Что для тебя — любовь?

       Ранимый Саске.        Всего пару месяцев назад эти слова наверняка вызвали бы у меня печальную усмешку или легкое непонимание, ведь тогда он не мог казаться мне ранимым или в принципе чувствующим что-либо. Наверное, со стороны это звучит жестоко: как человек может не чувствовать, как он тогда вообще может зваться человеком? Но для меня это было именно так.        Холодный взгляд, постоянное молчание, краткие ответы на вопросы… Когда с момента заключения нашего брака прошло совсем немного времени, в моей голове просто-напросто не укладывался тот факт, что за период нашей разлуки с детства Учиха так изменился — изменилось все, что в нем было, изменилось его наполнение, как будто в нем что-то сломали, и теперь это вряд ли можно было починить. И, признаться, тогда я смог смириться, смог принять реальность такой, какая она есть, хоть это давалось мне с большим трудом, с болезненными усилиями. В какой-то момент мне удалось закрепить в своей голове одну мысль: «Я не смогу ничего с этим поделать», и та реальность, в которой я оказался, стала строиться лишь на одном — на безысходности и тихом смирении, которые все копились и копились во мне с каждым прожитым днем.        Тогда мне казалось, что теперь в жизни Саске нет ничего, кроме безразличия, временами сменяющегося раздражением или даже злостью. Но теперь…        «На самом деле Саске намного ранимее, чем может показаться, — застыло где-то в моих мыслях, оцепеневших в состоянии сна. — И тот день, когда мы сбегали от слежки в кафе… — вспоминал я наш недавний разговор с Дейдарой, — думаю, тогда он и вправду был испуган. Удивительно, что даже Дей не может полностью понять, что это его истинные эмоции. Он думает, что Саске не стал бы просить помощи у них из-за своей злости или упрямства, но, мне кажется, именно это он и сделал. Он ищет помощи, поддержки, хоть это зачастую и противоречит его словам и поступкам. Таков уж он».        Ранимый Саске.        Теперь, в настоящем времени, я точно мог сказать: Саске раним, Саске чувствует, Саске не все равно.        Его слова о Дейдаре и Итачи не давали мне покоя. Как я узнал по приезде сюда, он постоянно навещает Итачи и Дея в этом доме, заглядывает к ним, хоть он и не смог признать истинную причину; в тот день с его губ сорвалось лишь тихое «Он же мой брат» в сторону старшего Учихи… Он беспокоится за то, что о них пишут в прессе, беспокоится за то, что происходит с бывшим Дейдары, — все это не может не говорить о его небезразличии.        И теперь мне, если честно, даже стыдно за то, что какое-то время я считал его тем, кому действительно плевать, хоть и я понимаю, что я в этом совсем не виноват. Понимание приходит со временем, понимание медленно подступает и только позже, когда ты становишься готов к правде, дает тебе возможность осознать многие вещи, представить факты в своей голове такими, какие они есть на самом деле.        И хоть Саске и вправду сломался в один момент, сейчас я понимал: это не конец, и он никогда, ни на секунду не терял своих чувств. Может быть, он их скрывал, прятал или пытается спрятать их где-то внутри себя даже сейчас, но… Я могу их видеть, могу чувствовать то, что чувствует он, и понимать его. А это самое главное.        Последние слова, подобно совсем расплывчатому отголоску, замерли где-то среди моих мыслей. Затуманенный сном рассудок все еще был будто бы заполонен его пеленой, однако до слуха все отчетливее и громче доносились какие-то посторонние звуки, чем-то напоминающие…        «…уведомление? — сквозь сон пролепетал я про себя, нехотя пытаясь повернуться на звук. — Кому и что может быть нужно в такое время?» — только и мог мысленно не довольствоваться я, едва-едва раскрывая глаза и окончательно теряя нить мысли, которая вертелась в моей голове перед пробуждением. В горле будто застыло странное и очень смешанное по ощущениям послевкусие, а все тело было наполнено внезапным (по крайней мере, мне так казалось в эту секунду) волнением, проникшим в каждую его клеточку и заставлявшим что-то внутри меня с силой биться.        Рука непроизвольно поднялась к груди, после осторожно ложась на нее и прижимаясь к месту в области сердца — ритмичные и ускоренные толчки ощутимо чувствовались ею. Нахмурившись и удивившись своему же состоянию, я непонимающе отвел взгляд, всеми силами пытаясь вновь уловить те крупинки мыслей, что тревожили мой сон всего парой минут ранее. Однако, казалось, мне оставалось довольствоваться лишь ужасным чувством чего-то потерянного, утраченного, наверное, навсегда, и все, что вертелось в моей голове тогда, только чуть-чуть нарушая мой покой, лишь окончательно испарилось из нее.        