***
Передвигаться по квартире, как прежде, теперь не представлялось возможным. В первый же вечер Арсений совершил вылазку на кухню, чтобы поужинать, и вновь столкнулся с соседом. Парень дымил, словно паровоз, в открытую форточку, совершенно не стесняясь того, что проделывал он это в надетых на голое тело, покрытое татуировками, семейных трусах с желтыми канарейками. — Здоров, сосед! Ну чего, чифирнем на пару? У меня баранки есть. — Что? — Арсений замер возле открытого холодильника, стараясь в сторону парня не смотреть, хотя очень хотелось, ведь черный дракон на всю спину соседа так и манил на него взглянуть. — Говорю, чайковского заварю покрепче. Будешь? — А рагу где? А суп с фрикадельками? — Арсений ошарашенно замер, наблюдая полупустые полки холодильника. — Мои сырники… — Не поверишь, трое суток в поезде… Один беляш на вокзале — разве еда? А тут так пахло, — Тоха хмыкнул. — Тебе ж не западло для соседа, верно? В этот момент на пол что-то брякнулось, и Арсений перевел взгляд на упавший со стола нож, за которым парень медленно наклонился. — Бля, наверно, доставщик пиццы торопится. Я пиццу заказал, так сказать, за неудобства. Кстати, сырники были балдежными. Прокручивая в руке рукоять ножа, высокий парень затянулся сигаретой, и под его пытливым взглядом Арсений сглотнул, медленно отступая назад. — Да что ты, какие неудобства? Кушай, приятного аппетита. — Ну смотри, а то я ж и угостить могу, мне же не в падлу… — Нет… спасибо… — мужчина одернул рубашку в клетку, откашлялся и поспешил ретироваться с кухни, пока парень отвлекся на свистящий закипающий чайник. Щеколда на двери, для верности стулом подпертая, ситуации не спасала. Этого дракона, который жрет как не в себя, никакая щеколда не остановит. Всю ночь Арсений почти не спал, вздрагивал от каждого шороха. А еще жутко хотелось есть, но одна мысль о том, что он может там встретить соседа Тоху, отбивала всяческое желание куда-либо идти.***
На часах было шесть утра, за окном противно моросил дождь, на кухне уютно кипел чайник — обычное утро человека, спешащего на работу. Арсений всегда вставал за час до выхода, принимал душ, готовил себе на работу еду, наливал в термос чай, гладил рубашку, проверял книги. Всегда, но не сегодня. Сегодня дверь в ванную комнату оказалась заперта, стучать и требовать немедленно ее открыть Арсений не рискнул. Он бросился на кухню ставить чайник, готовить себе омлет, ведь суп с фрикадельками и рагу — еда, которой хватило бы как минимум ещё дня на три — приказали долго жить, а сырники канули в небытие. Стараясь шуметь как можно тише, Арсений поставил на плиту сковороду, разжег огонь, разбил в миску несколько яиц и так увлекся процессом приготовления пищи, что не сразу заметил, что в кухне он уже находился не один. — В тубзе свободно, правда, бумага кончилась, — вместо «доброго утра» заявил парень, а затем ухмыльнулся и сел за стол напротив, привычным жестом закуривая сигарету. — Щас кофейку с бутерами жахну, и на работу почалим. Арсений старался не вслушиваться в бубнеж парня, приправленный жаргонными словечками, занимаясь своими делами, а когда обернулся за термосом, чтобы налить чаю, замер, так как оказался лицом к лицу со стоящим позади соседом по квартире. Антон, зажимая тонкую сигарету между зубами, с интересом рассматривал мужчину, словно пытался отсканировать и прочесть его мысли. — Боишься меня? — Нет, — Арсений сглотнул, стараясь насовсем слиться с кухонным гарнитуром. — Ага, понятно, — парень наклонился совсем близко, выдыхая в лицо мужчине сизый дым. — Я же опоздаю, пусти, — едва слышно прошептал Арсений, сжимая в руке тару с едой. — А я чего, держу? — Антон ухмыльнулся, но с места не сдвинулся, и Арсению пришлось буквально проскользнуть мимо него, потеревшись своим плечом о чужое. Попов и впрямь уже опаздывал, поэтому на каждодневные ритуалы времени уже не осталось. — Оп, — Антон прошел мимо, и тонкая ладонь звонко шлепнула по чужой заднице, обтянутой тканью темных брюк со стрелками, уже у самых дверей. Арсений, словно ужаленный, выскочил на лестничную клетку, а затем помчался по лестнице вниз. Вместе с ним ухало и гулко бьющееся сердце…***
