм так боялся этого. Разозлившись на то, что что-то посмело встать между ним и Дином, хотело украсть у него брата, Сэм нарушил тишину. — Я хочу, чтобы ты был со мной, Дин. Не папа, — мягко признался он, умоляя брата понять его, узнать правду. Ему трудно было не прикоснуться к Дину, не почувствовать физическую связь с братом. Дин сильнее сжал челюсть и еще ниже наклонил голову, выстроив между ними стену, еще выше, еще толще. Сэм с трудом сглотнул, и, хриплым от слез голосом, сказал: — Мне сейчас нужен мой брат. Хотя он придурок. Иногда, — младший Винчестер попытался усмехнуться, — не узнал бы хорошую песню, если бы она укусила его за… Но я скучаю по нему сейчас так сильно, что становиться больно. Он был моим якорем, всю жизнь. Он думает, что должен быть моим большим сильным защитником, но на самом деле, мне просто нужно, чтобы он был моим лучшим другом. Чтобы позволил стоять рядом у его плеча. Не за его спиной, а рядом с ним. Это то, о чем я мечтал с детства. Получить шанс быть достойным, быть его партнером. Доказать, что, если бы мне пришлось взять на себя все злые вещи, о которых когда-либо говорил папа, то, по крайней мере, я бы сделал это с ним, что мы сделаем это вместе. Дин медленно поднял голову, и Сэм увидел в его глаза боль. Он знал что стена все еще там, все еще нетронутая, осажденная, подвергшаяся нападению, но все еще стоит. Затаив дыхание, Сэм инстинктивно знал, что его связь с Дином висит на волоске. — Папа ушел, но это не меняет того факта, что я всегда хотел, чтобы именно ты был рядом, Дин, — сказал он, решительность и истина, сплетенные в каждом слове. Дин понял, что верит в каждое слово младшего брата, в его клятву, в его мечты. Но Сэм не знал, не понимал, не был должен понять, что стояло между ними: скрытая, похороненная тайна. Именно Дин должен был нести эту вину, этот вес, этот долг, жертву их отца, последняя исповедь Джона, последний его приказ. Последние слова отца к нему… Никогда Сэм этого не узнает. — Сэм, когда папа умер... у меня есть другие обязанности… — он пытался объяснить как мог, давясь словами. Сэм перебил Дина, не сводя с него глаз. — У «нас» есть другие обязанности, Дин. Мы в этом вместе, как братья, как партнеры. Я защищаю тебя, ты защищаешь меня. Если ты рискуешь своей жизнью, то я рискую своей. Если что-то хочет причинить тебе боль, сначала оно должно пройти через меня. Это то, как все должно было разыграться с самого начала после Стэнфорда, но я… Я просто так привык к тому, что ты защищаешь меня, мне было так комфортно от этого, что я позволил тебе это делать. Я позволил тебе вытолкнуть меня из-под огня, когда ты сразился с вендиго, пугалом и со всем остальным, в одиночку. И я почти потерял тебя Дин, — Сэм подавился последним предложением. Поднявшись с кровати, Сэм перешел к окну, повернувшись к брату спиной, вытирая слезы. Он мог бы остановиться, мог надеяться, этих слов было достаточно, что они спасли бы Дина, удержали бы брата рядом с ним. «Но только если Дин хочет быть спасенным… хочет остаться со мной». И сомнения впились в сердце Сэма, словно гарпун, непоколебимый, огромный, смертельный. Он не мог оставить судьбу брата в хрупких руках надежды, не тогда, когда у Дина был сердечный приступ, не тогда, когда Дин лежал в коме. И не сейчас, когда душа Дина лежала в руинах, сломанная от горя, гнева, вины и боли. Повернувшись кругом, пряча лицо в тени, Сэм явно видел мучения в Дине, мог чувствовать тоску, вину, никчемность, которая мерцала в зеленых глазах, которые он так хорошо знал. — Я не хочу, чтобы папа был мертв. Бог знает, я бы хотел, чтобы папа был жив, но я не жалею, что именно ты рядом со мной, Дин. Ни на секунду. Пожалуйста, скажи мне, что ты не думаешь, что я… — но тихий звук, что донесся от Дина, показал то, чего Сэм никогда не видел в своем брате. Он сказал Сэму все, что ему нужно знать и многое другое, о чем он когда-либо хотел знать. Сэм в ужасе и неверии затаил дыхание, тело затряслось, когда беспощадная истина ударила по нему: — ты так думаешь, не