Внезапно осознание того, что разбудило меня не что иное, как звук от телефона, тут же заставило меня опомниться. Мельком взглянув на маленькие электронные часы, стоящие на прикроватной тумбочке около мирно сопящего Саске, я заметил, что на них горело довольно позднее время: около двух ночи. Тогда я даже не знал, стоило мне радоваться или печалиться этому факту, потому что спать мы с Учихой легли (а точнее, я сам первый, как мне уже удалось понять, благополучно заснул) всего в области часа-полутора назад.        Все еще борясь с остатками сна, заставляющими меня хмуриться и потирать глаза, я медлительно поднялся с теплой постели и неустойчиво зашагал по направлению к телефону, лежащему неподалеку. И все же прошлый вечер, который прошел, мягко говоря, не лучшим для нас всех образом, давал о себе знать — в висках немного давило, а по телу разливалась ватная слабость, не позволяющая мне полностью контролировать себя. Но, только подойдя к своей цели и наконец взглянув на экран телефона, я мгновенно выбросил из головы все эти вещи, тут же забыв и о боли, и о слабости: на нем светилось имя Шикамару, а под ним — его сообщения. Хоть их было и немного — около трех, — звук от них-таки смог прервать мой сон, поэтому я с досадой выдохнул и только после перешел в наш с ним диалог.        «Наруто, привет, — писал Нара. — Из-за того что мы пока не видимся в универе, мы стали реже разговаривать. У тебя какие-то дела? — отправлял он следующим сообщением. — Я беспокоюсь за твое здоровье, ты же знаешь. Перезвони мне, как проснешься, можем встретиться на днях, в кино сходить, — и только после, пролистав чуть ниже, я заметил последнее сообщение: — И Саске привет тоже передавай, надеюсь, у вас все нормально».        Теплая улыбка тут же тронула мое лицо, однако вскоре, хоть я заметил это и не сразу, теплота эта сменилось томной грустью из-за слов друга. «Мы стали реже разговаривать», «Можем встретиться на днях» — все это не могло не надавить мне на самое больное место, словно ноющее где-то в глубине меня и не позволяющее думать ни о чем другом. В мыслях тут же поселилось гложущее сожаление, некое чувство вины перед Шикамару… Мне хотелось, очень хотелось извиниться перед ним за то, что я до сих пор скрывал от него тот факт, что у нас с Саске появились серьезные проблемы: слежка от бывшего Дея, мое нестабильное и плохое самочувствие из-за укуса Учихи.        «Прости, Нара, — тянул я про себя, с каждой следующей секундой все отчетливее ощущая, как в груди болезненно, словно все с большей силой сжимается сердце, — в ближайшее время мы вряд ли вместе сходим в кино, как раньше, вряд ли поговорим, как тогда…»        Если честно, мне не хотелось обременять Шикамару всем этим, ведь за все то время, пока меня преследовали былые проблемы и прошлая боль, он уже вдоволь насмотрелся на мои слезы, переживая все, что я чувствовал и носил на себе, вместе со мной. Поэтому мне хотелось извиниться и за это, а пока молча решать проблемы или, по крайней мере, хоть как-то пережить это тяжелое время, не обременяя при этом Нару.        Казалось, в тот момент я даже понял то, что ощущал Саске на протяжении долгого времени. Я непроизвольно вспомнил ту ночь, в минуты которой он попросил у меня прощение за то, что скрывал наличие всех этих проблем от меня, за то, что я узнал обо всем практически в последнюю очередь, — как он и сказал, он не хотел, чтобы я беспокоился так же, как и они с Итачи и Деем, не хотел, чтобы эта тяжесть легла и на мои плечи. Теперь я вник в его чувства до конца, испытывая это на себе и окончательно понимая подобный ход мыслей.        За то время, пока я стоял, молча глядя в телефон и прокручивая в голове различные воспоминания, в горле успело порядком пересохнуть. Быстро сглотнув, я решил спуститься на кухню, чтобы выпить воды.        Дверь приоткрылась, и я с осторожностью шагнул в коридор между всеми комнатами. Стояла всепоглощающая тишина: из спальни Итачи и Дея не доносилось ни звука, не было слышно даже их дыхания с той стороны, в кабинете старшего Учихи, который находился вблизи и в который мне так и не посчастливилось ни разу заглянуть, тоже было тихо, а с первого этажа доносилось лишь ненавязчивое гудение, доносящееся, видно, от холодильника.        «Не замечал, чтобы он так гудел раньше», — не мог не отметить я про себя, нащупывая в темноте каждый шаг и спускаясь по лестнице. Только оказавшись на кухне, я тут же заметил: единственным источником света здесь был именно холодильник, дверца которого была чуть-чуть приоткрыта, потому-то оттуда и исходил желтый свет и то самое гудение. Удивленно вскинув бровями, я быстро проследовал к нему и торопливо закрыл, предварительно взяв оттуда бутылку с водой и мысленно негодуя и упрекая того человека, который пользовался им в последний раз. Однако, только я сделал пару глотков, смочив горло и немного освежившись, и захотел направиться обратно к Саске, до слуха внезапно донесся чей-то голос. Несознательно обернувшись на звук, я понял, что он исходил откуда-то со стороны коридора. Чуть сведя брови, я непроизвольно двинулся туда, сделав пару шагов вглубь гостиной и пытаясь остановить взгляд хоть на чем-то определенном среди поселившегося вокруг мрака.        — Стой, стой! — процедил кто-то будто бы сквозь зубы. — Погоди, больно… — практически ныл голос, затихая спустя пару секунд.        Слегка испугавшись подобных слов, я тут же замер на месте и затаил дыхание, прислушиваясь и только через долю минуты узнавая в нем голос Дейдары; мне удалось чуточку расслабиться и унять беспокойство. Хотя и это было громко сказано: даже понимание того, что на нас не свалилась внезапная опасность и никого чужого в доме сейчас не было, то, что я услышал, просто-напросто не могло не натолкнуть на не очень приличные мысли. В тот же миг, поймав себя на подобных размышлениях, я даже нервно вздрогнул, усмехаясь и ругая самого себя, но все же чувствуя, как к щекам стала приливать краска.        Но, только-только в моей голове успела проскользнуть мысль о том, что так или иначе мне стоит поскорее вернуться к себе и желательно сделать вид, что я ничего не слышал и не замечал вовсе, из, как я понял, гостиной комнаты, располагающейся в конце коридора, снова послышался голос Дея.        — Говорил же, ты не умеешь нормально плести косички! — возмущался он, шипя. — Отпусти, давай уже смотреть.        — Подожди, все хорошо получается, — мягко перечил ему Итачи, видно, пытаясь усмирить чужой пыл. — И не кричи так громко, разбудишь Саске с Наруто, — выдал он, и все вновь затихло. Даже сейчас, стоя в гостиной и вслушиваясь в его голос отсюда, я не мог не отметить: по тону Учихи становилось понятно, что его губы были растянуты в легкой улыбке, которая всегда казалась теплой и успокаивающей, несмотря ни на что.        Я сделал пару шагов к ближайшей стене, выглядывая из-за угла. Признаться, тогда я совсем не задумывался, зачем мне это и с какой целью я вообще подслушиваю чужие разговоры, но странное чувство любопытства, соединенное с каким-то трепетным ощущением, все-таки взяло надо мной верх. Спустя секунду мне удалось расслышать совсем тихие звуки, исходящие от стоящего там телевизора и, по-видимому, играющего на нем фильма. На какое-то время я даже застыл в упоении, словно внезапно погрузившись в какой-то другой мир, совсем новый и удивительный для меня, хоть мне уже и приходилось застрагивать его раньше, — мир совместной жизни Итачи и Дейдары. Это некоторое осознание тут же вызвало во мне смешанные чувства: волнение, смятая радость и молчаливая грусть — все это поселилось где-то в моем сердце, когда я думал о них двоих, когда я проникался их повседневностью и всем, что могло их связывать. Ночные просмотры фильмов вдвоем, кажущееся с какой-то стороны милым ворчание Дея, ласковый голос Итачи, обращенный к нему, — это заставляло меня разрываться в своих ощущениях, мысленно лелеять понимание, что эти двое действительно живут в каком-то другом измерении — в измерении, где нет давления от общественности, где нет жестких требований государства, где друг для друга они — не директор и подчиненный, а люди, что нашли свою истинную судьбу.        «И ведь они имеют возможность воплотить это «измерение» в жизнь, перенести в реальность свои мечты и цели, которые раньше могли оставаться лишь глупыми грезами и пустыми надеждами, скрываемыми от чужих глаз… Итачи сделал и делает так много для этого, и ему предстоит еще многое, — казалось, будто даже мой собственный голос внутри головы подрагивал от подобных мыслей, — но я верю в них. Я верю во всех нас».        Отвлекшись на самого себя, я будто бы и забыл, где вообще нахожусь. Темнота, царящая в доме, уже не казалась такой устрашающей и, как бы смешно это ни звучало, темной. Такие мысли, определенно, заставляли меня чувствовать себя лучше, словно все вокруг и внутри меня становилось светлее и легче. Я понимал: несмотря на то, что всем нам пришлось пережить столько трудностей, а многие из них могли преследовать нас и по сей день, жизнь все же налаживалась, и налаживалась она к лучшему. Стремления, которые вели и ведут нас к будущему, ни за что не должны подвести. Любую проблему можно решить, однако цена этих усилий глубокой раной-таки останется на всех из нас.        — Итачи, — вдруг вновь уловил я голос Дея, — ты не злишься на меня из-за того, что я сегодня не очень хорошо обошелся с Саске?.. — колеблясь, проговорил он.        Выглянув чуть смелее, я смог разглядеть две фигуры, на которые падал свет от большого экрана. Итачи не отвечал, его руки до сих пор медленно и ласково скользили по распущенным волосам Дейдары, как будто он не просто заплетал его, а с успокоением поглаживал их, вкладывая в свои прикосновения нечто большее, нечто, что могли понять только они вдвоем.        — Прости, что я давлю на него, — практически неслышно добавил Дей, опуская голову. — Просто мне всегда было больно из-за его отношения к нам с тобой… и к Наруто тоже.        — Думаю, он никогда не хотел обижать никого из нас: ни тебя, ни меня, ни Наруто тем более, — с доброй усмешкой ответил ему Учиха, на какое-то время замирая в одном положении. — Ты же знаешь, он это не со зла. Просто после той аварии и всего, что с ней было связано, ему не оставалось иного выхода, кроме как замкнуться в себе и отстраниться от нас всех. Ты же и сам понимаешь, что наш с тобой союз напоминает ему союз нашей с Саске мамы — она изменяла нашему отцу из-за того, что нашла настоящую любовь, как и я сейчас изменяю своей законной паре с тобой. Это похоже на некую параллель, он ассоциирует тебя с мужчиной, которого любила мама. Но он погиб из-за болезни, а наши родители разбились из-за ссоры, как раз-таки вызванной этой изменой, — Итачи на время затих, так же, как и Дей, опуская голову и утыкаясь носом в его затылок. — Все, что случилось тогда, закончилось очень плохо, и в его голове сложилось представление, что подобные истории просто не могут иметь иное окончание. Думаю, Саске не винит нас, не злится — ему просто страшно, он боится за нас. И нет, — улыбнулся он, — я не злюсь на тебя, ведь понимаю, что у нас всех есть чувства. Мне тоже больно и обидно точно так же, как и тебе, но, наверное, нам просто стоит дать ему еще немного времени. Ты же видишь, что у них с Наруто все изменилось… Значит, в глубине души Саске все же остался собой, хоть какое-то время он и был вынужден выпускать шипы, чтобы защититься от той опасности мира, что напала на него в самом детстве. Мы должны принять все так, как оно есть.        Мой взгляд непроизвольно опустился к ногам. Несмотря на то, что Итачи уже закончил, а вскоре его голос уже был перебит шумом от телевизора и другими посторонними звуками, я все никак не мог перестать слышать его слова. Они вновь и вновь крутились в моей голове, заставляя меня мысленно соединять все, что мне пришлось услышать сейчас, и все, что я знал до этого момента. «Ему просто страшно, он боится за нас» — раздавалось где-то в моих ушах тихим шепотом старшего Учихи.        Я был поражен, но большую бурю чувств во мне вызывало нечто иное — понимание, что до этой самой минуты я не смог самостоятельно сложить эту картину в своей голове. Обида, горькая обида за самого себя мгновенно прожгла что-то у меня внутри. «Как… — все не отпускали меня мои же мысли, — как я не провел эту параллель раньше, а все это время ломал голову, почему же Саске так негативно относится к отношениям Итачи и Дея?» С одной стороны, это могло показаться эгоистичным — думать о себе в такой момент, — но с другой — если бы я более глубоко задумался об этом раньше, это бы могло помочь мне лучше понять все, что говорил Саске, все, что он делал или когда-либо совершал. Его недавние слова о том, что он часто навещает Итачи с Дейдарой в этом доме, уже не казались такими странными с его стороны. Теперь все его слова в принципе можно было объяснить, можно было вникнуть в них, исключая прежнее непонимание и ступор.        Однако, все же вернувшись в реальность, я пришел к тому, что тот факт, что между нами теперь не будет возникать подобных недопониманий, что теперь я полностью могу доверять своим знаниям и уже не задавать тех вопросов, связанных с прошлым Саске, которые мучили меня раньше, совершенно точно не мог меня не радовать.        «Ранимый Саске. Или, вернее, раненный... — снова поселилось в моей голове. Я наконец смог уцепиться за ту ускользающую мысль, что я практически потерял после того, как проснулся сегодня… — Теперь я точно могу полностью тебя понять».