Новый сосед оказался грубым, нахальным и своенравным типом, и хорошо, что виделись они теперь только по утрам. Но Арсению хватало и этих пару часов, чтобы испытать всю гамму чувств: от ненависти до жуткого страха. Он старался быть тихим, неприметным, но Антона это, похоже, не устраивало, ему непременно нужно было с кем-то поговорить, а точнее, побазарить за жизнь. Именно это слово употреблял шатен, когда ему становилось скучно по утрам курить и жевать бутерброды, прихлебывая свой нехитрый завтрак черным как смоль чаем, который парень именовал чифиром. От скуки он начинал приставать (читать: «доебываться») ко вкусно пахнущей запеканке в духовке и к самому Арсению, в частности, дразнил его, называя Сеней, шутил шуточки, рассказывал пошлые анекдоты и как ни в чем не бывало шлепал по заднице, как только мужчина в очках поворачивался к нему спиной, а затем смеялся над его красным испуганным лицом. Да за кого он его принимал вообще? — Что читаем? — не вовремя положенные книги на стол были тут же замечены и схвачены, возможно, немытыми руками, отчего Арсений пришел в ужас. — Не трогай, это единственный экземпляр! — Да ты чего так трясешься, библиотекарь? Не сожру я их, — Антон хмыкнул, кидая томики обратно на деревянную поверхность стола. — Было б из-за чего шухер наводить. — Это не просто книги, — буркнул Арсений, спеша убрать издания в сумку. — Ты все равно не поймешь. — Да куда уж нам, неграмотным. То ли дело вы, питерская интеллигенция! — язвительно заметил парень, присаживаясь на широкий подоконник и закуривая сигарету, видимо, с твердым намерением продолжить диалог. — А ты у нас типа книжный наркоман, да? У меня, кстати, дружбан героинщик был, так он точно так же кайфовал, как ты, — парень фыркнул, выпуская в потолок дым. — Может, я в чем-то и не разбираюсь, но все в этих книжонках ваших — туфта, чтоб ты знал. Настоящей жизни ты, Сеня, не нюхал, одну книжную пыль только. Скажешь, неправда? Арсений ничего не сказал, счел нужным не продолжать беседу на столь щекотливые для него темы, промолчал, стиснув зубы и борясь с диким желанием надавать треклятому соседу оплеух за Сеню и за гонения на великих писателей, в которых парень абсолютно точно ничего не понимал, но нагло лез, куда ему не следовало. Работа в библиотеке успокаивала, приводила в норму мысли и сердце. Арсений с удовольствием бродил между полок с собраниями сочинений великих писателей и поэтов, наслаждался тишиной, аккуратно пролистывая шуршащие страницы книг, иногда зачитывался стихами, в основном любовной лирикой, пробовал сочинять свое. После работы Попов любил посидеть в парке с каким-нибудь томиком Бунина или Есенина, подумать, помечтать, покормить, в конце концов, уток в пруду. Домой возвращаться не хотелось, ведь там стало пахнуть его соседом. Антон был везде: на полках холодильника среди своих вонючих консервов и наполовину съеденного борща Попова, в горе окурков в банке из-под кофе в коридоре, в чайных пакетиках на столе, в пустых банках пива, в переполненной мусорке, в не помытой вовремя посуде, в криках «Гол!» в третьем часу ночи, в крепком чифире и табачном дыму, в поднятом стульчаке унитаза, в пошлых шуточках и неизменных шлепках по его, Арсения, заднице, от которых сосед, видимо, получал удовольствие. Вечерами парень теперь пропадал на работе, о сути которой Попову приходилось лишь догадываться. Хотя где мог работать такой тип, как Антон? Наверняка не в банке и не в офисе компании «Газпром». То, что его сосед сидел, стало ясно с первых секунд по его манерам и речи, от которой у простого библиотекаря краснели уши. Да парень своего темного прошлого и не скрывал, с гордостью рассказывая о том, что откинулся совсем недавно. Несколько раз Арсений даже видел его в компании лиц бандитской наружности, что не радовало от слова «совсем». В квартире стояла оглушительная тишина, молчали радио и телевизор, из форточки не дуло, и желтые канарейки на трусах их обладателя бессовестно не шныряли по отведенным квадратным метрам, заставляя при виде их стыдливо опускать глаза и долго-долго протирать очки в тонкой оправе. А главное и самое важное, душ был свободен. Сперва Арсений приготовил ужин, забросил одежду в