так ли?! Что я хотел бы чтобы ты был мертв, а папа жив?! Я не хочу этого Дин, клянусь, что нет. Дин не мог вынести слов Сэма, он вздрогнул от сострадания в голосе младшего брата, от сострадания к нему, от любви к нему. Это убивало его! Он был настолько недостойным… Сэм должен это увидеть, должен знать, по-видимому, ему нужно было это показать. Голос Дина был хриплым, горьким, хрупким, когда он говорил, в глазах застыла боль. — Сэм, чудеса в нашей жизни… они не приходят просто так. За все нужно платить. Худшие опасения Сэма подтверждались: Дин чувствовал себя виноватым. — Не Дин, — умолял он, покачав головой, не желая, чтобы Дин произносил слова, даже не желая, чтобы брат думал так. Но Дин был уверен, что Сэм увидит свет, увидит, во что Дин ему обошелся, узнает самое худшее. А потом Сэм даст ему то, что Дин заслужил, даже то, чего он жаждал — гнев Сэма, его ненависть, его отсутствие, все, что могло навредить старшему брату. Поэтому он вызвал это все на свою голову, на свою душу. Это было наименьшее, что Дин заслужил. С трудом открыв рот, он, отслеживая каждую реакцию Сэма, надеясь на расплату, которая ждала его, сказал: — Это то, что никто из нас не хочет видеть, не хочет встретиться лицом к лицу. Я умирал, Сэм, за мной приходил жнец. — сглотнув, Дин оплакивал неминуемую потерю связи между ним и Сэмом, корой никогда не будет снова. — Папа был в порядке, он был здоров, и вдруг… — слеза скатилась по его щеке, — Я не знаю… если он… Сделав два шага к кровати, неспособный выносить боль брата, позволять чувству вины отравлять сильнейшего человека, которого он знал, Сэм сказал: — Он любил тебя Дин. Он рисковал своей жизнью ради незнакомцев! Ты действительно думаешь, что папа сделал бы для тебя меньше? — Рисковал?! Это была жертва, Сэм! — зарычал Дин, откинув одеяло он вскочил с кровати. В груди вспыхнула боль, Дин резко вдохнул, прижав руку к швам, украшавших его грудь. Мир покачнулся, и охотник спотыкаясь назад, врезался спиной в стену, колени подкосились. Прыгнув к брату, Сэм схватил Дина за плечи и прижал к себе, остановив падение. Между ними не осталось никакой стены, никаких барьеров. Он посмотрел в глаза Дина, в которых мерцала боль, и мягко, но настойчиво сказал: — Папа был готов пожертвовать собой, чтобы убить то, что убило маму… в глубине души мы оба это знали. Но то, чем он никогда не готов был пожертвовать — это ты, Дин! Он сказал нам что смерть мамы почти убила его, и он не мог смотреть как умирают его дети. Не мог смотреть, как мы умираем. Он не мог смотреть как ты умирал, Дин. И папа сделал все что мог, чтобы спасти тебя. — По твоему это нормально, что он мертв?! — мрачно спросил Дин, бросая Сэму вызов солгать ему в лицо. Он сжал рубашку Сэма в кулак, одновременно желая притянуть Сэма ближе, и оттолкнуть его. — Нет, это не нормально, что он мертв… — сказал Сэм дрожащим голосом. Увидев агонию в зеленых глазах, желание ускользнуть от него, Сэм крепче ухватился за Дина, притянул брата поближе. — Но нет лучшей причины для его смерти, чем ты, спасение тебя. И я верю, что папа не сожалел о своем решении спасти тебя, чего бы это ему ни стоило. — Сэм, — тихо умолял Дин. Его стены разваливались, раны обнажались до кости, было ужасно больно от истины слов, даже когда они исцелили некоторые раны на душе. Когда он скользнул вниз по стене, Сэм присел рядом, не разрывая контакта. Нежно обхватив Дина за затылок, Сэм сказал, стоя на коленях перед братом и не сводя с него глаз: — Дин, я не жалею о его решении… и тебе не советую. Папа сделал это, чтобы спасти тебя. - Видя вспышку вины в глазах Дина, он мягко добавил: — И он также сделал это для меня, потому что… ты нужен мне, Дин. Папа знал это. — У тебя был бы папа, Сэмми, — запротестовал хрипло Дин, но не отвернулся от Сэма. — Сейчас с тобой мог быть папа. Дин знал, что должен отпустить Сэма. Должен показать ему, что Сэм достаточно силен, чтобы смотреть правде в глаза. Доказать младшему брату, что ему не нужно скрывать от Дина правду. Но не мог заставить свои