На тусе я капитан.

я часто вижу космос из своих окон а ты думал, это просто? через метель в феврале возвращаться к себе домой, пробираясь через по колено занесённую дорогу посёлка (почистят же только утром). дворники не справляются, но я хоть с закрытыми глазами доеду, так привык к дороге туда-обратно. ждать, пока ворота медленно отъедут в сторону, пуская меня к себе же домой. туда, где никого. псы не в счёт. загонять машину в гараж, выбираться в студёную черноту ночи. и почему с тренировок всегда так поздно возвращаюсь? одна и та же мысль каждый раз, но быстрее почему-то никак. думаешь, это приятно, когда никто не ждёт? на кухне разбиваю яйца в тарелку, ставлю тарелку в свч. пока яичница готовится, стягиваю толстовку, майку, кидаю на диван. дома тепло, можно ходить в одних шортах. вынимаю из пакета «азбуки», который привёз с собой, апельсиновый сок, наливаю в прозрачный стакан. классика жанра — ужин в одиночестве, к которому так уже привык, что даже и не знаешь, бывает ли по-другому. листаю новостную ленту в айфоне. какой-то очередной бред. доедаю яичницу, тарелку кидаю в посудомойку. вместе со стаканом сока переползаю на диван, открываю ноутбук и включаю первый попавшийся на «амедиатеке» фильм. задремав, открываю глаза, краем глаза замечая пришедшее сообщение на телефоне. «ну и дурак» «сам дурак», — улыбаюсь, отворачиваюсь и засыпаю. теперь уже глубоко. перед грозой ты улыбаешься мальчик, который хотел всё успеть. это же ты, родной. ронять тебя на землю, не боясь разбить, ведь ты не хрустальный. я в основном роняю самомнение и спесь. ниже земли, до самого горящего центра шара. утонуть в пылающей лаве, когда ладони моей касаешься, подходя сзади. — Кир. — не надо, Ильз. всё в порядке. и убить надо человека, который придумал фразу «всё в порядке», потому что нихуя не в порядке. не уходишь. настойчивый. и ясно, чьё дыхание упирается мне в лопатку. ясно, чьи пальцы ведут выше к локтю. ну куда же ты лезешь, малыш? уши закладывает от того, как ты близко. закладывает от собственных мыслей, что оглушают изнутри. разворачиваюсь, сразу натыкаясь на твой задиристый ёжик волос на висках. главное же — охуенная причёска, да, Ильз? ты быстро, как на поле, нарушаешь последние границы, касаясь кончиком носа моего. я улыбаюсь, и это, вероятно, выглядит зловеще. сдавайся, малыш. — не в порядке, Кир. завтра после тренировки на парковке. пока я пытаюсь воспроизвести вслух «а не охуел ли ты?», ты съёбываешься в своей любимой манере. легко и непринуждённо. не вини меня за то, что лечу на красный свет — хочешь посмотреть настоящую Москву? — да я вроде уже видел, — улыбаешься, не прячась, но забираешься на сидение моего мерса. это очень ебанутая идея приехать с тобой в джипси, да и я не любитель всего этого (наверное, это уже старость). но твои глаза горят, как и огни танцпола. и где-то в самом углу так невероятно сладко дёрнуть тебя на себя, чтобы совсем близко. — ты чего, легенда? — на тусе я капитан. из колонок грохочет крид. запрокидываешь голову, смеясь. я скольжу глазами по смуглой шее с венками, что выступают сквозь кожу. — я тот ещё милый ублюдок, — повторяю вслед за орущим треком. — но ты любишь таких, — меня жжёт насквозь, и тебя, я же вижу. ты стал москвичом, когда выучил все ебанутые песни крида, что звучат из каждого клуба в пятницу ночью. потихоньку отпускает и без алкоголя. отпускает, когда сам, не давая тебе отдалиться, запускаю ладони в задние карманы джинс, к себе подталкиваю. всё это плохо кончится, но тебе понравится, так, кажется? твои ладони скользят по поясу, на спину, туда, где часто оказываются на тренировках и играх. туда, где им, наверное, самое место. — ненавижу эту тупую зиму, — сильнее запахиваешь кожаную куртку (кто блядь вообще зимой ходит в кожаных куртках?). — привыкай, в Москве зима девять месяцев в году. не оглядываясь, толкаю тебя на свою машину, всем телом прижимаю, обеими руками голову держу. я отдам за тебя всё я горю в твоих лучах я клянусь, таких звездопадов, как в твоих глазах в тот момент, мир ещё не видел. и каждую звезду хочется спрятать в ладонях, запрятать поглубже и никому никогда не отдавать. целую в скулу, склоняясь, словно пробуя, как это. ловлю доверчивый взгляд, вся спесь из которого испарилась в тот самый момент, когда путей для отступления не осталось. и вдруг сердце заходится от того, какой ты на самом деле. без формы, без шуточек, без хохота. какой ты, когда мои руки на тебе. от этого уносит в далёкий космос. словно в замедленной съёмке твои ключицы выступают над воротом дорогой футболки под кожанкой. грудь медленно поднимается и опускается, преданно ожидая быть придавленной моим весом. я держу тебя всего, обнимая обеими руками за плечи и поясницу, целуя словно в первый раз. словно мне снова пятнадцать и у меня ноги подгибаются от одного твоего вида. а так и есть на самом деле. запихиваю тебя внутрь машины, сам забираюсь за руль, просчитывая, как далеко мы уедем в таком состоянии. недалеко. в паре кварталов за мостом я торможу во дворе делового центра. надеюсь, все уже ушли с работы. тебя не надо приглашать дважды. уже получив разрешение, ты ловко перебираешься на меня. сознание хочет зафиксировать в памяти вот этот момент существования. когда нет тебя и меня, есть что-то слитное и неразделимое. как троица, только вдвоём. первый стон твой — как религия. руки в джинсах, путаясь в ремне. я стягиваю кожанку с твоих плеч, матерясь, тяну наверх футболку, больно кусаюсь за плечо, потому что твои пальцы очень даже знают, что надо делать в чужих джинсах. — нереальный ты…, — хочу, чтобы ты уяснил это, запомнил, блять, навсегда. запомнил, что это я так сказал. — на твоей тусе я капитан. — мелкий засранец! тебе завтра будет больно сидеть, но тебе понравится, обещаю. * в мире, где за нас все решено, где снегами запорошен мой путь, я зову тебя по имени. открывая глаза, вижу как в панорамных окнах тихо падает последний в этой зиме снег. большими хлопьями, которые без ветра ложатся на чёрные ветки дерева, на парапет балкона. утыкаюсь носом в подушку, поворачиваю голову. — давно не спишь?.. — ага. гипнотизирую тебя, чтобы ты проснулся и принёс мне воды, — нагло заявляешь, зевая. — а может, ещё и кофе с круассанами? — неспешно подминаю тебя под себя, нависаю сверху, держа твои запястья руками. — это будет легендарный кофе и легендарные круассаны... пока я придумаю, как выматериться, ты смеёшься, приподнимаясь, и целуешь медленно. слышу твоё море, там моя надежда, поймать себя с тобой на секунду прежним. я часто вижу космос из своих окон, где-то между звёзд мне в нём так одиноко. слышу твоё море, там моя надежда, поймать себя с тобой на секунду прежним.