Что для тебя — любовь?

       — Саске, смотри, — собственный голос словно теряется, эхом отдаваясь в голове. — Упала первая звезда.        Будто перед самыми глазами мелькали картины прекрасного небосвода, усыпанного широким поясом звезд, которые мерцали в ночной мгле, освещая собой, казалось, все небо, каждый его уголок. Темное и мрачное — оно словно все ниже опускалось к земле; сердце замирало от ощущения, что вот-вот оно должно рухнуть прямо на голову, тут же погружая все вокруг в какой-то тягучий омут.        — Как красиво… — почти неслышно произнес он, полными тихого восторга глазами глядя куда-то вверх.        Легкое дуновение теплого ветра заставило меня чуть вздрогнуть. Холодные перила на крыше нашей школы всегда, даже летом, почему-то неприятно обжигали кожу.        — Мама сказала: «Сегодня звезды должны полностью осветить невообразимо широкий простор», — с легкой ноткой задора продолжал я, переводя взор на мальчика, стоящего близко ко мне и сам до конца не понимая этих слов; так близко, что я мог почувствовать, хоть и совсем отдаленно, тепло его тела. Так же, как и мои, его руки время от времени покрывались мелкими мурашками: не то летний зной заставлял дрожь охватывать нас обоих, не то сегодняшняя ночь была и вправду так прекрасна. — Наверное, она имела в виду небо, как думаешь? — почему-то рядом с ним мне хотелось быть спокойнее, а голос сам по себе становился тише, будто моя грудь была охвачена странным оцепенением.        — Ага, — протянул он, неотрывно наблюдая за тем, как небосвод каждые несколько секунд пронзали полосы от падающих звездочек.        Его взгляд… Пока он так пристально всматривался в глубину ночного неба, я почему-то не мог оторвать взор от его лица.        Казалось, в ту ночь я должен был с трепетом запоминать каждое мгновение звездопада, который можно было наблюдать настолько редко, что это можно было считать настоящим праздником или знаменательным днем в жизни. Но тогда я с замиранием сердца наблюдал лишь за ним: за каждой мимолетной эмоцией, промелькнувшей на его лице, за каждым движением его чуть приоткрытых от радости губ… Тот день я запомнил вовсе не из-за звезд.        — Загадай желание, Саске.        Я до сих пор храню в памяти то воспоминание, как я впервые коснулся своей тогда еще маленькой ладошкой его руки, которая в ту же секунду вздрогнула. Наверное, уже тогда он был недотрогой.        — Желание? — его совсем детское непонимание и трепет, сияющий в глазах. — Давай загадаем вместе?        В тот день ветер был и правда очень теплым. Даже сейчас, вспоминая то время, я словно каждой клеточкой своего тела ощущаю его приятное дуновение на своей коже.        — Хорошо, — окутанный каким-то странным чувством, поддаваясь манящему желанию и, еще будучи ребенком, не до конца осознавая происходящее, я непроизвольно потянулся ближе к его лицу. — На счет три.        — Раз, — первым тихо произнес Учиха, замерев, наблюдая за тем, как расстояние между нашими лицами медленно сокращалось.        — Два, — веки сами по себе начали опускаться, рассудок постепенно охватывал странный сон.        — Три, — мои губы мягким касанием будто застыли на его будто бы бархатной щеке.        В ту ночь, когда мы были еще детьми, я позволил себе украсть у Саске тот поцелуй в те секунды, когда с неба, сияя и едва заметно переливаясь, падали звезды; уже через пару мгновений их свет исчезал, пропадая или растворяясь в ночной тьме. Но то время пролетело насколько быстро и незаметно, что, казалось, и воспоминания, хранимые мною на протяжении долгих лет, так же, как и те звезды, должны были уже давно затухнуть. Однако…        — Наруто, — тихий и такой родной голос доносился словно из ниоткуда, мягко лаская мой слух, — просыпайся.        