руки ослабить хватку на рубашке Сэма. Не мог отпустить младшего брата. Сэм опустил глаза, опасаясь, что его следующие слова откроют незажившие раны, побудят защитные инстинкты вспыхнуть, и Дин встанет на сторону отца… а не его. Покачивая головой и набираясь смелости, Сэм посмотрел брату в глаза и признался. — Этого было бы недостаточно. — Сэм, ты… не надо… — начал возражать Дин. Но вместо того, чтобы отпустить Сэма он крепче схватил рубашку брата, благодарный за ложь Сэма. Но не хотел, чтобы брат нес на себе тяжесть этой лжи, только для того, чтобы пощадить чувства своего старшего брата. Сэм был всем для Дина. Так было всегда. Не обращая внимания на протест брата, Сэм мягко обхватил Дина за затылок. — Если бы ты умер, Дин, его было бы недостаточно. — Сэм не сводил с него глаз, отчаянно нуждаясь в Дине. Чтобы Дин принял то, что Сэм говорил, что чувствовал. — Спасая тебя… папа спас и меня. Услышав, как Дин судорожно вздохнул, младший Винчестер изо всех сил пытался запереть свои эмоции, чтобы выразить то, что было в его сердце. Всегда было в его сердце, как грязный маленький секрет, который он прятал от света, прятал от отца. Но который никогда не нужно было прятать от Дина. Сэм опустил свои барьеры, зная, что риск того стоил. — Не он вырастил меня, Дин, а ты, — сказал он мягко, без обвинений, а с любовью к брату. — не он, а ты научил меня, как завязывать туфли, как бриться или водить машину. Не он сидел со мной всю ночь после того, как у меня был еще один кошмар о Джесс. Не он пришел за мной, когда меня схватили Бендеры, это сделал ты. И он не отвечал ни на один мой чертов звонок, когда я сказал, что у тебя сердечный приступ… — он задохнулся от воспоминаний, изо всех сил пытаясь проглотить комок в горле. — …и что ты умираешь! Не он входил без стука и шутил… готовый сделать все, что угодно, чтобы успокоить мои страхи… а ты. Тронутый преданностью брата, его признательностью, Дин задохнулся. — Сэм… — на глаза навернулись слезы. Он всегда был рад делать все это для Сэма. Рад, что делать это, даже рад, что должен был делать это вместо их отца. Сглотнув, Сэм отпустил Дина и откинулся на пятки, смотря на брата. — Ты хочешь, чтобы я сказал - неправильно что ты жив? Я не могу этого сказать, Дин. Я бы не хотел чтобы ты умер, так же как и папа не хотел этого. Он любил тебя, Дин. Любил тебя! Любил тебя больше, чем свою жизнь, и я знаю, что он никогда не хотел чтобы ты пострадал от его выбора, его любви к тебе. Он хотел, чтобы ты жил, был счастлив, наслаждался подарком, который он вручил тебе. Слова брата омыли Дина, успокаивая его раненую душу, уменьшая боль, вина немного отступила. А потом слова отца, пронеслись в его голове: «не бойся, Дин». Слова, которые теперь, оглядываясь назад, имели для Дина другое значение. Может быть Сэм был прав: отец не хотел, чтобы он страдал из-за его выбора. Отец сказал эти слова, использовал этот успокаивающий тон, даровал это любящий взгляд, чтобы передать то, что не мог сказать: что Дин должен принять выбор Джона, и не бояться того, что лежало впереди… ни того, что осталось позади. Неуверенный как истолковать молчание брата, Сэм осторожно улыбнулся. — Ты же видел, как папа раздражался, когда ты не мыл Импалу. Его подарок, который он подарил тебе десять лет назад. Приятель, он бы разозлился на тебя, что ты так отнесся к его последнему подарку…. Как будто ты даже не оценил его. Дин склонил голову, из него вырвался полусмех полувсхлип. Только Сэмми может посмотреть на вещи с новой, искаженной точки зрения. Подтянув колени к груди, Дин прислонился затылком о стену, судорожно вздохнул, смотря на смысл своей жизни, на свой якорь среди худшего шторма. На Сэма. Дин выглядел таким уязвимым, таким молодым, так потерянным, сидя на полу, в лунном свете, льющимся из окна. — Мне страшно, Дин, — тихо признался Сэм. Дин посмотрел на него, но, в отличие от тысячи раз до этого, старший брат не успокоил его страхи. — Я просто так боюсь за тебя, боюсь, что ты будешь меня отталкивать, сделаешь что-то