Заметьте... как мало действует приближение смерти на сильных духом, ибо каждый из них до конца остается самим собой.
Чтобы открыть глаза пришлось приложить неимоверные усилия, потому что веки ощущались тяжелыми, будто не своими. Ярко белый свет слепил, заставляя щуриться, словно на него было направлено множество прожекторов. Алек слегка повернул голову влево, чтобы взглядом сразу же наткнуться на оббитую мягким поролоном стену, словно в лечебнице для душевнобольных. Он внимательно осмотрел помещение, в котором находился, и оно было полностью пустым. Здесь не было ничего: ни стола, ни кровати, ни окон. Пол, на котором он, по всей видимости, разместился тоже ощущался мягким, словно кровать. Он попытался прислушаться к собственным чувствам, к собственному телу, чтобы выяснить есть ли поблизости другие мутанты, силами которых можно будет воспользоваться. Но его тело, его силы оставались безмолвными, потому что, где бы он не находился – других мутантов здесь не было. Он беспомощно выдохнул, скривившись от боли. Авария не осталась для него без последствий. Алек облокотился руками об пол и принял сидячее положение. Почему его замкнули в комнате похожей на те, которые показывают в психлечебницах? Это было слишком даже для его отца. Пугающее чувство неизбежного краха змеиным клубком свернулось где-то внутри него, за ребрами, там, где должно было находиться его храброе сердце, которое долбилось об грудную клетку, словно в перепуганного кролика. От досады он прикусил нижнюю губу, не хотелось испытывать эту панику, не хотелось предстать перед отцом испуганным мальчишкой, которым он был однажды, как будто ничего не изменилось. Алек испытывал неукротимую потребность доказать отцу, что тот не победил, что даже если он сейчас находится в его власти, то все равно он свободен духом. Эта мысль давала ему силы выживать в условиях тёмной безнадежности, когда падение было особенно долгим, он всегда тешил себя мыслью, что есть вещи, на которые Роберт Лайтвуд не имеет сил влиять. Это вызвало у него легкую улыбку, которая больше походила на гримасу боли. Дверь в комнату отворилась так бесшумно, что Алеку показалось, будто у него проблемы со слухом. Он не услышал ничего. – Здравствуй сын, – первым заговорил Роберт Лайтвуд, ступая по мягкому полу. Алек взглянул на отца. Он совсем не изменился, будто не было тех лет, только небольшие мешки под глазами выдавали его усталость, но во всем остальном он оставался собой. Решительная хода и прямая спина, будто в позвоночник ему вонзили стальной стержень, выдавали в нем человека с твердой волей и четкими жизненными убеждениями. Тонкие губы, стиснутые в одну линию, Алек даже не знал, умеет ли его отец улыбаться. Он попросту не видел его улыбки. Выдержанный синий костюм сидел на нем так, словно Роберт родился в нем, он носил его как броню, как вторую кожу, как свои доспехи. Алек знал это и помнил. – Ты хорошо выглядишь, – после долгого рассматривания, изрек Роберт, останавливаясь в метре от Алека. Его речь была мягкой, спокойной, не на повышенных тонах, без резких движений. Старший Лайтвуд разговаривал так только тогда, когда был полностью убежден в своей силе и преимуществе. Алек ничего не отвечал, мысленно погружая себя в некое подобие транса, он всегда так делал, когда отец наказывал его, это помогало переживать те моменты, в которых хотелось умереть. Голова откинулась назад от сильной пощёчины отца, кожа на щеке горела, а на глазах выступили слезы обиды – столько времени прошло, а горечь во рту ощущалась так свежо, как только что приготовленное блюдо шеф повара. Во рту появился металлический привкус собственной крови, вкус, который он запомнил с детства. – Прекрати свои фокусы, сын, – тихо, так, будто не ударил только что собственного ребенка, проговорил Роберт, – нужно серьезно поговорить. – Что