стирку, на мгновение замер в общем коридоре, наслаждаясь тишиной и спокойствием, и лишь затем, пританцовывая и что-то напевая под нос, отправился в душ. — Цвет настроения синий. Внутри Мартини, а в руках бикини, — используя душевую насадку вместо микрофона, Арсений самозабвенно голосил известные строчки песни, не забывая смывать с головы шампунь. Теплые струи воды смывали день сегодняшний, настраивая на вечер пятницы. — Под песню «Синий иней» она так… Вжих… Арсений вскрикнул, едва не поскользнулся на мокрой поверхности ванны и замер, медленно осознавая тот факт, что в душе, кроме него, теперь обретался высокий нахальный сосед по квартире, который отдернул шторку и теперь бесстыдно пялился на него мокрого и голого. Странное ощущение, но ведь мужчина закрывал дверь, когда шел мыться. — Классно поешь, и песня такая ритмичная. Слушай, сосед, я у тебя картошечки похаваю, лады? Жрать охота, сил нет, — парень улыбнулся, а затем обернулся к унитазу, видимо, с твердым намерением излить ему душу. — Ну че ты притих? Пой. — Выйди… выйди немедленно… — Арсений непроизвольно скользнул рукой вниз, прикрывая то, что прикрывать, по сути, было поздно. — Да ладно, че ты ежишься? Чего я там не видел? Задница у тебя что надо, не стесняйся, — иронично произнес парень, подтягивая штаны и наконец намереваясь выйти. — Намывайся дальше, только мыло не роняй — плохая примета. Дверь захлопнулась, и Попов пулей вылетел из ванны, накидывая на мокрое тело махровый халат. Намываться и петь расхотелось совсем, теперь даже в ванной комнате не представлялось возможным чувствовать себя в безопасности. Стоявшая на плите сковородка с картошкой, как и предполагалось, исчезла, зато в мойке образовалась грязная посуда. Пустая банка из-под пива валялась тут же, а запах дыма говорил о том, что дорогой сосед по квартире отужинал успешно и теперь в зале смотрит телевизор. Судя по звукам и гоготу парня, он смотрел фильм «Джентльмены удачи». — Мог бы посуду за собой помыть, — буркнул Арсений, тут же вздрагивая от громкого крика из соседней комнаты. — Ты че-то сказал? — Нет, — порывисто бросил Попов и открыл холодильник, намереваясь сделать себе омлет с помидорами и колбасой. Вечер пятницы спасло только то, что под подушкой Арсения ждал Достоевский. Мужчина, ужом юркнув в свою комнату, закрылся на щеколду и, подперев дверь стулом, с удовольствием принялся за чтение любимого романа.***
За окном разыгралась настоящая буря, полностью испортившая субботний день. Дождь упругими струями хлестал по оконному стеклу, бился в квартиру, спеша прорваться ураганным ветром в едва приоткрытую форточку. Небо заволокло тучами так, что Арсению даже пришлось включить в комнате свет, чтобы увидеть хоть букву в книге, которую он читал. Что делал его сосед по квартире, мужчине было неинтересно. За несколько недель проживания с этим человеком Арсения интересовало только одно — как долго Антон намеревается тут жить и изводить его своими выходками. За окном шумел дождь, в какой-то момент душе стало зябко, и мужчина выбрался на кухню, чтобы поставить чайник. Соседа слышно не было, впрочем, это и к лучшему. Свет под потолком кухни приветливо вспыхнул, а затем зловеще мигнул несколько раз и погас. — Да что ж такое, — рука нащупала выключатель в коридоре, пощелкала рычажком, но должного эффекта не случилось, и Арсений вернулся на кухню. Света не было и в доме напротив. Внезапно на улице громыхнуло, а темное небо яркой вспышкой молнии разрезало напополам. — О Господи! — еще одна вспышка заставила мужчину отпрянуть от окна, сходу натыкаясь в темноте на что-то теплое и высокое. — Ни фига се тебя штырит! — восхитился сосед в темноте. В его голосе было столько сарказма и иронии, что любой другой ответил бы на его реплику, в крайнем случае обиделся, но Арсения сейчас в последнюю очередь волновал тон голоса соседа по квартире. Где-то совсем близко шандарахнуло так, что в окнах зазвенели стекла, а вспышка молнии на миг озарила светом кухню. — Мамочки! — взвизгнул Попов, вновь вздрагивая от буйства погоды за окном, а еще оттого, что в один миг чужая рука обхватила его плечи, и он уткнулся носом в пропахшую сигаретным дымом футболку. — Ну