саморазрушительное, оставишь меня. Я пытался справиться, но ты ушел, а я… Я не могу принять это Дин. Я могу справиться когда ты плачешь, когда тебе больно, но ты ушел. — Я не ушел, Сэмми, — вздохнул Дин, и Сэм не понял, сожалел брат о своем поступке или нет. — Но здесь тебя тоже нет, — с отчаянием возразил он. Сэм разрывался на части видя Дина, он мог дотронуться до него, но не мог достучаться. Это не был брат, которого Сэм знал, человек, который всегда воплощал для него дом. — Мне нужен мой брат, а его здесь нет. Верни его, Дин. Пожалуйста, просто будь им снова. Просьба Сэма пробила стену Дина и попала прямо в сердце. Запинаясь, Дин прошептал: — Сэм, я не могу просто… Ему было стыдно, что он подвел Сэма. Он чувствовал опустошение от того, что нарушил свое последнее обещание отцу: заботиться о Сэмми. Он хотел сам поверить в свою ложь: «Я в порядке, Сэмми». Но несмотря на всю ложь, которую говорил в своей жизни, Дин не мог заставить себя давать ложные обещания Сэму. Особенно Сэму. Видя насколько Дину тяжело, видя боль и поражение, которое было в каждом дыхании брата, Сэм мягко сказал, молясь, чтобы мог уменьшить тот тяжелый вес, который он положил на уже поникшие плечи брата: — Все в порядке, Дин. Я могу подождать. Я никуда не пойду. Удивление и облегчение засияли в глазах Дина, как будто он получил дар, на который надеялся, но который редко ему давали. И тихий, почти неслышный ответ подтвердил это. — Папа никогда не ждал. Сэм резко вдохнул и почувствовал, как на глаза навернулись слезы. «Как я мог не видеть недостатки в отношениях Дина с отцом?!» Как он мог не видеть боль, которую чувствовал Дин, боль, которую папа мог причинить обоим своим сыновьям?! Ответ был так ясен сейчас, когда он ничего не мог сделать, чтобы исправить то, что было сломано. «Я был слишком занят ревностью к Дину, к похвале за «хорошего сына», которую он получил. К обязанностям, которые лежали на его плечах, когда я был под защитой. И я никогда не видел вес, который нес Дин, эмоции, которые папа не переносил во мне, а тем более в своем старшем сыне. И потерпеть неудачу… Дин не делал этого, не мог этого допустить, потому что папа находил это совершенно неприемлемым, несмотря ни на что. Даже нож в ноге Дина, не мог помешать успешной охоте. И, конечно, что-то столь же тривиальное, как чувства его сына никогда не вступали в игру, не в планах сражения генерала Джона Винчестера». На мгновение Сэм почувствовал сильную ненависть к отцу, несмотря на вину, что вспыхнула в груди. Да, он любил отца и очень скучал по нему… Но все еще ненавидел то, что Джон забыл: он должен был воспитывать двух сыновей, которые любили его, а не двух солдат, которые боялись его. — Я не папа, как и ты. И со мной все в порядке, — сказал Сэм, надеясь, что Дин не будет защищать отца. Потому что Сэм не мог этого перенести, не с мыслями, которые гремели у него в голове, не с тем, что Дин выглядел так же, как его младшее «я», до того, как Дин построил свои стены, до того, как запер свои эмоции, когда он мог еще чувствовать боль. «И его боль, которую я ощущаю в нем, поражает меня, как всегда прямо в сердце, так же сильно, как если бы это была моя боль». — Да, я тоже, — тихо согласился Дин, крепче прислонившись к стене. Когда его взгляд скользнул от Сэма к окну и полной луне, Дин почувствовал как вину, так и утешение. Что сказанные им слова были правдой. Почувствовав облегчение от ответа Дина, Сэм опустил голову и вздохнул. Когда он снова поднял глаза к Дину, который сидел почти неподвижно, смотря на луну, Сэм понял, что его брат не собирается двигаться в ближайшем будущем. Сэм уселся на пол, рядом с Дином, так, чтобы их плечи соприкасались. Они оба прислонились к стене, залитые лунным светом, между ними наступила тишина, и смотрели на круглое чудо в ночном небе. — Помнишь, как во всех этих комнатах мотелей где мы с тобой спали, на нас везде падал лунный свет. И ты сказал мне, что папа видел ту же луну, что и мы, и лунный свет падал на него так же, как и на нас. От этого