тебе от меня нужно? – потупив взгляд в пол, спросил Алек. – Твоя кровь, – просто, без обиняков ответил мужчина, расстёгивая пиджак костюма. – Твоя кровь – это моя кровь, сын. – Это ничего не объясняет, – глубоко вдыхая, пытаясь успокоиться, сказал Алек. Его отец казался ему более неуравновешенным, нежели когда-либо прежде. – Я был разбит, когда проявились способности твоей сестры, – задумчиво заговорил мужчина, словно рассказывал сказку, – мне казалось огромной несправедливостью то, что у меня родилась дочь-мутант. Разве могла моя кровь дать такие плоды? – словно сам у себя спрашивая, изрек Роберт, опираясь спиной на противоположную стену, а потом продолжил: – А потом выяснилось, что и мой сын уродец. Двое моих детей были испорчены и, видит Бог, я пытался вас исправить, но плохая кровь бурлила в вас, искала своего дьявольского выхода, чтобы разрушить нашу семью. – Ты бредишь, – не удержался от едкого комментария Алек. Худшим было то, что его отец выглядел как человек убежденный в своей правоте, в абсолютной непогрешимости своих суждений, словно был вершителем людских судеб, словно был наделен правом исправлять или чинить. – А затем, когда вы с сестрой сбежали, – продолжил свой монотонный рассказ старший Лайтвуд, прикрыв глаза, его лицо излучало пугающее умиротворение вперемешку с предвкушением удовольствия, словно у маньяка, который знает, что через несколько мгновений получит то, чего хотел, – меня осенило, – Роберт резко открыл глаза, устремляя свой цепкий взор на Алека. – Ты – ответ на все мои вопросы; ты – решение все наших проблем. Твое предназначение в том, чтобы освободить нас, простых людей от яда мутантов, от этой заразы. Алек даже не знал, что думать. Роберт Лайтвуд всегда был немного безумен, но это было безумие, источником которого был страх перед существами, наделенными куда большей силой, чем он сам. Но сейчас, в этот момент, когда его лицо излучало счастье, а глаза горели неподдельным восторгом - Алек понял, что его отец полностью обезумел, только в этот раз, веря в свое собственное великое предназначение. – И чем я могу быть тебе полезен? – скрывая свое отвращение, спросил Алек, ему было нужно узнать, что задумал Роберт. – Я не имею собственных сил, только ворую их у других мутантов. Сам по себе я бесполезен. Роберт оттолкнулся от стены и подошел ближе к сыну, присаживаясь на корточки подле него, от чего его штаны сильно натянулись, и сказал: – Тебе известно, что Агентство уже долгое время пытается изобрести средство, которое могло бы подавлять силу мутантов? – смотря прямо в глаза сыну, спросил мужчина и продолжил, когда Алек утвердительно кивнул: – Мы достигли определенных результатов. Лекарство способно на несколько часов заморозить силу мутанта, но этого недостаточно, – сокрушенно покачал головой Лайтвуд. – Я все еще не понимаю, чем могу пригодиться, – сильнее прижался к стене парень, если бы все зависело от него, их с отцом разделяли бы галактики. Роберт почти ласково улыбнулся сыну, как это делают родители, когда объясняют что-то само собой разумеющееся своему чаду. – Недавно мы начали ставить опыты с новым препаратом под названием «Кортексифан», – Роберт задумчиво стал гладить свой чисто выбритый подбородок, – этот препарат под воздействием других переменных пробуждает в подопытном скрытые возможности. Иными словами, это вещество может превратить простого смертного в мутанта. Но, пока что, такой случай один на тысячу, и те возможности, которые появлятся не слишком впечатляют. Другое дело ты, сын, – мужчина многозначительно замолчал, окидывая Алека восторженным взглядом, который был ему чужд, и добавил: – В твоем ДНК спрятан ключ к усовершенствованию человеческой расы. Ты можешь обладать любой силой. Алека начало тошнить, когда смысл слов отца стал доходить до его перегруженного