ты че… это… не бойся, — вдруг зашептал Антон, откашливаясь. — Че как маленький? — Я не боюсь… я просто, — Арсений выдохнул пытаясь отстраниться, но новый всполох заставил его сжать в кулаке ворот чужой футболки. — Я просто… — Ну-ну, тих-тих, — вновь подал голос сосед, а его рука медленно заскользила по голове, плечам и спине Попова, поглаживая. — Не думай об этом, нужно отвлечься, — рука скользнула ниже по бедру, и Арсений напрягся, ощущая чужие руки на собственной заднице. — Нужно отвлечься, я знаю один способ… — Пусти, — зашипел Арсений в темноте, пытаясь отбиться от длинных назойливых рук на своей заднице, которые подталкивали его к кухонному столу. — Ну чего ты ерепенишься? — зашептали чужие губы совсем рядом, и небо вновь шандарахнуло, вспыхивая сполохами молнии. В этот момент чужие губы впились в его, жадно, нежно и требовательно. — М-м-м, — Арсений замычал, выгибаясь и вздрагивая от новой вспышки молнии и оттого, что чужие губы переместились на его шею. — Пусти, что ты творишь? Пусти! — мороз по коже вместе с табуном мурашек прошелся по всему телу и отдался тянущей болью внизу живота от действий наглого соседа по квартире. — Ну чего ты ломаешься, как восьмиклассница? Обложился книжками своими… Че я, бля, слепой по-твоему? Бабы не интересны, сторонишься, в библиотеку, в парк и домой только ходишь, — прерывисто шептали чужие губы, хаотично целуя губы, щеки и плечи мужчины, буквально стягивая рубашку с его тела. — Боишься меня как огня, а я вижу, что смотришь, что хочешь. — Не хочу, — выдохнул Арсений, все еще пытаясь вырваться из на удивление сильных рук худощавого соседа и осознать тот факт, что все это время Антон за ним, видимо, следил. — Врешь, сам себе врешь, — длинные пальцы скользнули ниже под резинку домашних штанов, и Арсений вновь дернулся от нового рокота и всполоха молнии, а возможно, и оттого, что длинные пальцы, унизанные кольцами, сомкнулись на его напрягшемся члене. — Ну иди ко мне, хватит ломаться, — чужие губы вновь сомкнулись на его губах жадным поцелуем, заскользили по шее, груди, животу и ниже. О грозе Попов больше не вспоминал, все его естество было сосредоточено на том, чтобы не умереть от стыда и одновременно жгучего желания. Его тело отзывалось на ласки и прикосновения парня, которого он знал совсем недолго и совсем не с лучшей стороны, но теперь тот открылся ему совсем другим — ласковым и нежным. В какой момент они оказались в соседской комнате, Арсений не запомнил. Помнил только холод простыней, жар чужого тела, теплые губы на его собственном члене. Ощущал, как чужой член упирается ему в живот, пачкая природной смазкой. Мужчина застонал, впиваясь короткими ногтями в черного дракона на обнаженной спине любовника, выгнулся, без стыда подставляясь под горячий влажный язык партнера. — Бля, какой ты охуительно горячий, — хрипло зашептал Антон, медленно двигая бедрами, скользя своим членом по чужому. — Хочу тебя чувствовать всего. Арсений тяжело задышал, выгнулся, позволяя чужим рукам и губам все и даже больше, позволяя себе гореть и пылать в этой страсти и диком желании, не думая, что будет дальше. За окном все еще бушевала гроза, и порой вспышки молнии освещали сплетенные на постели тела. Арсению, кажется, впервые было так хорошо и спокойно, оттого что его просто крепко обнимали, покрывая плечи нежными поцелуями. — Ты следил за мной? — Пришлось. Район неспокойный у вас, еще обидел бы кто мой цветочек, — Антон фыркнул, вновь припадая губами к плечу. — Пришлось побазарить кое с кем. Все путем, не грузись. — А ведь я пою ужасно, — внезапная догадка озарила Попова в два часа ночи. И как только она залетела ему в голову? Как будто спросить больше не о чем. — Отвратительно, — протянул Антон, притягивая мужчину ближе. — Говнюк, — прошипел Арсений, вкладывая в голос всю обиду на своего соседа по квартире. — У-у, мой цветочек умеет ругаться. — Закройся, я тебе не цветочек… и не Сеня, — добавил Попов и попытался отодвинуться от парня, который тесно к нему прижимался. — Простите, Арсений Сергеевич, готов понести заслуженное наказание, — шутливо произнес Антон, в один момент подминая под себя лежащего рядом и накрывая его губы своими.***