я всегда чувствовал себя ближе папе, после того как он ушел. — Да, я помню. Неудивительно, что моя спина всегда болела. Ведь мне постоянно приходилось спать сидя в углу, позволяя хорошей кровати простаивать, — проворчал Дин, но в его голосе была улыбка. — Ты делал это для меня, потому что мне было страшно, — твердо признал Сэм, прежде чем повернуться к Дину. — Спасибо, Дин. Не отрывая глаз от неба, Дин вздрогнул от благодарности Сэма, чувствуя себя недостойным этого. — Возможно, это началось для тебя, но… мне иногда нужно было убедиться, что папа все еще… — Дин замолчал, несколько раз тяжело сглотнул, прежде чем хрипло продолжил, — …что если бы мы были в опасности, он бы знал и пришел бы защитить нас. - Прошло мгновение, прежде чем он признался, его голос был таким низким и хрупким, что Сэм вздрогнул: — Я действительно скучаю по кавалерии, которая могла прийти на помощь, Сэмми. Это признание застало Сэма врасплох. Прошло много времени с тех пор, как он думал о своем отце как о кавалерии, готовой прийти и спасти его. Кто-то еще занял это место в отсутствии отца… даже в его присутствии. Казалось уместным сказать эти слова прямо сейчас. — Ну, пока я рядом, с тобой не случится ничего плохого, — сказал Сэм, в каждом слове была решимость, когда он смотрел на профиль брата. Дин удивительно рассмеялся, и посмотрел на Сэма. — Это звучало так же неубедительно, когда я сказал это тебе?! — с улыбкой спросил он. Сэм был слишком рад улыбке брата, свету, который появился в зеленых глазах, чтобы оскорбиться. Он толкнул Дина плечом и запротестовал: — Нет, это было обнадеживающе, придурок, — усмехнулся он. Они ухмыляясь посмотрели друг на друга, и через несколько минут снова перевели взгляд на луну. К удивлению Дина, горе не накрыло его при виде ночного светила, вместо этого в его душе появился покой. Ему в голову пришел один из библейских стихов, который он видел в клинике Клинта: «Днем солнце не поразит тебя, ни луна ночью». Дин вспомнил хорошего доктора, который беспокоился за него и Сэма, за двух незнакомцев. Странно тронутый этой мыслью, Дин знал, что был последним человеком, который мог насмехаться над кем-то, кто ценил незнакомцев. Не тогда, когда он рисковал своей жизнью ради незнакомцев с шести лет, желал им всего хорошего, делал все, что мог, чтобы их будущее было лучше его собственного. В его одинокой жизни, именно незнакомцев он мог назвать друзьями, людей, которые мельком увидели настоящего Дина Винчестера: охотника, защитника, человека. Но сегодня, по иронии судьбы, незнакомцы, которых он встретил, перевернули его мировоззрение, сбросили его с роли защитника в роль защищенного. И там, где должен был почувствоваться стыд, пришло облегчение. И если Дин Винчестер когда-нибудь заблудится и ему нужен будет свет во тьме, он увидит его, как сделал это сегодня. Клинт, благодаря его доброте, искренней заботе и благородному совету, был тем светом, который нужен Дину, который был его проводником к Сэму. И Рональд, старик, который потерял своего сына, открыл Дину глаза на любовь Сэма к нему и поделился с трудом завоеванной мудростью: что любви не нужно стыдиться, скрывать или отрицать ее. Не тогда, когда жизнь была такой ненадежной. Не желая отказываться от этой мудрости или терять то, что было для него самым важным, Дин знал, что пришло время обнажить свою душу. У Сэма всегда была его любовь, но почти никогда Дин не оголял перед ним душу. Глянув на Сэма, на серьезность его глаз, которая была видна даже в лунном свете, Дин заявил: — Сэм, я… я люблю тебя. Знаю, что не часто это говорю, но ты должен это знать. Я не буду от тебя это скрывать. И, независимо от того, что ты говорил папе, он любил тебя. Всегда любил, и знал, что ты любил его в ответ. Не смей в этом сомневаться. На глаза Сэма навернулись слезы при заявлении брата, и в груди потеплело. Он не сомневался в любви Дина, никогда не сомневался. Но услышать, как Дин говорит это… Для него это значило больше, чем все, что кто-либо когда-либо говорил ему, особенно