разума. – С помощью твоей крови мы сможем изобрести препарат, который даст нам возможность забирать силу у мутантов, а Кортиксифан сделает нас в тысячу раз сильнее, чем любой иной мутант, – Роберт поднялся и руками разогнул затекшие ноги. – Придётся убить немало времени, но я уверен, что наша работа даст определённые результаты. – А что происходит с теми людьми, в которых не пробуждаются возможности? – не совсем уверенно спросил Алек, потому что ему мог не понравиться ответ на его вопрос. – Они жертвы войны, – невзначай пожал плечами старший Роберт, – не стоит делать такое лицо, сын. Поверь, они счастливы от того, что их жизнь не была напрасной, отдавая ее для благой цели, люди придают ей смысл. – Да? А почему ты не придаешь своей жизни смысл? Почему не станешь подопытным кроликом? – Всему свое время, Александр. Я сделаю все необходимое, чтобы истребить ту заразу, заполонившую нашу землю, но не раньше того времени, когда подготовлю себе преемника. – Можно полагать, что это буду не я, – саркастично выплюнул Алек, жалея, что не может взглядом раздробить Роберту череп. – Ты должен радоваться, Алек, – покачал головой Роберт, – тебе было суждено стать проводником во тьме для простых людей, которые вынуждены жить в страхе перед мутантами. Это большее, чем я мог от тебя ожидать. – Но мутанты ведь не трогают никого, – горячо возразил Алек, поднимаясь на ноги и становясь напротив отца. – Почему ты не гонишься за серийными убийцами, маньяками, террористами, в конце концов? Они ведь сделали больше зла, нежели те мутанты, которых я знаю. Так почему ты не истребляешь это зло? – Потому что это природное явление человеческой сущности, – воскликнул Роберт, шумно выдыхая воздух, – всегда были убийцы, маньяки. Но это, – лицо его исказила гримаса отвращения, – это противоестественно. – Почему ты должен решать, что противоестественно, а что нет? – содрогаясь от ярости, заорал Алек. Он раздумывал над тем, как может остановить своего отца? – Я просто знаю, – спокойно ответил Роберт, по-дружески похлопав сына по плечу. Слова Алека не пробили его броню, не пошатнули его веры, они даже не оставили крохотного следа в его душе, потому что мужчина четко следовал собственным убеждениям. Когда-нибудь сын поймет. – И что, – почти сдерживая слезы, проговорил Алек, – ты будешь держать меня здесь? Взаперти? Оставляя сходить с ума? Он с замиранием сердца ожидал ответа. – Да, – с удручающим спокойствием ответил Роберт и покинул его камеру.***
Двадцать четыре часа он жил в режиме нон-стоп. Бегал, телепортировался, ни секунды не переставая думать об Алеке. Он не знал откуда это в нем, даже не пытался разобраться в собственных чувствах, ему просто нужно было еще раз его увидеть, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Они недолго приходили в себя, практически сразу же перемещаясь в родные стены института. Джослин и Люк встретили их в немом шоке, провожая в кабинет, потому что теперь не знали, кому можно верить. В их крепости завелись крысы. Клэри сбивчиво рассказала о том, что произошло, потому что все остальные были слишком подавлены, чтобы это сделать. Каждый из них сблизился с Алеком – замкнутым, нелюдимым парнем, который, судя по всему, не раздумывал ни секунды, когда пришлось их спасать. Магнус кашлянул, чтобы прочистить горло, потому что мысли о случившемся заставляли его испытывать боль. – Есть предположения, где его могут удерживать? – спросил у Люка Джейс, пытаясь скрыть свою тревогу за маской профессионализма. У него бы получилось, но здесь находились те люди, которые видели его насквозь и знали, что он винит себя, потому что не смог защитить близкого человека. Люк беспомощно покачал головой. – Не думаю, что его станут удерживать в Агентстве, – предположил он, взглядом окидывая всех присутствующих, – скорее всего Роберт увез его