Именно сейчас, именно в эту секунду… мне так хочется, чтобы ты хотя бы на несколько мгновений прикоснулся своей ладонью к моему лицу. Знаешь, временами этого действительно очень не хватает.        — Нам уже скоро выходить. Будет не очень хорошо, если мы опоздаем.        Но даже с закрытыми глазами я буквально чувствую, что на твоем лице нет даже легкого оттенка улыбки, намека на нее. А ведь в детстве все было совсем по-другому. Казалось, тогда ты был совершенно другим, Саске.        — М-м, — недовольно протянул я, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей, все глубже проникающих в еще помутненный сном рассудок.        Наконец я поднял веки, чуть потягиваясь на своем месте и рукой пробираясь в растрепанные после пробуждения волосы. Сквозь совсем легкие занавески аккуратно пробивалось уже заходящее за горизонт солнце, окрашивая просторную комнату в розовые и желтые оттенки; его последние, но яркие лучи немного слепили, из-за чего я слабо нахмурил брови, пытаясь сфокусировать взгляд. Передо мной вновь открылась совсем знакомая картина: край мягкого пледа, укутавшись в который всего несколькими минутами ранее я спал, большая гостиная, выполненная в светлых тонах, и сам Учиха, сейчас сидящий рядом со мной и всматривающийся в пустоту.        Делая глубокий вдох, я снова протянул что-то невнятное, носом утыкаясь в подушку, будто пытаясь спрятаться от раздражающего зрение солнца. Повисшая тишина казалась настолько звенящей и непроницаемой, что я мог слышать мерные удары собственного сердца, пульс которого отдавался в моих ушах. Минута, следующая — ритм постепенно начинает сбиваться, словно точный ход часовой стрелки вмиг кто-то нарушил. Почему-то мне казалось, что сам воздух постепенно наполнялся чем-то теплым, заставляя и мое сердце то и дело сбиваться с привычного ритма. Снова это чувство…        — Нам обязательно идти? — наверное, мой голос звучал слишком мечтательно. Ему может не понравиться.        — Обязательно, — коротко бросил он мне в ответ, вставая с дивана и направляясь куда-то в сторону коридора. На его лице, о чем я и подумал всего секундой ранее, мелькнуло не то недовольство, не то раздражение.        «Может не понравиться…» — повисло в моей голове, и я медленно поднялся с мягкого местечка, направляя взор в сторону окна, за которым виднелись стеклянные многоэтажки; в их окнах, как в многочисленных зеркалах, отражались солнечные лучи, из-за чего казалось, словно высокие здания буквально пылали в ярком закате. Сознание до сих пор не прояснилось от тягучей сонной дымки, которая как будто окутывала меня с ног до головы, все глубже поглощая меня и заставляя мыслями окунаться в прошлое. И, снова погружаясь в какую-то прострацию, я поддаюсь потоку воспоминаний, не отпускающих меня всякий раз, когда я ложусь спать.        И все же редко выдавались такие деньки, когда я мог лишние пять минут просто полежать на мягком диване, подальше отбрасывая ненужные заботы и наслаждаясь заходом солнца. Наверное, именно это время суток мне нравилось больше всего, особенно перед наступлением лета: все вокруг словно погружалось в какое-то сладкое предвкушение или, может, несознательное ожидание тепла. Но таки, признаться, каждый день я ждал этого свободного часа, чтобы провести его наедине с Саске, сейчас находящегося рядом со мной. С головой окунувшись в работу, он освобождался только в это время и чаще всего заглядывал домой перед тем, как снова вернуться к делам, в которые я был практически не посвящен.        А ведь, если подумать… Уже целых два года я считаю часы до его прихода домой, с каждым днем все больше осознавая, что ожидание становится все более и более томительным, но все же не теряющим свой смысл. И каждый раз, по его возвращению, не могу смириться с мыслью, что единственный, кто с нетерпением ждет этой встречи, — только я, как бы печально это ни звучало.        