теперь, когда Дин был всем, что у него осталось. И Сэм был всем, что осталось у Дина. Это связало их вместе крепче, чем раньше, и он молился, чтобы так было всегда. — Я… я не сомневаюсь в любви папы. — сквозь слезы сказал Сэм. Но он опустил глаза, продолжая с сожалением в голосе: — Я хочу сказать… — Слушай, Сэм, — осторожно прервал Дин, ему было больно видеть страдания Сэма, — повышенные голоса и горячие слова были именно тем, как вы двое говорили, что любите друг друга. — когда Сэм поднял глаза, и посмотрел на него, Дин улыбнулся. — Спасибо, Дин, — фыркнул Сэм, его тихий смех пронесся по темной комнате. Он посмотрел на брата и легко объявил: — И я тоже тебя люблю. — Ой! Не говори так! — проворчал Дин, поморщившись. Сэм улыбнулся и поддразнил: — Что, ты можешь сказать это, но я не могу?! — он был рад начать их обычный стеб, сделать что-то нормальное снова, что-то, что вернет их на правильный путь. — Ты уже говорил, что любишь меня, чувак, — ответил Дин, чувствуя легкость на сердце, впервые со дня смерти отца. — Что?! Когда? Когда мне было семь лет?! — усмехнулся Сэм, подняв брови для эффекта. Хотя ответ пришел к Дину немедленно, он не сказал это вслух. «Нет, когда ты отвез меня к Рою ЛеГранджу, когда ты купил спиритическую доску, и сейчас, когда сидишь здесь со мной, на этом чертовом твердом деревянном полу посреди ночи». Дин смотрел, как глаза Сэма вспыхивают от беспокойства когда он не ответил сразу. — Нет, когда ты сохранил Импалу, — наконец произнес Дин, прежде чем Сэм начал переживать. Он всегда мог читать младшего брата как открытую книгу. Вместо остроумного комментария Сэм мог только кивнуть. Он слишком хорошо помнил страх, что машина станет последним звеном, которое у него останется от брата. Он решительно сказал: — Тебе следует вернуться в свою постель. Перед его мысленным взором предстал образ Дина на той больничной койке. Когда брат был в коме, дышал только благодаря аппарату. И сегодня, когда они возвращались в дом, когда Дин прислонился к нему, когда он нес Дина в эту самую спальню, Сэм помнил, что брат был все еще хрупок, все еще ранен. И он боялся, что все еще может потерять его. — Нет, сон переоценен, — пробормотал Дин зевая, неосознанно поднося руку к груди, где разлилась волна боли. Но он упрямо прислонил голову к стене, словно это была подушка. Сэм спорил с Дином миллион раз, и знал когда нужно отступить, потому что не мог выиграть этот бой. Потянувшись к кровати, он схватил одеяло и накинул на Дина, укутав до самого подбородка, не обращая внимания на раздраженный взгляд, который получил от того, кого укрывал. Затем, как и сто ночей в своей жизни, братья Винчестеры уставились на луну и думая о своем отце. Прошло совсем немного времени, прежде чем Сэм почувствовал, как тело Дина сильнее склонилось к нему, увидел, как глаза брата закрылись и его голова начала наклоняться к нему на плечо. Сэм подтянул упавшее одеяло, чтобы лучше прикрыть грудь брата и прошептал: — Я люблю тебя, Дин. — Я слышал это, — сонно пробормотал Дин с насмешкой, не открывая глаз и прижимая голову к плечу Сэма. Младший Винчестер не боролся со счастьем, которое нахлынуло на него, не позволял какой-то неуместной вине поглотить его. Он чувствовал любовь к брату, нуждался в Дине, и хотел проводить с ним каждый день. . — Ты и должен был слышать. Спокойной ночи, Дин. — Спокойной ночи, Сэм, — прошептал в ответ Дин, мгновенно погрузившись в сон. Он знал, что независимо от того, какие бы ни были сны, Сэм будет рядом, когда он проснется. Дин не был одинок. Луна светила в окно, Дин оперся о Сэма, положив голову ему на плечо. Сэм чувствовал покой. Он не был настолько наивен, знал, что боль Дина не прошла, что вина его брата притупилась, но надеялся, что при дневном свете все не станет снова таким угнетающим. И сейчас, в этот момент, Сэм знал, что они помогли друг другу справиться со смертью их отца, снова поняли, что их связь была достаточно сильна, чтобы выдержать даже этот шторм, выдержать любой шторм. В прошлом, все