в собственных целях. – Почему ты так думаешь? – заинтересованно спросил Магнус, ему показалось, что Гэрроуэй что-то скрывает. – Потому что в Агентстве у нас есть свой человек, – словно принимая поражение, ответил мужчина, – и он молчит. Значит, Алека там нет, а если он не там, то я не знаю, где он может еще находиться. Стоять вот так на месте было тяжело, но еще хуже было осознавать, что они беспомощны, что нет ничего, что можно было бы предпринять прямо в этот момент. – У меня есть одна идея, – тихо проговорил Магнус, привлекая к себе внимание, – но сразу предупреждаю, она вам не понравиться. Все заинтересованно уставились на него, судя по всему, ничего рационального от него не ожидали.***
Двери за отцом закрылись и с помещения, словно выкачали весь воздух. Алек присел на пол, потому что ноги перестали быть твердыми и ощущались, как желе, еле удерживая его в вертикальном положении. Отец придумал для него отличную каторгу – сделать из него оружие для фанатиков, для тех, кто презирал его и ему подобных. Хуже участи невозможно было придумать. Что если у них получится? Алек знал, что на Роберта работают лучшие специалисты генной инженерии, биохимии, нейробиологии, у них вполне может получиться. И что тогда? Он станет спусковым крючком. Он едва сдержал рвоту, во рту сразу же стало горько. Как он должен с этим справиться? Он никогда не желал того, что имел. Его способности не приносили ему должного удовольствия, так, как другим мутантам, и он смирился. Принял. Но это, это было за пределами его понимания и смирения. Во что бы то ни стало, он не станет тем человеком, который разрушит то, что создала природа. Алек горько улыбнулся сам себе, щурясь от ослепительной белизны комнаты, в которой находился. Наверное, покажется странным, но он пару раз размышлял над тем, как можно выбраться из безысходной ситуации. И всегда в своем воображении находил выход. Он не позволит отцу одержать победу, этот ход будет за ним, и это будет последним разочарованием для Роберта. Алек поднес свою руку на уровень глаз. Адреналин в крови бурлил, заставляя сердце стучать в неистовом ритме, словно он пробежал длинный марафон. Ему было гадко от одной мысли о том, что ему предстояло сделать, а затем, когда в его уме стали просыпаться голодные черви сомнений, перед его мысленным взором всплыло улыбчивое лицо Изабель. И, что было уж очень странно, Магнуса. Он не стал заострять на этом внимание. Все уже не важно. Важно только то, что не придётся быть узником в руках безумца, что он все еще свободен, что-то предпринять, и он не упустит такую возможность. В конце концов, в его жизни было много удивительных моментов, и он не будет ни о чем жалеть. Разве что… хотелось все же поцеловать жутко раздражающего Бейна. Алек покачал головой, пытаясь избавиться от бредовых идей. Вдох-выдох, вдох-выдох. Воздух со свистящим звуком выходил с его легких. Странно, но раньше он этого не замечал. Раньше он не оставался наедине с собой, находясь, словно в вакууме, когда ощущаешь все так четко и, одновременно, далеко, будто ты оголенный нерв. Лучше бы это был мыльный пузырь. Но мыльный пузырь – это что-то радостное и легкое. Это не про него. Алек снова взглянул на свою руку, туда, где под бледной, практически прозрачной кожей, проглядывались синие узоры вен. Почти завораживая своей жуткой красотой. Он приблизил руку к губам, прикасаясь запястьем, ощущая устами, как участился пульс. На этот раз он будет решать. И он не станет марионеткой в руках безумца. Алек с силой вонзил зубы в свое запястье, чувствуя как рот наполняется кровью, он еще больше углубил укус, разрывая вену. Сразу же захотелось блевать. Он посмотрел, как с его руки на белоснежный пол потекла кровь, создавая витиеватый, сюрреалистичный узор. Теперь осталось только ждать, пока из его тела вытечет жизнь.