Брынь, брынь. Легкий перебор гитарных струн заставил его открыть глаза и, сонно щурясь, оглядеться по сторонам явно не своей спальни. Вспомнилось все, что было вчера, тело заныло, и Арсений поморщился. Гроза прошла, ночь закончилась, и наступил новый день, в котором предстояло выяснить все от начала и до конца. Брьнь, брынь. — Прибыла в Одессу банда из Амура, В банде были урки, шулера. Банда занималась темными делами, И за ней следила Губчека. Черный дракон на обнаженной спине чуть подрагивал в такт мелодии, а Антон тихо пел, сидя на краю кровати, ловко перебирая гитарные струны, успевая при этом зажимать в пальцах зажженную сигарету и гриф гитары. — Мурка, ты мой Муреночек… — Антон, — тихо позвал Арсений, натягивая на нос свои очки, бог весть как оказавшиеся на тумбочке. Мелодия тут же стихла, парень обернулся, обжигая лежащего мужчину до одури жарким взглядом. — Проснулся? — За что ты сидел? — этот вопрос слетел с губ Арсения первым, и тот о нем тут же пожалел. — Не боись, не за убийство, — парень ухмыльнулся и затянулся дымом. — Сперва по малолетке на гоп-стоп взяли, а после — понеслось по ухабам жизни. Один срок, второй, потом затихло все ненадолго. Последний раз с корешами хату одну обнесли, а она оказалась ментовская, впаяли пятерку с места не сойти. Месяц назад освободили по УДО, — парень хмыкнул и вновь затянул: — Гоп-стоп, мы подошли из-за угла. Гоп-стоп, ты много на себя взяла. Теперь расплачиваться поздно, Посмотри на звезды, посмотри на это небо… — И что теперь? — Арсений сглотнул, прожигая взглядом черного дракона. — А что теперь? Съеду, нахуй, найду хату другую, не буду тебе мешать, — Антон пожал плечами, даже не оборачиваясь, и продолжил: — Теперь расплачиваться поздно, Посмотри на звезды, посмотри на это небо… — Но зачем? — Зачем? — повторил Антон и обернулся. — Зачем… Да затем, что это только в сказках бывает, Арс, в книжках сопливых про любовь… — парень запнулся, а затем встал с кровати, чтобы затушить сигарету в банке из-под кофе. Желтые канарейки на семейных трусах затрепетали, и Попов закусил губу, стараясь сохранить хоть каплю серьезности. Пауза, казалось, затянулась, Арсений не сводил с него глаз, и Антон вновь присел рядом. — Затем, Арс, что не хочу портить тебе жизнь. Посмотри на себя и на меня. Кто я… вор, хулиган, таких не любят, а ты вон какой… со всех сторон положительный… — выдохнул парень. — Не по понятиям это, понимаешь? Ну неправильно. Я посыпался, как только тебя увидел, думал, что туфта все это, с первого взгляда чувства — херня. Там на зоне за такой финт знаешь, че бы со мной сделали? Я пытался тебя задеть, как-то обидеть, потом попробовал флиртовать, но ты зашугался меня еще больше, — парень покачал головой, а затем вновь вскочил с места, словно что-то разыскивая, а после нагнулся, вынимая из-под кровати книгу. — Посмотри, я взял ее у тебя в библиотеке, я читал, я записался в твою чертову библиотеку, чтобы… — договорить Антону не удалось. Арсений подался вперед, накрывая его губы своими, прижался ближе, зарываясь пальцами в русые волосы, шепча: — Какой же ты дурак, какой дурак. — Какой есть, — произнес Антон, носом зарываясь в темную макушку. — Я не знаю, что будет завтра, но я готов продать душу за твои сырники уже сегодня. — Антон. — Че? — парень на мгновение отстранился, заглядывая в глаза напротив, и Арсений выдохнул. — Это самое лучшее признание, что я слышал. — Какое признание… ты чего? Я ни в чем не признавался. Антон Шастун никогда ни в чем не признавался и не признается, — вскочил парень и, щурясь, заговорил дурашливо хриплым голосом: — Не подловишь, начальник! — Ну тогда и сырников не получишь, — Арсений фыркнул и, завернувшись в простыню, направился к дверям комнаты. — А может, и получишь, если вымоешь за собой посуду и будешь выбрасывать мусор, а еще… — голос мужчины слышался уже из коридора, и Антон вышел следом, ероша свои волосы. — Какой ты, Сеня, занудный тип, кончай по-братски гундеть! — За Сеню получишь в лоб! Смеясь и переругиваясь, двое парней шутливо повалили друг друга на пол, где продолжили уже целоваться. В этот момент они были счастливы безо всяких правил и условностей…