ночи, проведенные в залитых лунным светом комнатах, именно Дин был светом для Сэма. Сэм клал голову на плечо Дина, именно за руки старшего брата Сэм цеплялся всю свою жизнь. Сила и смелость Дина, успокаивала страхи Сэма, давали ему возможность спать, ощущая себя защищенным, любимым. Теперь Сэм радовался, что он сможет вернуть услугу. Быть братом, который защищает, укрывать Дина своей любовью, быть силой, через которую не пробьется тьма. Он будет лунным светом для Дина столько, сколько понадобится. Столько, сколько Дин позволит ему. Улыбаясь в лунном свете, Сэм прижался щекой к волосам Дина. Некоторые услуги он с радостью оплатит.Часть 4
30 марта 2019 г. в 17:14
Тишина давила на Сэма, она была настолько удушающей, что он задыхался в бывшей спальне младшего сына Бобби. Сына, о котором Бобби практически не говорил, но сохранил его святилище: плакаты рок групп до сих пор висели на стенах, в комоде все еще лежали мятые билеты из кинотеатра, карманный нож и гаечный ключ. Все было так же, как и много лет назад, словно Бобби ожидал, что его сын вернется в эту комнату. Но это была ложь, в такой же лжи все время жил Сэм, надеясь на счастье, которого его лишили еще в детстве.
И было так горько — иметь свою спальню. Это было то, чего он всегда жаждал пока рос, боролся за это, проклинал отца за то, что Джон не дал ни ему, ни Дину постоянства. Место, где можно остановиться и спокойно жить. И теперь, когда у него была своя комната, ему хотелось только кричать: не сейчас! Не тогда, когда Дин отдалялся от него, не тогда,когда брат больше всего был нужен.
В первую ночь, когда они приехали к Бобби, Дин едва стоял на ногах, но был слишком упрям, чтобы принять помощь Сэма. И Бобби выделил им комнаты сыновей. Сэм чувствовал беспокойный взгляд старого охотника на себе, но предпочел его проигнорировать, пытаясь подавить собственные эмоции.
Однако, все чувства грозились утопить его, когда он переступил порог выделенной ему комнаты. Сэм понимал, что это неправильно, все это неправильно. Здесь была только одна кровать, Дина не будет рядом с ним, старший брат будет в другой комнате, дальше по коридору, вне поля его зрения и вне его досягаемости. Сэм не мог дышать, не мог вспомнить, как сделать простой вдох, он вслепую потянулся и крепко схватился за дверной косяк. И в тот момент он понял, что не сможет быть вдалеке от Дина, вдалеке от единственного оставшегося члена семьи. Семьи, которую Сэм покинул, единственного человека, рядом с которым чувствовал себя в безопасности. Младший Винчестер почувствовал злость на Бобби, за то, что он выделил им эти комнаты, за то, что предложил им свое гостеприимство.
Почти убедив себя отказаться от гостеприимства Бобби, Сэм хотел настоять на том, чтобы остановиться в мотеле, схватить Дина за руку, подтолкнуть к машине… и тут он почувствовал, как его сердце дрогнуло…У них не было машины, не было выхода. Так что он принял предложение Бобби, словно смертельный приговор, лег на кровать и закрыв глаза, попытался заснуть. Но сон не шел, ни в первую ночь, ни на следующую, он не мог спать в этой спальне, и это сводило его с ума.
Нет, сон пришел к нему только тогда, когда Сэм выбрался из своей спальни и пройдя по коридору, вошел к комнату Дина. Он разглядел во мраке ночи фигуру брата на кровати. Подойдя к спящему Дину, Сэм взял его за мозолистую руку, не опасаясь, что брат проснется. Лекарства, что Дин принимал, делали его вялым и уставшим, поэтому он крепко спал, не зная, что младший брат был рядом.
И словно вор в ночи, Сэм всегда уходил под утро, не оставляя следов своего присутствия. Просто находя утешение в дыхании брата, чувствуя его руку в своей. Три ночи Сэм находился возле Дина, ведь только когда старший брат спал, Сэм мог находиться рядом с ним. Ведь днем Дин избегал его. И только ночью, отдавал то, что украл у Сэма при свете дня. На четвертую ночь, Дин перестал принимать обезболивающие, и неосознанно разорвал еще одну ниточку их связи, приговаривая Сэма к мучительной тишине его собственной спальни.