С некоторого времени в мире произошло глобальное преобразование, изменившее жизнь людей и буквально перевернувшее ее с ног на голову: было создано специальное Министерство брака, в котором каждому человеку заранее, вне зависимости от его желания, предписывали пару, более подходящую ему по некоторым характеристикам, главной из которых, преимущественно, являлось продолжение рода и хорошая наследственность. Учитывая и внешность, и состояние здоровья, и увлечения с личными интересами, правительство выбирало человеку партнера, с которым он должен был создать семью. Да, именно на это и было рассчитано данное нововведение — создание семьи и исчезновение проблемы с выбором партнера по жизни.        Однако то, чего избежать было невозможно, — недовольства людей, мнение которых, можно сказать, не учитывалось. Любовь и истинная пара — как таковые, эти понятия просто-напросто исчезли. И теперь общество можно было условно разделить на две части: те, кого такая политика устраивала, и те, кто мог только страдать от подобного рода отношений.        И до сих пор, вновь и вновь прокручивая в голове тот день, когда мы впервые встретились взглядом после долгой разлуки, вспоминая монотонный голос какого-то незнакомого человека, работающего в Министерстве, я не могу унять дрожь, в которую тут же бросает мое тело. Я ясно помню, как в тот день, пока почти неслышимое дыхание эхом разбивалось о стены, мы, глядя друг другу прямо в глаза, вслушивались в каждое слово того незнакомца; и именно тогда мы впервые смотрели друг на друга, как на супругов или партнеров, будучи уже неразрывно связаны — связаны навсегда.        «Так сильно изменился с детства… И даже в школе я совершенно не мог представить, что через несколько лет я буду вот так тянуть время перед выходом из нашего общего дома, выслушивая его недовольства», — поймал себя на мысли я, скучающим взглядом проскользнув вдоль помещения и направляя взор на Саске, который с непоколебимым, как и всегда, видом одевался в коридоре.        Успешный наследник крупной компании, которую на данный момент возглавлял его старший брат, занятой и поглощенный в заботы, ранее совсем не знакомые такому обычному студенту, как я, — казалось бы, мы совершенно разные и, наверное, несовместимые от слова «совсем», но все же нам обоим пришлось смириться с тем, что отныне мы вынуждены влиться в жизни друг друга, можно сказать, поделить жизнь на двоих.        — Вставай уже, Наруто, — негромко выдал он, на секунду взглянув на меня и тут же отводя взор. — Итачи недавно звонил, сказал, что уже ждет нас.        — Х-хорошо, — внезапно полностью распахивая веки, проговорил я, заикаясь.        «Он не часто называет меня по имени», — я легко вздрогнул, опуская голову и чувствуя, как к щекам словно приливает что-то горячее, из-за чего кожа покрылась румянцем. Я аккуратно поднялся на ноги и направился в сторону Учихи, не проронив ни слова, начиная приводить себя в порядок и одеваться.        — Выходи на улицу, буду ждать тебя там, — спустя несколько секунд еще тише произнес он и резко отвернулся от меня.        После раздался несильный хлопок двери, и в квартире снова повисла полная тишина, охватившая, казалось, каждый ее уголок, с каждой секундой начиная давить на меня все сильнее, что я ясно начинал ощущать своими плечами, на которые будто опустился тяжелый камень.        «Изменился до неузнаваемости, — вновь промелькнуло в моей голове. Я поднял взгляд на свое отражение в зеркале — сейчас на меня смотрел совсем не тот веселый парень, каким я привык видеть себя в окружении людей. — Как бы мне хотелось знать, что так изменило его, — я устало, не отрывая взор, смотрел на свое отражение; казалось, еще чуть-чуть, и эти мысли, словно тонкие бесчисленные нити, вновь окутают меня с ног до головы, путаясь и переплетаясь между собой. — Как бы мне хотелось знать, о чем ты думаешь».