И это причиняло Сэму боль…сильнее, чем любые слова, которые сказал бы Дин, любые действия, которые он бы сознательно сделал. Дин не мог этого видеть, он даже не смотрел на Сэма, не замечал его тоску, и то, как вздрогнул младший брат от щелчка закрываемой двери. Дин мог бы захлопнуть дверь, замкнувшись на ключ, эффект был бы тем же. Еще одна стена, еще один барьер, еще один знак «держись от меня подальше», еще более горькое доказательство того, что Сэм потерял своего брата.
Но в эту ночь Сэм решил снова прислушаться к своим инстинктам и прокрасться в спальню Дина. Необходимость выскользнуть из своей комнаты была непреодолима, и он двинулся по коридору к комнате старшего брата. Он хотел открыв глаза видеть фигуру брата, освещенного лунным светом, спящего на соседней кровати. Сэм тосковал по привычным звукам, за то время, что провел вдали от семьи: не было никакого гула кондиционера или нагревателя, никаких звуков автомобилей проезжающих мимо, никаких приглушенных голосов снаружи номера мотеля. Все эти звуки ассоциировались у него с Дином.
Дин излучал живую энергию, его сверхъестественная бдительность была всегда при нем, даже когда он спал, готовый отразить любую угрозу. Но не защиты хотел Сэм, не сегодня, не все предыдущие ночи. Потребности Сэма были проще, намного проще. Он просто хотел услышать дыхание брата в тишине ночи, звук, который мог успокоить его после любого кошмара, удостоверившись, что Дин рядом, что он не ушел. Отец покинул их, но Дин был рядом.
Сэм боролся с собственным дыханием. Отсутствие Дина рядом душило его, медленно убивая, поднималась паника.
Хотя в коридоре была сплошная темнота, Сэм мог пройти его с закрытыми глазами, потому что ходил по нему бесчисленное количество раз за эти ночи. И вот он на месте.
Тихо повернув ручку, Сэм открыл дверь. Он увидел Дина на кровати, лунный свет лился из окна, освещая его лицо. И смотря на брата, Сэм снова обрел способность дышать. Как и на прошлой неделе, при виде брата, на глазах Сэма выступили слезы облегчения. Дин жив, он не умер. Он жив.
Прислонившись к косяку двери, младший Винчестер вспомнил, как точно так же стоял у палаты Дина, когда врачи пытались его откачать, посылая разряды тока по его телу снова и снова, и пищащий звук кардиомонитора разрывал душу Сэма. Он не мог сдвинуться, ноги отказывались держать, и Сэм просто стоял так, вцепившись в косяк палаты мысленно крича: «Пожалуйста. Не забирайте его у меня! Не дайте ему умереть.»
Содрогнувшись от воспоминаний, Сэм проскользнул в комнату брата и встал рядом с головой Дина, рассматривая родные черты лица, которые знал лучше собственных. Это было так же как и в первую ночь у Бобби: его сердце билось в одном ритме с дыханием брата. Но эта ночь отличалась от предыдущих. Сегодня Дин хоть и принял обезболивающее, которое впихнул в него доктор, все равно спал чутко. Сэм знал, что если не будет осторожен, то Дин почувствует его присутствие, а он не хотел мешать Дину спать. Брат нуждался в хорошем отдыхе.
Так что в полном молчании, Сэм сел на пол возле кровати Дина, прислонившись спиной к стене, не сводя глаз с лица старшего брата. Дин словно снова был в коме, и Сэм не мог к нему прикоснуться. Тогда в больнице, он боялся даже протянуть к нему руку, боясь навредить Дину, боясь случайно сбить медицинское оборудование, которое поддерживало жизнь брата, порвать ту единственную ниточку, за которую цеплялся Дин.
Но сейчас, совершенно не думая, он протянул руку к руке Дина, что свисала с кровати. Прикоснувшись к ладони брата, Сэм вздохнул, словно старик. Слава Богу, Дин не проснулся и не попытался высвободить руку из ладони Сэма. И это подсказало Сэму, что глубоко в душе, где-то на подсознательном уровне, Дин в нем нуждался, он хотел, чтобы младший брат был рядом.
Почувствовав неимоверное облегчение, Сэм улыбнулся и снова прислонился к стене. Не разжимая ладони, чтобы чувствовать физическую связь с братом, он спокойно уснул.